Колдовство

Парень оказался красавчиком. Тонкоскулый, голубоглазый, с прямым носом и твердым подбородком. Даже длинные волосы не делали его нелепым или женственным, органично обрамляя лицо. Разглядев парня в свете салона, Коза украдкой вздохнула и сделала Радаеву умоляющие глаза. Тот благостно кивнул, лады, мол, жестить не стану.

Хорошая баба – Коза. Актриса, каких поискать. Они познакомились девять лет назад. Коза в очередной раз сбежала из детдома, просила «дяденьку мента» отпустить ее, предлагала отсосать. Сейчас ей восемнадцать, кажется, но она по-прежнему выглядит как школьница и сосет как водяной насос. В паху разлилось тепло, Радаев торопливым жестом велел Козе убираться. Сегодня они с Бесом отработали на все сто. Надо будет премировать.

– Итак, гражданин… – Радаев сделал вид, что вспоминает, заглянул в раскрытый паспорт. На деле лишний раз показал – вот ты у меня где! – …Пак, Андрей Сергеевич. Мы не в Штатах, так что права я вам зачитывать не буду, но вкратце расскажу, какое будущее вас ожидает…

– Не нужно, – перебил Андрей. – Сэкономим время.

Не боится, гаденыш! Вот ни на грамм не боится! Улыбочку эту свою давит презрительную, смотрит как на говно! Раздражение грозило перерасти в бешенство, а в бешенстве Радаев себя не контролировал и мог натворить глупостей.

– Нужно или не нужно – это уж позвольте нам решать, – кое-как Радаев подавил гнев. – Так вот. На данный момент в нашем распоряжении имеется видеозапись, на которой некий гражданин Пак жестоко избивает гражданина Бескаравайного. Имеются показания гражданки Филимоновой, той, которую вы пытались изнасиловать…

Парень дернул уголком рта, словно хотел протестовать, но передумал. Понял, наконец, что лучше не выеживаться, а сотрудничать со следствием? Лапин, все это время сидевший вполоборота, цыкнул зубом.

– Загремишь лет на десять. Знаешь, что на зоне с такими, как ты, делают?

– Как я?

– У тебя статья за изнасилование, а на зоне таких не любят, – пустился в объяснения Лапин.

– А какой номер статьи?

Лапин окончательно смешался, замычал что-то «вот там тебе и объяснят». У Радаева аж костяшки зачесались, так захотелось расквасить напарнику пятак. В каждой бочке затычка, сука! Всех делов – крутить баранку да рядом сидеть, для поддержки штанов, а этот осел в злого полицейского играть надумал! В который раз уже Радаев мысленно воздел руки к небу и возопил – за что?! Но нынче времена сложные, кадрами разбрасываться нельзя даже такими. Это в девяностые каждый второй в отделении подобные схемы мутил, а сейчас тотальный контроль и поголовное стукачество. Чуть засыпался – поехал в Карелию, на красную зону, варежки шить. Радаев взглядом велел напарнику завалить хлебало, а сам решил, что пора менять тон.

– В общем, Андрей Сергеевич, дела ваши плохи, конечно же, но не безнадежны. Вам, можно сказать, повезло.

Говорил уверенно, но уверенности не чувствовал. Казалось Радаеву, еще минута-другая, и он сам начнет мямлить, как тугодум Лапин. Отработанная схема летела по бороде. Невозмутимое спокойствие лоха заставляло Радаева дергаться. Он работал в органах почти двадцать лет и до сих пор оставался простым патрульным исключительно из меркантильных соображений: сидеть в кабинете, конечно, здорово, но и спрос там куда как выше. Застав беспредел девяностых на излете, Радаев быстро и надежно встроился в систему преступного мира. Словно деталька мозаики, как будто только его там и не хватало. Он закрывал глаза на мелкие правонарушения, а в крупных активно помогал. Знал, как подбросить наркотики, как усовестить несговорчивого должника и к кому обратиться, чтобы тело никогда не нашли. Да, высокопоставленные коррупционеры поднимали действительно серьезные бабки, зато Радаев ни с кем не делился и спал гораздо спокойнее.

