Лига мартинариев

В шесть утра в номер постучали. Шустрый паренек в форме отеля – синяя курточка с золотым шитьем и котелок с козырьком – протянул мне конверт.

– Велено именно в этот час, – сообщил он и презрительно фыркнул при виде скудных чаевых.

Я разорвала конверт. Подписи не было. Но я не сомневалась, что записка от Кентиса.

«Моя далекая любимая, самые сильные мучения – это, когда издеваешься над дорогими тебе людьми. Попробуй, и сама в этом убедишься. Да здравствует Лига!»

Письмо почему-то не причинило боли. Почти. Я съела еще одну булочку, последнюю, после чего устремилась в туалет. Меня вырвало. Я расплакалась, стоя на коленях возле сиреневого импортного унитаза. Было жаль отличных булочек, испеченных по тайному рецепту Ораса. Ополоснув лицо холодной водой, я дотащилась до кровати и легла, накрывшись одеялом с головой. Номер был залит солнечными лучами. Но я не задернула штор. Если солнце хочет – пусть светит. Мартинарии все равно продолжают жить в темноте…

Часть 2

Ангельский список

1

Я проснулась от невыносимой жары – кондиционер в этом шикарном люксе не работал, и солнце, заливавшее комнату через огромные окна, немилосердно раскалило воздух. Я не сразу заметила, что в комнате кто-то есть. Уловив боковым зрением темный силуэт, я переполнилась радостью, как вскрытая бутылка шампанского пузырьками, и с воплем «Кентис, наконец-то»! выскочила из кровати. Но я ошиблась. У двери стоял Орас.

– Что вам нужно? – я нырнула назад в кровать и натянула простынь до подбородка.

– Пришел за тобой, – сообщил он.

– В каком смысле? – после бутылки мартини голова моя соображала весьма худо.

– Чтобы помочь вернуться.

– Ах, вернуться?! А я не собираюсь возвращаться. Ясно? Еду учиться в столицу… или к тетке. Вот!

– Ты просто ребенок, Ева. Неужели надеешься, что Лига тебя отпустит?

– Лига? Ну при чем здесь Лига? Я отказываюсь от исполнения долга и сдаю вахту.

– Подойди к окну.

– Я не одета.

Орас пожал плечами и отвернулся. Пока я одевалась, он даже не сделал попытки подсмотреть за мной в зеркало. Меня это задело.

Сегодня вид из окна казался еще более великолепным: залитый солнцем парк, уходящий вдаль и сливающийся с полосой соснового леса. Кто бы мог сказать, что там, под корнями деревьев, находится многолетнее кладбище собак и кошек.

– Ну и что? Парк как парк! Красиво.

– Смотри на площадку у входа.

Я прижалась лицом к стеклу. Там, внизу, толпилось человек десять. Они ходили взад и вперед со скучающим видом, то и дело украдкой поглядывая наверх, будто чего-то ожидая.

– Это погонялы. Они пришли за тобой, – сказал Орас. – Бегство мартинария так же запретно, как и самоубийство. Князья кое-что разъяснили своим подопечным, и те явились наказать строптивицу. Ребята выжмут из тебя все, что можно выжать из мартинария, не убивая.

Я отошла от окна. Почему-то словам Ораса не особенно верилось. Слишком дико…

– Ты член Лиги?

– Нет. Я свободный охотник. Но в принципе, я тоже – князь.

– Как ты узнал, что я здесь?

– Один из моих людей следил за тобой. Если хочешь, идем со мной. Только быстро. Или ты как настоящий мартинарий хочешь остаться? Думаю, даже твоя бедная фантазия подскажет тебе, что сделает десяток мужиков с одной красивой девчонкой?

– Нет! – завопила я и принялась сгребать вещи в дорожную сумку. – Я еду к тетке…

– «В глушь, в Саратов»… – продолжил Орас. – А я сказал: ты едешь назад в город.

