Жестокие женские игры

Проводив Вику, Максим вернулся обратно в больницу. За час, что его не было, ничего нового не произошло. Светлана разговаривала с пожилой женщиной, которую почти сутки назад прооперировали по поводу язвы желудка. Женщина стонала, и в перерыве между стонами жаловалась, на то что: «у неё так всё болит, будто всё в животе вырезали». Света улыбалась и успокаивала её. А той только и надо было, чтобы пожалели, успокоили, про жизнь послушали, со всем перечнем обид на мужа, двух зятьёв и начальника. Максим давно уже заметил, что в больнице люди часто выкладывают врачам всё самое сокровенное. Как на исповеди, подумал он. Или может это в генах заложено у человека, открывать душу в момент страданий? Светлана сделала женщине обезболивающий укол и подошла к Максиму, который молча смотрел на свою знакомую незнакомку.

– Всё у неё будет хорошо. Сергеев заходил, осмотрел её, сказал, что всё не так плохо, остаётся только ждать. Максим ничего не ответил, продолжая всматриваться в лицо девушки.

– Свет, я ведь вырос в больнице. Могу по одному виду определить, насколько тяжело состояние больного, так что, мне – то сказки не рассказывай, я же вижу как всё пока плохо. В ответ Светлана тихонько вздохнула и перевела разговор на другую тему: – а ты куда уходил? – спросила она.

– Вика приезжала, мы, наконец, поговорили и решили расстаться. Она сама начала этот разговор. Честно говоря, не ожидал, что Вика сама заговорит о разрыве, да ещё сможет так спокойно говорить на эту тему, раньше она даже слышать об этом не хотела. Но знаешь, Свет, вроде бы получил, что хотел, а так паршиво мне на душе ещё никогда не было.

– Это оскорбленное самолюбие в тебе говорит, – засмеялась Светка, – привык, что бабы сами тебе на шею вешаются, что это у тебя свобода выбора, а не у них. Молодец Вика, не ожидала от неё. Давно нужно было кому-то с тебя спесь сбить.

– Ну, ты из меня прямо Казанову сделала, – поморщился в ответ Максим. Да нет, не в этом дело. Понимаешь, у неё такой вид был сегодня, что я почувствовал себя виноватым, будто ребёнка обидел. И хорошо бы ещё матушка подольше ни о чём не узнала, а то ведь всю кровь выпьет, уж очень ей хотелось с Викиными родителями породниться, а тут такой облом. Ну да ладно, и не такое переживали – усмехнулся он, в лицах представляя себе предстоящий разговор с матерью.

– Знаешь, тут из милиции приходил один, – сказала Света, – интересовался, не пришла ли в себя твоя знакомая.

– А он не сказал, нашли того, кто её сбил или нет?

– С ним Ольга Васильевна разговаривала, спроси у неё, она скажет. Но только позже, она прилегла на часок.

Утром, едва сдав дежурство, он уехал домой, надеясь, что мать ещё ничего не знает о его разрыве с Викой. Елизавета Андреевна не выносила, когда что-либо, касающееся её семьи, она узнавала от чужих людей. Нужно было торопиться, чтобы рассказать всё самому. Но, как назло, матери дома не было. Переодевшись и позавтракав, Максим поехал в институт. Нужно было сдать последний в этом семестре зачёт и, проторчав на кафедре до обеда, он всё же сдал его. Скоро для него должна была начаться настоящая работа в больнице, и это сейчас было единственным, чего ему по настоящему хотелось. Из института он позвонил в отделение, и, выслушав от Ниночки подробнейший отчёт о состоянии «своей» пациентки, которая пока так и не пришла в себя, Максим решил поехать домой, чтобы хоть немного поспать. Но сразу заснуть не удалось, у соседей сверху так громко визжала дрель, что он чуть было, не поддался порыву подняться к ним и, зашвырнуть эту самую дрель куда-нибудь подальше с их же балкона. Но, решив не связываться, засунул голову под подушку и, помучившись ещё какое-то время, заснул. Проснулся он оттого, что почувствовал на себе чей-то взгляд. Открыв глаза, увидел сидящую перед ним в кресле Елизавету Андреевну. По её виду он сразу понял, что промывание мозгов ему сегодня обеспеченно, но решил на всякий случай уточнить, вдруг мать расстроена по другому поводу: – мамочка, спросил он, – у тебя что-то случилось?

