Достигая крещендо

– Я её уволил. Нечего бывших Божесова держать капитаном корабля пропаганды!

На лицах собравшихся появилась улыбка облегчения – силовики не любили Орлову, часто играющую не на их стороне в медиа–пространстве, – а теперь она была устранена.

– Так что всё у нас хорошо, коллеги. Только завтрашний день пережить и голосование… А потом подумаем, почему эти годы мы жили практически в системе двоевластия! Что у Божесова даже армия своя была!

***

Чуть раньше этого совещания уже уволенная Елизавета Николаевна приехала к месту, в котором содержали арестованного Божесова. Сидел он комфортабельно – большая камера с полноценной кроватью, письменным столом по стеночке и отдельной ванной комнатой. В момент, когда грубый мужлан–надзиратель привёл к нему Орлову, он вышел из душа, одетый в пушистый белый халат. Надзиратель посмотрел на Божесова презрительно и вышел из камеры, будто сдерживая какую–то скрытую ненависть.

– Козёл, конечно, редкостный! – сказал Михаил Александрович. – Ни слова мне не сказал, а такое ощущение, что в чай плюёт.

– Ты тут и суток не просидел, Мишаня, а уже чаи хлебаешь.

– И вообще на харчах блатных сижу… Ладно. Что там у нас? А то телевизор мне отключили.

– Тогда обрадую тебя. Оппозиция арестована в полном составе, ты формально всё ещё Премьер, а меня уволили, – говорила Орлова, доставая откуда–то маленький телефон и передавая его Божесову. Он с удовольствием взял его и прочитал сообщение: «Точно прослушивают. Пиши всё важное здесь и не отправляй. Как тебе помочь?»

Божесов стёр сообщение и, набрав новое, показал его Орловой: «Кого ещё уволили или арестовали?»

«Только Катю отправили в отпуск и спецназ Минюста».

«Отлично! В таком случае это всё меняет…»

«Я знаю, что ты хочешь сказать. Смолов и Хвостовский типо достигли соглашения с Лапиным, но готовы действовать на твоей стороне».

«Ты ведь сделала что–то?»

«Да. От твоего имени и имени Правительства составила официальное обращение в Конституционный суд и Генпрокуратуру для проверки соответствия деятельности Службы безопасности и распоряжений Лапина законодательству»

«Умница. Что нам для реализации плана не хватает?»

«В целом, твой арест ничему не мешает. Только техники для спецназа нет, хотя сами ребята готовы и проинструктированы. И СМИ под вопросом…»

«Короче, технику пусть пригонит минобороны из верных ему частей. Оружие там же возьмут, и на своих складах, если что, отобьют. СМИ в первую очередь взять под контроль, а интернет в Москве вырубить».

«Весь?»

«Конечно, пусть люди возмущаются методами Лапина по разгону митинга! Принеси ещё мой костюм парадный. Висит в третей линии гардероба на специальном месте. Как есть, так и принеси и ничему не удивляйся. И забери меня завтра с тяжёлыми, мне ещё надзирателю по морде надавать надо».

– Где Мари? – спросил Божесов осторожно, но вслух.

– Вещи собирает твоя Мари, – в голосе Орловой слышался металл. – Это она с Красенко сотрудничала и деньги переводила.

– Ну, и умница… – прошептал Божесов с нескрываемой горечью. – Тогда знаешь, что с ней надо сделать.

– Давай в общем, – нарочито громко сказала Орлова. – Адвоката тебе найдём самого лучшего!

***

Во вторник же произошёл перелом. Пока люди собирались пройтись по Садовому кольцу, пока епископ Евгений пил кофе в своём отеле, а Мари ехала пока ещё на своём автомобили в аэропорт, войска Специального отдела Минюста, получившие технику Министерства обороны и оружие, начали вставать у ключевых зданий в городе, не привлекая особенного внимания правоохранителей и руководства, занимавшегося вопросами самого шествия. Госдума, Совфед, Федеральный Банк, все министерства, Лубянка, Администрация Президента, радио и телевидение – каждое здание контролировалось несколькими бронетранспортёрами и автомобилями десанта, ожидая приказа. Как только началось шествие, по всем каналам начали крутить критикующие Лапина передачи, в который рассказывалось о возможных фальсификациях расследования о «True liberals» и предстоящем жестоком разгоне оппозиционно настроенных граждан. Постепенно передачи становились откровеннее и с нарастающей наглостью обвиняли Лапина и лично Красенко, не вспоминая о Божесове ни слова.