Он схватил меня за руку и поволок из номера. В коридоре нас поджидали двое парней Ораса – здоровенные, оба выше хозяина на целую голову. Но видно было, что перед ним они сильно робеют. Одного из них я сразу узнала. Это был тот курносый здоровяк, что толкнул меня на улице и рассмеялся в лицо. Зачем он это сделал? По приказу Ораса? Если сказать честно, то я бы этому не удивилась.

– Тут ошивался погоняла, но теперь он мирно лежит на черной лестнице, – сообщил с пафосом курносый. – Стоит удвоить премиальные.

– Я и так их утроил, – в тон ему отозвался Орас и повернулся ко мне. – У тебя есть черные очки?

Я отрицательно мотнула головой.

– Толик, отдай ей свои очки и шляпу, – приказал Орас курносому.

Дополнив таким образом свой гардероб, я глянула в зеркало, висевшее в коридорном простенке. Ну и видок! Будто с маскарада сбежала.

– Надеюсь, издали они не заметят твоей глупой улыбки, – усмехнулся Орас, и мы вошли в лифт.

Он был так силен, так уверен в себе, что невольно хотелось по-кошачьи к нему приласкаться. Он-то сумеет оберечь и защитить! Я невольно вцепилась в рукав его светлого летнего пиджака – надеюсь, он простил мне подобную наглость.

Едва двери лифта, приветливо звякнув, распахнулись на первом этаже, как я, вместо миловидной мордочки служителя отеля увидела… Вада. Наши взгляды встретились. Меня ошпарило ненавистью, как паром из кипящей кастрюли. Вад успел лишь раскрыть рот, собираясь кликнуть на помощь остальную компашку, но не успел. Толик сгреб его в охапку, пихнул в угол лифта и отправил кабину обратно наверх, на шестой этаж. Минуя главный холл, мы юркнули в боковой коридор, в конце которого горела зеленая лампочка с надписью «служебный выход».

– Посторонись! – рявкнул Толик идущим нам навстречу парням в синей форме отеля, и перед нами услужливо распахнулись двери.

Возможно, правда, радужные кредитки, мелькнувшие в руке Ораса, подействовали более эффектно, чем зверское выражение Толикова лица.

Едва мы вышли на улицу, как сильный порыв ветра сорвал с моей головы шляпу. Я бросилась ее поднимать и уронила очки. Разумеется, они разлетелись на две половинки.

– Что ты возишься! – прошипел над моим ухом Орас и буквально впихнул меня на заднее сиденье своего «Форда».

– Кажется, нас заметили, – буркнул Толик, садясь рядом с водителем.

Я оглянулась и сквозь заднее стекло увидела какого-то парня. Он яростно размахивал руками, призывая подмогу. В этот миг машина рванула с места.

– Гони на Круговое шоссе, – приказал Орас. – Там вырвемся.

– До Кругового еще пилить и пилить, – отозвался Толик вместо молчаливого водителя.

Словно в подтверждение его слов, на дорогу выскочило человек пять или шесть и заметались, будто норовили броситься под колеса. Но водитель успел вывернуть руль, и машина, утрамбовав колесами газон, оставила посланцев Лиги позади.

– Людям не нравится, когда подвижникам надоедает за них отдуваться, – усмехнулся Орас. – Они чувствуют себя обиженными.

– За нами погоня, – сказал Толик.

В самом деле, две машины рванулись за нами следом. Но «Жигуль» тут же отстал, а видавший виды «BMW» с помятым боком продолжал следовать за нами черной тенью. Я глянула на спидометр. Стрелка перепрыгнула отметку «сто двадцать» и продолжала ползти вправо. К счастью, шоссе было сухим и пустынным.

– Нас остановят ги-бэ-дэ-дэшники, – предрекла я.

– Это было бы нашей удачей.

Меня поразило слово «нашей». Орас отождествил себя со мною. А этого ему никак нельзя было делать. Ни в коем случае.

– ГБДД часом не служит Лиге? По-моему, они должны состоять там в качестве погонял поголовно, так же как контролеры и врачи.

– Ценю твой юмор, – скривил губы Орас.