– О том, что случилось, дорогой мой, уже пол Москвы знает, – усмехнулась она. Только почему-то мне об этом говорит не мой сын, а мой начальник – Елизавета Андреевна вдруг расплакалась.

– Вот приведёшь мне сюда какую-нибудь лимитчицу, у которой мать с отцом алкоголики из Урюпинска, что я тогда буду делать? Чем тебя Вика не устраивает? Красивая, умная, и любит тебя, обормота. Первый раз познакомился с порядочной девушкой, у которой нормальные родители. Ведь её отец помог бы тебе во всём!

– Мама, – сказал он мягко, – ну пойми меня. Я не люблю Вику. Мы бы только мучили друг друга.

– Самые крепкие браки сын, – перебила его мать, – во все времена строились по расчёту, и ничего плохого в этом не было. То, что браки заключают на небесах, только красивая сказка.

–А ваш с отцом брак тоже был по расчёту? – поддел он её.

– Мы с отцом счастливое исключение – вывернулась Елизавета Андреевна, – ну да что теперь говорить, Вика выходит замуж и уезжает в Австрию. Услышав это, Максим оторопел.

– Ты ничего не путаешь? – спросил он мать.

– Вспомни мой милый, где я работаю. Всё, обо всех, кто хоть что-то собой представляет, мы узнаём в первую очередь. У меня на работе все знали, что ты должен жениться на дочери Шубина, поэтому новость дошла до меня уже утром. Ты даже представить себе не можешь, что я сегодня пережила! Сколько на меня, сочувственно улыбаясь, дерьма сегодня вылили. Недавно обсуждался вопрос о назначении меня заместителем директора, но теперь об этом можно забыть.

Максим попытался успокоить мать: – мамочка, ну, пожалуйста, не расстраивайся, будешь работать как раньше, не придётся привыкать к новому начальству, кабинет менять.

– Что ты понимаешь! – ответила мать сыну. Сделать карьеру женщине в нашей стране намного труднее, чем мужчине, что бы там не говорили о равенстве полов. У меня был единственный шанс, а теперь всё кончено.

– Так ты расстраиваешься из-за того, что тебя теперь не назначат на новую должность, или из-за того, что у меня не сложилось с Викой? – попытался уточнить он. Мать устало вздохнула:

– Понимаешь, всё так сразу навалилось. За этот год я привыкла к Вике, узнала все её сильные и слабые стороны. Я видела, что она очень сильно любит тебя, гораздо сильнее, чем ты её, и радовалась такому повороту событий. Это было для меня гарантией, что она не полностью заберёт власть над тобой, что в твоей жизни останется место и для нас с отцом. Ну и мне конечно обидно, что меня теперь не утвердят на должность зама, хотя я прекрасно справилась бы с ней.

Елизавета Андреевна жалобно всхлипнула: – я ни в чём не виню тебя Максим, просто сегодня я как – то вдруг почувствовала, что начала стареть. Что-то где-то колет, побаливает. Раньше я этого вовсе не замечала, а теперь вот, чувствую. Сегодня, когда мне начали приносить соболезнования по поводу твоей неудавшейся женитьбы, я попросту сбежала с работы. Пошла в парикмахерскую, так мне там Маша добавила: – Лизка, срочно красимся, все волосы седые. Потом решила, что если не удалось поднять настроение с помощью новой причёски, пройдусь по магазинам, съезжу на рынок, куплю что-нибудь вкусное на ужин, но каблук вдруг сломался на любимых туфлях. А ты говоришь, не расстраивайся. Вот и думай, много это за один день или нет. Они долго ещё сидели и молчали, думая каждый о своём. Стало темнеть, но никто из них не встал, чтобы зажечь свет, так и сидели в сумерках, пока не пришёл с работы глава семейства. Елизавета Андреевна сразу засуетилась, начала собирать на стол.

