Жестокие женские игры

– Ну, всё, хватит. Ты Лизка совсем с ума сошла, это прямо на болезнь какую-то похоже. Выбрось всё из головы.

Выброшу, – пообещала Лиза, – прямо сегодня выброшу.

Катя немного помолчала, а потом, не выдержав, добавила: – Но ты всё же хороша подруга. Столько лет мучилась, а я ни о чём не догадывалась.

– Да мне стыдно было Кать. Ты бы первая меня осмеяла. Это ведь идиотизм, если разобраться. Взрослая женщина, а страдала как школьница. Лучше скажи, как мне общаться с будущей родственницей?

–Ты имеешь в виду Ларису?

– Её. Вдруг она всё вспомнит и расскажет дочери?

– Лиз, я не думаю, что Лариса что-то вспомнит, но даже если и вспомнит, то не настолько же она глупа, чтобы рассказывать об этом.

– Ох, Кать, мне бы твою уверенность и чуточку оптимизма в придачу. Ладно, пойдём Игорька будить, он ведь нам обед обещал. Я месяц есть, ничего не могла, а сегодня как прорвало, всё время голодная.

Когда подруги вернулись на дачу, там их ждал сюрприз. В обществе Игоря они обнаружили мужскую половину семьи Ракитиных и Полину. После разговора с Катей Елизавета Андреевна чувствовала себя куда более спокойной, и в какой-то степени даже умиротворённой. Даже появление Полины не могло выбить её из колеи. Наоборот, она обрадовалась возможности понаблюдать за ней со стороны. Но пока наблюдать было не за чем, Полина не отходила от Максима ни на шаг, а отрывать её от него, вовлекать в беседу у Елизаветы Андреевны не было ни сил, ни желания. Они еще не поженились, а я из-за неё все нервы уже вытрепала, усмехнулась она про себя. Всё хватит, пусть сегодня Катерина с ней общается, от неё она вроде не так шарахается. Несмотря на то, что между Елизаветой Андреевной и вновь прибывшими, всё же ощущалось какое-то напряжение, день прошёл замечательно. Максим увёл Полину на речку, Владимир Иванович пошёл проведать соседа по даче, Игорёк, проигнорировав предложенную помощь, сам занялся приготовлением шашлыка, а Катерина с Елизаветой Андреевной принялись приводить в порядок грядки с клубникой. На дачном участке Ракитины бывали редко, поэтому ни о каком огороде и речи не могло быть. Зато там росли чудесных сортов яблони, их посадил ещё дед Максима. Яблоки были зимние, большие, красные. Осенью их срывали, складывали в ящики, и начинали есть не раньше октября. К этому времени они становились очень сладкими и не такими твёрдыми. Ещё Елизавета Андреевна посадила осенью клубнику, соседка почти насильно всучила ей рассаду, пообещав, что на следующий год будет превосходный урожай.

–Вот теперь и проверим, правду ли Ольга Семеновна говорила – делилась она с Катей, допалывая последнюю грядку.

–Лизунь, а кто всё это поливать будет? Тебе некогда, жалко, если всё пропадёт.

– Ну, с этим нет проблем, попрошу Ольгу Семеновну присмотреть. Если уж она заставила меня посадить всё это, пусть теперь поливает.

– А ягод и правда много будет, смотри, как всё цветёт, и зелёных уже много.

– Вот и отлично, приедем через месяц, и прямо здесь варенье сварим. Игорёк любит варенье?

– Этот проглот меня съест, если рядом ничего другого съедобного не будет, а ты спрашиваешь, любит ли он варенье. Он за месяц, съел весь мой годовой запас сладкого.

– Мои тоже любят варенье, а клубничное особенно.

– Вот и навари побольше, будут молодые к вам в гости на чай приходить. Они несколько минут молчали, заканчивая работу, когда Елизавета Андреевна, наконец, нашла в себе силы спросить: – Кать, ну а как тебе Полина?

Катерина давно ждала этот вопрос, поэтому не стала тянуть с ответом: – Ты ведь понимаешь, Лизунь, с первого взгляда мало, что можно сказать, но вроде симпатичная девушка. Смех у неё приятный и чувство юмора есть. Не красавица как Вика, но чем-то притягивает к себе взгляд. На стерву тоже вроде не похожа, смотрит на Макса влюблёнными глазами, а тебя сразу видно – побаивается.

