Полная версия
КЪНIГА. Избранные стихи
3
Кого поистине полюбишь —Не трогай никогда руками!Пускай лучистая завесаНе размыкается меж вами,И даже если мукой крестнойОт сени веет милосердной —Оставь любовь свою небесной,Верни ей право быть бессмертной!4
О, моя лебединая мука!Как мне, грешной, сравняться с тобой?!Неужели такая наукаОборачивается судьбой?Я – послушница в Доме Ответа.У меня ещё не было слов.Что промолвлено мною и спето —Только чей-то случайный улов,Только горла глухое шуршанье,Только формы холодная жесть…Где предел моего послушанья,Что за этим пределом – Бог весть…Я ли – чёрная, глухонемая,Не имущая в мире стыда! —Покаянной мольбой разжимаюПрокажённые эти уста?!5
Не в том грешна, что с кем-то мед пила,А голова, хмелея, не пылала —А в том, что в зряшных поисках теплаЧужой души отведать возжелала…Душа чужая, замок из стекла,Недостижимый с самого начала —Там всё, что я на свете поняла,И всё, чего я так и не узнала!Во мне дрожит твой отражённый свет,Душа, от века тёмная, чужая, —Но между нами сопряженья нет!..И жаждущее сердце обнажая,Как будто плоть продажную – при всех! —Души чужой взыскую!..ВОТ ГДЕ ГРЕХ!«Не потому я изгнана из Рая…»
Не потому я изгнана из Рая,Что к знанию осмелилась припасть!Свобода, бесконечно дорогая,Во мне Твою предвосхитила власть.Ты прав, Господь, что не вложил мне в рукиГотовых истин круглые плоды:Души неисцеляемые мукиНе горше тех, что молча вынес Ты.1991 г.Московский дневник
1
Москва! Москва! Я пью тебя взахлёб,Как, может быть, Вийон не пил Парижа,Пока тебя до камешка не сгрёбУхватливый рассудок нувориша,Пока в душе, устроенной хитро,Твой утренний избыток пузырится,А в инфернальных сумерках метроМерцают человеческие лица,Пока из мглы твоих колоколовВетвятся корни завтрашнего неба,Покуда не обносишь горсткой слов,Да и куском сегодняшнего хлебаНе попрекнула: медленным камнямДозволила мои погладить руки…Дано ли мне войти к святым тенямИ взять хотя бы часть их вечной муки,Омыть себя сознавшую винуСлезами пробуждающейся верыИ всю тебя – такой, какой хлебну! —Любить без разумения и меры?..2
В.Л.Харазову – с благодарностью.
Нет гнезда на земле у Харазова.Здешний ворон – полешко в печи.Высь лебяжья – нора дикобразова.Своенравная свечка в ночи.Бочка киника (верх неприличия!)Частным духам сдается внаём —Весь в опилках былого величияСам Синопец сидит за столом.Круглый свет. То ли рюмка – бездонная.То ли сердце – открылось до дна.Где твой дом, синева заоконная?Где гнездо твоё, птица Луна?3
«Пишу для себя, печатаю для денег»
(Пушкин)
Дитя на дудочке играет,Шуршит подземный переход.Дитя монеты подбирает,Не озираясь на народ,Не удостоивая взглядомТворящих милостыню рук:Не нашим мелочным усладамПредназначался этот звук…Душа за хлеб не продаётся,Одною музыкой сыта,А жизнь ревнует и плюётся,И сетует, и к телу жмётся,И просит ягоду с куста —Пусть так, за жалованье птичье,Как Людвиг или Амадей, —Пока не вышло из обычьяЖалеть блаженных у людей…Три сонета
1
Разве ты не возвышен привычным порядком:Стоит только тяжёлые веки сомкнуть,Вылетает душа за таинственным взятком,Обнаружив свою внетелесную суть?!И каким бы тогда ни клубился упадкомОбомлевшей империи слякотный путь, —Ты в своём словаре, неожиданно кратком,Для вчера и для завтра найдёшь что-нибудь…Но текущей минуты бряцанье и топот!Но никчёмность, но стыд, но больные глаза!.. —Не гнушайся, дитя! это – подлинный опыт!Это страхом во прах, а судьбой – в небеса,В кристаллический холод разумного мрака,Под надзор справедливых светил Зодиака!2
