Белая волчица. Солдат ненависти

1 книга. БЕЛАЯ ВОЛЧИЦА И КРАСНЫЙ ВОИН.

СОЛДАТЫ НЕНАВИСТИ

Тумурийн (Тимур) Дашзевег работал на постах начальника I отдела Военного министерства и заместителем начальника Генерального штаба Монгольской народной армии, если по-простому, заместителем министра обороны Монголии – товарища Демида.

В 1937 г. Тимур Дашзевег был арестован как враг народа. Из Монголии Дашзевег был перевезён в Москву на Лубянку.

На допросах мой дедушка Тимур Дашзевег признался в контрреволюционной деятельности. Признался, что готовил покушение и убийство тов. Сталина, свержение советской власти в СССР и Монголии. Признался, что работал на спецслужбы Японии ещё со времен Гражданской войны в России. Признался в том, что создал и руководил на территории МНР японской диверсионно-террористической шпионской контрреволюционной организацией. На допросах назвал имена своих агентов и сообщников в высшем руководстве СССР и Монголии.

О том, сколько генералов и маршалов было расстреляно, я даже и не пишу, и так понятно.

* * *

НКВД разгромило белое движение в СССР, но очень опасный враг советской власти и коммунистов не был разоблачен. Этот враг нанес государству СССР чудовищный ущерб.

За ущерб этого человека нужно было бы расстрелять тысячу раз. Но в НКВД даже не догадывались о существовании этого страшного врага.

* * *

Первый эпизод, а возможно, и не первый. Война 1941-1945 гг.

Моя будущая мама и бабушка беженцы, идёт война, они беженцы из Москвы, был приказ тов. Сталина эвакуировать из Москвы часть населения.

Беженцы странствуют по территории СССР. Усталые и голодные, они пришли в очередную деревню. Эвакуированных поселили в домах жителей деревни. Мама рассказывала мне, своему сыну, что в селе они прожили несколько недель. Спокойная жизнь рухнула однажды ночью. Всё село, и мама, и бабушка проснулись от выстрелов в соседнем лесу. Шёл бой, стреляли из автоматов, винтовок, взрывались гранаты. Что происходит? Немецкое наступление? Но здесь очень глубокий тыл… Или это немецкий десант?

Сражение продолжалось несколько часов. Уже утром дверь в избушку, где жили моя будущая мама и бабушка, затрещала, раздался грохот: открывайте! Хозяева избушки пошли открывать. В дверь ввалились вооружённые солдаты, они тащили своих раненых, на пол положили двух тяжелораненых. Раненые были все в крови, солдаты, тащившие их, тоже.

В избушку набилось много солдат. В комнате стоял сплошной мат. Моя мама, хотя была маленькой девочкой, поняла, что это не немцы, а свои, русские.

Солдаты страшно ругались и проклинали проклятых дезертиров, моя будущая мама не понимала, какие дезертиры, откуда, ведь все русские солдаты воюют на фронте против немцев.

Солдаты обвиняли друг друга в каких-то просчётах, недоработках, из-за этого погибло очень много солдат НКВД, а раненых ещё больше, чем убитых. Солдаты настолько увлеклись руганью, что оставили своих раненых на полу.

Мама рассказывала, что находилась рядом с ранеными, один из них вдруг дёрнулся, изо рта пошла кровь, прямо фонтан.

Мама посмотрела на второго, у него был распорот живот, пока солдаты спорили, из живота начали вылезать кишки.

Мама обратилась к ближайшему солдату: «Дядечка, вон у того дядечки на полу какие-то блестящие трубки повылезали из живота».

Солдаты услышали ее слова и уставились на раненых. Солдаты спросили: «А вы кто такие?» – «Мы эвакуированные из Москвы».

Неожиданно солдаты набросились на хозяев избушки, они начали избивать их, крича: «Твари! Пособники фрицев! Предатели! Вон из избушки!» – приказали солдаты. Мама и бабушка вылетели из избушки.

Но на улице было не лучше. Солдаты врывались в дома, по земле тащили окровавленных людей. Людей били прикладами, сапогами, кулаками, был такой кошмар, что описать невозможно. Маленькой глупой девочке многое было непонятно, и только много позже она узнала страшную правду. Всё оказалось просто страшно.