Когда хотелось больше денег, он просто проворачивал одну из проверенных временем схем. Лох не мамонт – не вымрет. За годы Радаев изучил все возможные модели поведения и не без оснований считал себя этаким лоховедом. Волосатик Андрей с навыками бойца ММА и взглядом римского патриция не укладывался ни в один из привычных шаблонов. Может, крыша у пацана хорошая, родня при власти? Да нет, уже бы названивал. Сидит, глазами прожигает. Псих? Не одупляет, что ему грозит? Так ведь тоже нет, парень очень даже при памяти. С каждой минутой Радаеву все труднее становилось себя сдерживать.

– В общем, всего за пятьсот тысяч рублей мы с коллегой забудем про данное недоразумение.

Лапин округлил глаза, и было отчего. Изначально договаривались ломануть лоха тысяч на триста. Так быстрее и надежнее. Но полный ненависти и презрения взгляд вывел-таки Радаева из себя. Наглеца следовало проучить.

– Полмиллиона за видеозапись? – усмешка Андрея стала еще кривее. – Дороговато.

– Ну, такой предприимчивый молодой человек наверняка сможет раздобыть нужную сумму. Не все деньги мира. Продайте квартиру. Займите у родственников. Кредит возьмите, в конце концов.

Радаев вложил в паспорт визитку с одним лишь номером телефона, протянул Андрею. На мгновение позволил маске добродушного взяточника упасть, зыркнул голодным зверем.

– У тебя две недели. Как соберешь бабки, пришлешь эсэмэс с одним словом: «Готово». Дальше мы скажем, что делать. Уяснил? Свободен пока.

Неуловимо птичьим движением Андрей склонил голову к плечу. Взъерошенный черный ворон. Открывая дверцу, он уходил так, словно последнее слово осталось за ним. Радаев не мог этого допустить.

– Вот еще… Надумаешь убежать – я тебя найду. Надумаешь кинуть – я тебя найду. Что бы ты ни придумал, как бы ни прятался – я тебя найду. И тогда уже не буду таким вежливым.

Сцепив пальцы в замок, Андрей покивал. На секунду Радаеву показалось, что он наконец достучался до самоуверенного говнюка, но нет. Андрей нахмурился, словно решал сложную задачу или разгадывал незнакомое слово в кроссворде.

– Как так получается? Как такое вообще возможно?

– А? – не понял Радаев.

– Как четыре настолько аморальных, гнилых существа смогли найти друг друга?

Чувствуя, как от пара позвякивает крышечка на кастрюле гнева, Радаев прошипел:

– Шестьсот тысяч. Неделя. Пш-ш-шел вон.

Только когда Андрей скрылся в темноте, Радаеву пришло в голову, что тот даже не спросил, каким образом исчезнет видеозапись. Лошье всегда цепляется за какие-то мнимые гарантии в тщетной надежде, что уж в этот раз их не кинут. А этот не стал, нет. Некстати вспомнилась поговорка родом из девяностых: если в схеме не видишь лоха, значит, лох – это ты.

Только дома Радаев становится самим собой. На работе он «опытный сотрудник», «ценный кадр», «хороший мужик», «свой парень». Дома он – падишах. Безо всяких кавычек. Он нажимает кнопку дверного звонка – никогда не пользуется ключами, – и дверь открывается почти мгновенно. Жена, должно быть, ждет в прихожей. Она знает, когда муж возвращается с работы, даже если тот не говорит точное время, а он не говорит никогда. Научилась чувствовать. Радаев научил.

Ольга – пышная блондинка, за двадцать лет брака расплылась и подурнела, но Радаеву плевать. Брак для него не догма, он спит, с кем хочет. Он знает десятки молоденьких дурочек, чьи длинные ноги никак не держатся вместе. К жене как к женщине не прикасается уже несколько лет. Разве что по праздникам, и только чтобы вознаградить ее. Жена – привычка, жена – уют, жена – прислуга, но никак не женщина.