– Ты тоже будешь отчитывать меня из-за Вики? – сходу спросил Макс отца.

– Я что, хоть раз вмешивался в твои сердечные дела? – вопросом на вопрос ответил отец.

– Извини, – буркнул Максим, – просто мать наехала на меня, и я подумал, что ты тоже не прочь добавить. У мамы неприятности из-за меня на работе.

– При чём здесь ты? – удивился отец.

– Ну, её ведь хотели назначить заместителем Зимина. А теперь, раз родственный союз не состоялся, значит, и назначения не будет.

– Только не вини себя за это, – ответил отец. Мать звонила мне, сказала, что Вика выходит замуж за какого-то иностранца. Такие вещи не решаются за один день. По всей видимости, это событие планировалось давно, и Вика совсем не собиралась за тебя замуж.

– Вот это и странно, пап. Она вчера почти плакала, когда мы прощались. Я ведь чувствовал, ей действительно больно. И вдруг, вы говорите, о её замужестве. Почему тогда она раньше не порвала со мной?

– Ну, наверное, не была уверена, что там всё состоится, и держала тебя запасным вариантом. Ладно, хватит об этом. Пойдём ужинать, я с утра ничего не ел.

Занимая должность начальника одного из отделов в Центробанке, Елизавета Андреевна, практически всё время проводила на работе, и, если утром и находила время на стирку и уборку, то времени на приготовление обедов и ужинов у неё хронически не хватало. Выручала соседка пенсионерка. Елизавета Андреевна покупала для неё продукты, лекарства, путёвки в санаторий, а Елена Павловна вела хозяйство. Елизавету Андреевну, соседку и мужчин такой союз вполне устраивал, но об этом в их семье разговоров не заводили. Мужчины за все обеды и ужины благодарили маму. Сегодня Елена Павловна приготовила им зажаренную в духовке курицу с картошкой фри, и салат из капусты, свеклы и моркови. Максим с детства ненавидел такое сочетание овощей, да ещё и в сыром виде, но у Елены Павловны салат получался таким вкусным, что он ел и не противился.

– Ты дома сегодня? – спросил его за ужином отец.

– Нет, я в больницу, сейчас поем и поеду.

Елизавета Андреевна тут же захлопотала, собирая ему с собой бутерброды, а, узнав, что Светлана тоже будет там, положила несколько шоколадных конфет, которые она знала, Светка обожала. Стараясь не показывать, насколько уязвила его новость о Викином замужестве, он начал быстро собирать свои вещи. Сегодня было не его дежурство, но всё равно Максим решил уйти из дома, лишь бы только не выслушивать весь вечер реплики в свой адрес. Когда он ушёл, Елизавета Андреевна обратилась к мужу:

– Ну и что сказал Арефьев по поводу Вики?

– А ты откуда знаешь, про него? – удивился он.

– Мне звонила Ирина Сергеевна, сказала, что Вика заболела, и ты привёз к ним очень симпатичного доктора. Я сразу поняла, что ты был у них с Арефьевым. Но если она больна, её должен был смотреть терапевт, при чём же здесь психиатр? – спросила она мужа. Владимир Иванович ничего не ответил, сделав вид, что увлёкся происходящим на экране телевизора. Она же, не стала настаивать, зная всю бесполезность такого занятия. Такое понятие как «врачебная тайна» было для её мужа совсем не пустым звуком.

