Я знаю вашу тайну

Аркадий подмигнул:

– Вечная любовь не плавится даже при двухстах семидесяти трёх градусах по Цельсию, красотка! Не переживай из-за девушки.

– Ага, ты меня успокоил. Я так и поняла, что вечная любовь мужчины – не вошь из гривы лошадиной. Пойдём отсюда! – зло прошипела я, а оборотень едва не захлебнулся сдавленным хохотом.

Но может и хорошо, что так вышло: появился повод пройти к месту преступления. Только смываться пришлось, очень быстро и прячась за спину Аркадия. Нелепая ситуация! Ну, в самом деле, что я скажу, когда увижу Константина с той девушкой? Привет, как дела? Как вам погодка?

Бред! Абсурд! Дикость!

Через пять минут мы были на безопасном расстоянии, и можно было расслабиться, дышать полной грудью. Воздух пах сухостью и мёртвой листвой. Она противно шуршала под ногами, словно я, наступая, выдавливала из неё предсмертный всхлип. А ведь кому-то осень кажется яркой и необыкновенной.

– Ты посмотри-ка куда пришли! – Аркадий показывал рукой на восьмигранную площадку посередине парка. – Я новости вчера смотрел. В них напомнили о том, что случилось месяц назад. Вон та сосна, там кусты, а вот приметная статуя. Может, пойдём отсюда? Тебе, наверное, неприятно тут находиться.

Наблюдательный какой! И памятливый! Вчера посмотрел – сегодня поделился знаниями, пока они не стёрлись!

Мама говорит, что хорошая память – это талант держаться в рамках не чужого списка происшествий, а своего. Стая – общий организм. Список проблем стаи расширился ровно в тот момент, как я стала свидетелем убийства. Потому немудрено, что наш разговор вдруг съехал в данном направлении.

– Да. Точно! – трогая рукой мраморные складки платья безголовой статуи, произнесла я. – В воспоминаниях всё иначе выглядит. Мне не страшно – давно же было…

Мне и действительно было спокойно, а вот Трусиха посылала мне крайне неприятные импульсы. Но я решила настоять на своём и всё осмотреть. Что я собиралась искать, сама не знала. Мне казалось, что должно было остаться что-то необычное – улика, которую никто за улику не воспринимал.

Утренняя картина, в которой Тим готовил кофе, а я расставляла на столе вазочки со сладостями и бутерброды, чтобы сытыми встретить следователя, снова всплыла в голове. М-да. Пальцев на руках и ногах не хватит, чтобы посчитать наши совместные завтраки с момента его возвращения от дальних родственников, у которых жил, почти полгода. Он не рассказывал из-за чего резко сменил адрес проживания, мы с девчонками особенно и не допытывались.

Тимофей часто заглядывал спозаранку ко мне, и мы проводили день вместе. Фильм смотрели, или гуляли. Он даже помогал мне в крохотном саду возле дома, поливая цветы специальным раствором, а потом, мы натягивали гамаки между специальными опорами и качались в них, читая друг другу главы из книг.

Вчера мы также просто болтали, насытившись завтраком, сыпали шутками, пока не зазвонил видеорон. Лихой принял моё приглашение и присел за стол, пригубил кофе, поставленный перед ним Тимофеем.

– Вот что, Агата, – начал мужчина, – я зашёл поговорить, о кое-чём важном. Вначале спрошу: не было ли каких-нибудь сообщений, странных звонков в последнее время? Незнакомцев рядом не появлялось?

На любой вопрос следователя я отрицательно мотала головой:

– Я месяц передвигаюсь по городу только в компании знакомых. Нигде не задерживаюсь. Сразу домой. Так велел отец. Ну, так будет до оборота.

Лихой вздохнул:

– Это правильно. Я просил его об этом. Станешь оборотнем – будет проще. Всем.

– Так что случилось? Мне нужно кого-то опасаться?

Лихой достал лист бумаги и положил на стол передо мной. Тимофей присел рядом, поставив кружку и уставился на изображение.

– Такое на глаза не попадалось?

Я смотрела на три странных символа отдалённо напоминающие извивающихся змей, стараясь хоть что-нибудь припомнить.

– Бойся… Вижу… Дальше не разберу, – промолвил Тим, и отпил из чашки.

– Ты видел это? – прицепился к нему полицейский.

– Символы природы. Я видел такие. В книге. Раньше. Парочку запомнил, что стояли сначала алфавита. Они используются для заклятия.