Обшарпанная иномарка преследователей неожиданно прибавила скорости, вывернула сбоку и с наслаждением боднула новенький «Форд». Нас здорово тряхнуло, я ткнулась головой в плечо Ораса, и он, быть может, невольно, прижал меня к себе.

– Быстрее! – крикнул Орас. – Неужели нельзя обогнать это корыто!

– У них двигло не хуже нашего, – огрызнулся вместо водителя Толик. – Я бы на вашем месте отдал им девчонку.

– Твой ресторан еще не открылся, – отрезал Орас.

«BMW» немного поубавил резвости и вновь помчался сзади, но нам по-прежнему не удавалось оторваться. Мне показалось даже, что за ветровым стеклом я разглядела потные, разгоряченные погоней лица. Они ухмылялись, предвкушая… Внезапно «ВМW» снова сделал рывок и ударил «Форд» сбоку. Машина взбрыкнулась, как норовистая лошадь, перевернулась, грохнулась на крышу и помчалась дальше, обсыпая шоссе искрами и осколками своих замечательных дымчатых стекол. «ВМW» попытался затормозить, вильнул, но не сумел обогнуть изуродованный «Форд» и благополучно съехал в кювет. К счастью, все мы были пристегнуты, иначе нас пришлось бы соскребать с асфальта. А так все отделались лишь царапинами и синяками. Орас вылез там, где прежде помещалось заднее стекло и помог выбраться мне.

– Отдайте им девчонку, – прошипел Толик, стоя на четвереньках и сплевывая кровь с разбитой губы.

Отставший на время «Жигуль» преследователей, теперь с видом победителя подкатил к разбитому «Форду» вплотную. Первым на дорогу выскочил Тосс, за ним еще – трое. И среди них Вад. Поразительно, как быстро он сумел выбраться из лифта.

– Господин Орас, вышло небольшое недоразумение, – Тосс явно не хотел ссориться с кормильцем города. – Вы, разумеется, можете идти, куда хотите, и ваши люди – тоже. А мы тут немного поучим девчонку…

– Чтобы не забывала, кто она, и что должна делать, – ухмыльнулся из-за его спины Вад.

– Вы разбили мою машину, – напомнил Орас.

– Это мы уладим, – понимающе хмыкнул Тосс. – Машина стоит подороже девчонки. Так ведь?

Я вцепилась в руку Ораса как клещ.

– Не оставляй меня ради бога, не оставляй, Андрей, миленький! – завопила я истерически.

Орас глянул на пассажиров «ВМW», выбиравшихся из кювета и, будто через силу, кивнул.

– Берите ее, – сказал он с неожиданной злобой, схватил меня за ворот подаренной им самим куртки и поволок, как котенка, к машине Тосса.

Я завизжала и попыталась вырваться – но куда там! Я лишь беспомощно барахталась в ветровке, как в мешке, дрыгая всеми четырьмя конечностями. Тосс хотел перехватить меня, но Орас отстранил его руку, давая понять, что хочет сдать товар лично. Потому что там, в машине, сидел еще один пассажир – склонившись, он прикрывал лицо руками, будто сторонился яркого света. Но даже сквозь сплетенные пальцы я разглядела его глаза, необыкновенно синие и неподвижные. Я беспомощно протянула к нему руки, всё еще надеясь на чудо. Но Кентис сделал вид, что не заметил моего жеста. Он выбрался наружу, по-старчески согнувшись, и на губах его появилось что-то похожее на улыбку.

– Она ваша! – крикнул Орас обступившим машину посланцам Лиги и швырнул меня на заднее сиденье.

Тосс подскочил к машине и хотел лезть внутрь, но Орас развернулся и изо всей силы ударил его кулаком в висок. Тосс без звука свалился к ногам Андрея. Двое погонял рванулись ему на помощь, но в то же мгновение в руках Ораса сверкнул вороненый металл пистолета. Когда он выстрелил, я зажмурилась и заткнула уши руками. Так что не могу сказать, попал ли он в кого-нибудь или они сами растянулись на асфальте после его приказа лечь лицом вниз, а выстрел был сделан лишь для устрашения. Думаю, что последнее. Когда приказывает Орас, желающих противиться не находится. К тому же в этой компании только Тосс, теперь распростертый недвижно на асфальте, был настоящим бойцом. Остальные умели жрать, но не умели драться. А Кентис продолжал стоять и улыбаться.