Проснувшись, Вика посмотрела на часы и с удивлением обнаружила, что уже десять утра. Вставать не хотелось. Свернувшись калачиком под одеялом, она, улыбаясь, следила за игрой солнечных зайчиков на потолке, когда, раздавшийся под окнами резкий сигнал автомобиля, заставил её подскочить от неожиданности и вспомнить о том, что произошло с ней вчера. Она была так расстроена после встречи с Максимом, он был так холоден с ней, и казалось, совсем не хотел её видеть. Всю дорогу пока они ехали в больницу, он сидел, уткнувшись в свои записи, а когда ушёл, на неё навалилась такая тоска, что хоть вешайся. Выехав на дорогу, она стала искать в бардачке салфетки, под руку попадалось всё, что угодно. Наклонившись посмотреть, куда они завалились, она не заметила, как загорелся красный свет, и на пешеходном переходе показалась та девушка. Раздался глухой стук, и перед ней мелькнуло лицо с широко открытыми от ужаса глазами. Изо всех сил Вика нажала на тормоза. Несколько секунд, которые показались ей вечностью, она не могла даже пошевелиться, потом открыла глаза и увидела, что девушка лежит возле обочины, а её красивые рыжие волосы веером рассыпались вокруг головы. Почему-то в тот момент она думала только о том, как красиво смотрятся рыжие волосы на сером асфальте. Девушка лежала без движения, странно вывернув ногу. Именно эта вывернутая нога убедила Вику, что девушка мертва. Живой человек не мог лежать в такой позе. В тот момент её охватил такой ужас, что контролировать себя дальше она уже не могла. Машинально вдавив до отказа педаль газа, она уехала, и остановилась на какой-то, совсем незнакомой улице. Почувствовав резкую тошноту, выхватила из-под сиденья старый пакет, и её долго рвало туда. Кое-как, придя в себя, она стала звонить отцу. К счастью он ответил и сразу приехал. Сам сел за руль, отвёз её домой, а машину отогнал в гараж. Когда отец возвратился, она сидела на полу в ванной и рыдала так, что слышно было на лестнице. Засунув её голову под струю холодной воды, Иван Александрович держал до тех пор, пока рыдания не стихли, потом напоил валерьянкой и уложил на диван с мокрым полотенцем на лице. Дав немного времени, чтобы прийти в себя, он вызвал на дом косметолога жены и после её визита, никаких следов утренних волнений, ни на голове, ни на лице Вики уже не было. Коротко, не вдаваясь ни в какие подробности он объяснил дочери, что нужно сделать дальше и как себя вести. Результатом этого и был разговор в кафе с Максимом. Уткнувшись в подушку, Вика вновь заплакала. Как же она их всех ненавидит. Отца, с его запоздалым признанием, мать, ту девушку, которая очутилась под колёсами её машины и даже Максима. Не желая никого видеть, она так и лежала в постели, пока в комнату не вошла мать и не сказала, что приехал Владимир Иванович и с ним ещё один врач. Пока Владимир Иванович измерял ей давление, щупал лоб и смотрел горло, его спутник сидел тихо, ни во что, не вмешиваясь, и только потом, когда отец Максима закончил, стал задавать свои, совершенно идиотские, по мнению Вики, вопросы. В течение следующего часа, она нехотя, еле сдерживая раздражение, отвечала на них. Когда, наконец, он, сухо кивнув в знак прощания, быстро вышел из комнаты, Вика почувствовала, что останься он ещё хоть на одну минуту, она вцепилась бы ему в физиономию. Мать попыталась что-то сказать, но Вика одарила её таким взглядом, что, едва войдя, Ирина Сергеевна предпочла тут же выйти и закрыть за собой дверь.

