Моё наследство

Пока я бултыхалась в ароматной тёплой воде булькающей «джакузи», мама приготовила завтрак, а вернувшийся с выгула собаки Григорий, звонил в охранную фирму договариваться о смене замков.

Во время завтрака позвонила Мила и осторожно спросила, не случилось ли чего у меня? У неё на работе, в скучнейшем издательстве, одна тётка сказала, что утром по телевизору был сюжет о несостоявшемся ограблении где-то в районе Студенческой улицы. Там ещё собачку, йоркширского терьера, показывали.

– Мила, приезжай в гости вечером, я тебе новый адрес продиктую.

Отключив трубку, я внезапно вспомнила, что именно сегодня мне надо было выходить на работу, и поскакала в комнату переодеваться. Мама заглянула ко мне.

– Ты чего?

– Мне надо показаться на железобетонном комбинате. Продлю заявление об отпуске за свой счёт. У тебя есть деньги на такси?

Мама развела руки.

– Нет, всё вчера истратила. С ума сойти, такое наследство, и ни копейки денег. Григорий! Вы не дадите немного в долг? А то Насте надо доехать до работы!.. И мне на хлеб не помешает. С маслом.

Григорий вышел в коридор, вытирая салфеткой рот, достал из кармана две купюры по пять тысяч и молча протянул маме.

– Мы отдадим. – Мама честно смотрела на него.

– Да ладно, это не деньги. – Сморщился Григорий. – А вот на счёт продажи квартиры надо переговорить подробнее.

Я не стала слушать продолжения – мама легко скушает Григория и без моей помощи.

Как всегда, на работе уборщицы начинали громко здороваться со мной через всю длину коридора. Электрик Евгений вмялся при моём появлении в стену, и старался не дышать, надеясь, что утренний амбрэ не дойдёт до меня. Я никогда не ленилась прочитать ему лекцию о вреде алкоголя на рабочем месте, но сегодня было не до этого.

В заводоуправлении я накатала заявление о ещё об одной неделе за свой счёт и быстро подписала его у замдиректора, мужика безвредного, кругленького, в сером костюмчике и считающего дни до выхода на пенсию. Объяснять ничего не надо было, мама уже позвонила, и пожаловалась на моё плохое самочувствие.

Выдав уборщицам очередную партию порошка и чистящих средств, я попросила слесаря, практически не пьющего и ответственного, присмотреть за оболдуем электриком, разрешила без моей подписи выполнить заявки по электролампочкам и мелкому ремонту в кабинетах, и разрешила Евгению оформить вместо болеющей второй месяц уборщицы, его жену.

Уборщица со второго этажа начала жаловаться на отсутствие хороших перчаток, но я уже вприпрыжку шла к проходной, хотелось домой и никогда не видеть ЖБК ни снаружи ни, тем более, изнутри.

– Я решила пока в Катиной квартире ничего не трогать. – Сообщила мне мама. – Не знаю уровня цен. Поеду к отцу на дачу, и там что-нибудь присмотрю для продажи, а то в холодильнике пусто.

Дожевывая бутерброд с подсохшим сыром, я пожелал ей удачи. Уже одетой, мама вернулась от двери.

– А квартиру придётся продать. Нехорошая она. Не зря, конечно, Гриша за неё такие деньги предлагает.

Я согласно покивала. Опять затренькал телефон, и пришлось отложить второй бутерброд. Звонил Сергей Дмитриевич, назначил мне встречу на завтра, на одиннадцать, в своём кабинете.

Что там мама говорила про квартиру? Нечисто здесь? А может, Катя действительно что-нибудь спрятала, и Григорий об этом знает? На сколько это «что-то» может потянуть, если Григорию не нужны ни дорогие картины, ни драгоценности?

Что можно спрятать в квартире небольшое по объёму? Та-ак. Деньги, наркотики, бриллианты, компы с информацией. Что ещё?

Стервочка пришла на кухню и смотрела на меня с осуждением. Вот так! Не успела она заснуть, как без неё завтракает.

Я спросила собаку: что же могла здесь спрятать Катя, но Стерва чихнула и тявкнула, требуя завтрака. Я наложила ей в блюдце варёной телятины, и смотрела, как она ест кошачьими движениями. Уникальная собака, толку от неё никакого, стоит бешеные деньги, и люди готовы их отдавать, потому что с ней приятно общаться, смотреть на такую милую мордашку, и видеть преданные глаза.