– Это ты сказал Тоссу, где можно найти Еву? – спросил Орас, поворачиваясь к нему.

– Нет, нет, клянусь! – Кентис энергично затряс головой.

– Лжешь! – Орас хотел ударить его и уже поднял руку, но передумал и махнул своим людям. – Все в машину!

В следующую секунду «Жигуль» оставил лихую компанию возле поверженного «Форда» и выехал на шоссе.

– Кентис тебя предал, – со злостью проговорил Орас. – Сначала выдал своим дружкам из Лиги, а потом явился посмотреть, как тебя будут истязать. Это самое худшее в человеке: мартинарий и погоняла в одном лице.

– А я перед ним преклоняюсь, – заявила я с вызовом, но при этом нелепо хихикая. – Для Кентиса нет предела… хи – хи… Он недостижим… он… хи-хи… мученик… хи-хи… – я ненавидела себя за этот дурацкий смех, но ничего не могла поделать.

– Тот же наркотик…

Он не договорил. Сзади разлетелось стекло, и Ораса швырнуло вперед. Утопающе взмахнув руками, Андрей стал медленно сползать меж сидений. На его светлом пиджаке вылупилось черное пятно и, багровея, начало расползаться вширь.

– Ораса убили! – завопила я.

– Не надо так визжать, Ева, – пробормотал Андрей, пытаясь выбраться из-под сиденья. – По-моему, я еще жив.

2

Я увидела ее в просторном холле больницы, и вид у нее был не озабоченно – больничный, а небрежно-гостиничный. Ее шелковое платье, расшитое бисером, с претензией на недостижимое, раскинувшись, занимало полдивана, а брючки сопливым атласным блеском могли соперничать с юбками какой-нибудь любведарительной императрицы. Вот только голова Катерины Орас, наскоро и небрежно причесанная, со стянутыми на затылке в узел волосами, казалась необыкновенно маленькой и жалкой. Я постаралась остаться незамеченной и спешно передвинулась в угол, за волосатый ствол пальмы. Наверняка Катерине уже сообщили, что Андрей здесь, и она теперь поджидает супруга. Я ей позавидовала. Сильно-пресильно. Быть женой Ораса – это значит легко и весело, а главное – беззаботно шагать по жизни. Если бы я была на ее месте! Я представила себя в этом платье и шелковых брючках, и поняла, что выглядела бы идиоткой.

Орас вышел в холл и остановился, будто споткнулся обо что-то невидимое. Похоже, увидеть жену он здесь не ожидал. И – могла в этом поклясться – не очень хотел. Перепачканный в крови пиджак он держал в руках, а вместо рубашки на нем была больничная ситцевая блуза в мелкую синюю полоску, небрежно наброшенная на плечи. Под ней виднелись бинты только что наложенной повязки. Он выглядел неловко и трогательно – в таком виде перед людьми чужими Андрей ни за что бы не решился предстать – я была в этом уверена. Выходило, что я ему не совсем чужая. Но Катерина испортила весь… Я так и не решилась закончить мысль словом «спектакль».

– Зачем ты здесь? – спросил он у жены, даже не пытаясь скрыть раздражения.

– Хотела тебя спросить о том же, – Катерина со злостью швырнула окурок на пол, но с места не сдвинулась.

– Видишь ли, в меня стреляли, – в доказательство Орас тряхнул в воздухе испорченным пиджаком.

Это известие, казалось, нисколько не смутило Катерину. Она состроила презрительную гримасу, которая могла означать лишь одно: «Какое мне до всего этого дело?»

– А ты? – спросил Орас.