У Ивана Александровича, прошедший день тоже был далеко не из лёгких. Утром он встретил прилетевшего из Вены Германа, затем устраивал его в гостиницу и возил по Москве. Уже ближе к вечеру, он поехал к Владимиру Ивановичу, и тот сообщил, что, по мнению врачей, для Вики было бы хорошо пройти полное обследование у невропатолога. Кое-что в её поведении не понравилось Арефьеву: повышенная возбудимость, агрессивность, несвязанные ответы, лихорадочный блеск в глазах. По просьбе Владимира Ивановича Иван Александрович рассказал чем Вика болела в детстве, о её отношениях с ним и Ириной, а также о своём вчерашнем разговоре с ней. Владимир Иванович внимательно выслушал, ненадолго задумался, и затем изложил Шубину свою точку зрения.

– Постоянное пребывание в стрессовых ситуациях, несомненно, откладывает отпечаток на психику человека. Кто-то в таком состоянии чувствует себя превосходно, и даже сам моделирует эти ситуации для себя. Другой же человек ломается, у него, появляются различные навязчивые идеи, и вот это уже служит первым нехорошим признаком. Многие такие заболевания берут своё начало в детстве. Бывает, что родители сами уродуют психику ребёнка своим к нему отношением, нимало не задумываясь о последствиях. Ребёнок не получивший в детстве родительской любви, гораздо чаще несчастен в личной жизни, чем ребёнок получивший её в полной мере. Ведь любовь к нему должна выражаться не только в затраченных родителями средствах. Еда, одежда, играют далеко не самую важную роль в его жизни, ребёнку нужно чувствовать, что родители его друзья и защитники. Люди живут стереотипами. Человек строит свои отношения с окружающими его людьми, с любимым человеком по тому образу и подобию, которое закладывается в нём ещё в детстве. В вашем случае всё не так страшно, но думаю, обследование всё же не помешало бы. Ну, а мы со своей стороны гарантируем полную анонимность.

Пообещав, в ближайшее время сообщить о своём решении, Шубин вышел из больницы и, отпустив шофёра, уехал за город. Только там, он мог на какое-то время остаться в полном одиночестве и спокойно всё обдумать. Оставив машину на обочине, он углубился в лес и, растянувшись на траве, позволил себе ненадолго расслабиться, вспоминая Ксюшу и Никиту, которых не видел уже неделю. Вытащив из бумажника фотографию, на которой они были сняты втроём, Шубин какое-то время внимательно вглядывался в лицо сынишки, потом, пересилив себя, убрал снимок обратно, и вновь вернулся к мыслям о дочери. Он ни на минуту не хотел верить Владимиру Ивановичу и этому, как его там, Арефьеву, что у Вики серьёзные проблемы с психикой, но память услужливо подсовывала воспоминания, которые в своё время сильно насторожили его самого. Он вспомнил, как, будучи ещё совсем ребёнком, Вика перестала кормить маленького попугайчика, что он подарил ей на день рождения и, если бы не их домработница, птичка так и умерла бы в своей клетке, не дождавшись, пока маленькая хозяйка пожалеет её. Вспомнил как дочь, чуть не покончила собой, наглотавшись снотворного, и как спустя всего два или три месяца после этого, сделала аборт. Он узнал обо всём случайно и решил вмешаться. Кто был отцом ребёнка, Вика сказать отказалось, и на его предложение не делать аборт, оставить ребёнка, ответила с такой злостью, что он испугался.

Дочь сказала ему тогда: – ты хочешь, чтобы родился ещё один, никому не нужный, ублюдок? Которого, как и меня никто, никогда не будет любить?

С того времени они почти не разговаривали, обмениваясь вынужденными дежурными фразами, но, как оказалось, в трудную минуту, за помощью она могла обратиться только к нему. И он должен был помочь ей. Иван Александрович решил ничего, никому не говорить, ему оставалось только надеяться, что ничем серьёзным Вика не больна, и что, уехав из Москвы в совершенно новый для неё мир, будет так поглощена переменами, что забудет обо всём, что произошло на пешеходном переходе. Он же постарается быть в курсе событий, и если всё же что-то случится, они в любой момент смогут обратиться к лучшим специалистам Европы.