Оказалось, что в соседнем лесу прятались дезертиры из Красной армии, ну а жители села прятали и подкармливали их. Причём, как оказалось, дезертиры были из этой деревни и из других соседних деревень. Причём скрывались дезертиры в этом лесу не менее двух лет, и никто из местных жителей не выдал их.

Солдаты НКВД напали на лагерь дезертиров ночью. Убитых дезертиров были многие сотни. Войска НКВД потеряли в этом бою не менее ста бойцов убитыми и ранеными. Убитых и взятых в плен дезертиров тащили в деревню на опознание. Как потом стало известно, почти все дезертиры из леса имели родственников в этой деревне.

Допросы дезертиров и местных жителей продолжались весь день с помощью кулаков, сапог и прикладов, почти все местные признали дезертиров.

После ухода солдат НКВД из деревни среди местных жителей поползли слухи, что о дезертирах стуканули эвакуированные (а ведь действительно, почти два года никто не стучал о дезертирах в лесу), а появились эвакуированные, и началась облава.

В общем, моей маме и бабушке пришлось срочно делать ноги из этой «благополучной» деревни.

Моя будущая мама была совсем маленькой глупой девочкой, и мысль о том, что её мама стуканула в НКВД о дезертирах в лесу, показалась ей в то время абсурдной, да и мне тоже.

Мама рассказала мне, своему сыну, об этом случае из своей жизни, когда мне было восемь или девять лет. Но даже тогда я не придал этому особого значения и только потом, будучи взрослым, сопоставив многие другие эпизоды из жизни моей мамы и бабушки, призадумался.

Ведь в этом бою погибло не меньше сотни солдат НКВД, а это гвардия, лучшие воины тов. Сталина, все сплошь коммунисты и комсомольцы.

Солдаты НКВД допрашивали взятых в плен дезертиров и выяснили, что кто-то неизвестный предупредил дезертиров о возможном нападении на их лагерь.

Дезертиры не успели уйти из лагеря, но были настороже, поэтому нападение на лагерь в лесу солдат НКВД не явилось внезапностью.

Моя мама слышала, как солдаты НКВД страшно пытали пленных дезертиров, выбивая имя того, кто сообщил им о ночной атаке НКВД.

Это получается, что кто-то стуканул в НКВД о тайном лагере дезертиров и примерном его расположении, а потом кто-то неизвестный в самый последний момент предупредил дезертиров о возможной атаке на их лагерь.

Только спустя много десятилетий до меня дошло, что дезертиров и солдат НКВД стравили друг с другом.

Ведь если бы дезертиров не предупредили о возможном нападении, то солдаты НКВД, съевшие собаку на таких нападениях, легко и без особых потерь захватили бы их лагерь.

Сколько точно солдат НКВД погибло и было ранено, мама не знает, но трупы солдат увозили на грузовиках, кузова грузовиков были завалены погибшими солдатами под завязку, и грузовиков было много.

Мама слышала, что, несмотря на очень интенсивные допросы, дезертиры не смогли сказать, кто их предупредил о возможном нападении.

Возможно, что дезертиры, общавшиеся с этим неизвестным, все погибли во время штурма лагеря.

* * *

Второй эпизод, а возможно, и не второй. Война 1941-1945 гг.

Время было страшное. Странствуя по пыльным дорогам, моя мама и моя бабушка набрели на гигантское зернохранилище. Сюда свозили зерно со всех окрестностей. Мама и бабушка устроились на работу на это зернохранилище.

Об этом времени мама вспоминает, что приходилось работать по 10-14 часов в сутки, уставали ужасно, работа, работа, работа. Единственно, что было хорошо, это то, что они были сытыми, а в то голодное время это было немало.

Работа на зернохранилище была очень тяжёлой, мама вспоминает, что после работы она сразу спала без задних ног. Мама не помнит, сколько они там проработали, от тяжёлой работы так уставали, что дни просто сливались в одно время. Возможно, они проработали на этом зернохранилище месяц, а возможно, и три месяца.

Каторжная работа на зернохранилище закончилась внезапно.

Мама рассказывала мне, что однажды после тяжёлой работы она уснула, однако ночью её разбудила её мама.

Моя бабушка тормошила свою дочь, а когда та окончательно проснулась, бабушка объявила ей, что они покидают зернохранилище этой ночью.

Мама крайне удивилась и сказала:

– Да тут такая охрана, что мышь не проскочит.

Действительно, зернохранилище охраняли как стратегический военный объект, там не то что мышь, – муха не пролетит. Ведь зерном обеспечивалась вся Красная армия СССР, это был хлеб для бойцов, сражающихся против гитлеровцев. Вы представляете уровень и степень охраны подобного зернохранилища, тем более в то страшное время?

Однако бабуля подняла доченьку, и они пошли. Мама была уверена, что их окликнут, задержат, но к величайшему удивлению они вообще не встретили никаких охранников.

Вот так они свободно вышли из этого стратегического военного объекта.

Мама и бабушка шли всю ночь, удаляясь от зернохранилища, они шли, шли, шли. Мама очень устала, – что вы хотите от маленькой девочки. Она обернулась назад и увидела зарево. Там, где располагалось зернохранилище, было зарево. Зарево во всё небо.

– Что это такое? – удивлённо спросила моя мама. Однако бабуля промолчала.

Девочка пристально всматривалась в это зарево, и вдруг до неё дошло: да ведь это пожар на зернохранилище.

Они пошли дальше по пыльным дорогам, шли, шли, шли.

Внезапно молодая мама сказала девочке:

– Мы с тобой вовремя ушли с этого зернохранилища. Ты представляешь, что с нами было бы, если бы пожар застал нас внутри зернохранилища?

Моя мама оглянулась на огромное зарево и поняла, что если бы они остались там, то наверняка бы сгорели.

Маленькая девочка подумала: какое счастье, что они вовремя покинули это зернохранилище, какое счастье, вот ведь повезло.

Уже потом, позже, мы узнали, что зернохранилище полностью сгорело, пожар был страшный, погибло очень много людей, ущерб был просто огромный. Сгорело очень много зерна. Красная армия не получила хлеба с этого зернохранилища.

Моя мама слышала, что НКВД расстреляло много ответственных работников как врагов народа, допустивших этот пожар. Моя бабушка сказала моей маме:

– Какое счастье, что нас там не было во время пожара. Если бы мы там были и остались в живых, то лучших кандидатов на роль поджигателей и искать не надо.

* * *

Третий эпизод, но, возможно, и не третий. Война 1941-1945 гг.

По пыльным дорогам СССР бредут беженцы-эвакуированные: маленькая девочка и ее молодая мама.

Дороги, дороги, дороги.

Моя мама рассказывала своему сыну, то есть мне, что дорога привела их к городу Чапаевску.

Бабушка решила осесть в Чапаевске на время.

В Чапаевске моя бабушка сняла комнату, и они там поселились.

В нескольких километрах от Чапаевска располагался секретный завод.

Хотя моя мама в то далёкое время была маленькой глупой девочкой, но даже до неё дошло, что с такой биографией, как у моей бабушки, устроиться работать на секретный военный завод – это просто безумие.

С такой биографией, как у моей бабушки (в то время она была молодой женщиной), если станет известна её настоящая фамилия, то можно получить десять лет без права переписки или 15 лет лагерей в лучшем случае.

Даже спустя двадцать лет моя мама не понимала, каким образом её молодая мама устроилась работать на этот сверхсекретный военный завод, как её туда пропустили, каким образом первый отдел, ответственный за благонадёжность, пропустил человека с такой биографией. Это просто нонсенс.

Так или иначе, но бабушка стала работать уборщицей на этом заводе.

Моя бабушка много рассказывала об этом заводе моей маме, а через двадцать лет в городе Минске моя мама рассказывала мне об этом времени.

Как оказалось, главной продукцией этого завода была взрывчатка. На заводе, в цехах и лабораториях, производили различные марки взрывчатки.

Взрывчатку производили для снарядов, существовали самые различные виды снарядов.

Взрывчатку производили для авиабомб, существовали различные виды авиабомб.

Взрывчатку производили для торпед, которые врезались в корабли и взрывались.

Взрывчатка производилась для мин, а миномёты стреляли минами. Существовали различные виды мин.

Взрывчатка нужна для ручных гранат, лимонок, противотанковых гранат.

Взрывчатка нужна для противопехотных мин и для противотанковых мин.

Взрывчатка нужна для всего, что взрывается.

Из этой взрывчатки производили динамит, тол, тротил.

Бабушка рассказывала, что на заводе были огромные чаны, в которых производили взрывчатку.

На заводе работало много выходцев из Средней Азии – узбеки, таджики, киргизы, казахи, туркмены.

Моя бабушка рассказывала, что среди выходцев из Средней Азии было очень много несчастных случаев.

Взрывчатка создавала очень необычный специфический запах в цехах завода.

Даже внутри цехов находилась внушительная охрана.

В цехах соблюдались строжайшие меры технической безопасности.

Чтобы пройти на завод, нужны были особые пропуска.

Моя бабушка рассказывала, что внутри в цехах существовали свои секретные цеха и лаборатории, что в эти сверхсекретные лаборатории пропускали только по сверхсекретным пропускам. Те пропуска, по которым пропускали бабушку и обычных работников завода, не действовали в сверхсекретных лабораториях.

Охрана имела право на персональный обыск.

Женщины-охранники обыскивали женщин до интимных мест и других отверстий.

Охранники мужчины делали то же самое с мужчинами-рабочими, смотрели все интимные места у мужчин.

Моя бабушка рассказывала, что в огромных чанах производили взрывчатку. В чаны закладывали много различных компонентов, а потом всё это смешивали, и в результате получалась взрывчатка. Это был очень опасный процесс, малейшая ошибка – и пуф, пуф, пуф.

Не знаю, правда ли всё это, или бабушка, возможно, приукрашивала рассказ об этом страшном заводе.

Так или иначе, но бабушка проработала на этом заводе ещё много месяцев.

Возможно, бабуля проработала бы там ещё долгое время, но однажды вся работа закончилась.

Моя мама вспоминает: это был обычный рабочий день, бабушка отработала свою смену и отдыхала на квартире в Чапаевске.

Мама была вместе со своей мамой. По улицам города ходили люди – прохожие.

Как вдруг вся земля подпрыгнула, дома подпрыгнули и началось светопреставление, весь город подпрыгнул.

Мама рассказывала: на улице бегали люди, как вдруг (мама это описывала как непосредственный свидетель) у бегущих по улицам людей чем-то отрывало головы, мама из окна дома видела десятки людей, десятки людей с оторванными головами, валявшихся на улице.

Но ведь город был большой, а мама жила только на одной улице города, можно представить себе, что творилось на других улицах Чапаевска.

Потом пришел грохот, да такой, что у очень многих выживших людей просто лопнули барабанные перепонки в ушах, впрочем, всё это обнаружилось уже после окончания этого светопреставления.

Настоящая правда выяснилась много позже.

Оказывается, сверхсекретный военный завод, находившийся в нескольких километрах от Чапаевска, взорвался.

Представьте себе, весь завод, все его цеха перестали существовать, просто испарились, на месте огромного завода остались пустыня и огромный котлован.

Как стало известно много позже, взрыв произошёл в тот момент, когда одна смена рабочих покидала завод, а другая, наоборот, заходила на этот завод.

Таким образом, полностью погибло две смены рабочих.

Настоящая правда выяснилась много позже.

Сколько людей погибло в результате этой катастрофы, данные были засекречены вышестоящими органами.

Вообще об этой катастрофе вышестоящие органы предпочли забыть, как будто её и не было.

Бабуля предполагала, что погибло 10-15 тысяч рабочих и жителей Чапаевска.

Говорят, что проходило следствие по взрыву завода, но ничего не выяснило.

Взрыв был такой силы, что там и расследовать уже было нечего.

Была ли это диверсия или просто несчастный случай, установить было нереально.

Весь завод, располагавшийся на нескольких километрах, просто испарился, исчез, – такова была сила взрыва.

Во время взрыва образовалась взрывная волна, которая пошла с эпицентра, уничтожая всё вокруг, всех людей.

Чапаевск находился в нескольких километрах от завода, но волна дошла до города, именно эта волна отрывала головы у людей.

По словам моей мамы, если взрывная волна заставала людей на открытой местности, то убивала их.

Однако если у человека была возможность как-то спрятаться, быть в помещении, упасть в канаву, то был шанс уцелеть. Примером служат мои мама и бабушка, по ним прошла взрывная волна, но они находились в помещении и поэтому спаслись, хотя временно оглохли и очень себя плохо чувствовали в течение нескольких дней.

Взрывная волна убивала людей в радиусе пяти километров от эпицентра, но это только предположение моей мамы и её мамы, правда, это мнение основано на словах других уцелевших людей, ведь бабушка после катастрофы вела разговоры с другими жителями Чапаевска.

Во время катастрофы в Чапаевске не было известно о Хиросиме и Нагасаки, но взрывы в этих двух японских городах, сейчас мы это знаем и понимаем, очень похожи на взрыв в Чапаевске, вот только радиации в Чапаевске не было, а так ну очень большое сходство.

Ущерб для СССР был огромный, впрочем, вы сами это понимаете. Говорят, что было следствие по этому делу, однако все непосредственные ответственные за этот завод погибли при взрыве. Под суд угодили дальние начальники, ответственные за завод.

Время было военное – страшное, да ещё это было время Сталина, Берии, НКВД. В общем, вы понимаете, сколько полетело голов ответственных чиновников, сколько угодило в лагеря. Вы только представьте себе.

А на допросах в НКВД эти люди давали показания на самих себя, признаваясь в халатности и других злоупотреблениях, называли других людей, ответственных за этот взрыв.

Видимо, НКВД нашло ответственных за взрыв завода, а по-другому и быть не могло, в НКВД все давали нужные показания или почти все.

Моя мама не раз говорила мне: какое счастье, что во время взрыва моей бабушки не было на месте, вот ведь повезло.

Сразу после этого мама и её мама покинули Чапаевск, все документы об их работе были уничтожены во время чудовищного взрыва.

И снова маленькая девочка и её молодая мама бредут по пыльным дорогам СССР.

* * *

Четвёртый эпизод, а возможно, и не четвёртый. Война 1941-1945 гг.

Когда это было – неизвестно, мама не помнила этого. Мама и её мама шагали по землям Мордовии.

Мама помнит, что была зима, на улице сильный мороз. Эвакуированных поселили в доме одной старой бабки. Мама помнит, что была зима.

Мама рассказывала, что два дня они с её мамой голодали, есть было нечего, а тут ещё и сильный мороз.

В избушке, где их поселили, было шаром покати. Хозяйка этой халупы, древняя бабка, лежала на тюфяке и не вставала.

Мама вспоминала, что её мама ушла на улицу по избам добывать хотя бы краюху хлеба, а моя мама осталась в этой халупе с древней бабкой.

Мама вспоминает, что искала в избе старой карги хоть крошку хлеба, но изба была совершенно пуста.

Поняв, что хлеба в избе нет, маленькая девочка открыла дверь халупы и вышла на улицу, и – о чудо!– она увидела крынку, висевшую на стене избы. Мама подбежала к крынке и заглянула в неё, и – о чудо! – в крынке было молоко, крынка, полная молока.

Молоко было очень холодным, в молоке плавали куски льда.

Моя мама вспоминает, что схватила крынку с молоком и прямо там же, на месте, выпила её всю.

Когда мама рассказывала об этом случае, я не придал особого значения этим словам, ну выпила крынку холодного молока, ну и что.

И только много лет спустя я задумался об этом случае. К тому времени я был уже взрослым.

На улице стояла жара, было лето, в магазине, в который я зашёл, продавался молочный коктейль. Мороженое смешивали с соком, вставляли большую кружку в аппарат, аппарат начинал размешивать эту смесь, и люди потом эту смесь пили.

Должен сказать, что до этого времени я никогда не пил молочный коктейль с мороженым. Когда я выпил коктейль, мне очень понравилось, и я вспомнил рассказ моей матери о том, как она выпила целую крынку холодного молока на морозе. Напиток мне очень понравился, и я купил и выпил ещё одну кружку с молочным коктейлем.

А к вечеру я заболел, врачи диагностировали двустороннее воспаление лёгких и сильнейшую ангину. Я сразу всё понял и рассказал о двух стаканах молочно-мороженного коктейля.

– Ну, парень, ты и дубина, – сказали мне врачи. – Только очень здоровые люди могут позволить себе такой молочный коктейль.

Они сказали, что я не первый такой заболевший. Многие, выпившие такой коктейль, получали сильнейшую ангину, другие – воспаление лёгких. Врачи заявили мне, что пить холодно-лединистое молоко ну очень опасно. Можно пить холодную воду, и это хотя и опасно, но не очень, но пить холодное молоко – это смертельный риск.

В общем, меня лечили антибиотиками, прогреваниями и я пошёл на поправку. Но врачи меня предупредили на будущее не пить молочные коктейли ни в коем случае, если хочешь жить.

Вот так я чуть не сыграл в деревянный ящик.

Вот тогда я вспомнил рассказ моей мамы о том, как она выпила целую крынку ледяного молока, да ещё и на сильном морозе.

Как ни странно, мама не заболела никакими воспалениями лёгких и ангиной, и это в то страшное время.

Вот только тогда я оценил степень здоровья моей мамы.

Да, всё познаётся в сравнении. Это каким же величайшим здоровьем надо обладать, чтобы на сильнейшем морозе выпить целую крынку ледяного молока и не заболеть.

* * *

Прочитав четыре первых эпизода, вы, наверное, уже догадались, каким страшным человеком была моя бабушка, каким чудовищем. На счету моей бабули десятки тысяч погубленных жизней, а возможно, и больше. Ведь вся её жизнь – это сплошная фальшивка, в каком году она родилась – неизвестно, где родилась – неизвестно, её настоящая фамилия неизвестна.

Кто такая моя бабуля, я начал догадываться только после её смерти. Возможно, и моя мама не знала, кто на самом деле ее мать, но определённые подозрения, возможно, и были.

* * *

Эпизод пятый, а возможно, и не пятый. Время действия 1960 г.

События в Загорске

Я, Пронский Виктор Васильевич, родился 16 апреля 1954 г. в городе Загорске. Моим отцом был Пронский Василий Дмитриевич, офицер ракетных войск, он родился в 1929 г. в Курской области или в городе Курске.

Моей мамой была Цибик Наталья Викторовна (настоящее имя Наран), родилась 18 октября 1930 г. в городе Улан-Баторе в Монголии.

Моей бабушкой была Цибик Анна Викторовна, родилась 11 июля 1908 г. в городе Москве.

Однако же фамилия Цибик – это выдуманная фамилия, никогда не существовавшая.

Эту фамилию выдумала моя бабушка, так как её мужа звали Тимур Дашзевег. А за такую фамилию можно было получить 10 лет без права переписки или 15 лет лагерей на Колыме в лучшем случае.

Что я помню из своего детства: мы жили в бараке на Скобянке. Мой отец жил вместе с нами, моей мамой и бабушкой. Война уже закончилась, но всё равно жизнь была не сахар.

Что делали моя бабушка и её дочка в течение всего этого времени – неизвестно, где ходили, где странствовали все эти годы – неизвестно. Однако, зная, кто такая была моя бабушка, можно предположить самое страшное и кровавое.

Мне было примерно шесть лет или семь, когда всё изменилось. В один из дней в барак прибежал мой отец, он был испуган до ужаса.

Недалеко от самого Загорска находится строго секретный военный завод. Мой отец там работал, кстати, по знакомству мой папа как свою родственницу устроил на этот завод работать мою бабушку.

На какой должности моя бабушка там работала, я не знаю. В конце концов, мой отец устроил мать своей жены на какую-то незначительную должность.

Сам он занимал достаточно ответственную должность на этом секретном заводе, должность называлась военпред.

Я хорошо помню этот решающий разговор, за столом собрались моя бабушка, моя мама и мой папа.

Мне тогда было шесть лет, и я слушал этот разговор, многое не понял из разговора, но хорошо запомнил.

Много я понял только через 15 лет.

Суть разговора была в том, что мой отец с ужасом рассказал моей маме (жене) и моей бабушке о том, что произошло на этом секретном заводе.

А там произошла или диверсия, или несчастный случай, или авария. Что там вышло из строя, отец не знает, что там испортилось. Но на заводе был объявлен грандиозный аврал.

Весь завод стоял на ушах, но повреждение удалось предотвратить в самый последний момент, причём погибло несколько ответственных учёных, не допустивших этой аварии. Своей жизнью учёные-герои предотвратили грандиозную катастрофу. Если бы авария случилась, то всё население Загорска погибло бы.