«Суровый Дант не презирал сонета…»
Пушкин
Не презирай сонета, милый друг,За строгие формальные начала:Когда еще поэзия звучала,Столь точно повторяя сердца стук?!В решётку строчек втиснут каждый звук,Чтобы строфа вздувалась и трещала,Но мысль необозримую вмещала,Замкнув и разомкнув собою круг.Расставлены четырнадцать зеркал,Друг другу сообщающих движенье,И если остановишь отраженье —Считай, что ты попался и пропал:Коротенький щелчок – и ты внутри,И вечно синим пламенем гори!3
Не жаль, что ничего не повторится,Не жаль, что всё придумано не мной,А жаль, что эта чистая страницаМне не предстанет больше – целиной!Останься же неведомой страной,О выдумка моя, о небылица!Не торопись проститься с тишинойИ ливнем оглушительным пролиться,Не нарушай округлость темнотыМладенческим своим косноязычьем,Покуда не пресытилась безличьемВ живой воде немая тень звезды,Предшественница зыбкая твоя,Посланница иного бытия…ТРИ РОМАНСА
1
О, символы любви! я создавала васИз милых пустяков, не ведая системы…И не за тот ли пыл вы мстите мне сейчас,Мои вечноживые хризантемы?!Что пепла теплота, коль сожжены мосты?Что белый ваш огонь в зелёных лапах рынка,Раз чары молодой венчальной чистотыРазвеяла безумная волынка?Но я, как в оны дни, рифмую «кровь – любовь»,Окаменелый струп от раны отдирая,Готовая поднять на Рим толпу рабовИ броситься на меч в пяти шагах от Рая…2
Ничего моё имя не значит для Вас,Так незначащ для нынешней грустиРавнодушной Киприды невидящий глазВ эллиническом мраморном хрусте,Свет случайной луны над случайным окном,Бой далеких часов из тумана,Ни о ком моя боль – так и есть! – ни о ком,Но и в том признаваться не стану!Затвердите чужое, пустое, ничьё,Тонкий профиль по строчкам рисуя,Поминая красивое имя моёТоропливо, бестрепетно, всуе,Засмотритесь на злое биенье кудрейИ заслушайтесь голосом странным,Вечный раб бесконечных земных лотерейС их пристрастьем к Иринам и к Аннам…3
Я на неё гляжу и говорю: судьба!Её судьба – янтарь в серебряной подковке;Неукротимый нрав строптивой полукровкиЛегко читается в живом рисунке лба…А мягкость детских губ, лишающих умаМужей, балованных в известностях и славах…А глубина зрачков, столь дерзких и лукавых,Что сути их она не ведает сама!..Её судьба – янтарь. Душа её – агат,Нерукотворный хмель горчайшего разлива…Как жалобно в ночи глаза её блестятИ как при свете дня сверкают горделиво!А в небе, над её прохладной головой,Клубясь, растет гроза, чуть слышная вначале —И в этом скрытый смысл нечаянной печали,Подковы, янтаря и карты роковой…
Влада
НИКОЛАЙ ЕРЁМИН
ТУДА, ГДЕ ВЕЧНОСТЬ И ВОСТОРГ…
О книге «Фамильное серебро»
С творчеством Марины Саввиных я знаком много лет. Её стихи привлекли моё внимание – и сразу, как говорится, легли на душу. Они были совсем не в русле конкретных привычных земных исканий красноярских поэтов. Такими и остаются. Земное и небесное в них настолько переплетено, а метафоры так естественны и необычны, что стихи хочется читать и перечитывать. <…> Многообразие мира, проникновение в суть предмета и явления преобразовывает меня как пристрастного читателя. С годами её стихи стали совершеннее, а тех, к кому они обращены, то есть единомышленников, больше. <…>
С Н.Н.Ерёминым. 2014 г.