– Заклятия, – поправил Лихой. – Хм. Скорее тут верится в проклятье. Они используются в чёрной магии. Здесь написано: «Бойся. Я смотрю за тобой». Есть основание предполагать, что запись – угроза.

– Кому? – выдохнула я, не успев прикусить язык: ведь и так понятно, что адресат не известен.

К тому же, записку могли подбросить специально, чтобы запутать следствие.

– Выясняем, – последовал ответ. – Вспомни: ты точно ничего такого не видела в ту ночь? Может что-то похожее на эти символы?

– Ничего подобного, – вздохнула я, – не встречала.

Мы с Тимофеем переглянулись.

– Понял, – коротко бросил мужчина.

– Стихии не за что проклинать того, кто ею наделён или любого другого, – зачем-то произнесла я, и останавливаться не желала. – Сама магия – субстанция нейтральная и навредить не может. Потому и придуманы всякие магические ритуалы, чтобы превратить чары в орудие. Маги взаимодействуют с чарами именно, как с орудием, а сама стихия – непоколебима.

Тимофей поддержал меня:

– В любом случае должны оставаться следы. Но их нет, так ведь? Только надпись?

– Ребята, не забивайте свои умные головы. Готовьтесь к учебному году, – ухмыльнулся Лихой. – Разберёмся.

С этими словами следователь покинул дом. Тимофей вскоре тоже заторопился, а я побыла наедине со своими мыслями, обгладывающими новую информацию, как сладкую косточку, всего чуть-чуть.

Но теперь меня от головоломки, коей являлось нападение на Моргулина-младшего, меня за уши не оттянешь. Чем больше странностей было в произошедшем месяц назад преступлении, тем сильнее разгуливалось моё любопытство. Загадка казалась неразрешимой, и тем больше влекла меня. Всё в мире жило правилами. Были свои законы и у Магии, и вдруг произошло удивительное преступление, и случилось оно наперекор всему. Ну, классно же!

Я с воодушевлением рассмотрела статую. Нет. На ней ничего нет, или я смотрела и ничего не видела. С деревом – тоже самое.

Зазвонил ситронк. Тим вызывал меня по видеосвязи.

– Привет! Гуляешь? – улыбка дракона стала шире.

Волчица, внутри меня вдруг перестала буянить, будто бы резко либо в чувств лишилась, либо застыла. Ко мне вернулось хорошее настроение, и даже подступившая к границе мира осень уже не так бесила.

– Виделись уже! Что-то типа того, – пожала я плечами. – С Аркадием. Ты ведь знаешь Аркадия из моей стаи?

Оборотень был лёгок на помине. Встал за моей спиной и сделал вид, что его наша беседа не касалась.

– Я даже знаю, где вы с Аркадием гуляете. Статуя хорошо видна. Буду через две минуты. Стой там.

Вскоре я воочию могла видеть улыбающегося Тима, здоровающегося за руку с Аркадием. Затем он поймал мою руку и чмокнул пальчики – очень интимный знак. Но в основном всё как всегда.

Аркадию ничего не оставалось делать, как ретироваться, под заверения Тима, что он отвезёт меня домой после прогулки.

Когда сын правой руки Альфы ушёл, Драк серьёзно произнёс:

– Как ты?

– В размышлениях вот тут стою, улики пыталась отыскать.

– «Бойся. Я смотрю за тобой» – фразу оптимистичной не назовёшь. Жуткий контекст! Фразе уже две недели, Агата. Мне отец сказал, когда я поведал ему о визите следователя. Она написана на стене в доме профессора Моргулина. Обнаружена при осмотре трупа. Почему сейчас с вопросом к тебе Лихой пришёл, не понятно.

– Искали другие адресаты. Теперь добрались до меня.

Я огляделась.

Меня что-то беспокоило, но я никак не могла понять что именно. В этом месте присутствовало нечто, необычное, и моё подсознание реагировало, заставляя раз за разом обшаривать взглядом место недавнего происшествия.

Словно я пытаясь подбодрить себя, я тихо пропела:

– Найдёшь контекст – совершишь арест!

Тим, загребающий листву ногами, отреагировал улыбкой:

– Складно. И согласен: не факт, что эта угроза предназначалась тебе. Я хочу так думать. Пока просто надеюсь разобраться. Но то, что сама Стихия могла сотворить наказание, призванная кем-то, представить невозможно.

