Ковидалипсис. Книга 1. Новый Разумный

Предисловие

Многие думают, что стрела времени нерушима. На ней есть точка, именуемая настоящим, слева и справа от которой – прошлое и будущее. И эта точка движется от «оперения» к «наконечнику» с постоянной скоростью. Но при таком порядке вещей получается, что в Мире не существует Свободы. Это как кинофильм, в котором кадры идут друг за другом, и ничего нельзя, просто невозможно изменить. Плен, где каждый твой шаг, каждый вздох уже предопределён.

Это – простая и понятная схема мироздания, к сожалению, ставящая жёсткие границы. Границы в сознании.

Но стоит лишь допустить существование выбора и случайности, и Мир, без того огромный, вырастает до бесконечности. Мало того – превращается в бесчисленное множество Вселенных и усложняется до абсолютной непознаваемости.

Очень трудно передать то чувство, которое испытываешь, осознавая себя частью такого Мира. Но тем не менее стоит попытаться.

Глава 1 Охота

16 августа. Европейский Заповедник. Человек.

Иногда он задаёт себе вопрос: что же там, в космосе? Есть ли хоть кто-нибудь? И сразу отвечает: безусловно, есть. Ведь в этом океане плавают миллиарды звезд, и свет каждой притягивает. Будь то планеты, астероиды, космические корабли… Жизнь. Она так же естественна в космосе, как и смерть. Каждая холодная глыба таит в себе хотя бы крупицу жизни. Она дремлет, затем пробуждается и прорастает, распускается и цветёт, подобно прекрасной розе. Но тут же возникает новый вопрос: а разум? Есть ли он среди звезд?..

Высокая трава поляны шелестит на прохладном ветерке, ночной воздух пропитан осенней свежестью. Над этим зелёным озером, тонущем в море леса, совсем невысоко поднимаются крохотные светящиеся точки. Они сгущаются, то тут, то там танцуют вальс. Вокруг со скрипом шевелятся сосны. Их громады, дирижируя, мерно пошатываются из стороны в сторону. Хвойные ветви плавно машут косякам птиц. Где-то заиграл сверчок. Защебетал припозднившийся скворец. Бал. Один из немногих оставшихся.

Человек лежит посреди поляны, закинув руки за голову. Слушает симфонию леса, смотрит в ночное небо. Такое звёздное, небывало яркое. Думает.

Млечный путь растянулся по чёрному холсту, сияя белизной. Столько света, столько красоты. Иногда верится, что он действительно появился во время игр древних богов. Расплескавшееся молоко из груди прекрасной Геры. И его брызги – кометы, всё ещё разлетаются, бороздя бесконечность.

Человек, прикрыв глаза, вздыхает. Этот лес так спокоен, так гармоничен… неужели в мире ещё остались уголки, где можно вот так просто лежать, забыв обо всех прошлых бедах, о пережитом горе, об увиденной смерти? Неужели проклятая Машина нового человечества никогда не доберётся сюда, не вырубит все деревья и не возведёт свои заводы-матки? Им же наплевать на планету, на природу, на жизнь. Они хотят лишь прогресса, этого процветания цивилизации, выхода на новый уровень… построить как можно больше стальных машин – этих дронов; бетонных зданий-коробок – чёртовых ЗПСП…

Блёкло-карие глаза смотрят в звёздное небо. Что вам, звёзды, до какой-то крохотной планетки, разрываемой прогрессом? Здесь даже самим землянам наплевать, а вам уж точно…

Одна из звезд начинает стремительно расти, всё больше и больше. Наконец, превращается в дискообразный объект. Тот, свалившись с неба, бесшумно парит над лесом. Человек спокойно и равнодушно наблюдает за ним. Летающий аппарат приближается к поляне. Изумрудный луч вырывается из него, наводится то на один, то на другой куст.

«Хм, ищейка, – думает человек, нахмурившись. – Не ожидал такой встречи. Убьёт. Но сейчас это не имеет значения».

Объект всё шарит лучом, и уже почти у того места, где лежит он. Тогда человек достаёт из кармана кожаной куртки небольшой чёрный цилиндр. В нём что-то щёлкает.

Резким движением человек поднимается. Луч аппарата тут же упирается в его грудь, вмиг багровеет.

– Отведай-ка, железяка, – с ухмылкой проговаривает человек, размахивается и швыряет цилиндр в аппарат.

Сине-белый электрический разряд фотовспышкой озаряет ночь. Объект с металлическим лязгом падает на землю.