– Но это всё потом, – думал он – самое главное сейчас это свадьба и отъезд.

Возвращаясь к машине, Шубин с усмешкой подумал о том, что жизнь в стране, где все проблемы решаются с помощью связей, денег, а также обладания необходимой информацией, которая порой даже не может быть оценена в денежном эквиваленте, имеет свои неоспоримые преимущества. Как всё просто, продолжал рассуждать он. Древняя, как мир формула – «Ты мне – я тебе», и никаких проблем, каждый получает то, что ему нужно, и все довольны. Идеальное соотношение сил и возможностей. После отъезда Германа и Вики он разведётся с Ириной. Судя по её утреннему поведению, с этой стороны проблем не будет. Он знал, что при всех своих недостатках, его жена очень здравомыслящий человек, способный признать своё поражение, и при этом извлечь для себя максимальную выгоду. Отступные, которые он ей предложил, были настолько внушительной суммой, которая даже её, привыкшую не отказывать себе ни в чём, впечатлила. Затем они оформят брак с Ксюшей, и он официально усыновит Никиту. Далее, он получит назначение на работу где-нибудь в Европе, куда поедет уже с новой семьёй, и, пожив там какое-то время, они потихоньку исчезнут оттуда. И тогда, над их исчезновением, пусть хоть все спецслужбы голову сломают, хотя вряд ли их будут искать. Сейчас такая чехарда в правящих кругах, что им будет не до него. Поищут, конечно, но скорее так, для проформы. Вряд ли стоит волноваться на этот счёт, ведь он не владеет никакой секретной информацией, так, обыкновенный чиновник, а паспорта у них будут подлинными. Они объявятся где-нибудь в Канаде, языковых проблем у них не будет, оба, и он, и Ксюша, достаточно хорошо владеют английским, и уже через год другой будут говорить совсем как коренные американцы. Сидя за рулём, он ещё долго думал о предстоящих в их жизни переменах и домечтался до того, что даже представил себе Вику у них в гостях, хотя знал, что это уже перебор. Домой Шубин приехал, когда было уже совсем темно, и с удивлением обнаружил на кухне ужин для себя, хотя обычно горячим ужином его не баловали. Ему стало смешно. Когда-то он готов был на руках носить Ирину за любой знак внимания к нему, а теперь её забота не затронула никаких чувств в его душе. Ему было необходимо поговорить с Викой, но она уже спала, и он не стал её будить, решив отложить разговор до утра. Закрыв дверь кабинета на ключ, Иван Александрович занялся своими делами. Кабинет уже давно служил ему и спальней и гостиной одновременно, он привык к этой комнате, здесь все вещи были его давними знакомыми и друзьями. Работая с документами, он вдруг особенно остро осознал, что уже скоро его жизнь будет совсем иной. Оставив бумаги на столе, он подошёл к окну, и стал смотреть на великолепную, в море вечерних огней, Москву. Шубин любил этот город. После смерти Никиты он ушёл из военного училища и, несмотря на все протесты родителей, уехал в Москву. Поступил на завод учеником, работал, жил в общежитии, а по выходным подрабатывал грузчиком, отсылая дополнительно заработанные деньги матери Никиты, оставшейся после смерти сына и мужа одной, с двумя маленькими детьми. На заводе Ивана полюбили. Всем нравился этот работящий, молчаливый паренёк, который к тому же не пил и не попадал ни в какие скандальные истории. Начальство приметило его, и Иван получил от завода направление в институт. Вступительные экзамены на заочное отделение, он сдал хорошо. Ему даже предложили учиться очно, но он отказался. Институт он закончил с красным дипломом, получил квартиру в заводском доме. Карьера Ивана Шубина стремительно развивалась. Вскоре он стал мастером, а затем начальником цеха. На заводе появилось новое модное направление: выдвигать на руководящие должности молодые кадры, а он идеально подходил на должность перспективного, молодого, но уже с опытом работы, руководителя. Молодой, с незапятнанной биографией он был идеальным кандидатом на должность заместителя директора завода. Он женился на Ирине, когда ему не было ещё и тридцати. У него за эти годы, конечно, были увлечения, но все они были какими-то мимолётными, как-то случайно начинались и сами собой заканчивались. Он был завидным женихом, сам время от времени подумывал о женитьбе, но не встречал никого, с кем бы хотелось просыпаться в одной постели, есть за одним столом, чьи разбросанные на туалетном столике мелочи не раздражали бы его. И тут, во второй раз в его жизни появилась Ирина. Она сама позвонила ему, с просьбой помочь с гостиницей, пока она будет в Москве в командировке, но он, конечно же, пригласил её к себе, и даже заплатил соседке, чтобы та сделала у него генеральную уборку. Днём Ирина была занята, а вечерами он вёл её в театр или ресторан. Она благосклонно принимала его ухаживания, а он как мальчишка радовался этому. Через неделю Шубин сделал ей предложение, и Ирина приняла его. Отрезвление пришло спустя какое-то время после свадьбы. Ещё долго он пытался что-то выяснить, как-то всё изменить, но потом, осознав бесполезность этого занятия, с головой ушёл в работу. Теперь же он скоро освободится от неё. Когда-то, мысль о том, с каким удовольствием он выскажет всё, что накопилось в душе за эти годы, доставляла ему прямо-таки физическое наслаждение. Но теперь, после событий последних дней, понял, что не хочет этого, что все его чувства сошли на нет. Единственным желанием было скорей покончить со всем этим и если вспоминать, то, как о страшном сне. Иван Александрович лёг спать, но долго ещё не мог заснуть, в сотый, наверное, раз размышляя о том, что предстоит сделать в ближайшие дни. Утром он проснулся от запаха кофе.