Еще она мать его принцессы, и это тоже важно. Восемь лет назад, узнав, что долгожданная беременность не принесет сына, Радаев отвез Ольгу в лес. Ночью отвез. Вручил лопату и велел копать яму. Шайтан его знает, почему они все же вернулись домой вместе. Сейчас Радаев вспоминает эту историю с сожалением, а когда из детской с криком «па-а-ап-ка-а-а!» вылетает дочка, даже со стыдом. Они назвали ее Жасмин, как принцессу из мультика про Аладдина. Хотя когда Радаева спрашивают об этом, он лишь пожимает плечами. Радаев не любит мультики. Его кинопристрастия ограничиваются старыми боевиками и порнухой.

Он звонко чмокает дочку в щеку, позволяя висеть на шее, пока жена расшнуровывает ему ботинки и подсовывает стоптанные домашние тапки. Из кухни пахнет жареным мясом и свежей зеленью. Ольга умеет готовить экзотические блюда, но Радаев не любит сложностей ни в кулинарии, ни в жизни. По окончании рабочего дня ему достаточно, чтобы на столе стояла тарелка жареного мяса, укроп, кинза, нарезанные огурцы и помидоры. Чтобы жена наливала в стопку тягучую водку прямиком из морозильника. И чтобы Жасмин, смеясь, трясла светлыми косичками, рассказывая о том, как прошел день в школе.

На следующей неделе нужно сдать читательский дневник. Обсуждают поездку всем классом на экскурсию в Питер. Классная руководительница хвалила и ставила в пример ее заполненную тетрадь. Соня Бойко принесла на продленку новую куклу Братц, а Мишка Колесников – дурак. Челюсти Радаева методично перетирают мясо, прерываясь лишь на короткий миг, чтобы пропустить в глотку рюмку леденящей водки. Радаев жмурится от удовольствия и едва заметно улыбается дочери.

Тихая Ольга подливает ему последнюю, пятую рюмку и уходит в гостиную. Вскоре оттуда раздаются звуки работающего телевизора, идут новости по НТВ. Радаев заканчивает трапезу, утирает рот салфеткой, мягко целует дочку в макушку и проходит в ванную. Стягивает одежду, сваливает кучей возле стиральной машинки – Ольга приберет. Краны поскрипывают, когда Радаев открывает их, и тугая струя ударяется о пластик. Забравшись внутрь, он с минуту лениво размышляет, стоит ли наказать Ольгу за то, что не приготовила ванну, но решает, что это не ее косяк. Обычно Радаев принимает душ, а сегодня хочет понежиться в горячей воде. Отмокнуть. Растворить кипучую злость, разбуженную волосатиком Андреем. Третий день на исходе, а от него ни слуху ни духу. Необычное поведение для человека, чьи яйца ты зажал в тисках. От воды поднимается пар. Ванна наполняется. Тонут щиколотки, затем колени. Мышцы ноют, расслабляясь после долгого дежурства. Радаев поводит головой, и шея разражается приятным хрустом. Вода подбирается к пупку…

…Зелень листвы прожигает сетчатку. Яркая, сочная – сожми с хрустом, потечет! – она колышется едва заметно. Легкий ветерок обдувает разгоряченное лицо Радаева. Вдаль, насколько хватает глаз, устремляется зелень, зелень, зелень, в которой, далеко не сразу, обнаруживается нечто длинное, коричневое, испещренное трещинами. Похожее на змею, оно тянется и тянется, и мозг Радаева, тоже далеко не сразу, понимает, что это ветка. Гигантская, толстая, в несколько обхватов ветка. Шелестит листва, лучи закатного солнца едва пробиваются сквозь зеленую гущу. Радаев вертит головой, скользя ошеломленным взглядом по новой окружающей действительности. Невероятно, он видит почти на триста шестьдесят градусов. Немного мешает темное вытянутое пятно, маячащее где-то внизу, между глаз, но задуматься нет времени. Обостренный слух Радаева улавливает далекий крик. Голос кажется знакомым… Неужели Коза? «Откуда она здесь? – удивляется Радаев и тут же ловит вторую, куда более ошеломительную мысль: – А я? Откуда здесь я?» Крик повторяется и Радаев решительно бросается вперед. Но, не удержавшись, сковыривается с толстой ветки и с перхающим клекотом летит вниз:

– Кха-кха-кха! Тьфу! Кха!