В этот самый момент в Сенатский дворец вместе приехали кортежи Министра иностранных дел и Министра обороны, состоящие не только из привычных правительственных люксовых автомобилей для руководства, но и неожиданно большого числа микроавтобусов–охраны – восемь штук. Максим Петрович первым вошёл в здание и первым делом посмотрел на наручные часы и, перекрестившись, направился в кабинет начальника охраны, передав ему документ. Прочитав приказ, начальник побледнел, а в горле его резко пересохло, и он начал тяжело дышать.

– Как? Это ваше распоряжение?

– Да, генерал–лейтенант. Я приказываю заблокировать Сенатский дворец от сотрудников Службы охраны и силами гарнизона Кремля не допустить их присутствия здесь.

– Вы что хотите устроить? – начал говорить генерал–лейтенант увереннее, вставая в позу верного пса.

– Послушай, – оборвал Министр обороны. – Просто заблокируй Сенатский дворец и на полчаса закрой глаза. Мы всё сделаем законно…

– Максим Петрович, – легко зашла в кабинет Орлова, одетая в полностью белый костюм, закрытый костюм, – Вы не то говорите… Генерал–лейтенант, вот это распоряжение Генерального прокурора и постановление Конституционного суда. Против Лапина начинается процесс импичмента, а вы просто поможете нам вынудить его подать в отставку без вмешательства Службы охраны. Чтобы ваши в наших не стреляли. Хорошо?

– И ещё раз, это приказ! – буркнул Максим Петрович.

Генерал–лейтенант безнадёжно кивнул и сделал звонок своим постам. В этот же самый момент из микроавтобусов выскочило по семь хорошо вооружённых и экипированных спецназовцев в чёрных костюмах и броне без опознавательных знаков.

– Отлично, – улыбнулась Орлова и её зубы совпали в своей белизне с костюмом. – Даниил сообщает, что Правительство, министерства и Парламент взяты под контроль. Вся связь остановлена и интернет отключен!

– Пора к Лапину, – встретил их в коридоре Божесов, тоже доставленный с кортежем. – Мой надзиратель меня в шесть часов поднял, козёл! И кашу принёс. Смотрел ещё так издевательски…

Они поднимались к кабинету Лапина. Божесов был одет очень эпатажно: в белом приталенном двубортном пиджаке прокурора с золотыми пуговицами, блестящими звёздами на погонах и двумя крупными орденами, форменные синие брюки уходили в высокие кожаные сапоги, а вершиной и без того неестественного внешнего вида была тонкая шпага на боку. По лестнице поднимались очень бодро, а Божесов продолжал говорить:

– А потом, когда Игорь меня приехал забирать с распоряжением Смолова, этот надзиратель, как всякий русский мужик так стал вести себя почтительно! Лебезить передо мной и стараться угодить в последний момент. Но я посмотрел на него сурово и сказал: «Ну, ну! Жди расплаты». Представляю, в каком шоке он будет жить, боясь за каждый вздох… А ведь я про него забуду к вечеру.

У дверей в кабинет стояли бойцы личной охраны Божесова (те самые «эскортницы», но в полной боевой красе).

– Он хоть в курсе, что в здании происходит?

– Вряд ли, если и связываются, то только о ходе протеста. Сейчас он работает в одиночестве без помощников.

– Так помешаем ему!

И Божесов ударом своего тяжёлого сапога распахнул дверь и с елейной улыбкой зашёл в кабинет.

– Hello, my friend! – сказал Божесов. – Забыл, как враг будет на английском, но не суть… Не ожидал?

Лапин уставился на вошедших сумасшедшими глазами и, не до конца понимая, что происходит, поздоровался тоже. За мгновения придя в чувства, он начал наливаться яростью и кровь стала приливать к лицу.

– Вот и рожа уже красная! Стыдно, да? – издевался Божесов, севший прямо на стол.

– Что происходит?!

Орлова популярно разложила по полочкам всю ситуацию.

– Вот видишь, дорогуша, теперь это ты преступник, а я невинно оболганный. А всё почему? Потому что конкурентов надо сразу устранять вместе с их сторонниками, лопух!