Я кивнула и улыбнулась, а приятель продолжил развивать свою мысль:

– Пока ехал от тебя, думал об этом. Спросил отца. Из разговора с родичем выплывают две новости: плохая и хорошая. С какой начать?

– С плохой.

– Ты всегда с плохой начинаешь?

Я состроила рожицу, призывая Тима не анализировать моё поведение. Парень улыбнулся и произнёс:

– Как ты и сказала утром, Стихии целиком – Идеал. Они глухи к просьбам, потому что просьбы субъективны, а Идеалы – объективны и не могут причинить боль ни одному живому существу по просьбе другого и не менее живого. Ты права, Агата. Но! Стихии не однородны, и часть любой из них может быть пленена и использована со злым умыслом. Все процессы, в которых упоминалось такое взаимодействие, как папа сказал, были связаны с чернокнижниками.

– Чернокнижники? – я покусала губы, обмозговывая сказанное.

– Эй! – позвал Драк. – Есть и хорошая новость. Не забыла? О! Ради этих глаз выложу её на блюдечко с голубой каёмочкой!

– Говори уже!

– Иногда для воздушного магического удара требуется находиться в непосредственной близости от того, на кого обрушиваешь мощь чар. Другого не дано. Все прошлые судебные процессы об этом. Проблема в том, что следствие не может пока никак просчитать механизм самого действия, но убийца точно был там, находился рядом, можно сказать, что в паре шагов.– Ты хочешь продолжать копаться в этом деле, одна из Три-Ады?

– М-м-да-а, – понимая, что меня подловили, скорчила страдальческую рожицу я.

– Тогда я с тобой. Мне интересно, не меньше чем тебе. Что плохого, если я попрактикуюсь в дедуктивном методе?

– Ну, так и быть, – хмыкнула я. – Посотрудничаем. Полагаю, Три-Ада будет не против.

Мне вдруг отчаянно захотелось обнять Тима. Раньше долго подшучивала над Алиной, когда она имела неосторожность признаться мне, что ей хотелось приклеиться самым прочным клеем к Финвару и следовать за ним повсюду. Сейчас, глядя в светлые драконьи очи, мне ужасно желалось одного – чтобы он обнял меня и притянул к себе, а не стоял столбом напротив, изучая моё лицо.

Раздался звонок. Это был Костя:

– Привет!

– Привет! – ответила я сухо.

– Вижу, ты гуляешь. Карина передала тебе моё предложение?

– Да. Но я сама собиралась тебе позвонить, чтобы отказаться. Сегодня у нас великий день и я…

– Хотела выспаться?

– Именно.

– Ладно, тогда на горе увидимся, куколка. Пока.

Я попрощалась и пожав плечами, попросила Тимофея:

– Отвезёшь домой?

– Ты сомневаешься? Не стоит. Поехали.

Глава 3

Я нажала кнопку на дверной панели «Карота» – тяжёлого трёхтонного внедорожника. Зашуршал механизм и окно опустилось. В салон тут же проник холодный ночной воздух, принося с собой аромат хвои, луговых, поздних цветов и опавших диких яблок.

– Волнуешься, – утвердительно сказал папа. – Я перед обрядом первого оборота тоже ужасно переживал, а мой волк рвался наружу. Казалось, рёбра сломаются. Особенно беспокоили пальцы. Перед трансформацией они болели так, что описать трудно. Ложку в руках держать был не в состоянии.

– А я спокойно ждала начала, – поддержала разговор мама. – Перед церемонией начиталась книжек и спала. Только меня преследовал жар, а потом выяснилось, что температура поднялась. Родители едва растолкали меня, чтобы поехать на церемонию. Кости стало крутить только перед самым оборотом и жутко тошнило.

На моё плечо легла тёплая миниатюрная ручка и слегка сжала его, потом – погладила. Я развернулась к заднему сидению, посмотрела в лучистые зелёные глаза родительницы и получила от неё тёплую, искреннюю улыбку.

Захотелось плакать. Не знаю отчего. Всё вроде шло своим чередом, и я ждала ритуальную ночь, желая скорее воссоединиться со второй ипостасью, чтобы избавиться от тянущего и давящего состояния, преследовавшего меня последние сутки.

Стыдно признаться, но меня угнетала собственная волчица тем, что приходилось к ней прислушиваться. А в её случае прислушиваться – значит бояться. Надоело, невыносимо устала. Хотелось скорейшего разрешения проблемы. А тут вдруг слёзы! Ну, не глупость ли?