Приоткрывается дверь – в проеме маячит бледное, похожее на недожаренный блин лицо Ольги. Радаев недовольно машет: исчезни! Дверь бесшумно затворяется. Откашлявшись, Радаев умывает лицо, растирает гудящие виски. Струя из крана разбивается о воду лишь на два пальца ниже бортика. «Это ж надо, в ванне уснул! – думает Радаев. – Давно такого не было. И ведь не сильно устал вроде».

Он намыливает жилистое волосатое тело, стирает грязь прожитого дня, моет голову, но делает это механически, иногда надолго замирая с поднятой мочалкой. Давешний сон не дает покоя. Во рту стоит горечь сочной листвы. В глазах пляшут багряные лучи закатного светила. В ушах пульсирует крик испуганной женщины. Растирая себя полотенцем, бреясь, полируя зубы щеткой, Радаев не может отделаться от дурацкого сна. Укладываясь в постель на чистое, пахнущее отбеливателем белье, он уверен, что не сможет заснуть, но вопреки всему проваливается в сон, лишь коснувшись подушки затылком. Бессловесная Ольга укладывается рядом, прижимается к бедру мужа рыхлым задом и замирает.

Сон Радаева беспокоен. Глаза под веками бегают, сухие губы приоткрыты. Из горла доносится то ли хрип, то ли храп. Он видит огромное дерево. Не дерево – Древо! Листья щекочут тело, в подошвы впивается грубая кора, и где-то, уже совсем близко, взвивается наполненный паникой женский визг.

Первые ростки грядущей беды проклюнулись следующим вечером. Радаев всегда был осторожен, никто и никогда не связал бы его с парочкой бывших детдомовцев. Даже Лапин видел их вместе всего один раз, и то мельком. Потому информация о том, что Бес прирезал Козу и теперь скрывается, дошла до него с большим опозданием, по самым обычным каналам. Раскинувшись на диване, вяло пощелкивая пультом телевизора, Радаев попал на местные новости и задержался до криминальной сводки. Немолодая блондинка-телеведущая с харизмой полена, округляя густо подведенные глаза, поведала о чудовищном преступлении, в котором подозревался некий гражданин Бескаравайный, безработный двадцати пяти лет.

Пока Радаев ходил за ноутбуком, располагался в гостиной, мониторил местные форумы, червячок сомнения в голове вымахал до полноценной чешуйчатой гадины. Вроде бы и ничего такого, ну поцапалась семейка маргиналов. Да им подобные каждый день друг друга режут! Но что-то здесь было не так. У Беса не было мотива. К деньгам парочка относилась философски – легко пришли, легко ушли. От наркоты держались подальше, бухали умеренно. Ревность? Да какая ревность между шлюхой и сутенером?! При этом Коза сама решала, с кем ей трахаться, а Бес лишь обеспечивал безопасность. Чуйка Радаева завывала полицейской сиреной.

На официальных сайтах информация мало чем отличалась от услышанной по телевизору. Радаев нахмурился и копнул чуть глубже. Сайт chernu.ha прикидывался новостным порталом, но на деле освещал городскую жизнь довольно однобоко, аккумулируя факты погрязней да пожареннее. Здесь начиналась территория броских заголовков и многозначительных домыслов. Нужная Радаеву новость называлась «Мужчина расчленил и частично съел свою сожительницу». В комментариях к новости некто с ником «cop1993» клялся, что его шурин был на выезде и блевал дальше, чем видел. Радаев мысленно сплюнул и зарылся в городской форум.