– Олежку сбила машина… – проговорила Катерина, едва ли не с торжеством в голосе.

…Красные сливы бильярдными шарами посыпались на мраморный пол. Падая, они разбивались и растекались кровяными пятнами…

– Он в реанимации…

– Так серьезно?

Лицо Ораса сделалось почти глупым – не в силах уяснить ситуацию, он бормотал что – то про разбитую машину, про то, что нужно было позвонить ему на мобильный, попытался залезть в перепачканный пиджак, но раненая рука мешала, он в ярости швырнул пиджак на пол.

– Кажется, безнадежен… – раздался, будто издалека голос Катерины.

– Что?! – взревел Андрей и бросился назад к стеклянным дверям, ведущим внутрь больницы.

А госпожа Орас закурила новую сигарету. Она казалась возбужденной и… довольной.

Несмотря на все старания судьбы и мой собственный отнюдь не маленький вклад во всё, что со мной случалось, мне никогда не достигнуть наивысшего пика страдания. Оплакивать гибель собственного ребенка – нет, это мне не грозит. Просто потому, что детей у меня нет. Вообще-то ребенок намечался в первый год после нашей с Сашкой свадьбой. Не то, чтобы мы его особенно хотели, но и не препятствовали зачатию. Он сам соизволил начать свою жизнь. И мы радовались его своеволию. Малыш рос день ото дня внутри меня и – как мне мечталось – уже шевелился.

По глупости мы с Сашкой поехали в отпуск в глушь, целыми днями бродили по лесу, лазали по скалам и ночевали в палатке. Когда открылось кровотечение, едва успели добраться до какой-то паршивой больнички. Кровь так хлестала, что пришлось под меня подкладывать целую простыню, и она пропиталась насквозь. Молоденький врач, услышав о сроке, страшно перепугался. Он сделал всё, что мог и умел. Но, извлекая по частям моего не рожденного мальчика, зачем-то поставил банку на столик перед моими глазами. Так и запомнилась навсегда лягушачья кукольная лапка с неправдоподобно тоненькими пальчиками отдельно от тельца. Мне казалось тогда, в полубезумии, что сейчас врач соберет все части, сложит, проверит – и оживит. Потому что невозможно поверить, что чудо, которое зрело внутри меня, прекратилось. Что его больше нет. Есть только я, моя грудь, истекающая молозивом для не рожденного малыша, мой живот, всё еще сохраняющий округлость, мои кровоточащие внутренности, исторгшие беззащитное тельце. А его – нет. Не ведаю, была ли у не рожденного душа. Но если «да», то она навсегда прилепилась ко мне и сжилась с моею душою. И теперь до смерти я буду думать о нем, прикидывая, каким бы он стал, как выглядел бы, как говорил. На кого он был бы похож? На меня? Или на Сашку? И как бы капризничал по вечерам, не желая ложиться в кроватку. Постоянно прикидываю, сколько ему было бы сейчас лет. Выходило, что он ровесник Олежке. Чуть ли не день в день. От этой мысли у меня всё перевернулось.

Орас вырвался из стеклянных дверей и, проскочив мимо Катерины, будто и не видел ее, бросился ко мне.

– Почему я не отдал им тебя, сука! – он схватил меня за горло и рванул с такой силой, что поднял в воздух.

Наверное, на несколько секунд я потеряла сознание, потому что очнулась уже на полу, и Ораса не было рядом. Надо мной, разглядывая меня, как какую-нибудь козявку, стояла Катерина.

– Еще раз увижу с Андреем, изувечу, – процедила она сквозь зубы. – И не воображай, что ты его вытащишь!

«Откуда вытащу?» – хотела поинтересоваться я, да не успела: Катерина изо всей силы пнула меня носком туфельки в бок.

Я вскрикнула от боли. Ей это понравилось, и она ударила еще раз. Я закусила губу и решила всё перетерпеть. Пусть это маленькое избиение послужит слабым наказанием за то, что я нарушила долг мартинария и попыталась сбежать. При третьем замахе остренький каблучок Катерининой туфельки подвернулся, и госпожа Орас, потеряв равновесие, шлепнулась рядом со мною, шитое бисером платье веером раскинулось по мраморному полу.