Марина Саввиных – человек, образованный энциклопедически, постоянно расширяющий границы своих интересов, увлеченный работой над словом <…> Поэзия, я убедился, царит в её душе. Добро и зло, любовь и ненависть, история и современность достигают гармонического единства, характерного для одарённых творческих личностей – узнаваемых и неповторимых. Её стихи заставляют меня думать, сопереживать, открывают что-то новое, о чём я раньше лишь смутно догадывался. И сейчас передо мною – стихи, в которых преодолено влияние замечательных мастеров слова, стихи, которые способны сами воздействовать на читателя в радостную или грустную минуту. Я ощущаю щедрость поэтического таланта, его космическую необходимость, направляющую мой дух туда, где вечность и восторг…
Вторая моя книжка вышла в 1998 году. Помню, Сергей Данилович Кузнечихин, в целом одобрительно отозвавшись о ней, упрекнул автора (меня): что ж так не по-русски назвала?
– Что ты, Сергей Данилыч, – отвечала я – То ж благородная латынь!
Нет ничего удивительного, что именно латынь… 96-98-й… Моё поворотное время. Судьба столкнула меня (действительно – столкнула!) с удивительным человеком. И если прежде меня формировала книжная стихия – не семья, не школа, не двор, не быт (только разменяв первые три десятка лет, поездив по свету и повидав людей, я поняла, насколько скуден, неустроен и несчастлив был этот быт), – а разного калибра библиотеки, в которые я сбегала к «своим», – то теперь мне был преподан урок настоящей, не книжной жизни…
Сергей Юрьевич Курганов, философ, учитель, математик, историк, писатель, вдохновенный безумец – циничный, великодушный, беспощадный испытатель человеческих душ и сентиментальный воздыхатель… мистик и прагматик… в общем, потрясший меня до основания искуситель, злодей и творец)
Что должно произойти с куколкой души, чтобы она встряхнулась, вспомнила, что вообще-то она бабочка и решилась разодрать свои привычные удобные оболочки, чтобы вырваться на свободу?
Помните – у Николая Носова, в повести-сказке «Незнайка и его друзья», герой, в отсутствии «лидера» берёт на себя его функции, хвастается, пожинает плоды незаслуженной славы – купается в ней, в славе-то… а потом «лидер» прибывает к месту назначения и разоблачает самозванца. И вот бредёт Незнайка, сжав кулаки от обиды, закусив губы и не разбирая дороги, и вдруг больно ударяется лбом о забор… поднимает глаза, а на заборе кто-то уже нацарапал: НЕЗНАЙКА – ДУРАК! И… вот тут-то и началось главное – Незнайка был до того потрясён, что впервые стал по-настоящему учиться!
Так вот – Курганов стал для меня «незнайкиным забором». Я ведь всё время была Очень Умной Девочкой. По крайней мере, пока я училась в школе, в институте, и потом, когда начала работать в школе, в колледже, – умнее вокруг как-то никого не наблюдалось))) и вдруг! Бац! «Да ты у нас дура, тётенька!».
И понеслось… Древняя Греция. Древний Рим. Новый круг жадного, захватывающего чтения – теперь, благодаря Курганову, уже гораздо более систематического. Это притом, что у меня уже была семья и двое маленьких детей. Я исхудала буквально до подросткового состояния. Превратилась в девочку-ученицу.
Была ли это любовь? не знаю. Вряд ли. Просто я увидела над собой планку, которую необходимо было взять. И я её – взяла. Роман начался и закончился. Хотя никакой на самом деле это был не роман. Или… может быть. Такой поздний «роман воспитания»)))
90-е – самый, пожалуй, плодотворный период моей судьбы. Я никогда ни прежде, ни после столько не читала, не писала и с такой страстью не работала. И первый результат этой работы – тоненькая книжка, к изданию которой прямо причастен всё тот же неутомимый в своей щедрости Николай Николай Ерёмин.
Книжка называется «Res cogitans». В неё вошли стихи разных лет – включая то, что я когда-то не взяла в «Фамильное серебро». Но в основном, конечно, – то, что возникло под влиянием нашей «войны» с С.Ю.
ИЗ КНИГИ «RES COGITANS» (1998)
«Откуда ты, тоска по слову?..»