Человек подходит к поверженному диску, несильно пинает, проверяя: «Жив – нет?» Диск метр в диаметре, как сплюснутый волчок – древняя игрушка, недавно видел в одном европейском городе.

«Ну вот, как раз батареек нет», – думает человек, рассматривая летающую тарелку. Затем легко подхватывает её, берёт под мышку и направляется в лес.

16 августа. Станция «Луна-9». 501-й.

Длинный коридор. Кругом металл. Синеватый мрак. Механизмы в прозрачном полу перемигиваются белым, зелёным, редко красным. Правильные геометрические формы, прямые углы. С потолка свешиваются ребристые синие трубки. Едва слышное гудение сопровождается редким писком электроники. 501-й идёт, смотрит на бесчисленные капсулы вдоль стен. Одни пусты, ждут своих хозяев, в других уже работают. Перед смирно стоящими людьми на стеклянных колпаках капсул мелькают символы, сообщения, движутся картинки. В ногах у каждого – длинный номер. 501-й смотрит на последние три цифры: 402, 403, 404…

Кругом – цифры. Числовой мир. Простой и понятный. Всего лишь десять закорючек, придуманных тысячи лет назад древними. Тогда, создавая этот алфавит, они не представляли, что закладывают первый кирпич в модель всего Мира, всей Вселенной. Теперь же всё – это комбинации и сочетания цифр. У каждой звезды, планеты, у каждого живого существа есть свой код. ОднОзначный, двух, трех, ста, тысячи и больше. Так всё просто.

458, 459… Но этот код есть далеко не у всего. Только у того, до чего дотянулся глаз человека. И этого непозволительно мало. Человечество достойно большего, может больше, чем тысячелетия сидеть на своей планете. И они, Наставники, помогут нам вырваться из плена Земли. Да что там, уже помогают…

496, 497… И никто не должен помешать этому. Помешать торжеству разума, исследования, науки!

501-й останавливается перед своей капсулой. Его переполняет чувство гордости. Гордости за Человечество, за ту великую цель, что светит впереди. За то, что он, 501-й, изо дня в день приближает её вместе с миллионами Новых.

Он встаёт в капсулу, спиной опирается о мягкое тёплое покрытие. Стекло опускается. На нём сразу же появляются разноцветные символы. Часы в верхнем левом говорят, что осталась минута до начала рабочего дня – ещё есть время пролистать ленту новостей. 501-й закрывает глаза, начинает шарить в потоке информации, выплеснувшемся перед ним по мысленному запросу.

Политика, образование, культура… вот, наука. Так, что здесь… Человечество раскрыло секрет червоточин… мгновенные путешествия в другие миры возможны… Совет Наставников возложил запрет на дальнейшие исследования ввиду неготовности людской расы к подобному… прорыву. Земное правительство не комментирует…

501-й открывает глаза и горько улыбается. Любимая фраза Наставников: «Человечество не готово… люди ещё недостаточно созрели…» Когда же, наконец, будет позволено вырваться за пределы нашего мира?! Здесь уже нечего ловить, а там, за гранью, столько всего интересного…

Конечно, автоматические аппараты Всемирной Космической Ассоциации уже давно избороздили всю Солнечную систему и направились дальше, к ближайшим звёздам. В новостной ленте недавно было сообщение о приближении одного такого к звезде Барнара, на второй планете от которой, по довольно точным научным данным, существует богатая биосфера. Даже опубликованы завораживающие фотографии, полученные знаменитым лунным телескопом. И это только подогревает интерес увидеть всё своими глазами.

Но, несмотря на отличную изученность Солнечной системы, даже на ближайшие планеты человеку-колонисту путь закрыт. Всё те же неясные запреты Наставников.

Раздаётся гудение в голове. Рабочее время настало.

– Пятьсот Один вступил в патруль, – сообщает он Системе, когда та заикнулась напомнить о начале рабочего дня.

Перед взором появляется лицо навигатора: белая голова с круглой лысиной и острым подбородком, большие голубые глаза, брови-линии, тонкий рот, крохотный нос. Человек. Такой же, как все Новые.

– Рад видеть вас, Пятьсот Один, – шаблонно говорит навигатор. – Надеюсь, курс реабилитации после инцидента пошёл вам на пользу.

501-й кивает. Ему не хочется вспоминать тот неприятный случай. Навигатор продолжает:

– Вывожу на экран координаты района для сегодняшнего патрулирования. Местность пересечённая, в город вас выпускать не следует… пока. Надеюсь, понимаете: в Японии вы показали себя не с лучшей стороны.