– Мне очень нравится Олежка, я вам сочувствую, – пролепетала я. – И если бы можно было что-то исправить…

Тут я почувствовала, что кто-то поднимает меня и тащит в сторону.

– Это я виновата! – крикнула я распростертой на полу Катерине.

– Молчи, дура! – прошипел за спиной Пашка и толкнул меня к дверям, ведущим на улицу.

– Куда ты меня тащишь? – пробормотала я, оглядываясь.

– В отделение полиции, – отозвался Нартов, ускоряя шаги.

Не поспевая, я бежала за ним, всхлипывая втягивала в себя прохладный вечерний воздух. Несколько в стороне у тротуара Павла ждала служебная машина с шофером.

– Мы там уже были! – выкрикнула я, опасаясь, что Пашка меня просто не слышит. – Я написала заявление. И господин Орас тоже…

– Именно заявление, – прошипел Пашка, запихивая меня на заднее сиденье. – Ты должна его забрать.

– С чего это вдруг? – я безуспешно пыталась выдернуть руку, зажатую, как клещами, Пашкиными пальцами. – Меня хотели убить. За нами гнались… машину всю расквакали. В Андрея стреляли.

– Речь сейчас идет не об Орасе. Он может болтать что угодно – о разбитом «Форде», о стрельбе – пожалуйста. А вот ты что там насочиняла? Тебя же никто пальцем не тронул!

– То есть как, – я растерянно заморгала.

В самом деле – Пашка был абсолютно прав. Мне не на что было жаловаться!

– Но мне угрожали, – я как будто оправдывалась. – Я так и написала: угрожали…

– Кто угрожал? – передразнил меня тонким жалобным голоском Пашка.

– Ну, эти… Тосс и Вад. Остальных я не знаю.

– Ах, Тосс и Вад! А почему тогда ты пишешь «Лига»?

– «Лига»? – переспросила я.

Разве я что-то писала про Лигу? Хоть убей, я не могла вспомнить.

– Ну да, ты заявила, что тебя преследовали по приказу Лиги. Ты хоть понимаешь, курица, что завтра эта белиберда будет в местной прессе, а послезавтра – в столичных желтушках на первых полосах?

Я схватилась за голову. Неужели я в самом деле написала про Лигу?

– Это Орас убедил меня написать заявление. Будто бы они…

– Оставь в покое Ораса. Он к Лиге не имеет никакого отношения. А ты сейчас же пойдешь и заберешь заявление.

– А вдруг они нападут на меня снова? Я боюсь. Тосс…

– Тосс в больнице. Сейчас он ни на кого не нападет. Если ты будешь вести себя благоразумно, он тебя пальцем не тронет – это я тебе гарантирую. Благоразумно – ты хоть знаешь такое слово? Надеюсь, что да. Но если завтра о Лиге благодаря тебе начнут болтать на каждом шагу, придется натравить на тебя два десятка твоих братьев-мартинариев.

– Послушай, Пашка, ты что, в Лиге? Неужели ты тоже мартинарий?

– Господи, Ева, я каждый раз поражаюсь, какая же ты дура! Я работаю у Старика и забочусь о безопасности города – неужели не ясно? Разумеется – мы, – он подчеркнул это «мы» довольно заметно, – знаем о действиях Лиги. Но контролируем. Поняла?

– Пашенька, дорогой, ты меня спасешь? Мне больше не на кого надеяться – только на тебя! Ведь ты все время мне указываешь, как поступать. Я не слушаюсь. То есть не всегда слушаюсь, но теперь я постараюсь…

Он брезгливо поморщился.

– Ева, если ты увидишь слизняка, что ты сделаешь?

– Слизняка? – переспросила я, не сразу сообразив, что он собирается поведать одну из своих глубокомысленных притч.