Откуда ты, тоска по слову?Петуший крик, звериный зык…Жизнь посвятить меня готоваВ свой непридуманный язык.Но я плохая ученица.Моя душа – честней меня,Как птицы тёмная зеница,Как разум волка и коня…В ней бродят древние наитья,Разрыв-трава и сон-трава,Но как могла бы воплотить яИх в полновесные слова?!Откуда ж ты взялось, рекомое?!Ужели вправду неспростаСтянуло жёсткою оскомоюМногоречивые уста?..«Вот эта комната, где столько лет подряд…»
Вот эта комната, где столько лет подрядИз всех щелей курилось нетерпенье,Где прял печаль незримый шелкопряд,И половиц таинственное пеньеНапоминало – за звучком звучок —О временах жестокого романса,И по ночам в углу твердил сверчокОдну и ту же фразу… из Сен-Санса…И тот же ритм тарелочки оконПодхватывали, глухо, но задорно,И ходики, и в кухне капель звон,И электрички страстная валторна…А Муза, прислонившись к косяку,Такой казалась строгой и смиренной,Что лист, принявший первую строку,Нечаянно отсвечивал геенной…«И нашу рощу ветром просквозит…»
И нашу рощу ветром просквозит…В предательстве друг друга обвиняя,Забыли, что, счастливых, нас хранитВ себе её распахнутость сквозная…В её прозрачном шорохе горитТоска неизъяснимая – такая,Что, милый, ты заплакал бы навзрыд,В неё по гулким тропкам проникая.Но где набраться слез? Ведь не впервойТебе метаться, клясть и класть поклоны,И требовать повинной… мировой…А в роще поселился дух зелёный,Неслышимый, незримый, но живой —В стволах гудит и расправляет кроны…«Рассвет, насквозь пропитанный слезой…»
Рассвет, насквозь пропитанный слезой,Готовою сочиться отовсюду,Напоминает мне палеозой,Как боль в глазах – недавнюю простуду.Я помню пляску бликов голубых,До слуха и тем более – до зренья,И шелест мыслей, теплых и слепых,Как силы тяготения и тренья.Я помню свет, который пламенелТак, что приподымалось и густелоВо множестве живых и мёртвых телМое несуществующее тело…«Мой современник Данте Алигьери…»
С. Ю. Курганову
Мой современник Данте АлигьериСквозь щель пифагорейского числаУвидел смысл в сомнении и вере,Узрел Добро в самораспятьях Зла.С учтивостью протягивая рукуНезнаемому другу и врагу,Он родствен лире… или родствен луку…Стрела и песня пробуют дугуМежду его спокойными зрачками,Где зыблются Голгофа и альков…Асфальта не касаясь башмаками,Как тёмный вихорь между облаков,Он движется… подобное в подобном…Себя мы вспоминаем лишь в аду,В неугасимом пламени, способномК великому гончарному труду!
С Кургановым. Красноярск, 2008-й г.
Existencia
Есть у телеги колея.Есть у ковра – основа.А у меня есть только яИ мыслимое слово.Я наполняю сей сосудСвоим существованьем,И несравним мой странный трудНи с ковкой, ни с ваяньем.Я не поставлю рядом с нимРезца благое дело:Так только духа горький дымВ живое входит тело…Лети, явление ума,Во мрак строки соседней!Свобода там или тюрьма —Узнаю я последней…«Млечный Путь над рекою расплывчат и тощ…»
Млечный Путь над рекою расплывчат и тощ.Удержусь ли на шатком краю?Я хочу в глубине этих шёлковых толщКонец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Местное название бухты Лазурной в окрестностях Владивостока.
2
«Стих» для меня – 1) одна строка литературного произведения; отсюда «много стихов» – стихи 2) ритмический строй той или иной совокупности художественных произведений – «стих Пушкина», «современный русский стих» и т. д. То есть ни в коем случае не отдельное лирическое произведение, как иногда используют это слово невежественные люди.
3
Стихотворение посвящено моему учителю (учительнице?) – Юлии Константиновне Лазичной. 1986 г.