Новость активно обсуждали и тут. Под топикстартером набралось под сотню комментариев, в основном брюзжания и нытья о том, куда катится мир, да чуток конспирологии на тему «власти скрывают». Главным ньюсмейкером был, видимо, комментатор с «Чернухи». Даже ник почти один в один – «police1993». Выдавая за источник информации мифического шурина, парень, похоже, лгал. Слишком много деталей, по которым Радаев догадался: комментатор работает в полиции и был на месте преступления лично.

Следов изнасилования нет, а вот следов насилия – на десяток психопатов хватит. Голова практически отделена от тела, нет глаз и языка. Вскрыта брюшная полость, внутренности отсутствуют. В частности, не хватает сердца и печени. Легкие и желудок сильно повреждены. На бедрах и предплечьях многочисленные рваные раны. Чем больше подробностей узнавал Радаев, тем сильнее утверждался в мысли, что Бес ни при чем. Кишка тонка и воображения маловато.

Самое странное, что соседи ничего не слышали. Коза и Бес жили в старой хрущобе с бумажными стенами и были на плохом счету у местного участкового. Окруженные пенсионерами со всех сторон, но любящие пошуметь, они стабильно, пару раз в неделю, общались с полицией. А тут убийство, чудовищное, жестокое – громкое наверняка! – и никто ни ухом ни рылом!

Закопавшись в Интернет, Радаев начисто выпал из реальности. В себя пришел, когда Жасмин подошла поцеловать его перед сном. Радаев рассеянно обнял дочь, поставил чайник и долго стоял, глядя на кафельный фартук. Крик незнакомки в зеленом мире из сна звенел у него в мозгу. Пока пухлая рука Ольги робко не протянулась и не выключила газ, Радаев не понимал, что это не крик, а свист. Чайник вскипел. Вот только пить ему совершенно не хотелось. Голова практически отделена от тела… не хватает сердца и печени… Сильнейшая изжога поползла к горлу. Радаев знал, твердо знал, что все это чушь. Но никак не мог отделаться от предчувствия – стоит смежить веки, в тот же миг Древо войдет в его сны.

Так и происходит. Как может, Радаев оттягивает неизбежный сон. Пьет чай с конфетами, не чувствуя вкуса, кружка за кружкой. Закидывается таблетками от изжоги, а когда не помогает – растворенной в воде содой. Смотрит ящик, бездумно переключая каналы, не вникая в суть передач и фильмов. Вяло проматывает сайты, но всякий раз оказывается на городском форуме.

Во втором часу ночи, устав и разозлившись на собственную нерешительность, Радаев отправляется в спальню. Ольга делает вид, что спит, но на самом деле притворяется. Радаев переворачивает ее на живот и долго трахает, впиваясь пальцами в бледные трясущиеся ягодицы. Трахает яростно и резко, отчего Ольга начинает стонать.

«Хоть кому-то хорошо», – думает Радаев.

Он злится на очередную глупую отсрочку, но ничего не может с собой поделать. Уютная чернота сна превратилась в полные опасностей джунгли. Ему совершенно туда не хочется.

Они кончают друг за другом, как раньше. Довольная Ольга не торопится в душ, гладит мужа по взмокшей груди. От ее прикосновений сон наваливается с утроенной силой. Радаев хочет рявкнуть на жену, но вместо этого бурчит что-то, что Ольга принимает за слова нежности. Радаев сдается, он действительно устал и вымотался. Он расслабляется и только сейчас понимает, что все это время у него был напряжен каждый мускул. Обмякшее тело растекается по матрасу, продавливает, просачивается сквозь него и вываливается с другой стороны. Среди зелени и листвяного шепота.