501-й спокойно слушает. Как и все Новые, он лишен низменных, ненужных чувств, которые непременно должно вызвать воспоминание о том самом первом патрулировании.

– Район безлюдный, – говорит навигатор. – Хорошо подходит для тренировки. Удачной охоты!

501-й не понимает, была ли последняя фраза шуткой. Он водит по стеклу, делает необходимые манипуляции, готовится к вылету на Землю.

Навигатор исчезает, и вместо него появляется большое чёрное окно. 501-й концентрируется, готовясь к слиянию с машиной. Чувство пространства исчезает. Больше нет запаха металла, нет мягкого покрытия под спиной и холодного стекла под пальцами. Чернота. И он в ней. Длится это пару секунд, и вот 501-й видит огромный ангар, залитый тёмно-синим светом. На гладком металлическом полу плотно друг к другу стоят тысячи дронов. Он в одном из них.

– Приготовьтесь к вылету, – звучит приятный женский голос Системы.

Многих молодых Новых ещё во время обучения в Академии интересовал вопрос: почему этот голос принадлежит именно женщине? Ведь у эволюционировавшего человечества нет деления по половому признаку, и голоса у всех хоть и разные, но больше мужские или, как бы сказали предки, юношеские. Ответ прост: первый прототип Системы был создан ещё до появления homo novus, а «приятный женский голос» принадлежит жене одного из ведущих программистов того времени. Нужно с уважением относиться к наследию предков, говорили учителя, поводя указательным пальцем.

501-й поднимается над армадой дронов, разворачивается к выходному люку. Круглая заслонка медленно откатывается. За ней – космос. Миллионы звезд, тысячи созвездий. В левом углу – Солнце. Невозможно-яркое, слепящее, выжигающее сетчатку, но такое красивое.

– Старт! – даёт команду Система.

501-й резко вылетает из ангара, оказывается в космическом пространстве. Даёт крен вправо, летит над поверхностью Луны. Она вся серая, исчерчена прямыми, образующими причудливые геометрически правильные рисунки. Лунные города. Города Наставников.

Солнце оказывается позади, а впереди – Земля. Родина человечества. Плен, из которого оно всё никак не может вырваться. Но как же он чудесен… Синий шар в голубом ореоле, и посреди, растянувшись от полюса к полюсу, в лучах светила зеленеет Америка. Белые облака окутывают планету. Они закручиваются, растягиваются, сталкиваются, образуя большие массивы, наплывают на континент, распадаются и тают.

Дрон 501-го всё ближе к планете. Зелёный треугольник-ориентир мелькает на её поверхности – место патрулирования.

Земля занимает почти весь обзор. Орбита. Издалека не видно, но планету опоясывает большое кольцо. Оно металлически поблёскивает на солнце и поначалу кажется единым, гладким, даже скользким. Но 501-й подлетает ближе, и пояс распадается сначала крупными кусками, потом начинает дробиться. Космический мусор. Старые спутники, станции, ошмётки космических аппаратов.

Ещё лет сто назад Железный пояс не существовал. Все эти куски металла беспорядочно кружили у Земли. Действующим станциям постоянно приходилось лавировать, минуя столкновение с каким-нибудь древним круглым спутником или с песчинкой, двигающейся с невероятной скоростью и способной пробить навылет самый прочный корпус.

Приход Наставников изменил облик над небом. Над экватором растянулась сверкающая металлом лента. Теперь современные орбитальные станции используют Железный пояс как сырьевую жилу: находясь с ним на одной орбите, они собирают металл, тут же переплавляют и пускают в дело.

Зеленый треугольник показывает, что район патрулирования на ночной стороне планеты. 501-й летит на запад. Под ним сверкает Железный пояс, дрон будто скользит по нему. Затем отходит от экватора, поднимается выше. Снизу – синева Тихого океана. Она сверкает, переливается под белыми, закрученными в циклоны облаками. Солнце позади, готовится к восходу. Дрон подлетает к архипелагу Японии, и светило нехотя закатывается за горизонт, чтобы через час вновь показаться.

Огромный остров сияет ночным электрическим светом. Мегаполис, раскинувшийся от одного побережья до другого. 501-й помнит его неоновые огни, окутывающие величественные небоскребы; оживлённые магистрали, желтыми артериями опутывающие город; звуки толпы, техники, суеты, не утихающие даже в столь ранний час. Дрон рвётся вниз, хочет спуститься, окунуться в этот котел жизни, но 501-й знает устав, помнит тот неприятный инцидент…

Он летит дальше. Китай, также горящий миллиардами костров. Пожар жизни бушует и на огромных равнинах, и в горах, и на воде, и в небе. Этот район уже несколько столетий имеет наибольшее число жителей. Здесь дроны ежеминутно сканируют чуть ли не каждый метр.