Мама всё поняла по моему взгляду и едва заметно кивнула мне. Я накрыла ладонью её руку и насколько могла искренне растянула губы в улыбке.

– Зато потом жизнь сразу перестала быть пресной, – хохотнул папа, сильно выкручивая руль вправо. – Она наполнилась необходимостью бороться с проблемами и удовольствием – охотой. Трансформация стала обычным делом, без которого моё тело страдает. Была бы моя воля, то я бы двадцать четыре часа бегал бы волком. Мне нравится слышать голос соплеменников, быть с ними на одной волне. В человеческом облике такое для волков невозможно.

Не то папа говорил, по мнению мамы, и он это понял, когда их взоры встретились в лобовом зеркале. Родитель поджал губы и ещё раз сильно вывернул руль, ловко маневрируя машиной.

Мама вздохнула и произнесла:

– Во время перевоплощения для многих из нас даётся возможность изменить себя, свою судьбу. Всё равно, что начать жить заново. Повторюсь, хоть мы и говорили уже об этом: с оборотом каждому даётся шанс и важно его не упустить.

Машину сильно, тряхнуло, и папа, вцепившись в руль, сосредоточился на дороге. Мы с мамой замолчали – говорить при таком бездорожье крайне затруднительно. Впрочем, я была только рада тишине. Хотелось собраться с мыслями, ведь новое существование, которое должно начаться этой ночью – не преувеличение, а данность для оборотня.

Так уж сложилось, что до окончания школы оборотни живут бок о бок с людьми, ходят в те же школы, кафе, театры. Увлекаются спортом, заводят друзей. Всё это относится к первому рождению, к той изначальной ипостаси, которая дарована с первых звуков мира. Мы набиваем шишки, ссоримся с друзьями, миримся, влюбляемся – просто живём, как и все. Только после окончания школы наши с людьми дороги расходятся. Не у всех, конечно, но в основном.

В детстве я, сидя у мамы на коленях, часто слышала, как родительницы других детишек обменивались воспоминаниями о том, как жили до церемонии. Мама тоже участвовала в беседах, и в основном слушала, кивала. Рассказы очень часто были весёлыми и женщины смеялись над ними. Я ничего не понимала, но тоже задорно и заливисто хохотала, копируя поведение взрослых.

Я их помню, те истории, и сейчас, через столько лет. Все оборотни в ритуальную ночь оставляли в прошлом не только свои ошибки, а полноценное Былое – другую историю, простую и понятную. Но я чувствовала, что порою они бросали там, за некой иллюзорной чертой, нечто дорогое сердцу – привязанность к людям.

После ночи Первого оборота мы рождаемся заново, выпуская на волю своего зверя. Мир в этот момент наполняется и становится объёмным. Мы чувствуем силу в себе и в других, выбираем пару. Наша вторая сущность помогает не обмануться в предпочтениях.

Что уж там: именно волк заставлял нас жить по своим правилам и создавать семью на основе животного влечения, а не человеческого. Магия, заполняющая нас после оборота, подчиняла себе тела, открывая дополнительные возможности. По крайней мере, так говорят все вокруг, даже мои родители.

Конечно, у меня возникало желание бросить всё. Сбежать из дома до церемонии. Раствориться в привычном бытие, в обществе к которому принадлежала с первого своего вздоха. Это ведь так просто: открыть дверь, выйти на улицу и отправиться, куда глаза глядят. Никто не остановит, не побежит за тобой, не отлучит от стаи, не осудит.

Но любой здравомыслящий оборотень не посмеет так поступить. Без полноценного обряда трудно остаться в живых или в здравом уме, получить возможность вернуть себе человеческий вид.

Волк во время трансформации разрывает тело в клочья, выворачивается и сшивает клетки вновь, пульсирующей магией. Она изменяет плоть, и оставляет лишь новую ипостась.

Вырвавшееся на свободу животное без контроля вожаков, их природной силы, сдерживания и подчинения воле Альфы, само не в состоянии обуздать хищное начало и вернуться к человеческому облику. От захлестнувшей энергии и мощи, новообращённый сходит с ума. Если он не услышит голос вожака у себя в голове или зов стаи, то жизнь волка станет недолгой. Слабого оборотня магия поглотит полностью и, задавив внутри него человека, оставит зверем навсегда.

Если волк внутри силён, то от жажды охоты, от нахлынувших ощущений, от боли, попытается укусить или убить того, кто случайно попадётся на пути. Магия, что плещется в первые минуты после оборота при укусе, подобна смертоносному вирусу, если попадёт в кровь невинной жертвы. Она выжжет, иссушит её, погубит.

Нарушить негласный закон и, оставив стаю, самостоятельно содеять переворот мало кто решится – дураков нет.

Агнесса уехала с первыми лучами солнца из городка, чтобы успеть заселиться в общежитие, а затем, познакомиться со старшим стаи Белых волков в мегаполисе. У подруги сегодня тоже праздник – она, как и я встретится со своим зверем.

Я знала Мартина – старого друга отца, который станет тем, чьему голосу сегодня внемлет Агнесса. Она могла пройти ритуал дома, но не захотела слышать среди тысячи звуков, которые обрушатся на неё в первые мгновенья после перерождения, пение своего отчима.

Судьба Алины и Агнессы чем-то похожи. У обеих девушек были отчимы, которые после смерти жён воспитывали приёмных детей, как своих собственных. Но отношение в семье оказались кардинально противоположные. Агнессе не повезло. Потеря жены сразила отчима. Он закрылся, стал слишком требовательным к падчерице. Конфликт между ними заставил Агнессу сбежать из дома в мегаполис. Алина же изначально воспитывалась как родная.

Папа сбавил скорость, и машина мягко подпрыгивала на ухабах. Папино лицо было сосредоточенным. Пухлые губы – поджаты. Какие вопросы решал вожак разгадать невозможно. Свет фар движущейся впереди машины бледной, красной тенью падал на загорелую кожу отца. Сейчас он, как никогда в человеческом облике, похож на зверя взявшего след добычи. Надо же!

Широкое лицо с выдающимися скулами и небольшие серые глаза, русые короткие волосы, небольшой нос «картошкой», квадратный подбородок – его облик, это мощь и уверенность стаи. Схватит жертву и не отпустит, будет драть её своими клыками. Плохо так думать, но, вероятнее всего, именно папин волк привлёк маму – когда-то первую красавицу стаи Серых волков.

Она и сейчас форы юным девам сто очков вперёд даст. В свои сорок лет, мама выглядела на тридцать. У неё шелковистые русые волосы, яркие, малахитового цвета глаза, обрамлённые невероятно длинными ресницами, утончённое лицо. Вся она миниатюрная, изящная – статуэтка.

Я же ни в отца и ни маму – нечто среднее. Лицо мамино, фигура – папина: гибкая, среднего роста.

– Впереди машина отца Константина, – обронила мама. – По номерам узнала. Тоже едут на гору. Он примет участие в Ритуале?

– Отказался. Карину он лично звал песней. Говорит, потому что она девушка. С мальчиком всё сложнее. Он хочет, чтобы Костя услышал мой зов – своего вожака.

Я кивнула, будто бы рассказ был для меня, и закрыла окно. Мне вдруг стало невозможно холодно. Наверное, так уходило прошлое: отделяясь от души, тела и улетая, присоединившись к ветру, оставляет после себя лишь пустоту. Всё, что сложилось до сегодняшней ночи, предстояло забыть.

И тут меня осенило: я не хотела расставаться с человеческими воспоминаниями. Не собиралась избавляться от присутствия в моей жизни Тима. От нашей ночи, проведённой в разговорах и предположениях, планах. От утра, во время которого я не без удовольствия разглядывала фигуру и лицо дракона. От уверенности, с которой Тим говорил о воздействии чар. От того, как он прислушивался к окружающим нас ароматам, стоя на поляне, где мне не повезло попасть в передрягу, засунув руки в карманы распахнутой ветровки.

Помимо этого в голову пришли и другие воспоминания, на потерю которых я тоже не могла решиться.

Например, от таких, где каждое утро мама провожала меня на автобус, отвозивший ребят из посёлка в школу мегаполиса. Константин, которого знала всю жизнь, считался симпатичным мальчиком, который всегда веселил меня.

Как забыть первую тусовку на заднем дворе школы? В неё мы с девчонками ходили с протекции наших близнецов-братьев. Там собиралась компания ребят: в основном людей, но были и оборотни. Тим туда тоже приходил, зависал с ребятами. Кстати, наша тусовка сохранилась до сих пор, и внутри неё мы все считались хорошими приятелями.

Как забыть первую любовь, которая случилась в четырнадцать лет? Ею стал Егор – человек. Парень был на год старше меня. Я сохла и вздыхала по Егору, а Валериан обещал встретить его на узкой дорожке и разбить физиономию.

Егор. М-да. Он странным образом не ладил с Костей. Я стала одним из пунктов огромного списка претензий парней друг к другу. Костя даже однажды сказал, увидев нас в кафе, где мы с удовольствием уплетали обед и болтали, что не про Егора такая, как я. Не для него расту. Не для человека хорошею. На вопрос Егора: «Уж, не для тебя ли?» – ответил Валериан, но чуть позже, а тогда все промолчали. У Егора потом долго красовался синяк под глазом.

А ведь Егор считал меня красавицей, говорил, что буду его, а все, что нас разделало – муть. Оборотень я или нет – для него не имело значения. Мне было приятно такое положение вещей. Чувствовала себя героиней романа, где пират добивался благосклонности прекрасной девы, а его лицо украшали шрамы, посаженные её братьями! Но всё, как говорится, до поры и до времени. Егор вскоре уехал из мегаполиса на север государства.

В общем – куда от всего этого? Мне трудно отказаться от прошлого. Неужели я стану похожа на тех мамочек, которые вспоминали прожитое до Первого оборота, как что-то иллюзорное, наделяя его идеальностью.

Любой секрет идеален, потому что он хранится долго. Пусть иногда и достают его из погребов памяти, чтобы пыльный сосуд предъявить окружающим. Но ценна не форма сосуда, а содержимое – чувства. Чем дольше хранятся чувства, тем больше выпадает в осадок того, что их сопровождало, оставляя идеальную субстанцию. Чистую, как слеза ребёнка.

Идеал – их маленькая тайна!

Стоп!

Вот что мне никак не давало покоя там, на поляне, когда мы с Тимом искали хоть что-нибудь, способное нас натолкнуть на след. Смотреть нужно было шире – вот что!

Я выхватила из кармана лёгкого пальто ситронк, и отправила Тиму сообщение:

«Я знаю, что было не так на месте убийства. Поляна рукотворная. Выполнена идеальным восьмиугольником. Его углы направлены ровно по сторонам горизонта, как по полноправным, так и промежуточным. Здесь нужно копать! Я чувствую!»

Почти сразу пришёл ответ от Тима:

«Точно! Восьмиугольник! Геометрические фигуры часто используют маги в своих действиях. Для преступника таким самопроизвольным местом стала городская площадка. Но всё равно много вопросов. Пусть даже, как в магии, энергетический разряд подхватил пентаграмму и вложил в неё мощь стихии, но тогда откуда он взялся? Откуда пришёл?»

Прочитав отправила своё послание:

«Не каждый восьмиугольник возможно использовать. Там что-то было раньше и напавший на парня знал об этом. Ну, по остаточному принципу. Я так думаю»

Молниеносно пришло следующее:

«Предлагаю завтра посетить исторический музей посёлка и узнать всё про парк и поляну. Я полистаю несколько исторических книг, которые есть дома. Может, что-то обнаружу. Ты согласишься прийти на свидание со мной завтра?»

Я не могла отказаться от возможности продвинуться в этом деле, но впервые за всё время нашего знакомства Драк назвал встречу свиданием. Мне стало грустно, потому медлила с ответом, зато Тим написал:

«При условии, что ты будешь в состоянии. Я не очень тороплюсь с предложением руки сердца? Могу подождать день или два»

Я рассмеялась. Своеобразные шутки у старого друга. Но, как говорят в нашей семье: «Шутки – это фитиль для бомбы с перцем: безобидно, но глаза в слезах»

Ещё немного помедлила и написала:

«Я буду в состоянии. Можешь на меня рассчитывать. Приезжай завтра к полудню. И это не свидание»

«Хорошо. Доброго оборота, красавица. Завтра буду, не сомневайся. Не свидание переименуем во встречу – всё как ты пожелаешь!»

Мама заметила мою переписку, но ничего не сказала. Я улыбнулась ей и убрала устройство в карман. Жизнь теперь казалась не такой удушающей, а её когтистые лапы – десницей с плохо выполненным маникюром.

Мы въехали на широкую, пологую площадку и папа заглушил мотор. Я отстегнула ремень безопасности и, открыв дверь, выскользнула на улицу. Холодный воздух обнял меня, и я выдохнула, выпуская густой пар изо рта.

Мама подошла ко мне, погладила по спине, и когда наши взгляды встретились – улыбнулась. Я кивнула, застегнула пальто, скрестила руки на груди, чтобы согреться. Мама тоже поёжилась от прохлады. Обняв себя руками, она растёрла плечи.