Радаев прислушивается, не кричит ли Коза. Не слыхать. Огромное дерево живет, скрипит, шумит, постукивает – иных звуков нет. Хотя… Радаев наклоняет голову набок. Точно! Далеко-далеко, так, что даже ему сложно разобрать, на несколько веток ниже кто-то… идет? Да, кто-то передвигается, и стук шагов, резонируя, летит вверх, в стороны, всюду, туда, где может находиться тот, кто услышит и сможет распознать.

Чья-то вытянутая когтистая лапа мягко вползает в поле зрения. Радаев вздрагивает, но быстро приходит в себя. Это не чья-то, это его лапа впивается в кору когтями, цепляясь за трещины и выступы. Не лапа даже… больше на крыло похоже, как у летучих мышей. Только вместо перепонок – зеленоватое оперение.

Радаев передвигает крыло вперед, потом второе, и вот уже скользит по стволу, перетекает, словно капля ртути. Ловко, стремительно он стелется по толстой ветке, без труда огибая наросты и ветви поменьше, перепрыгивая, а то и проползая под ними, вися вниз головой. Когда нужно спуститься ниже, он бесстрашно ложится на воздух и планирует, ловя щекотный ветер трепещущими перьями. Новое тело кажется ему настолько органичным, что Радаев даже не удивляется, когда понимает, что темное пятно, маячащее между глаз, это короткий, загнутый книзу клюв.

Топот идущего внизу становится все громче и ближе. Не сбавляя скорости, Радаев любуется своим смертоносным арсеналом. Играючи стесывает толстую кору, перерубает крупные, толщиной с коровью ногу, сучья. Красота! Такими лезвиями можно и башку снести, и брюхо распороть! Он удовлетворенно посвистывает, представляя, как перекусывает тонкую девичью шею. Или вспоминает? Радаев трясет головой, силясь разделить себя-птицу и себя-человека, но ничего не выходит. В голове стучит одно слово – коза.

Коза. Коза. Коза.

Желудок Радаева урчит, под тонким острым языком выступает слюна. Шаги уже совсем рядом. Цепляясь когтями за трещины в коре, Радаев свешивается вниз головой. Широкие крылья распахиваются, поднимая маленький ураган. Из клюва вырывается хищный клекот. Тот, кто стоит внизу, оборачивается и верещит от ужаса. На мгновение игла узнавания пронзает Радаева-человека. Но Радаев-птица лишь недоумевает.

Бес? Кто такой Бес?!

Радаев-человек и сам уже не очень уверен.

Бес – это вроде как муж Козы. Ерунда какая-то!

Зато Радаев-птица уверен на все сто.

Конечно, ерунда. Муж козы – козел! Сочный, упитанный, наполненный солоноватой кровью козел. Вон он бежит спотыкаясь, неповоротливый кусок мяса!

Когти отрываются от дерева. Крылья ловят поток восходящего воздуха. Зеленая тень бесшумно пикирует на обреченного человека.

Радаев был не из тех, кто рефлексирует, он привык принимать реальность, как она есть. В его любимых боевиках прямолинейный герой всегда действовал – бил морды, стрелял, трахался и снова бил морды, даже если силы неравны, – и так выходил победителем. В ужастиках герой вечно наматывал сопли на кулак, не веря, что с ним происходит какая-то чертовщина, пока эта чертовщина его не приканчивала. Поэтому фильмы ужасов Радаев терпеть не мог. Поэтому сразу принял, что сейчас чертовщина происходит с ним и надо принять это и жить дальше. Но увязать ее с лохом сумел не сразу.

Местные новости вовсю мурыжили вчерашнее убийство. Беса все еще не нашли, но Радаев знал, что искать там особо нечего, и заранее мысленно извинялся перед коллегами, которым придется этот фарш опознавать. Он… то, чем он становился во сне, странное крылатое существо, похожее на птицу лишь отдаленно, убивало Беса долго, с жестокостью, присущей скорее кошкам. И даже после того, как изувеченное, растерзанное тело перестало трепыхаться, крылатый демон раздирал когтями мясо, расшвыривал кости, валялся в ошметках. Играл.

Радаев не стал обманывать себя. Ему понравилось.