–Тихая она слишком, Кать, а в тихом омуте, как известно, всякое водится. С Викой мы прекрасно понимали друг друга, а с ней, вряд ли когда найдём общий язык. Кстати, помнишь, я тебе говорила про квартиру? Хотела сюрприз своим мужикам сделать. Так вот, сюрприз не понадобился. Её мать отдаёт им свою квартиру, а сама переезжает жить к тётке. Так что, можешь сказать Ленке с Виктором, чтобы они переезжали туда.

Несколько секунд Катерина удивлённо молчала, а потом воскликнула: – Лизка, ты чудо! Ленка с ума сойдёт от радости. Там ведь воздух изумительный и с малышом есть, где гулять. А Максим согласится? Это ведь его квартира.

– Документы оформлены на моё имя, так что о его мнении можешь не беспокоиться. Он сейчас больше всего озабочен тем, чтобы его ненаглядная, лишний раз ни о чём не побеспокоилась. С одной стороны я его понимаю, всего год прошёл после тяжёлой операции, волноваться ей действительно нельзя. Но с другой стороны, у меня сейчас тоже не самый лёгкий период в жизни, и от родного сына я вправе ожидать хоть немного внимания и сочувствия.

– Лизунь, он сейчас так влюблён, что не замечает ничего вокруг, а ты естественно ревнуешь. Я по себе знаю, как это тяжело, отдавать единственного сына пусть даже очень хорошей, но всё же чужой женщине. Всё время кажется, что и кормят не так, и рубашка не так выглажена, и не подстрижен вовремя, и вид измученный. А когда невестка, новую шмотку себе покупает, вообще вся наизнанку выворачиваешься, сразу думаешь, почему ей, а не любимому сыночку. Но, если сразу это в себе не пресечь, то через год можно в психушку попасть. Учти это. А тебе, кстати, далеко не самый худший вариант попался, во всяком случае, без тяжёлой наследственности и не лимита, с кучей родственников алкашей в деревне. Ну а свадьба то когда, решили уже?

–Свадьба Кать, это ещё один сюрприз. Они собираются прямо из ресторана, не заезжая домой, лететь в свадебное путешествие.

–Понятно. С бала на корабль. Чистый Голливуд. Ну и чья идея?

–На глупые вопросы не отвечаю, сама могла бы догадаться.

–Всё, молчу. Но вы уже решили кто за что платит?

– Не «мы» решили, а я решила. Вчера сказала Ларисе, что раз она отдаёт им квартиру, то мы, чтобы хоть как-то уравновесить ситуацию, возьмём на себя все свадебные расходы.

–Лизунь, а что им дарить, деньги или что-то для дома?

– Подари что-нибудь не слишком нужное, но приятное. У тебя настоящий талант находить что-нибудь необычное в подарок. Никогда не знаешь, что от тебя ожидать в очередной раз.

– Тебе дарить легко, я тебя сто лет знаю. А что понравится им, я понятия не имею.

–Кать, мне бы твои проблемы! Ну, придумаешь что-нибудь, времени ещё предостаточно. Лучше пойди, пообщайся с ней, вон они с речки возвращаются, а я с Володей поговорю, он на меня со вчерашнего дня дуется.

Вика.

Новые вещи, новая машина, новые улицы и люди вокруг, новая жизнь в чужом, новом мире. Господи, как же она устала от всего нового! Сидя в одиночестве за столиком открытого кафе, вся во власти своих мыслей, Вика не заметила, как принесли её заказ. Последнее время, она совсем не могла находиться дома одна, предпочитала уходить вслед за мужем и возвращаться прямо перед его приходом. То, что всего год назад так нравилось ей, казалось таким необычным, теперь вызывало глухое раздражение. Закрыв глаза, Вика вспоминала свои первые дни здесь. Первым делом Герман сводил её в несколько дорогих магазинов, где она купила кое-что из новинок летней коллекции, а потом на его машине они поехали в Париж. Лувр, Эйфелева башня, Елисейские поля, Монмартр. Но самое ошеломляющее впечатление на неё произвёл Собор Парижской Богоматери. Герману тогда пришлось срочно уехать на пару дней, и она бродила по Парижу одна. Увидев собор, Вика несколько минут стояла в полном оцепенении, поражённая строгой красотой и размерами грандиозного сооружения и лишь потом, немного придя в себя, решилась войти внутрь.

Живя в Москве, она несколько раз бывала в церкви, в основном на Пасху и на Рождество, но удовольствия от этих посещений она не испытывала. Действовали на нервы старухи, одетые в какую-то тёмную, грязную одежду, повылазившие, неизвестно откуда нищие, калеки. Да и внутреннее убранство храма оставляло желать лучшего. На её взгляд, там всё было довольно убого и совсем не было той возвышенности, которую она ожидала ощутить. Здесь же она испытала такие чувства, о существовании которых не подозревала. Собор подавлял своим величием. Звуки органа, казались ощутимыми на ощупь, они обволакивали, проникали внутрь, выворачивали на изнанку душу и пройдя сквозь неё, замирали где-то под сводами храма. Вика сидела, полностью оглушённая, и очнулась, только когда один из служителей поинтересовался, всё ли с ней в порядке. Ничего, не ответив, она не глядя, вытащила из своей сумочки какую-то купюру, отдала ему и чуть ли не бегом направилась к выходу. Затем муж повёз её в Германию, но после Франции, с её лёгкой и какой-то праздничной атмосферой, Германия показалась уж очень вылизанной, чопорной и неприветливой.

–Ты просто устала от новых впечатлений, дорогая. Всё здесь тебе непривычно, ты растерялась и чувствуешь себя от этого неуютно, сказал ей муж, когда она пожаловалась на свою усталость. Предвидя это, он предпочёл прервать свадебное путешествие и вернуться домой. С каждым днём он всё больше влюблялся в неё. Она была не только самой красивой и желанной, из всех женщин, которые когда-либо встречались ему на жизненном пути, но и самой очаровательной в своей непосредственности. Он наблюдал за ней со стороны, и удивлялся, как она может быть такой высокомерной и беззащитной одновременно. Порой от неё веяло таким ледяным холодом, что он не мог представить себя с ней в одной постели, но потом, эта холодность куда-то исчезала, и ему хотелось взять её на руки, приласкать, как маленького ребёнка. Его умиляло удивление, с каким она осматривалась вокруг. Первый сильный шок Вика испытала, когда муж привёл её в банк и показал расчётный счёт.

– Скоро ты сможешь покупать всё, что захочешь. Подпишешь кое-какие документы и тогда деньги, что оставил твой отец, перейдут к тебе. Иван удивительно щедрый человек, думаю, сегодня ты убедилась в этом.

На следующий день из здания банка вышла уже совсем другая Вика. Теперь весь мир будет моим! Звучало у неё в голове в такт стуку каблучков. От осознания того, что она теперь очень состоятельная женщина захватывало дух и хотелось смеяться. Герман объяснил ей, что деньги, которые оставил ей отец, она может тратить по своему усмотрению, но может и не трогать их.

–Я тоже открыл счёт на твоё имя и денег на нём вполне достаточно, чтобы ты могла покупать себе какую угодно одежду или что-нибудь ещё, что тебе понравится, кроме, разве что, очень дорогих украшений или антиквариата. Подробнее поговорим позже, а сегодня мы должны купить тебе машину.

Но от машины Вика отказалась наотрез: – Ну, пойми меня, у вас совсем другие правила. Пока буду переучиваться, всю машину искалечу. Нет, не хочу. Лучше буду ездить на такси, или на автобусе.

– Дорогая, но ты не можешь пользоваться общественным транспортом. О тебе начнут говорить.

– А ты скажи своим соседям, которые, кстати, все глаза уже проглядели, пытаясь рассмотреть меня, что русская женщина, это совсем не то, к чему они привыкли. Или скажи, что я не вожу машину из-за плохого зрения, а очки носить стесняюсь.

– Вика, если я скажу им это, они будут удивляться целый год, засмеялся он в ответ. Здесь если у человека плохое зрение, и ему не хочется носить очки, он покупает контактные линзы, впрочем, как и в России.

Первые несколько месяцев она совсем не скучала, учила язык, много гуляла по городу, купила целый ворох новой одежды. По Московским меркам она была одета очень даже неплохо, но здесь, попав в фирменные магазины «Шанель» и «Версачи», ощутила себя золушкой. Ещё ей понравилось заходить в маленькие кофейни, где подавали чудесный кофе по-венски, штрудель и изумительно вкусные пирожные с ванильным кремом. Одно из таких кафе было совсем рядом с их домом. Там видимо уже знали, что она русская жена Германа, и первое время настороженно посматривали на неё. Но Вика вела себя безупречно вежливо, на довольно хорошем немецком благодарила, и не скупилась на чаевые. Вскоре к ней привыкли, а, привыкнув, уже не удостаивали таким пристальным вниманием, как в первое время. Хождение по магазинам, знакомство с австрийской кухней, общение с соседями – всё это хоть и занимало большую часть её времени, не давало возможности избавиться от грустных мыслей. Постоянно сравнивая между собой Максима и Германа, она приходила к неутешительному выводу, что не может ни забыть первого, ни полюбить второго. Герман продолжал оставаться для неё чужим, несмотря на его доброе, полное любви и заботы отношение к ней. Больше всего Вику раздражал его педантизм: секс только в определенные дни, обеды и ужины в строго определенное время, низкокалорийные, но жутко полезные овощи и морепродукты в ресторане. От последних, она не отказывалась, но от одного только вида варёной цветной капусты её начинало тошнить. Было ещё кое-что, в чём Вика не хотела признаться даже себе. Мысли о тщетности её стараний, о том, что всё так и осталось игрой во взрослую жизнь и к тому же успело изрядно ей надоесть. В душе была пустота, заполнить которую было нечем и на фоне этого, её опять начали мучить кошмары по ночам. Снова и снова видела она во сне лицо той девушки, её испуганные глаза, губы, раскрывшиеся в немом крике, рыжие волосы на асфальте. Она часто просыпалась в холодном поту и больше уже не ложилась. Порой Вике казалось, что девушка преследует её не только во сне. Идя по улице, она вдруг резко оборачивалась, и внимательно всматривалась в лица прохожих. Поделиться страхами ей было не с кем, бессонные ночи измотали её, она похудела, под глазами залегли тёмные тени. Проснувшись сегодня от очередного кошмара, Вика отчётливо поняла, что больше не в силах выносить этот ужас, что ещё одна такая ночь просто сведёт её с ума. Выйдя утром из дома, она целый день бесцельно бродила по городу, и теперь, не чувствуя ног от усталости, забрела в маленький ресторанчик на набережной. Поужинав, попросила принести ей чашку чёрного кофе и журнал. Говорить по немецки ей до сих пор было трудно, мешал какой-то внутренний барьер, но читала она уже почти свободно. Одна из статей привлекла её внимание и, заглянув в конец журнала узнать дату выпуска, Вика почувствовала, как её словно током ударило: когда-то этот день был самым главным для неё днём в году, это был день рождения Максима. От волнения она забыла все свои познания в немецком и, схватив за руку проходившего мимо официанта взволнованно закричала: – Телефон, мне нужен телефон!

Несмотря на то, что Вика говорила по-русски, он прекрасно понял её, и, проводив к стойке бара, положил перед ней аппарат. Дрожащими руками она стала набирать знакомый до боли номер, молясь о том, чтобы Максим был дома. Молитвы её были услышаны, потому что он не только был дома, но и сам снял трубку: – Слушаю вас – раздался его голос.

– Здравствуй Макс, – ответила она, – с днём рождения тебя.

–Вика! Ты что, в Москве? – услышав его голос, она радостно засмеялась.

– Я в Вене, в маленьком ресторанчике на набережной. Весь день бродила по городу, устала и зашла перекусить. Вспомнила, что у тебя сегодня день рождения и решила поздравить, не откладывая.

–Я рад, что ты позвонила, честно говоря, даже не надеялся, что вспомнишь. Как ты?

–У меня всё нормально. Только ужасно скучаю по Москве, она мне уже ночами снится.

–Так приезжай, если тебе там так плохо.

Услышав это, она чуть, было, не закричала от радости, но следующая его фраза обернулась для неё холодным душем:

–Приезжай, тем более повод есть. Я женюсь через месяц.

Перед глазами у Вики всё поплыло. Она ухватилась левой рукой за стойку, чтобы не упасть. Несколько секунд молчала, но потом всё же нашла в себе силы продолжить разговор:

–И кто же твоя избранница? Может, я знаю её?

– Нет, вряд ли вы знакомы.

– Ты любишь её? Возникшая пауза была едва уловимой, но Вика её заметила, и это немного подняло ей настроение.

– Конечно, раз я решил связать с ней свою жизнь.

Внезапно она решилась: – А знаешь, я, может быть, и приеду на твою свадьбу. Привезу какой-нибудь роскошный подарок. Так ты приглашаешь меня?

– Приглашаю, но… В общем не знаю, как об этом сказать, но надеюсь ты понимаешь, о чём я.

– Макс – вновь раздался её теперь уже чуть насмешливый голос, – ты самонадеян как все мужчины. Обидел меня и считаешь, что это в порядке вещей. Уже почти год я не Вика Шубина, а фрау Виктория Шульц. У меня теперь другая жизнь, в которой ты занимаешь далеко не первое место, так что можешь не беспокоиться, истерику на твоей свадьбе я не устрою.

Возникшая пауза сказала ей куда больше, чем слова, которые она могла бы услышать от него.

–Извини меня, – наконец, ответил Максим, – я самый настоящий кретин. Конечно же, я буду рад видеть тебя.

– Я приеду, но не из-за твоей свадьбы, у меня есть другие дела в Москве. Скоро увидимся. Пока. Она положила трубку первой. Этот разговор так вымотал её, что единственным желанием было как можно скорее что-нибудь выпить, чтобы хоть на время заглушить боль внутри. Расплатившись наличными за разговор с Москвой, она позвонила мужу и, попросив забрать её из этого заведения через полтора часа, стала методично, будто выполняя какую-то работу опустошать бутылку виски. Когда Герман приехал, Вика была практически в невменяемом состоянии. Она не буянила, не рвалась станцевать на столе, а тихо сидела за своим столиком. И только её остекленевший взгляд говорил о том, что она находится в стадии сильнейшего алкогольного опьянения, граничившего с отравлением. Официант помог довести её до машины, а дома Герман сразу въехал в гараж и прямо оттуда внёс жену в дом, дабы избежать всевидящего ока соседей. Ночью ей было так плохо, что он хотел уже вызывать скорую, когда её стало в очередной раз рвать в ванной. Но видимо это были уже последние остатки алкоголя в желудке, потому что взгляд её стал понемногу проясняться. Умыв, он уложил её в постель, а сам ещё долго сидел на кухне, куря одну сигарету за другой. Он уже давно замечал, что с женой творится что-то непонятное, его пугали её крики по ночам, но до сегодняшнего дня он предпочитал закрывать на это глаза, приписывая резкие перепады в её настроении одиночеству и ностальгии. Единственное решение, к которому он пришёл, было отправить Вику на какое-то время в Москву, и Герман решил обсудить с ней этот вариант, как только она проснётся.

Первая мысль, посетившая её сразу после пробуждения, была о том, что никогда ещё она не чувствовала себя так плохо. Язык был как наждак, а голова болела так, что невозможно было даже оторвать её от подушки. Услышав шаги мужа за дверью, Вика недовольно поморщилась, но к её удивлению, Герман прошёл мимо, даже не сделав попытки заглянуть к ней. То, что он даже не подумал поинтересоваться, как она себя чувствует, разозлило её ещё больше: «чурбан бесчувственный», чуть не расплакалась она, хоть бы догадался воды принести, пить ведь хочется так, что сил нет! Кое-как доплелась она до ванной и, припав к крану, долго пила, пока не почувствовала, что ещё один глоток, и она лопнет.

О том, что муж всё ещё дома, Вика поняла, по доносящемуся из кухни шуму кофемолки. Она хотела сразу же уйти к себе, но не успела: услышав шум воды в ванной, Герман сам вышел ей навстречу.Вика ожидала от него всего, что угодно: ругани, упрёков в свой адрес, но он только ласково улыбнулся и предложил стакан холодного сока из грейпфрута. Вслед за соком он налил ей чашку крепкого, чёрного кофе и, только после этого, удостоверившись в её способности трезво мыслить, рассказал о своём решении отправить её в Москву. В его глазах, когда он говорил об этом, было столько теплоты, что Вика почувствовала, как рушится незримый барьер между ними и впервые, в голове её промелькнула мысль, что может когда-нибудь, она всё же сможет быть счастлива с ним. Остаток дня и весь следующий Герман заставил её провести в постели и только потом разрешил заняться приготовлениями к отъезду. Подарки для Московских родственников и Ракитиных старших Вика купила быстро, но на то, чтобы купить подарок Максиму ушло несколько дней. Ей хотелось подарить что-нибудь достаточно интимное, чем бы пользовался только он один. В конце концов, она остановила свой выбор на небольшой, стильной мужской сумке из чудной, мягкой кожи и портмоне к нему. Настроение её все эти дни было превосходным. Ей казалось, что та незаметная пауза в разговоре, сказала о многом. Теперь она ни минуты не сомневалась, что при правильном раскладе, рано или поздно сможет получить Максима обратно, если не в качестве мужа, то в качестве любовника, что на данный момент для неё было даже более предпочтительно.

В Москве её встречал отец. Они не виделись почти год, и за это время он так изменился, что Вика не сразу даже узнала его. Неловко обнявшись, оба как по команде сделали шаг назад и молча стояли среди обтекавшей их толпы, не зная, что и сказать друг другу. Пауза росла, и чтобы как-то заполнить её и скрыть замешательство Вика произнесла: – А ты похудел, волосы совсем седые стали и стрижка новая.

–А ты стала очень красивой и совсем взрослой – ответил Иван Александрович.

Вика отметила про себя, что, несмотря на седые волосы, отец стал выглядеть намного моложе, но не из-за внешних перемен произошедших с ним. Теперь у него был другой взгляд, более мягкий и не такой властный как раньше. И одет он был иначе. Официальный костюм уступил место джинсам, мокасинам и короткой кожаной курточке, такой тонкой, что она больше походила на рубашку.

–Ну, что же, пойдём – опомнился, наконец, Иван Александрович и повёл дочь к машине

Вместо привычной ауди с личным шофёром за рулём, Вика увидела чёрную мазду.

–Похоже, перемены коснулись не только твоей внешности, пряча усмешку, серьёзно сказала она, когда машина выехала со стоянки на шоссе – или, в твоём министерстве решили сменить имидж?

–Служебной машины у меня больше нет. Из министерства я уволился, теперь работаю на себя, продаю, покупаю. Там лес, тут цемент, ну и так далее.

– А чем занимается твоя новая жена?

– Новая жена воспитывает Никиту и помогает мне.

–Понятно, значит ты теперь что-то вроде «купи-продай».

–Если тебя устраивает такая формулировка, то да – усмехнулся он.

– Извини, не хотела тебя обидеть. Просто год назад ты говорил, что хочешь уехать отсюда, а теперь, кажется, даже и не помышляешь об этом.

–Здесь большие перемены. Думаю, мне теперь и не понадобится никуда уезжать. Вика, я с семьёй живу теперь за городом, у нас там большой дом. Квартира в Москве стоит пустая. Выбирай сама, куда тебя отвезти, я не буду против, если ты захочешь остановиться в городе. Но мне хотелось бы, чтобы, хоть несколько дней ты пожила у меня.

–Хорошо, я приеду к тебе, но не сегодня. Пока мне хочется побыть одной, заново ко всему привыкнуть.

– Я так и думал, -кивнул ей в ответ отец. Вчера я был там, привёз кое-какие продукты и попросил убрать квартиру. Если захочешь поговорить с мамой, я дам тебе её телефон. Она кстати вышла замуж.

– Да, я знаю, она писала мне. Я также знаю, что ты мой настоящий отец и что эта новость чуть не довела тебя до инфаркта.

– Это долгий разговор Вика. Если захочешь, мы обсудим это.

– Зачем? Что это изменит? Я признаю, что ты, даже считая меня неродным ребёнком, сделал всё, чтобы помочь мне, и благодарна за это. Но, требовать от меня сейчас чего-то большего, чем благодарность, было бы, по меньшей мере, глупо. Поэтому, пожалуйста, не нужно никаких иллюзий и надежд на возникновение между нами более теплых отношений.

Иван Александрович только молча кивнул в ответ, не показывая, как больно ему это слышать. Тем временем машина подъехала к знакомому подъезду. За год здесь вроде бы ничего не изменилось, но, поднявшись в квартиру, которая не так давно была их общим домом, оба почувствовали, как далеко осталась та прежняя жизнь со всеми её горестями и маленькими радостями. Слушая рассказываемые отцом последние новости о дальних родственниках и общих знакомых, Вика начала распаковывать вещи.

–Здесь тебе посылка от Германа.

– Да, спасибо. Я тоже передам ему с тобой кое-что.

Иван Александрович никак не мог решить, говорить ли дочери о предстоящей свадьбе Максима или нет, но, поразмыслив, ещё раз, решил всё же предупредить её.

– Вика, я хотел коё о чём поговорить с тобой. Это касается Максима.

– Папа, только не делай такое скорбное лицо. Если ты имеешь в виду его предстоящую женитьбу, то я обо всём знаю, и даже привезла ему подарок. Вот, смотри – и она вытащила из чемодана небольшой свёрток.

–А кто тебе сказал об этом?

– Он сам и сказал. Я позвонила поздравить с днём рождения, мы поговорили, и он пригласил меня на свадьбу.

– А как у тебя с Германом?

–Ты хочешь спросить, не бросила ли я его и не примчалась ли расстраивать бракосочетание господина Ракитина? – Усмехнулась она. – Нет, конечно. С Германом всё не так просто, слишком мы с ним разные. Но, по крайней мере, пока, я не собираюсь уходить от него.