Но зелёный треугольник показывает дальше и правее, на район России. Снизу проносится Сибирь, Урал, и вот виднеется чёрная полоса Стены, от севера до юга, насколько хватает взора. После Стены – Европа. За триста восемьдесят тысяч километров отсюда в своей тесной капсуле 501-й горько вздыхает. Всё самое интересное пролетело мимо него, точнее под ним. Правду сказал навигатор: глушь та ещё.

Дрон парит над пустыми городами. Те похожи на застывшие, обесточенные агрегаты, уже давно выработавшие весь свой свет и тепло. От былого перемигивания лампочек, жужжания микросхем, металлического гудения валов и ряби мониторов остались лишь холодные, чёрно-серые корпусы. По всей европейской равнине они образуют правильные ряды и шеренги, совсем редко пересекающиеся и налезающие друг на друга. Хочется спуститься, посмотреть поближе и, может быть, завести хотя бы один агрегат. 501-й видит приближение треугольника-ориентира, поэтому позволяет себе снизиться чуть раньше, чем положено. Тёмные параллелограммы резко вырастают, и вот уже со всех сторон молчаливо возвышаются вытянутые небоскрёбы, отражая стеклянными поверхностями поблёкшие звёзды. То тут, то там виднеются тучи птиц, взлетающих с крыш, карнизов и балконов. Порой чувствительный микрофон улавливает их клёкот. Кроме этого звука доносится лишь тихий стон сквозняков –  вечных спутников европейских мегаполисов. Он звучит то совсем тихо, то перерастает в настоящий вой. Тогда кажется, что это плачут те самые обесточенные мониторы-здания, тоскуя по минувшему, наполненному какофонией звуков, сияния и суеты.

Неожиданно небоскрёбы начинают терять в росте, затем вовсе пропадают. Впереди – бескрайний ворсистый ковёр леса. Тот самый Великий Европейский Заповедник, созданный два столетия назад. Он расположился в самом центре равнины и занимает квадрат размером чуть меньше пятисот километров в поперечнике.

Ещё до прихода Наставников великие умы человечества задумывались над тем, как сохранить наследие природы, доставшееся «бонусом» вместе с завоёванной планетой. Многие виды животных и растений вымирали в изменившейся с появлением технически развитой цивилизации среде: гибли в нефтяных лужах, в лесных пожарах, в химически и радиоактивно заражённых зонах… Ранее созданные малые заповедники в конце концов пожирались либо наступающим городом, либо кислотными дождями и тем же огнём. Тогда две мировые державы, ненадолго забыв о вражде ради великой и благородной цели, договорились о создании локальных заповедных зон на территории каждого континента. Огромный размер, усиленная охрана и неприкосновенность зон позволили сохранить, восстановить и даже приумножить многообразие биосферы.

Район патрулирования уже близко, и 501-й начинает снижаться. Под ним – поляна, поросшая высокой травой. Тут и там видны торчащие кустарники.

Дрон ещё в двухстах метрах над поверхностью, а датчики уже фиксируют наличие в воздухе биологического материала человека. 501-й удивляется. Пытается установить, кому принадлежит ДНК. Система выдает ответ: Кристофер Прохнов, террорист, бывший активист «Человечества», находится в розыске, согласно статье №16/764 «Геноцид» Всемирного Кодекса приговорен к уничтожению.

– Сообщаю, – где-то далеко раздаётся голос 501-го, – в патрулируемом районе обнаружено наличие лица, подлежащего уничтожению. Жду приказ.

– Действуйте по Кодексу, – отвечает навигатор – странно, что не Система. – Найти и ликвидировать.

Дрон сканирует местность. 501-й видит биологический след: оранжевые пятна в черноте. Он уже в метре над поверхностью. Изумрудный луч шарит, сверкая в темноте, облизывает редкий кустарник, отбрасывающий тень. След человека становится яснее, отчётливей. Где-то здесь, совсем рядом. 501-й сосредоточен, напряжен. Сейчас он полностью чувствует машину и обстановку вокруг, слышит и видит, чует запах жертвы. Зачем-то в голову лезет прошлый инцидент… Гнать эти мысли. Они отвлекают, мешают сосредоточиться, вызывают какие-то странные, совсем чуждые Человеку Новому эмоции.