– Да, слизняка. Вот он ползет, липкий, жирный. Оставляя после себя такой же липкий след. Ты смотришь на него и стоишь перед дилеммой: раздавить его или нет. Если раздавишь – сам весь перепачкаешься. А если нет – он перепачкает всё вокруг. Всё, что тебе дорого…

– Пашка, ты это… обо мне?

– А ты как думаешь?

– Но почему?

– Как иначе относиться к человеку, который вечно шлепается в грязь? Который сам себя не уважает. Ты – жалкое ничтожество. Тебя никто никогда не будет любить. Запомни это: никто и никогда. Будут затаскивать в койку, а потом вышвыривать пинком под зад. Когда в очередной раз ты шлепнешься мордой в грязь, вспомни мои слова.

Я слушала его и растерянно хлопала глазами. Я даже не плакала почему-то, хотя от таких слов можно разрыдаться в три ручья. Я была просто-напросто обескуражена. Неужели я в самом деле вызываю такое презрение и ненависть? Разве я кого-то обидела, предала? Разве я подличала или хитрила? Так за что же он так меня ненавидит? Будто за уродство какое… Или… я в самом деле урод?.. Урод – я медленно проникалась этим чувством. Урод, который отказывается от лечения и гордится своим уродством. На мгновение у меня перед глазами мелькнуло лицо Вада. Оказывается, мы с ним схожи, и он не случайно выбрал меня. Нет, это не так, не так! Пашка лжет, я ему не верю! Не верю!

Машина затормозила у старого краснокирпичного домика, где уже много-много лет, дожидаясь нового здания, ютилось отделение полиции.

– Иди и забери заявление, – просипел мне в спину братец, выпихивая меня на тротуар.

– Ты подождешь меня? – спросила я жалобно. – Подкинешь до дома?

– Я возвращаюсь в мэрию, – последовал ответ. – Доберешься как-нибудь сама. Служебная машина не предназначена для использования в личных целях.

Когда он говорил вот так, я не понимала – то ли он идиот, то ли просто издевается.

3

Орас вышел из больницы уже в темноте. Несколько минут он оглядывал стоянку, прикидывая, где может стоять его «Форд», потом вспомнил, что утром бросил изуродованную машину на шоссе. И сейчас наверняка она находится у него в гараже, а «Жигуль» Тосса, на котором Орас удрал от погони – у полиции. В больницу его доставила приехавшая по вызову полиции «скорая». Кажется, из всей утренней команды сюда его сопровождали только Толик и Ева. Но Еву он обозвал последними словами и выгнал как провинившуюся собачонку: он понимал, что должен, вспоминая эту безобразную сцену, испытывать чувство вины, но ничего не испытывал, абсолютно ничего. Толик уехал из больницы несколько часов назад вместе с Катериной, обещая пригнать для шефа «Мерс» из гаража, как только Орас позвонит. Но Орас не позвонил. Он просто забыл об этом. Он вообще забыл обо всем, сидя в этой маленькой темной комнатке с пищащими на разные голоса приборами, с темными экранами, по которым разбегались зеленые змейки сигналов.

Сейчас, стоя на полупустой стоянке и ежась от прохладного ночного ветерка, он раскладывал по полочкам все события этого безумного дня, будто надеялся найти в своих действиях ошибку, повлекшую за собой… Даже мысленно он не позволял себе обозначить подлинными словами то, что произошло.

Его слегка знобило от полученной раны, и он подумал, что неплохо бы сейчас зайти в бар и выпить чего-нибудь покрепче, хотя обычно он пил лишь легкие вина, зная, что алкоголь разлагает энергопатию почти без остатка. В двух шагах от больницы находился его собственный бар. Орас безошибочно вычислил, что здесь никогда не переведутся посетители – тот, кто только что узнал о кончине близкого человека, тот, кто доставил жену в родильное отделение, тот, кто днем зашел навестить старика-родителя и не обнадежился его состоянием – все они найдут удобную тропинку, ведущую в маленький бар без окон, где подадут не только выпить, но и перекусить. Только он никогда не думал, что сам будет одним из посетителей.