– А ты попробуй провести всю процедуру импичмента через Парламент, не факт, что поддержат, – отреагировал Лапин правильным. – Да и Службу безопасности вас всех закроет к тому времени!

– Ну, ну, ну! Какие мы глупые! Лубянка тоже взята под наш контроль, а господин Красенко ушёл в отставку…

– Миша, чушь не неси…

– А что мне чушь говорить? Катенька пришла со всеми наработками своего отдела, вместе с бойцами и убедила его слиться по–тихому. Он–то не идеалист, в отличие от моих друзей, их свободой от преследования не купишь, а ему только бы уехать в Испанию свою…

– И Катя твоя исполняющая обязанности?

– Это уж Президенту решать. Хочешь тебе, хочешь мне…

– Я о Красенко всё равно не верю, – отмахнулся Лапин. – У нас всё нормально.

– Да, дорогой. Облажался ты. С утра СМИ поливают грязью, прокурор разбирательство инициировал, Конституционный суд некоторые решения аннулировал, благодать. Ты в дерьме, Серёжа! Давай свою отставку, – промычал последние слова Божесов.

– Так, а смысл в этом? – нагло спросил Лапин. – Мы так долго сидеть будем? Скоро всем под надзором твоих космонавтов сидеть надоест, и они спокойно уйдут из правительственных зданий. А там и генштаб войска пришлёт…

– А против кого? Против решений Конституционного суда? – развёл руками торжествующе Божесов. – Общественность сейчас твоими холуями на Садовом заблокирована и вряд ли поддержит… Так что пиши, Серёжа, пиши.

– Нет, – ответил с достоинством Лапин. – Переворот всё–таки ты устроил, если детально разбираться…

– Давай без морали, – зевнул Михаил Александрович. – Оставь это историкам. А сам подписывай!

– Не буду, что ты мне сделаешь?

– Миш… – окликнула его Орлова, желая сказать что–то сама, но Божесов, находясь в позиции сильного, яростно продолжил:

– Ну, тогда прости, Серёжа… Пристрелить тебя придётся, – и он угрожающе достал из своего кармана аккуратный пистолет Парабеллум.

– Пфф! Миш, клоунаду–то свою оставь, здесь свидетелей полно, ты же не… – Лапин не успел договорить, потому что пистолет резким выпадом руки оказался возле его ноги, и Божесов выстрелил. Лапин взвыл от боли и заорал благим матом, вскакивая в кресле. Максим Петрович посмотрел на это шокированным взглядом, спецназовцы также удивлённо переглянулись между собой, а в глазах Орловой блеснул хищный огонёк.

– Теперь слушай меня. Следующая пуля в голову, – дерзко заговорил Божесов. – Подписываешься под отставкой, и едешь отвечать за всё по закону. Жене твоей бизнес оставим, а сам будешь в комфортабельной зоне сидеть со всеми условиями. Я тебе даже начальника колонии нашёл… Хотя, не будь я таким добрым, сидел бы ты в общей колонии, там таких как ты любят. Подписывай, подписывай…

***

– Дорогие друзья, дорогие соотечественники! – звучал по всему городу, из каждого радио, из каждого телевизора голос Божесова с уверенными властными интонациями. – В этот трудный день я собирался подать в отставку из–за несогласия с противоправными действиями Президента Лапина в отношении всех критикующих его политику граждан России и оппозиционного движения «True liberals». Я уже приехал в Кремль, чтобы заявить протест и подключиться к Вашему шествию, но меня ждала новость – Генеральный прокурор России, Сергей Васильевич Смолов запустил процесс снятия с Президента его полномочий. Сергей Николаевич подписал заявление о своей отставке прямо на моих глазах, и теперь, согласно 93 статье Конституции, я становлюсь исполняющим обязанности Президента Российской Федерации, как Председатель Правительства.

Божесов сделал паузу в своей речи. На экранах можно было увидеть, как он едва заметно сладко прищурился.

– Видя непростую ситуацию внутри страны, – продолжал он. – И осознавая наличие политического кризиса, я отменяю голосование. Кроме этого, уже сегодня в Государственную думу будет внесён законопроект о досрочных выборах Президента Российской Федерации, которые пройдут осенью… Теперь к сложившейся ситуации в Москве. Участники несогласованного, но справедливого шествия заблокированы сотрудниками правоохранительных органов на Садовом кольце. Уже отдан приказ об открытии коридоров и постепенном выведении граждан с проверкой удостоверяющих личность документов. Прошу вас, не поддавайтесь панике, всё хорошо, это формальная мера.

Божесов вновь сделал паузу, улавливая тишину притихшего города даже из Кремлевского дворца.

– Тем не менее, мы не можем обвинять Президента, пока его вина не будет доказана. Поэтому вся оперативно–розыскная деятельность будет продолжена и в отношении «True liberals», и в отношении возможного фальсификатора, директора Службы безопасности Красенко, и в отношении экс–президента Лапина. Вопрос об истинности попыток переворота всё ещё открыт, а потому, видя ситуацию, способную угрожать национальной безопасности и конституционному строю в нынешних обстоятельствах, я ввожу на всей территории России режим ЧП сроком на четырнадцать дней. Во все города с населением более 100 тысяч человек на временном основании будут введены войска со всей полнотой административной власти и введён комендантский час. Также объявляю эти недели нерабочими. В качестве мер финансовой поддержки населения единовременно каждому гражданину Российской Федерации, независимо от возраста, занимаемых должностей и вида деятельности, будет выплачен полуторный МРОТ. Благодарю Вас за внимание; будучи сознательными гражданами своей страны, мы преодолеем все испытания!

Глава VII

Режим, введённый Божесовым, сказался на повышении продуктивности. Казалось, Михаил Александрович совсем не спал все эти две недели – он широким шагом бегал по Кремлёвской резиденции, не расставаясь с неизвестно откуда взявшейся ордой помощников и отправляя частые сообщения, претворяя часть своей идеи «франчизма» в жизнь.

Аппарату:

«Назначить Е. Н. Орлову Руководителем Администрации Президента».

«Назначить И. С. Наклеватько ИО Председателя Правительства. Назначить Даниила Николаевича, руководителя Спецотдела Минюста, Министром иностранных дел. Екатерину Алексеевну – директором Службы безопасности».

«Спецотдел Минюста реорганизовать в Агентство правительственной безопасности с прямым подчинением Президенту».

Генеральному прокурору:

«Лапину и Красенко суд организуй самый быстрый».

«"True liberals" навсегда закрой. Людей отпусти только тогда, когда Люба догадается название на русское сменить. И полностью оправдай, даже дело сожги, сотрудницы одной из экономического отдела – Инги».

«Разморозь все дела на наших противников и проверку в моей школе устрой».

«По коррупции проверки проведи в регионах».

Федеральному собранию (спикерам палат):

«Всех прокуроров переназначьте по списку… И подумайте о прямом подчинении здравоохранения Центру и реформе МСУ».

«Активнее ребята, поддержки от вас нет. Либералы не давят случайно? Могу помочь увеличением охраны».

Патриарху:

«Фонд епископ Евгений создал превосходный! Думаю, его надо повысить и дать больше свободы».

Министру иностранных дел:

«Успокой всех. Скинь цену на газ и начни разговоры о санкциях. Действуй через еврокомиссара Бийона. Также про Белорусь пару раз упомяни».

Правительству:

«Объявите кредитную амнистию для займов на сумму меньше полумиллиона. Возьмите из резервов».

«Скупите все обанкротившиеся банки через третьих лиц».

«В принудительном порядке, во избежание кризиса и привлечения денег запустите программу «50%+1 акция», по которой установленное в названии число акций компаний с годовым оборотом, превышающим 10 миллиардов рублей, перейдёт в госсобственность».

«Налоги для малого бизнеса на три месяца отмените и быстрый конкурс устройте с 1000 финалистов, которым деньги дадим на развитие».

Екатерине Алексеевне:

«Разберись с предпринимателями, которым жизнь не нравится. Знаешь, как…»

«Уволь всех ставленников Красенко. Полностью перетряхни структуру».

«Переведи Клёнова на Кавказ в Пограничную службу с повышением в звании».

«Мари отпусти на все четыре стороны с новым паспортом. Чтобы на континенте не было».

Патриарху:

«Ты тут?»

Министру обороны:

«В этом году подготовь отмену осеннего призыва. И вообще начни анализировать перспективы отмены всего этого дела. Чтобы через полгода пришли в ГД с готовыми цифрами и весенний стал последним».

Руководителю АП:

«Лиза, займись пересмотром кадров и курированием проекта "Дебюрократизация", в рамках которого штат государственных и муниципальных сократится в два раза, исключив канцелярскую волокиту».

«Начни готовиться к созданию партии. Программу сделай твёрдую и включи все наши социальные меры. Я специально всё не вываливаю сейчас. На Федеральном собрании объявлю».

«Подготовь национализацию Федерального Банка».

Председателю Конституционного суда:

«Аркаша! Не звони мне по двенадцать раз, я занят. И да, прекрасно понимаю, что выхожу за рамки дозволенного ИО Президента. Поэтому найди мне основания для национализации Банка)».

«Кстати, текст новой Конституции готов? Конституционное совещание собирать по самым сокращённым срокам будем после выборов».

Всем:

«ЧП продлеваю»

Патриарху:

«Чё меня игноришь?»

***

На 17 день после отставки Лапина Lada Vesta епископа Евгения двигалась по пустым улицам Москвы, жители которой хоть и были недовольны длительным заточением, но одобряли решительность Божесова и жёсткость его мер по отношению к сгнившей, по их представлениям, системе. Епископ ехал из Данилова монастыря, где жил после закрытия всех отелей, в гости к Елизавете Николаевне. Ехал без водителя, ехал через центр. Около Госдумы стояла группа солдат, наблюдавшая за вращением по кругу бронеавтомобиля «Рысь». Из–за этого епископ не смог миновать пункт контроля. Ему махнули рукой, призывая остановиться. Закончил трюки и бронеавтомобиль. Из него вышел офицер, похлопал кого–то по плечу, словно они спорили, и направился к епископу.

– Добрый вечер, – обратился офицер к Евгению, пока два солдата обходили автомобиль с металлоискателями. – Старший лейтенант Баникин. Вы знаете о введении режима ЧП?

– Здравствуйте, – обезоруживающе медово произнёс епископ. – Очень хорошо осведомлён.

– Я так понимаю, у вас специальный пропуск? – спросил старший лейтенант, с удивлением заглядывая в неродной для отечественного автомобиля салон.

– Разумеется, – протянул Евгений ламинированную карточку с QR–кодом.

– Вам далеко ехать? – поинтересовался офицер, возвратив пропуск.

– Ильинский сквер…

– Хм… вы ещё встретите посты, сегодня Президент обращается к Федеральному Собранию. Сопровожу, чтобы время не теряли.

Не дожидаясь ответа, старший лейтенант показал какой–то знак своим бойцам и запрыгнул в бронеавтомобиль, шепнув Евгению:

– Вы поезжайте через Тверскую и Бульварное. Там постов меньше.

Они стремительно неслись по пустой дороге, но у здания мэрии их неприятно ждала толпа молодых людей, поодаль стояла группа экипированных полицейскими.

«Лжец! Лжец! Лжец!» – скандировали у дверей московского правительства.

– Простите… – виновато сказал Евгению вышедший из своей машины старший лейтенант. – Я спрошу сейчас.

– Конечно, конечно, я даже с вами… – и Евгений вышел из автомобиля, направившись вместе с Баникиным к усатому подполковнику полиции.

– Что у вас?

– Обычное дело, – отмахнулся подполковник, даже не заглядывая на эмблему старшего лейтенанта. – Лето в конце концов, студенты должны развлекаться. Даже, если комендантский час…

– Что будете делать? – деловито спросил подошедший Евгений.

– Посмотрим пока… Как потасовку устроят, тогда вмешаемся.

– Сколько у вас людей?

– Сорок дубинок, – ответил подполковник, шмыгнув носом.

Баникин осмотрел плотные ряды молчаливых «космонавтов», стоящих за щитками.

– А этих?

– Этих чуть больше тысячи.

Баникин достал карманный бинокль, чтобы увидеть лица протестующих.

– Вещает что–то… – произносил он, направляя взгляд на брюнета с правильными чертами лица, вскочившего на крыльцо мэрии. – А зачем им мэрия?

– Ну, у Кремля танки, – повёл головой подполковник. – Какой дурак на них полезет протестовать!

– Точно, – прошипел Баникин. – Надо моих вызывать, подполковник. Здесь возможна провокация из–за послания Собранию и выдвижения Божесова на выборы…

Евгений услышал эту последнюю фразу, но не успел ничего спросить, как вдруг послышалось улюлюканье – толпа то ли случайно, то ли в порыве своего, «толпового» гнева, снесла дубовые двери мэрии.

– Сдержите их пока, – посоветовал Евгений, желая быть полезным, но подполковника рядом не было. Он уже направлял к зданию кучки своих бойцов, но это ни к чему хорошему не привело. Толпа продолжала стоять на своих позициях, а в мэрии уже хозяйничали наиболее активные протестанты. На головы полицейских, раздающих удары направо и налево, летела техника из захваченных кабинетов городских чиновников. Подполковник матерился на подчинённых, которые в какой–то момент отступили от опьянённых пятиминутной потасовкой молодых людей.

– Вызвали? – спросил у Баникина подполковник.

– Так мои и подъедут, – с ехидной улыбкой ответил старший лейтенант, указывая епископа в сторону Охотного ряда, откуда шла колонна зелёных военных машин, в течение трёх минут заблокировавшая все пути отступления протестующим.

– Ну–с, подполковник, теперь вы свободы. Уводите своих людей.

Полковник с готовностью исполнил приказ.

– А мы тоже поедем, извините за этот форс–мажор, – предложил Баникин, уводя Евгений обратно к автомобилям. – Объедем их через Дмитровку…

В это время спецназ АПБ включил ультразвук, и в ушах епископа, находившегося на значительном расстоянии от мэрии, зазвенело, он услышал вопли демонстрантов, воспринявших звук ещё мучительнее. Очень скоро епископ приехал к дому Орловой. Баникин подошёл к нему ещё раз извиняясь за задержку и прощаясь.

– Благодарю, старший лейтенант, – кивнул Евгений.

Офицер добродушно усмехнулся и на большой скорости рванул обратно к Думе.

***

– И это вы меня упрекали в использовании чужих средств, – шутил епископ, заходя в апартаменты Орловой в совершенно спокойном расположении духа.

– Ну, мне по статусу положено, – отвечала она воздушно. –

Они прошли в столовую с панорамными окнами.

– У меня здесь хай–тек и минимализм, – говорила Елизавета Николаевна, – А не ваш имперский стиль со скульптурами, мрамором и неофеодализмом… Как вы пережили все события?

– Нет причин жаловаться. Ваш «переворот» я встретил на Садовом, а комендантские часы переживал в монастырях… Лекции правда мои не состоялись, но это даже к лучшему. Трудно говорить с русскими семинаристами, многие из которых старше меня… Любят спорить о жизни, а иногда загоняют что–то о православном социализме. И зубрилок умных терпеть не могу, говорят всё правильно, а думать и рассуждать не умеют. И наивны к тому же, впрочем, это прекрасная черта чистого человека.

– Неужели вы не можете обаять их? – спрашивала Орлова, глазами показывающая домработнице, что нужно подавать на стол.

– Сложно работать в духовном образовании в России… Мои французы проще… Европейцы нашли себя и твёрдо стоят на ногах с уверенностью в своих личных силах и исключительности, для них христианство стало философией, доказывающей, что они совершенные творения. Русские же люди находятся в постоянном поиске себя – они недовольны жизнью, властью, своим характером или внутренним миром. Кто–то слишком эгоистичен, кто–то слишком недоволен собой. Такой слишком широкий охват собственной личности объясним временами, когда смысл жизни был лишён духовности…

– Вы говорите о Советском времени? Просто мне кажется, что всё, о чём вы сказали, было в русском человеке постоянно.

– Ну, Елизавета Николаевна, вы можете обратиться к классической литературе и тогда вам станет понятно, что к поиску себя были склонны личности, души которых не открывались для Божьего света… Онегин, Печорин, Чичиков, Базаров, Лаврецкий, Вронский, Рогожин, Ставрогин, Верховенский, Грушницкий, Лёвин, Болконский. Все эти персонажи стремились найти себя, конечно, в разных сферах, но концептуально они искали смысл жизни. И увы, никто из них его не обрёл: кто–то желал денег, кто–то семьи, кто–то любви, кто–то страсти, кто–то был просто слабохарактерной личностью, как Лёвин, а кто–то, будучи талантливым и ценным человеком, погрузился в безумный эгоизм и пошёл по пути неправильного самопознания, как Болконский… Потому все эти персонажи плохо кончили.