«Стоп, – думает 501-й. – Я – машина. Нет ничего кроме меня и поставленной задачи».

Из травы впереди вскакивает оранжевая фигура. 501-й реагирует мгновенно: грудь террориста в перекрестье прицела, через секунду красный луч расщепит жертву, превратив в пыль… но охотник медлит.

Он начинает чувствовать свои напряженные мышцы, влажную кожу, пот, струящийся по гладкой голове… Теряет контроль над дроном. Десинхронизация. Нет… нет! Он собирает всю волю и вновь вливается в машину.

Сканер ДНК отключается, и вместо оранжевой фигуры появляется человек в чёрной потёртой куртке. Половина его лица скрыта белой маской-респиратором, на морщинистый лоб спадает копна волос. Глаза улыбаются. Нужно немедленно ликвидировать его. Террорист, активист «Человечества», убийца, преступник… Но 501-й не может. Воспоминания вновь затекают в разум, сплавляются там в кувалду и начинают всё крушить.

Её глаза. Они такие же, как у всех. Как у людей.

Невероятно – увидеть девочку лет шести. Лямки салатовых штанов поверх радужной водолазки, алая бейсболка задом наперёд. Невинная улыбка, раскосые глаза… Её звали Аманда Ли, но 501-й узнал об этом уже после той встречи.

Это был его первый рейд. Боевое крещение. Он и ещё три дрона патрулировали один из тысяч районов Японии. Искали террористов и незарегистрированных. 501-й летел по широким коридорам-улицам верхних этажей одного из гигантских небоскрёбов, сканировал прохожих. Мимо проплывали рекламные вывески, сверкающие разноцветными неоновыми огнями; шум толпы доносился из переполненных забегаловок; на тротуарах медленно перемещался по двум направлениям плотный людской поток, а по дорогам единой рекой на огромных скоростях бежали автоматические электромобили. Япония – район с самой большой плотностью населения в мире. Район, в котором преимущественно живёт Человек Разумный.

Напарники были поблизости. Тогда 501-го посетила мысль, что он не общался с ними с самого выпуска из Академии. 003-й, 202-й, 100-й. Во время учёбы они сдружились и почти всегда были вместе, поэтому Система определила их в одну патрульную четвёрку. 501-й решил связаться с одним из друзей, но в ответ: «Отставить».

Система выдала: «Обнаружено незарегистрированное лицо», и 501-й сразу увидел её. Она стояла под щелью в потолке, в которую просачивался дождь. Мокрая, счастливая, живая. Капли падали на лицо, на улыбку, стекали по тонкой белой шее. Она расставила руки так, чтобы вода барабанила по ладоням.

«Обнаружено незарегистрированное лицо, – повторила Система, добавила: – подлежит уничтожению».

После этих слов 501-й автоматически сообщил приговор и был готов нажать на спуск, но внутри надломилось – девочка смотрела на него. Её зелёные глаза были полны жизни. Той забыто-детской, тёплой, наивной…

Прохожие заметили маленькую девочку и нависшего над ней дрона, достали гаджеты и начали съёмку.

«Где твои родители? – думал 501-й. – Почему не зарегистрировали? Почему сейчас не уберегли…»

А Система всё твердила: «Незарегистрированное лицо. Подлежит уничтожению. Незарегистрированное лицо. Подлежит уничтожению. Подлежит уничтожению. Подлежит…»

Багровый луч упёрся в грудь девочке.

Воспоминание длится мгновение – 501-й отводит луч. Видит каждое движение Кристофера Прохнова, понимает, что смерть только что выпустила террориста из цепких лап. Тот что-то говорит, ухмылка ни на секунду не сходит с истрескавшихся морщинами уголков глаз. Русская речь, немного приглушённая из-за маски, доносится до микрофона, но 501-й не понимает, хоть и прекрасно владеет этим языком. В голове гудит, совсем как в тот раз. Внутри начинает что-то тяжело ворочаться, переваливаться. Кажется, что черепная коробка разбухает. Ладони к вискам – кожа вот-вот расплавится.

Теперь контроль над дроном окончательно потерян, но перед глазами всё ещё стоит этот человек. Он размахивается, что-то швыряет. Маленький цилиндр мелькает перед взором, гулко стукается о металл. Яркая вспышка. Экран гаснет.

Глава 2 Крис

16 августа. Европейский Заповедник. Человек.

В предрассветных сумерках лес кажется серым. Серые пни и коряги, серые стволы сосен, серая хвоя на серых ветвях. Те скрипят, когда человек отводит их. При каждом шаге под ногами хрустит, щёлкает.

Человек поудобнее перехватывает дрона – проклятая железяка выскальзывает, ладонь ездит по гладкой поверхности. Перешагнув через поваленную сосну, ветви которой уже высохли и обломились, останавливается, бросает этот металлический диск, садится сверху, чтобы перевести дух.

Тишина. Только шелест несильного, нежного ветра, беззаботно гуляющего меж деревьев.

Закрыв глаза, человек поднимает голову, медленно вдыхает. Пахнет хвоей и сырым мхом.

К шуму ветра добавляется новый звук. Капли барабанят по респиратору, прохладными бусинами начинают падать на щёки. Человек морщится, грязной ладонью проводит по глазам.

Дом недалеко. Уже отсюда сквозь стволы сосен виден его бревенчатый бок.

Человек поднимается, подбирает дрона, идёт.

Небольшая поляна. На ней – старая маленькая избушка. Лет сто назад здесь, наверное, жил лесник. Покатая, поросшая темно-зеленым мхом крыша, черные стены, сложенные из бревен, вокруг – кустарник. Лишь перед входом растения расступаются, образуя коридор. Человек тянет скрипучую дверь, нагнувшись, переступает порог. Снимает куртку, вешает на крючок. Смотрит в единственную комнату – чёрные силуэты немногочисленной мебели в полумраке. Из кармана потёртых армейских штанов достает коробочку старых походных спичек, но тут же кладет обратно: всё равно скоро рассветет. Аккуратно, чтобы не задеть печь и не измараться об её проржавевший бок, проходит на середину комнаты, со стуком бросает дрона на пол, отчего половицы страшно скрипят. Немного постояв, поднимает руку, нащупывает плафон светильника, свисающего с потолка. Затем идет к единственному окну, садится рядом на табурет – тот жалобно скрипит.

За мокрым стеклом с каждой минутой всё светлее. Появляется цвет: серые стволы сосен становятся коричневыми, их пышные кроны – темно-зелёными, а кустарники у корней вновь обрастают зелёной листвой, пружинящей от всё чаще бьющих капель. Утренний лес освещается жёлтым – солнце вышло из-за туч. Дождь, профильтрованный через крону, блестит в воздухе, на кустах, траве.

«Есть же места, не тронутые прогрессом, – думает человек. – Жалко, что и сюда рано или поздно доберётся».

Он смотрит на это великолепие природы, в голову закрадываются воспоминания. О том, как таким же дождливым утром полвека назад так же смотрел в окно. Но не на лес, дышащий свежестью и жизнью, а на мегаполис, выдыхавший углекислый газ миллионами ноздрей.

Тогда человек жил на сто первом этаже московского небоскреба, и звали его Крис.

Он стоял перед большим – во всю стену – окном, видел стеклянные небоскребы, полированной поверхностью отражавшие свинцовые облака. Они были похожи на мегалитический лес сталагмитов, пронзивших небеса своими пиками. Наверное, поэтому и шёл дождь. Но Крис конечно знал, что уколы стеклянных игл не виноваты, и что облакам и без них свойственно плакать. Ведь Крису было уже семь лет, и он многое понимал.

Не понимал только, где мама и маленький брат. Обыскал все два этажа квартиры. В первую очередь обшарил свою комнату, заглянул под кровать, в комод, в коробку с игрушками, из которой на мягкий пол вывалил всё содержимое; потом побывал на кухне, заглянул под белый шестигранный стол, в 3Д-печь, даже в утилизатор грязной посуды; затем искал в ванной, в сауне, в прачечной…

Мама целых полгода ходила с животом, который постепенно рос. Она говорила, что там живет маленький братик Криса, а в последнее время обещала, что они скоро смогут вместе поиграть. И вчера вечером, когда все уже легли спать, из коридора сквозь двери детской проник странный шум. Крис ещё не уснул и, сидя на кровати по горло укутавшись в одеяло, услышал незнакомые мужские голоса. Потом оханье и вскрики мамы. Он испугался. На дрожащих ногах спустился на ворсистый ковер, хотел забраться под кровать, но тут дверь в комнату открлась. С ужасом глядя на сверкающий проём и на силуэт в нем, Крис закричал. Но глаза привыкли к резкому свету, и мальчик увидел отца. Тот подошёл, присел перед сыном, нежно обнял. «Все хорошо, – шептал он. – Не надо плакать». Странно, но наутро мама не пришла будить.