Рабочий день тонул в привычной рутине. У Радаева было полно времени, чтобы обкатать все в голове и понять – нет, ему не стыдно, не страшно и не отвратительно. Ему легко и… сыто? Пожалуй, так. Он перестал бояться зеленых сумерек. Напротив! Теперь его тянуло туда. Сладкий жар, сродни томлению по любимой, разливался по телу при мысли о ночи и том, что она принесет. Немного портила удовольствие стайка крамольных мыслишек, мечущаяся в океане его неги, – почему это случилось со мной? почему сейчас? кто следующий? – но они были слишком малы, а укусы их слишком слабы, чтобы Радаев расстроился всерьез.

Пожалуй, сегодня ничто не смогло бы испортить ему настроение. Даже когда криворукий Лапин едва не обварил ему яйца горячим кофе, Радаев не заорал, не заматюгался, а лишь хмыкнул язвительно:

– Хреново выглядишь. Не выспался?

Лапин, вытиравший пролитый кофе с коробки передач, вздрогнул. Будь у него еще один стакан, пролил бы и его. Напарник помолчал, будто раздумывая, стоит ли делиться переживаниями с таким человеком, как Радаев. Вздохнул протяжно.

– В точечку. Вроде ложусь рано, не просыпаюсь, а утром… ай, сука, сам видишь! Будто реально вторую ночь по этому дереву круги наматывал?

Радаев напрягся, но постарался не подать вида. Может, послышалось?

– Чего? По какому дереву?

– Да-а-а-а… блин… – замялся Лапин. – Шут его знает, если честно. Вторую ночь подряд снится. Здоровое такое, ни конца ни края не видать. По ветке, как по дороге, идешь. Ну, говорю же, сон! Во сне всякая хрень бывает.

У него вырвался смешок. По тоненькой нотке истерики Радаев уловил, что напарник, скорее, убеждает сам себя.

– Ну и чего ты там, на этом… дереве, яблоки собираешь?

– Ой, слышь, в жопу иди, а?

– Ладно, ладно! Не ерепенься. В натуре интересно. Че, в самом деле две ночи подряд один и тот же сон? – Он улыбнулся и даже пошутил, для разрядки: – Это вообще законно?

– Вторую ночь, – буркнул Лапин.

– И как?

Напарник долго молчал, и Радаев уже было решил, что обидел его всерьез, как Лапин вдруг тихо сказал:

– Страшно.

Помолчали. Лапин – словно собираясь с духом. Радаев – чтобы не вспугнуть.

– Понимаешь, там вроде красиво, цветы там и всякая такая муйня, ну, лианы, знаешь… Мне кажется, я даже запах чую. Красиво, серьезно. Когда впервые увидел, аж дыхание перехватило. А потом… сука, не знаю, как это описать. Вот… ты ж смотрел какой-нибудь там «Нэшнл географик» или «В мире животных»?

– Ну.

– Баранки гну, епть. Короче, вот смотришь ты передачу, и там тоже красиво. А диктор в это время говорит, что если ты в реальных джунглях будешь вот так хлеборезкой щелкать, то долго не протянешь. Потому что за каждым красивым кустом сидит сраный тигр!

– Какие, на хрен, тигры на деревьях? – усмехнулся Радаев.

Не сдержался. Он-то знал, какие. Зеленоперые, с шестиметровым размахом крыльев. Лапин зыркнул на него недобро и отвернулся к окну. Начал накрапывать дождик, и Радаев замечтался, представляя, какие, должно быть, радуги украшают Древо после дождя. Искоса поглядывая на Лапина, он усмехался про себя. Ох, знал бы напарник, что его персональный тигр гораздо ближе, чем он думает! Поделом полудурку.

Он почти задремал, убаюканный теплыми мыслями и дробью дождя по крыше, когда Лапин повернулся. На лице напарника читалась нешуточная борьба – сказать или не сказать. Наконец Лапин вздохнул и с опаской выдавил: