Навия. Западня

Сашка мигом пересек пространство комнаты и вдруг сел на корточки прямо напротив моей головы.

– Дана, это звонили с работы твоей мамы. Они сказали, что ей неожиданно стало плохо, вызвали «скорую», но… Данка, ее не спасли.

– Что? Нет! – заорала я и попыталась вскочить на ноги, но друг оказался проворнее, подлетел с пола и обеими руками прижал меня к дивану и к себе. Я яростно сопротивлялась.

– Отвали, мне надо туда, к ней на работу!

– Нет, Дана, не нужно! – переорал меня Сашка. – Ты слабая после болезни, ты до двери не дойдешь – грохнешься. Там полно народу, они сделают все, что нужно, ты будешь только мешать.

– Но это же моя мама! – простонала я.

– Я понимаю, Данка, я все понимаю! Но тебе нужно остаться дома. Слушай, я должен съездить и отвезти ее паспорт, я пообещал. Я не сообразил сказать, чтобы сами подъехали. Ты примерно представляешь, где его найти?

– Сейчас найду.

Я вскочила на ноги, воспользовавшись тем, что Сашка немного ослабил хватку. Но немедленно в глазах сгустилась тьма, к горлу подступило из желудка что-то отвратительно едкое, а ноги я перестала ощущать. Подоспевший Дятлов успел подхватить меня и оттащить обратно на диван. Посидел так немного, потом совсем робко сказал:

– Давай теперь я, ладно?

– Хорошо, – сдалась я. – Зайди в мамину комнату, открой верхний ящик комода, там папка такая старая, на завязках, красная. Принеси сюда, я найду.

Сашка тут же сорвался с места и исчез за дверью, а появился обратно меньше чем через минуту, с папкой. Этого времени мне хватило, чтобы осознать, каково будет остаться одной после его ухода. Но все равно так лучше, мне нужно время, чтобы осознать, что произошло.

Паспорт я быстро отыскала, он лежал на самом верху, как и мой. Была у мамы и такая странность: она считала, что все ценные бумаги должны храниться в одном месте на случай чего-то непредвиденного. Чтобы сразу схватить и бежать, если что.

Сашка с паспортом в руках покачивался с пятки на носок, и взгляд у него был совсем потерянный.

– Слушай, давай ты кому-то позвонишь, чтобы пока побыли с тобой, чтоб не одна тут… а я быстро обернусь, обещаю.

Он вроде как сделал движение к телефону, но тут же досадливо сморщился. Наверно, думал вызвонить кого-то из семьи Кимов, забыв нынешний расклад.

– Никого не надо. Я держусь. Просто поезжай и возвращайся скорее.

– Не знаю… Ладно, слушай, возьму твой ключ, чтобы тебе не вставать, ладно?

– Да двигай уже! – рявкнула я.

Вся эта подготовка была мучительней даже того, что мне предстояло. Дятлов сперва попятился, потом рванул к выходу. Стукнула входная дверь, и я осталась одна со своим горем. Нет, наверно, настоящего горя пока не было, я просто не могла поверить в случившееся. Ведь мама такая сильная, такой боец. Возможно, случилась ошибка, и она просто в больнице, приходит в себя после обморока, так напугавшего ее сотрудников. Я с надеждой покосилась на телефон. Наверняка он скоро зазвонит, и все прояснится.

Чтобы отвлечься, я снова полезла в папку, но там не было ничего интересного, кроме документов, полисов, старых удостоверений. Наверху лежал блокнот-еженедельник в желтой кожаной обложке, довольно потрепанный. Я перелистала его и убедилась, что мама пользовалась им последние лет пять, но редко, не чаще раза в месяц, заполняла разлинованные листы своим бисерным почерком без наклона. В основном какие-то выписки, например десять способов использовать перекись водорода. Фамилии с адресами. Короткие впечатления от прочитанных и чем-то зацепивших ее книг. Краткие описания тех дней, которые маме, наверно, показались очень счастливыми, например, как мы целый день посвятили рыбам, были сперва в океанариуме, а потом в дельфинарии и закончили программу в рыбном ресторанчике «Песнь моряка» на Итальянской. А я уже и забыла этот день четыре года назад… вот вспомнила, и слезы потекли сплошным потоком.

Я все же долистала блокнот до последних заполненных страниц, держа его подальше от глаз, и увидела последнюю запись, сделанную, видимо, в самый разгар моей болезни. Даже почерк тут был не такой четкий, мама наверняка писала очень усталой и огорченной.

Дана болеет тяжело, врач был повторно и сказал, что течение болезни какое-то нетипичное. Дергаюсь, а не связано ли это как-то с тем, что восемнадцать ей исполнится всего через три месяца? Посоветоваться не с кем, хотя телефоны тех людей сохранились. Какие же мы наивные были тогда! Конечно, все давно сменили номера, как и я. Но очень хотелось бы знать, как у них сложилось. И страшно, вдруг там не получилось? Ерунда, конечно, паранойя, но куда деваться от мыслей. Скорее бы конец года, чтобы все закончилось, и тогда можно будет отдохнуть наконец…

Слезы иссякли, я обмерла с открытым ртом, стараясь осознать только что прочитанное. Что могли значить эти строки? Впервые у меня в голове вдруг разом сложилась версия, вместившая все странности, связанные с матерью и мной. А что, если у меня какое-то врожденное заболевание, которое проявляется до восемнадцати лет? А потом, получается, можно не волноваться, раз мама ждала конца года, то есть первого января, то есть моего дня рождения. А Кныш и Конрад – фамилии ребят, больных тем же, и мама боялась, что я встречусь с ними и они мне что-то расскажут, напугают… мама ведь знает, какая я мнительная. Поэтому даже перестала общаться с родителями тех ребят, хоть и хранила их телефоны.

А вдруг по ночам со мной случаются какие-то приступы, характерные для этого заболевания? Потому мама и удерживала меня дома, хранила от чужих глаз. Хотя странно, если и были какие-то приступы, они никогда на мне не отражались, не помню, чтобы я просыпалась особо разбитой. Но вот Кимка увидела меня в таком состоянии и так испугалась, что теперь даже по телефону общаться не желает.

Меня трясло от возбуждения и страха. Несколько раз я хваталась за телефон, потом вспоминала, что звонить мне некому и посоветоваться не с кем. Лихорадочно листала ежедневник, но ничего в таком роде мне на глаза не попалось, вот только имя, втиснутое внизу одной страницы, – Женя – и телефон рядом с ним. Судя по тому, что мое отчество Евгеньевна, это вполне могли быть координаты моего отца. Я схватила свой мобильник и набрала номер раньше, чем дала себе время подумать.

Сначала долго шел сигнал, потом сильно запыхавшийся веселый голос ответил:

– Да, кто это?

Я молчала, думая о том, что не помню голоса своего отца, мы ведь десять лет не разговаривали. А он мой голос и не узнает, если не представиться.

– Говорите, – напомнил голос, и я решилась:

– Это я, Дана.

– Кто? – переспросили изумленно, но по враз охрипшему голосу я поняла, что угадала.

– Богдана Борская.

– А, привет, привет, очень неожиданно. – Он совсем растерялся, бедный мой папаша. – Слушай, Богдана, давай созвонимся через пару дней, понимаешь, я сейчас не в России, на курорте, тут роуминг просто зверский. Я сам тебе перезвоню по этому номеру, и мы обо всем поговорим…

– Я просто хотела сказать, что мама умерла, – произнесла я на одном дыхании. – Сегодня.

Пауза. Потом залп изумленных вопросов:

– Надя? Почему? Что случилось? Авария?

– Нет, болезнь. У нее нашли опухоль, только начали лечить, но…

– Ясно, – отозвался явно приунывший голос. – А я уж испугался, она ведь вечно гоняла как безумная. Хотя что я за бред несу, все равно ужасно. Нужно это осознать… – Пауза, потом торопливо, испуганно: – Я не смогу приехать прямо сейчас, просто никакой возможности. Со мной тут дети, и вообще… Но потом мы что-то решим с тобой…

Все ясно, он вообразил, что должен забрать меня к себе. Я выдержала мстительную паузу, потом сказала:

– Не нужно со мной ничего решать. Мама снова вышла замуж, так что у меня есть опекун. И незачем тебе приезжать.

Кажется, он просто возликовал, мой отец. Но сказал очень деловито, даже торжественно:

– Но я все равно приеду, как только смогу. Проконтролирую, как соблюдаются твои интересы. Извини, но сколько… сколько тебе лет сейчас?

– Через три месяца будет восемнадцать, – ответила я на автомате. – Не надо контролировать, никто меня не обидит, большая уже. Я просто сообщила, и все.

– Совсем большая. – Он задумался, потом заговорил как-то сбивчиво, глотая звуки, я даже с трудом его понимала. – Слушай, Богдана, думаю, тебе лучше знать, чтобы была какая-то определенность. В общем, я твой отец только по документам, не биологический. Это не снимает с меня ответственности, но все же тебе стоит знать, да… хотя, может, мама и так тебе рассказала…

Вот это была новость, я едва сдержала рвущееся восклицание, заменила его на неопределенное хмыканье. Наверно, он подумал, что я так выражаю недоверие, потому что совсем разгорячился:

– Когда мы только познакомились с Надей, тебе был год или около того. Да, я тебя официально удочерил, и мы договорились, что это будет нашей тайной для всех и для тебя. Но ты уже не ребенок, а жизнь мало ли как сложится… вдруг еще не поздно разузнать о твоей другой родне, и вообще…

Он вконец запутался и смолк.

– Да, наверно, лучше, – пробормотала я. – А ты что-то знаешь о моем настоящем отце?

– Да если бы! – отозвался он с какой-то непонятной горечью, словно эта мысль тяготила его днем и ночью все эти годы. – Я тогда всю голову сломал, чуть не рехнулся из-за этих вечных загадок. И знаешь, если уж совсем начистоту: Надя ведь тоже тебе не родная мать.

– Что?! – заорала я.

Отец – или кто он мне там – вроде как испугался, забормотал:

– Извини, может, не стоило, я просто хотел, чтобы ты поняла. Я любил твою мать, на многое закрывал глаза, но все эти недомолвки, ее нежелание что-то объяснять… именно это нас и развело в конце концов.

– Может, она просто не хотела признаваться, – проговорила я. – А на самом деле все же была моей мамой. Ну, так бывает, я читала.

Но он почему-то не согласился даже с таким вариантом, как будто решил уж точно меня добить:

– Нет, Богдана, это совершенно точно. Неудобно с тобой такое обсуждать, но поверь мне: до встречи со мной никаких детей у Нади быть не могло. Она сказала, что ты ее сестра. Выдала душещипательную историю, что родители погибли в автокатастрофе и она хочет, чтобы ты росла в полноценной семье, а не у сестры с ее мужем. Поэтому ты будешь теперь наша дочь. Но я с самого начала как-то не особо в это поверил. А потом, когда все это меня стало сильно тревожить, посмотрел в паспорте ее прежний адрес и навел справки.

– И что?

– Ну и то. Все как я думал. Родители ее замечательно жили-поживали с сыном, Надиным, выходит, старшим братом, и его семьей. Дочь не разыскивали, видимо, держали с ней связь. Ну или уже махнули рукой. Насчет младшего ребенка и вовсе бред – оба были сильно возрастные.

Я уже совсем ничего не понимала. Этот человек, теперь уже не мой отец, словно поставил целью стереть меня с лица земли, доказать мое неосознанное самозванство.

– Но есть же свидетельство о рождении, – пискнула я.

Человек громко свистнул мне в ухо.

– Липовое. В деньгах твоя восемнадцатилетняя мать не нуждалась, решать вопросы умела уже тогда. По ее версии, это было наследство от все тех же якобы погибших родителей.

– А ты… вы можете мне сказать тот адрес, где они жили? – зачем-то спросила я.

– Кто?

– Ну, мои дедушка и бабушка…

– Богдана! – Голос взлетел почти до визга. – Ты вообще слышишь, о чем я тебе толкую?! Они тебе не дедушка и бабушка, они, скорее всего, и знать не знают о твоем существовании! Когда мы с Надей только познакомились и я начал захаживать к ней в гости, ты даже не разговаривала нормально, только лепетала что-то на не пойми каком языке. Нервная такая была, всего пугалась. Надя каждую ночь спала с тобой, свечки какие-то вонючие жгла, запиралась. Точно было что-то нечисто. Думаю, те люди, которые передали тебя Надежде, и позаботились о свидетельстве, и с деньгами ей помогли.

– Все ясно, – пробормотала я и отключилась, потому что не могла больше говорить и вообще воспринимать информацию. Мой мир полетел вверх тормашками. Теперь я не только осталась одна, но вообще не понимала, кто я такая и откуда взялась.

Примерно через минуту телефон зазвонил вновь, высветился тот же номер. Я не хотела говорить, но все же ответила, чтобы покончить с этим.

– Дана, – совсем другим, вроде как пришибленным голосом сказал тот, кого я считала своим отцом, – прости, что вывалил это на тебя, разволновался, наверно. Я найду адрес и отправлю эсэмэской, думаю, тебе все же стоит связаться с теми людьми. Кто знает, вдруг они знают о тебе, ждут вестей от Нади…

Он что-то еще втолковывал на одной ноте, но я уже не слушала. Слишком много всего разом свалилось. Отведя телефон от уха, я рукой ощупала свое лицо, сама не понимаю зачем. Мне очень хотелось посмотреть на себя в зеркало и убедиться, что я не цыганка, не таджичка, не узбечка, меня не подбросили маме отчаявшиеся люди без жилья и документов. Я даже не заметила, как голос в трубке перестал звучать. Когда в квартиру ворвался Сашка, такой запыхавшийся и красный, будто бежал без остановки все это время, я ничего ему не рассказала. И не взяла в руки телефон, когда он негромко пискнул, доставив сообщение.

Глава десятая

Новичок в классе

Потом были тяжелые дни, похороны, поминки – я на все это как-то слабо реагировала. Уже после поминок в ресторане несколько маминых сотрудниц зачем-то оказались в нашей квартире, повсюду бродили и таращились, как в музее. Я даже услышала краем уха пару фраз.

– На наши зарплаты такие хоромы не заимеешь, – сказала одна.

– Да уж, Борька-то наш не растерялся, – отреагировала другая, но мигом заткнулась, заметив меня.

Кстати сказать, новый мамин муж, так никогда и не виденный мной, на похоронах не появился. Я спросила о нем еще одну тетку, неприкаянно бредущую через гостиную:

– А где Борис Ильич?

Она жалостливо вздохнула, прежде чем начала говорить:

– Боречка наш заболел, надорвался, наверно, пока все готовил, бедный. – А потом спохватилась: – Так разве вы с ним не созванивались?

Я промычала что-то и отошла. Мы несколько раз говорили по телефону по делу, и голос его показался мне каким-то вялым, болезненным. Может, он в самом деле неровно дышал к моей маме и теперь переживал, не знаю. Насчет болезни и что на похороны не придет он меня не предупредил, может, совсем ослаб.

А потом все как-то сразу разошлись, и мы остались вдвоем с Сашкой. Он выглядел растерянным, поглядывал на меня тревожно и виновато. Спросил:

– Может, все же позвонишь кому-нибудь из подружек?

– Кому? – сморщилась я. Подруга у меня была только одна. Раньше была.

– В классе ты со многими общалась…

– Я тебе уже говорила: вообще не хочу, чтобы в школе знали про маму. Не хочу всяких жалобных взглядов, вопросов. И ты не говори никому, слышишь?

– Да понял уже, – дернул головой Дятлов. – Меня больше тревожит, как ты тут останешься одна. Я бы составил тебе компанию, но не могу – домашние проблемы.

В глубине души я была уверена, что в такой ситуации ему бы стоило выбрать меня, а не проблемы, но не говорить же об этом вслух.

– Ничего, мне нужно привыкать быть одной, что теперь поделаешь…

Лицо Сашкино совсем потемнело, но решения своего он не изменил, только спросил:

– Что завтра будешь делать? Я могу прийти прямо с утра.

– Не нужно. Я завтра пойду в школу, не могу тут сидеть. А ты беги, раз надо.

И в темпе выпроводила друга за дверь, чтобы немедленно залиться слезами.

На следующее утро я проспала, но все же решила выбраться в школу. Перед выходом глянула в зеркало: видок еще тот, но ведь, по официальной версии, я все это время проболела, так что вопросов не будет. В школу примчалась только к перемене перед вторым уроком.

Еще из коридора мне бросилось в глаза, что большая часть одноклассников почему-то сгрудилась в районе нашей с Кимкой парты, все они непрерывно перемещались, и на миг мне показалось, что там уже кто-то сидит. Оборвалось сердце: неужели Кимка вернулась? Неужели заняла свое прежнее место рядом со мной? Но тогда, значит… примирение? Хотя мы и не ссорились вроде.

На ватных ногах я вошла класс, пробилась через толпу и едва не задохнулась от разочарования: на месте Кимки сидел совершенно незнакомый парень. Правда, с довольно примечательной внешностью, отметила я в следующий момент, просто назвать его интересным – это еще слабо сказано. Волосы – темно-каштановые, очень густые, зачесаны волной назад. Губы с необычным изгибом, вроде и улыбаются, и сурово сжаты, не поймешь, нос прямой и тонкий. Глаза в тон волосам, карие, но вроде как припорошены пеплом или тронуты инеем, мерцающие какие-то, неуловимые. Брови темные и длинные, в целом вид не особо добрый и уж точно надменный.

– Можно? – Я выразительно указала подбородком на свой стул у окна, поскольку незнакомый парень уж очень вольготно устроился за партой, не обойти и не протиснуться.

Он вскинул на меня глаза, посмотрел как-то странно, но тут же отвел взгляд и молча придвинулся к парте. Я уселась на законное место и обернулась на заднюю парту, где уже сидели Вилли и Сашка. Вил таращился на чужой затылок с отвращением и тоской во взоре. Ведь он так привык видеть перед собой свою Лину…

Глянув на Дятлова, я вопросительно подняла брови, типа почему не сказал про новенького, а тот в ответ развел руками и выпятил нижнюю губу, всем видом выражая недоумение. Похоже, новичок объявился только сегодня или вчера, когда Сашки не было в школе, – он весь день провел со мной.

Немного выждав, я сказала, обращаясь к напряженно застывшему профилю парня:

– Меня, кстати, зовут Богдана. И это место моей подруги, которая сейчас болеет, – это так, на заметку.

Новенький искоса глянул на меня, кивнул. Потом вытянул из стопки на краешке парты тетрадку, открыл посередине и написал крупно:

«Очень приятно. Я Артур. И меня сюда посадила ваша классная».

– Ага. Круто. Кстати, Артур, в нашей школе на переменах не запрещено разговаривать вслух.

Он снова застрочил и показал мне:

«Проблемы с голосом».

– Ой, прости!

«Ерунда, это временно».

– А, ну ладно. – Я не знала, что еще сказать, и уставилась в окно, на почти совсем облетевшие, жалкие и мокрые клены. Но листок снова подполз мне под локоть.

«Не возражаешь?»

– В смысле?

Парень в ответ развел большой и указательный пальцы, соединил ими себя с партой. При этом так забавно поднял брови, что они стали походить на разведенные питерские мосты, и вид сразу сделался не грозным, а даже милым. Я замешкалась с ответом, так он сбил меня с толку этой переменой:

– Ну, пока нет. Вообще-то моя подруга сейчас… в общем, в школу не ходит. Но когда появится, то… мест же полно в классе.

Плохой знак, ох плохой, что Елена Станиславовна подсадила ко мне этого типа. Наверняка она держит связь с Кимкиными родителями и знает, что та не появится еще долго. Или вообще никогда.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.