– Забавно, – подумал он, – вчера блины, сегодня кофе. Глядишь, так и влюбится в меня. Эта мысль так развеселила его, что он решил не игнорировать старания Ирины и пойти позавтракать. Но оказалось, что его добрые намерения не будут оценены: на кухне возилась Вика. С виду она была вполне спокойна, и если бы не тёмные круги под глазами и осунувшееся лицо, он бы подумал, что она и думать забыла о своих неприятностях. За завтраком они поговорили о погоде, о новом спектакле во МХАТе, о соседской кошке, которая повадилась ходить к ним в гости через балкон. Потом он спросил где Ирина, и Вика ответила, что мама поехала заказывать для неё костюм. Платье, в котором она будет в ЗАГСе, уже привезли, но для церемонии в посольстве нужен костюм. Иван Александрович внимательно всматривался в лицо дочери, уж очень было подозрительно её спокойствие. Зная, о её нынешнем душевном состоянии, и учитывая особенности характера, он ожидал совсем другой реакции. Вика выглядела немного заторможенной, но очевидно это был результат употребления успокоительного.

Она проспала почти весь день накануне, ночь, и проснулась рано утром. Сама приготовила завтрак: кофе и гренки с сыром. Пока отец спал, ей нужно было чем-то занять себя, а готовить ей нравилось. Руки были заняты приготовлением завтрака, а в голове кружились грустные, как серые птицы мысли. Всё утро она думала о том, как убедить отца в невозможности брака с совершенно чужим для неё человеком. Если ей, по его мнению, так необходимо уехать, то она уедет с Максимом. Она уговорит его. Не может ведь он совсем не любить её. И никто другой не будет любить его так сильно как она! В этот момент Вика совсем забыла о разговоре с Максимом в кафе возле больницы, и действительно верила в то, о чём думала. Она села за стол и устремив взгляд в окно, долго сидела так, ничего вокруг не замечая. Сейчас Вика напоминала дом, в котором кипят свои страсти. Но окна закрыты, шторы опущены, и никто из прохожих даже не догадывается, что дом обитаем. Голос отца вывел её из раздумий: