Тайны темной стороны

– Не узнаёшь,– сказал он медленно, но как-то твердо и безапелляционно. Затем добавил:

– А ведь мы встречались, правда, довольно давно.

Меня вдруг охватило странное чувство. Казалось, все мое существо знало этого человека, а разум никак не мог найти никаких аргументов в пользу этого. Иногда подобное явление древние маги называли знанием тела, и они считали, что это Мировой Дух пытается достучаться до тебя. Я попытался замереть и зафиксировать это странное состояние. Появилось ощущение жары и каких-то малоприятных запахов.

– Да-да, верно,– улыбнулся мой сосед,– дорога из Иерусалима в Дамаск.

– Господи!– мелькнуло в голове – да неужто и впрямь!.. И в тот момент я как будто вспомнил все…

** * * **

      Восход Солнца тем утром я встретил первым, когда весь приют еще спал. Бегом, добравшись до источника, и окатив себя несколькими ведрами воды, я быстро оделся и стал взбираться на небольшую вершину, под которой и находилось место моего ночлега. Утренний туман уже тронулся розовым цветом, а значит, следовало поторопиться. С этого места все восточные Карпаты были видны, как на ладони, вызывая чувство необъяснимого благоговения. Усевшись, я закрыл глаза, ощущая окружающий мир, пробуя на вкус воздух, заполненный чистотой и бодростью, и преклоняясь перед мощью невысоких, но вполне величавых гор. Это было состояние полнейшего счастья и непередаваемого блаженства. Голос я услыхал не сразу, наверное, прошло минут двадцать. Он исходил отовсюду и одновременно ниоткуда. Я слышал его очень четко, совершенно без всякого страха или даже удивления.

– Джабир Исхак аль-Саид ибн Джавзи Табиб. Ты должен вспомнить!

Меня передернуло. Что значит – «вспомнить»? Я и выговорить-то это не смогу. Я очнулся. В голове еще «журчали» остатки словно бы какого-то шума…

Но, как ни странно, я вспомнил. Не сразу, конечно. Прошли часы. Мы уже шли по гребню до горы Пидпула, а на меня время от времени накатывало что-то странно, похожее на мелькание картинок. Сначала я увидел город в горах, или, может быть, это было даже несколько городов…

– Это Сринагар,– я не то догадался, не то кто-то снова шепнул мне на ухо.

Я попытался вспомнить больше, но пока – тщетно. Во всяком случае, в следующий момент я испытал странное ощущение, будто мне на голову упал большой, но при этом очень легкий сверток. Именно это ощущение и привело меня в состояние, которое прежде я никогда не испытывал.

                              ***

      Весь сорокакилометровый переход, запланированный на этот день, я прошел в каком-то странном полусне, почти не ощущая ни жары, ни тяжести. Пока я шагал, внутри меня словно бы разматывалась некая бесконечная лента, заполнявшая собой тот странный, свалившийся на меня невесть откуда, «подарок».

Это выглядело так, будто кто-то прокручивал у меня в голове видеокассету с различными сюжетами, часто без начала и окончания – понимай, как хочешь. Большая часть этих сюжетов отпечаталась у меня в виде картин, связанных с трудностями и лишениями караванной жизни. Я, можно сказать, двигался с этими караванами из Сринагара в Китай, Индию, Палестину, Грецию и еще Бог знает куда. Были среди всех и очень яркие эпизоды, наблюдаемые практически визуально. Я видел себя, идущего впереди большого одногорбого верблюда, навьюченного каким-то громоздким товаром, но сложно сказать, что именно это было: чай, шелк или же что-то другое, настолько же дорогое. Откуда и куда шел этот караван было тоже неясно, но потом я в разговорах стал слышать что-то вроде Ирушалаим и Дамаскус. То есть мы шли, видимо, из Иерусалима в Дамаск или же – наоборот. Еще мне хорошо запомнилось, что вместе со мной было много других людей, все разные: от слегка смуглых греков, до иссиня-черных нубийцев. И еще в том караване было не менее пятидесяти верблюдов. Днем было очень жарко и люди выстраивали навесы, спасаясь под ними от жгучих лучей, съедающих даже хлопчатобумажные мешки, прикрепленные кое-где к седлам ослов, и мулов. Был полдень. Погонщики лениво бросали игральные кости и вели какую-то неторопливую беседу… Затем картина обрывалась и шла следующая. Это была ночь, караван двигался по звездам. Сзади кто-то подошел и спросил:

– Ты уверен, уважаемый, что именно Антарес приведет тебя к цели?

Я словно бы обернулся и спросил:

– Уж не хочешь ли ты показать мне дорогу?

– Нет, я знаю, ты не впервые на этой тропе, но Антарес4 – дурная звезда и лучше бы выбрать для себя другой ориентир. Скажем – Джубба5… Она приведет туда же, но ее лучи куда менее зловредны…

– Ты знаешь звезды?

– Я учился,– ответил мой собеседник скромно.

– Чему и у кого? И как зовут тебя?

– Мое имя Акива, я сын Шимона – каменщика из Самарии.

– Сын каменщика знает звезды?

– Я сбежал из дома почти сразу после бар-мицвы6. Долго странствовал, изучал астрологию и магию, находясь в Александрии.

– Зачем ты идешь в Дамаск?

– Я хочу учиться алхимии. Говорят, там лучшие учителя. А ты, почтенный, я слышал, знаменитый лекарь?

– Нет, знаменит мой учитель, я же покамест лишь набираюсь опыта.

– А зачем ты идешь в Дамаск?..

На этом эпизод снова обрывается.

И снова ночь или, вернее, утро, раннее утро. Акива где-то рядом. Он вещает медленно и размеренно:

– Звезда Альфард7 подобна по своей природе Сатурну. Она зловредна и имеет отношение к ядам, отравлениям, убийствам. Человек, рожденный в то время, когда Марс соединился с Альфардом, может быть убит на войне или умереть от жара крови. Звезда Рас -Альгети8, соединившись с Сатурном, может способствовать возникновению болезней ног, соединившись с Луной, может указывать на острый, проницательный ум, и, таким образом, она благоприятна философам. Эта звезда может вызывать…

И опять обрыв, снова я прихожу в себя и ощущаю в полной мере тяжесть рюкзака и уже вполне реальную жару, выдавливающую из моей кожи последние капли влаги. Несколько сотен шагов, и – новое «включение»:

– Вот мы и пришли. Дальше наши пути расходятся. Ступай, я буду молить Аллаха, чтобы ты нашел хорошего учителя.

– А я буду молиться, чтобы сбылась твоя мечта, и ты бы узнал все лекарства, какие только существуют на земле.

Мы расстались на Торговой площади, он зашагал к мясницким рядам, а я направился в сторону Восточных ворот.

** ** **

      В тот день мы познакомились во второй раз, почти четыреста лет спустя. Акива бен Шимон, так он по-прежнему себя называл, разумеется, вне системы гражданских отношений, как, оказалось, был очень-очень неординарен. Он невероятно глубоко понимал магию и астрологию, он разбирался в премудростях алхимических текстов и с легкостью пояснял для меня некоторые из них. Он ориентировался в каббале, словно это была алгебра начальных классов. И при этом мы дружили. Я не понимал, зачем я ему нужен? Он был намного старше, да и продвинулся значительно дальше меня. Всякий раз, когда я задавал ему вопрос по этому поводу, он лишь отмахивался:

– Брось, давай не будем отвлекаться. Я давно слежу за тобой и твоими работами, и мне нужна твоя помощь. Вернее сказать не мне, а одному человеку. Он очень болен и мы должны поставить его на ноги.

– Вряд ли я смогу больше, чем ты, – я лишь пожимал плечами, поскольку его заявление казалось более чем странным.

– Ты знаешь, грядут Большие Перемены. Наши Белые Луны находятся в точнейшем тригоне9 по отношению друг к другу. Так что, нам стоит немного поработать вместе. Ты наверняка узнаешь что-то для себя новое, а я получу помощника, без которого мне просто не справиться: не с моим коленом начинать такое дело в одиночку.

Я замечал, что он немного хромает, но никогда не спрашивал, что у него с ногой.

– Ну, хорошо, – ответил я тогда, – Ты можешь на меня рассчитывать.

Он как-то хитро улыбнулся, мол, «куда бы ты делся!»

Впрочем, скоро Акива показал мне того человека. Он был действительно очень болен и не будь рядом с ним моего странного друга, я бы, наверное, решил, что этот человек обречен.

Перепробовав все известные мне лекарства и методы и не получив ни малейшего результата, я уже зашел в тупик, и не знал что мне делать. Вскоре произошел случай, значительно подтолкнувший ход последующих событий. Находясь на пороге отчаяния, я решил прибегнуть к последнему средству – попытаться найти нужное мне лекарство в сновидении.

      Нужное состояние, пришло довольно быстро. Почему-то в этом сновидении на мне была оранжевая рубашка, казавшаяся то ли неприятной, то ли просто странной. Я стоял посреди ржаного поля, как раз на дороге, пересекающей его посередине, почти как на картине Шишкина, только сосны там не было. По дороге, навстречу мне, быстро перебирая короткими ногами и несколько наклонившись туловищем вперед, шел низкорослый коренастый человек, почти карлик, одетый в какой-то темный балахон. Проходя мимо, он лишь мельком посмотрел в мою сторону, притом, что я его разглядывал с большим любопытством, лихорадочно пытаясь вспомнить, где мы виделись раньше. В тот момент, когда я уже видел его спину, странный человек, похожий на монаха вдруг резко повернулся и глянул на меня каким-то тяжелым, почти припечатывающим взглядом. Тут я его сразу и узнал.

Несколько лет назад он уже являлся ко мне в сновидении такого же рода, и почти в таких же обстоятельствах, пытаясь внести ясность в понимание некоторых трав. Также, как и тогда он, упершись пальцем мне в грудь, делая паузы после каждого слова, очень твердо заявил:

– Ты не там ищешь! Ему нужно не золото, а серебро! У него солнце где? В Водолее! А Луна? Неужто не помнишь? Тот-то! В Рыбах! В общем, серебро ему нужно, полученное из сурьмы! И опять, как тогда, он развернулся и пошел своей дорогой, довольно быстро превращаясь в точку, сливающуюся с горизонтом. Затем все стало расплываться, переходить в нечто совсем иное, что уже не имело никакого значения. Это была прямое знание, что бывает редко, и это, безусловно, следовало использовать. Я раздобыл сурьмы, и, выстроив печь в сарае одного моего старинного приятеля, принялся за делание. Однако на моем пути были сплошные неудачи. Серебро не просто не получалось, за все время я сотворил два взрыва такой мощности, что вообще чудом остался жив. Оба раза приятель ставил вопрос о моем изгнании, но, как в первом, так и во втором случае, его удавалось задобрить. Трансмутация зависала на второй фазе – альбедо – перехода олова в серебро, после чего следовал потрясающий по силе пиротехнический эффект. Акива молчал и меня это злило. Мне казалось, что он что-то скрывает, и я не раз высказывал свои мысли по данному поводу.

– Извини, но я и, правда, не знаю что делать. Мои трансмутации шли совершенно по-иному, и вообще я шел по пути превращения ртути и серы. Однако, даже не в этом дело. Глупцы говорят, что алхимия – это лженаука, но они ошибаются. Лженаука – это алхимическая технология, которую они и хотят видеть в алхимии. Ты же знаешь, что каждый маг, двигаясь по Пути и совершенствуясь, обретая новые посвящения, обязан на определенном этапе превратить неблагородный металл – в благородный своим собственным способом. Это уровень пятого посвящения… Однако посвящение дает не учитель и вообще не кто-либо из смертных. Его дает только Бог, и он направляет стопы человека на Путь Истинный и на этом Пути устраивает разные испытания. Выдержать испытание – это и значит обрести посвящение, поскольку понять что-либо, можно лишь обретя непокой. И так постоянно: вверх, постоянно вверх – до самых высот. Таким образом, ты уже, видимо, понимаешь, что трансмутации у всех разные, ибо у всех разные пути.

– И все-таки, что же мне делать?– не сдавался я.

– У меня есть кое-какие идеи, иначе, как ты понимаешь, я бы и не стал тут зря болтать. Короче говоря, слушай и не перебивай. Разговор, возможно, будет долгим. В общем, вчера я разговаривал кое с кем… Признаться, они были удивлены, что тебя поставили именно на этот путь. Тайна, которой тебе не достает, не известна никому из смертных, даже им… Последний раз по этому пути шел адепт, жрец из Шумерского города Ур. Его звали Ассархаддон. Улавливаешь? Это было лет за пятьсот до рождества Христова! Но, как ты понимаешь, это не повод себя с ним отождествлять. О нем мало что известно, но очевидно он достиг и пятого, и более высоких посвящений.

Из расшифрованных текстов мы знаем, что в те времена над городом нависла смертельная опасность. Сейчас трудно сказать какого рода, но Ур должен был исчезнуть, и что интересно, Ассархаддон предсказал это событие за полтора или два года. Видимо, он имел серьезный вес в городе, быть может, он был придворным астрологом или еще кем-то в таком роде. Но, так или иначе, достоверно известно, что к нему прислушались и стали снаряжать караван, с тем, чтобы эвакуировать хотя бы часть людей и, по возможности, вывезти самое ценное. Как дело шло дальше никто не знает, но известно достоверно то, что существует значительно более поздняя легенда, текст которой найден в царском хранилище в Ниневие10, кстати, если ты помнишь, упоминания об этом городе, равно как и об Уре, встречаются даже в Библии.

Так вот, там, в Ниневие, кажется, в двадцатые годы английской экспедицией, были найдены глиняные таблички, на которых было начертано, что легенда, о которой пойдет речь, принадлежит халдейским11 кочевникам. Она повествует о земном рае, который находится где-то в замкнутой долине Фахран, где живут праотцы халдеев. Сегодня все склоняются к тому, что речь идет об Алтае. В это место их привело Провидение, спасая от какого-то катаклизма. В этой же легенде говорится, что единственным входом в долину является железное ущелье, которое халдеи выплавили посредством гигантского костра, разведенного около склона горы. Впоследствии, когда долина перестала вмещать всех людей, ибо население увеличилось во много раз, потомки Ассархаддона вышли из долины этим же коридором и разбрелись по всему свету. Что было дальше неизвестно, об этом легенда – понятно – молчит. Но это и неважно.

Я попытался открыть рот, чтобы что-то сказать, но Акива жестом остановил меня. Помолчав немного, он продолжил:

– Самое интересное здесь то, что это место действительно существует, и оно действительно на Алтае. Теперь я немного отвлекусь и расскажу тебе вот о чем. На свете существует множество городов, более или менее похожих один на другой, но сейчас нет городов, похожих на Ур или Ниневию. И дело здесь вовсе не в архаизме и не в его крепостном или дворцовом устройстве. Этот шумерский город можно было сравнить с единым организмом или даже с мозгом какого-то большого разумного существа. Самое поразительное здесь то, что такие города имеют что-то вроде собственного астрального тела, и более того – они способны к реинкарнации. Правда, время между их воплощениями огромно и порой равняется целым эпохам. Ур возник в Эру Рака. Сейчас заканчивается Эра Рыб12… И Ур никогда еще не возрождался снова. Сейчас этот город хранит свое тонкое тело как раз в этой самой долине на Алтае.

Акива развернулся к окну, и какое-то время так и стоял, молча глядя на темную мокрую улицу.

– Ты должен идти на Алтай, ты должен найти эту долину и попытаться, используя осознанное сновидение, или что ты посчитаешь нужным, войти в тонкое тело города, и таким образом, может быть, тебе удастся там что-то отыскать. Во всяком случае, ни в одной другой точке света в тайну Ассархаддона проникнуть нельзя.

– Ничего себе! – Я в отчаянии махнул рукой, –  Пойди туда – не знаю куда!.. Если не хуже!

Акива спокойно продолжал:

– Мне бы пойти с тобой… Но это невозможно. С моим коленом я и четверти пути не одолею. Но я подробно расскажу тебе все, что знаю сам: как добраться до места, и все такое. Но самое трудное не это. Чтобы город тебя принял, ты должен, по сути, стать халдеем, то есть – шумерским магом и астрологом.

– То есть?

– Какое-то время ты будешь двигаться в горах в абсолютном одиночестве. За это время ты должен отстраниться от прежней жизни, более того, ты должен научиться почитать шумерских богов и духов. Кстати, согласно легенде, именно духи стихий, почитаемых шумерами, охраняют вход в долину. Я дам тебе заговоры для контакта с ними. Он говорил медленно, как будто подбирал слова или немного смущался, и временами мне казалось, будто он жалеет, что вообще затеял эту беседу, и вот сейчас он меня хлопнет по плечу и скажет: «Знаешь, забудь все, что я тебе тут наговорил, попробуем выкрутиться как-нибудь иначе…» Но этого не происходило, и разговор продолжал медленно течь в том же русле, рождая огромное количество вопросов и чувство растущей тревоги.

– Все это очень опасно,– продолжал он,– и мне будет очень жаль, если ты не вернешься совсем или вернешься не ты. Я же сделаю все, что от меня зависит, чтобы ты вернулся целый и невредимый.

Вскоре началась подготовка к отъезду. Вылет до Барнаула я запланировал на 22 июля. Затем оттуда следовало доехать до Горноалтайска, а уж затем, «на перекладных», до малоизвестного поселка Бегера, что на реке Аймень. Далее предстоял длительный переход вверх по реке, о характере которого я не имел ни малейшего представления.

Бегера оказался невзрачным поселком, каких огромное множество, хотя и было в нем нечто привлекательное. Там я задержался на два дня с тем, чтобы отдохнуть перед дорогой, осмотреться и расспросить у местных о подробностях дальнейшего следования. Меня взяла на постой уже немолодая, но все еще красивая женщина, жившая в поселке со времен эвакуации. У нее был замечательный сын – охотник от Бога, простой, добродушный и одновременно неординарный человек. Познакомившись, он повел меня по поселку, показывая, где и что находится, и попутно расспрашивая о всякой всячине, ловко перескакивая с одной темы на другую. Придя домой, мы продолжили разговор, уже сидя на лавке у забора. Я все пытался повернуть беседу ближе к интересующим меня вопросам – о тайге, реке и вообще обо всем, что могло касаться характера моего будущего перехода. Однако Федор только лишь отмахивался,– подожди, мол, с тайгой,– и все расспрашивал, видал ли я какого-нибудь артиста или космонавта. Так мы проговорили, перебивая друг друга, каждый со своими интересами, пока не взошла Луна.

– Все, пора спать,– сказал Федор, резко встав и направившись к избе.

Я, не без удивления, тоже подался в отведенные мне апартаменты. Ночь была тихая и спокойная, и лишь изредка в мой сон прорывался лай хозяйской собаки, неведомо кого учуявшей в кромешной мгле.

      Проснулся я от того, что кто-то ходил за стеной. Было, наверное, часов пять или даже раньше. Солнце еще не взошло, но все вокруг было уже залито тускловатым серым светом. Я вышел в гостиную, где увидел Федора. Обернувшись, он улыбнулся и махнул на меня рукой, мол, иди спать – вон какая рань. Я обратил внимание, что он собирает какие-то вещи в свой маленький рюкзак:

– Уезжаешь? – спросил я заинтересованно.

– Да, надо сети проверить, – хмыкнув, ответил Федор.

– Так ты по реке?

– А то, как же? – снова не поднимая глаз и одновременно ища что-то, сказал он.

– Вверх пойдешь?

– Точно, а тебе чего? – он, наконец, поднял на меня глаза.

– Да мне тоже вверх надобно, может, возьмешь с собой?

Федор перестал улыбаться и пристально посмотрел на меня.

– Это тебе зачем?

– Чего зачем? – Удивился я.

– Зачем тебе вверх по реке? И вообще, куда тебе надобно-то?

– Я еще вчера тебе хотел рассказать, да ты со своими артистами мне слово не давал вставить. Дойти мне надо до истока Чеворги, а затем через хребет Иолго.

– Ты не дойдешь, непролазно там.

– Может, ты доведешь? – спросил я осторожно.

– Нет.

– А сейчас возьмешь? – чуть нажал на него я.

– Не ходи туда. Охотники не любят это место. Дурное оно. – Федор изобразил странную гримасу, не то страха, не то отчаяния.

– Ладно, спасибо, – я лишь пожал плечами и развернулся, собираясь уйти к себе.

Честно говоря, такой поворот меня несколько озадачил. Что именно могло отпугивать охотников от невидимого города? Я был уверен, что Федор не только знал о каких-то особенных свойствах долины, но и догадался, что я направляюсь именно туда. Интересно, что с этим местом даже был связан какой-то местный фольклор, а значит, там побывали многие люди, которым довелось увидеть нечто экстраординарное даже для охотников, а уж они, как известно, люди бывалые. Многие из них, всю жизнь прожившие в природе, поучат магии, особенно охотничьей, кого угодно. Для них это просто обыкновенная жизнь, они уважают природу и знают как себя вести среди этих лесов и гор, с тем, чтобы возвращаться домой не просто живым, но и всякий раз не с пустыми руками. И наоборот, я давно замечал, что те, кто природу не уважает, долго не живут: или погибают или же попросту опускаются до крайности.

Я направился в свою комнату – разговор был закончен.

– Постой!

Я повернулся.

– Пойми, не для людей там… Места гиблые, даже зверь стороной обходит.  Он явно подыскивал слова, невпопад жестикулируя и гримасничая.

– Все, кто возвращались оттуда, скоро помирали. Кто брюхом извелся, кто в лихорадке, как Петр – муж Мариин, в прошлом году. Тоже дурак, на спор туда полез… Васька Курыхин, так того на другой день, как вернулся, лошадь не признала и копытом зашибла и так все. А бывало, что и семьями подыхали, видать заразу какую приносили. Так что гляди, пойдешь туда – обратно на постой никто не возьмет, а вперед тебе не дойти.

Я кивнул и ушел в свою комнату. Упав на кровать, я стал размышлять, перемалывая как мельница, ворох обрушившейся на меня информации.

Лихорадка… Лошадь не признала… Петр, Мариин муж тоже умер вроде как от лихорадки, и что странно, были случаи гибели целых семей…Что все это могло значить? Еще в Киеве, когда мне пришлось изучать халдейскую историю, я читал, что одними из самых страшных духов, халдеи считали Намтара – духа чумы и Идпа – духа лихорадки. Неужели именно этих духов призвали охранять долину? Впрочем, это было бы еще ничего. Помнится, Федор обронил еще фразу, что там все не так и что место это не для человека, что зверье старается там не появляться, а зверь, как известно, весьма чувствителен к разного рода «нежити», или, говоря иначе – представителям потустороннего мира. Да, было бы куда страшнее, если бы где-то там же находились семь Духов Бездны. Халдеи их называли мятежными духами, поскольку они не подчиняются власти небесной Троицы, а стало быть, и обезопасить себя будет весьма и весьма непросто. Тем не менее, я был уверен, что если оставаться «прозрачным», если мир станет мне помогать, то я пройду через любые преграды. Однако, ситуация сейчас мне представлялась в сотни раз более сложной, нежели я мог ее увидеть, сидя у себя дома. Кроме того, надежда на помощь в передвижении к месту тоже растаяла. Теперь мне предстояло самостоятельно преодолеть более сотни километров вдоль Шушульгинского хребта. Это был так сказать – план «Б».

Федор еще не ушел и я, выскочив из комнаты, объявил, что не пойду к Чеворге, что я передумал и пойду через Шушульгинский хребет к реке Малая Чуня и по ней – в Телецкое озеро. Федор с недоверием посмотрел на меня, но вскоре одобрительно кивнул. Отметив явную перемену настроения моего приятеля, я стал расспрашивать о подробностях перехода к хребту. Он рассказывал охотно и даже набросал мне небольшой план расположения зимовий и охотничьих троп. Позавтракав и попрощавшись с гостеприимными хозяевами, я двинулся в путь, который теперь был раза в полтора длиннее, да и тяжелее, пожалуй.

Я двигался по малохоженной грунтовой дороге, почти – тропе, которую указал Федор, сопровождавший меня до самой окраины поселка. Пройдя километров десять, я ощутил уже знакомое в прошлом щемящее чувство одиночества, оторванности и необъяснимой тоски. Я был чужим – природа не признавала меня. Следовало остановиться и принести дары духам гор, сделав, таким образом, первый шаг к врастанию в халдейский мир. Я достал хлеб и сыр, нарезал маленькими кусочками и разложил на большом пне в виде символа Солнца. Этот ритуал должен был означать, что я, человек, ничтожен внутри этого мира, и что мне крайне необходима его поддержка и защита. Затем я сел на колени, возвел руки к небу, и, проникая в смысл каждого слова, прочитал халдейскую молитву:

      О, дух неба Зи-Ана, к тебе взываю! О, дух земли

      Зи-Ки-А, к тебе взываю! Сделайте легкими пути мои

      Отвратите Намтара и Идпа!

      О, великий Мирри-Дуг, сын Эа,

      Приведи стопы мои в Ур,

      Сохрани в пути меня,

      Защити от семи Духов Бездны!

      Склоняю голову пред тобой!

      Я отметил, что чувство оторванности почти ушло и на душе стало намного легче, мир уже относился ко мне значительно мягче. Часа через четыре я дошел до подножия хребта. Здесь, совсем недалеко от тропы, как и значилось в плане, находилось зимовье. Я провел в пути больше шести часов. Солнце уже прошло зенит, а потому начинать восхождение к перевалу прямо сейчас уже смысла явно не имело. Я решил заночевать в избушке, полной какого-то неуловимого скитальческого комфорта. Там было все – печка, лежанка, стол и лавка. Пока я готовил дрова, юго-западный ветер пригнал тучи и пошел сильный дождь, который с одной стороны радовал сердце – «здорово, все-таки, что я сейчас нахожусь не где-нибудь на склизком склоне в полуподвешенном состоянии, а здесь возле печки, в замечательной избушке, построенной чьими-то добрыми руками». С другой стороны, этот самый склизкий склон будет поджидать меня завтра, и перспектива поминутного барахтанья в грязи не очень-то радовала. К утру дождь закончился и я, собравшись и, напившись чаю, двинулся в путь. У подножия горы, на огромном, величиной с автобус, черном, похожем на стол камне, я опять разложил дары и в молитвенном обращении попросил облегчить мое восхождение.