Йоркширка доела мясо, пукнула и застучала тонкой лохматой лапой по полу, напоминая о прогулке.

На улице шел дождь со снегом. Гулять я решила, не выходя из-под козырька подъезда. Стерва в таких случаях очень быстро решала свои проблемы. Лавочка у подъезда была с одного конца сухая, и только я прицелилась сесть на неё, как послышался скулёж моей собаки. Я в два прыжка запрыгнула за кусты.

Старый перекормленный пудель философски смотрел мутным взглядом на Стерву, а она сидела перед ним, и почему-то скулила. Хозяйка пуделя, толстая тетка, мерным голосом выговаривала обоим:

– Как не стыдно, пожилой пенсионер, а такие вещи делаешь.

Запыхавшись, я встала около огромной женщины, в фиолетовом плаще, между прочим, стоимостью за две мои зарплаты.

– Какие он вещи делает? – спросила я у рыжего пса.

– Наскакивает. Ему до встречи с собачим богом полграмма осталось, а он наскакивает. Испугал бедняжку.

Особенного любовного пыла и страсти в пуделе не наблюдалось. Он всё так же сидел перед Стервой, и она смотрела ему в глаза. Гипноз.

Сбоку потянуло табачным дымом. Обернувшись, я увидела вчерашнего парня, красавца. А вот и мой гипноз. Взгляда отрывать от него не хотелось. Нос с горбинкой, волнистые светлые длинные волосы до плеч. Парень плавным жестом, пропуская волосы сквозь пальцы, завёл пряди назад. В руке с сигаретой у него болтался собачий поводок… Значит, есть надежда ещё раз его увидеть.

Женщина дёрнула меня за рукав.

– … Не говорят кто?

– Кто?

– Ну, грабитель твой. – Настойчивая тётка так внимательно смотрела на меня, что захотелось с нею поговорить.

– Не говорят, кто был тот парень. – Я пожала плечами под тонким пальто. – Документов при нём не было.

– Не страшно тебе спать-то в квартире после Кати? Душа, она сорок дней на земле ещё кружит.

– Пока не страшно. Тем более, что я скоро съеду с этой квартиры.

– Куда? – Женщина с тревогой посмотрела на меня. Самые любопытные пенсионерки в мире, это российские пенсионерки.

– Пока не знаю куда.

Мне разговор был не интересен, мне интереснее было смотреть левее. Парень широким жестом бросил сигарету в кусты, и пошел прочь. Я готова была идти следом. И уже сделала шаг… но тут Стерва очнулась и ломанулась к подъезду. Крикнув тетке: «До свидания», – я похромала за собакой.

В коридоре Стервочка отряхнулась, и, пока я снимала сапоги, убежала прятаться. Она терпеть не могла мыть лапы. Я, не спеша, надела тапочки и пошлёпала её отлавливать. Стерва спряталась за пальму в гостиной, и даже зарычала на меня.

– Иди сюда, лохматик.

Собака обнажила мелкие зубы, и сделала рывок в сторону. Я тоже сделала рывок, Стерва наткнулась на мою руку, оттолкнулась от неё, подпрыгнула и сбила полуметровое плоское керамическое кашпо на стене. Кашпо разломалось на куски. На моей руке остались три кровавые царапины. Стерва забилась под белую тумбочку, а я развернулась и пошла за веником.

Доставшаяся от Кати тумбочка для макияжа – мечта. Белого дуба, с большим овальным подвижным зеркалом, с ящичками для парфюмерии, небольшая, на гнутых ножках. Стервочка чувствовала себя под тумбочкой более, чем комфортно.

Ничего себе я взялась за наследство. Вчера столик стеклянный грохнула, сегодня кашпо ручной работы расколотила – так, глядишь, вернусь в прежнее полунищенское состояние.

Тщательно собрав крупные куски керамики и комья земли, я достала пылесос. Пострадавший плющ необходимо было пересаживать. Например, к пальме.

Потянув за ветку, я размотала длинное растение, и увидела в его корнях плоский полиэтиленовый пакет. Полиэтилен был очень плотный, и почти непрозрачный – но евро, они и в Африке евро.

Глава 7

Цветочная валюта

Пакет я распотрошила на кухне зазубренным ножом, и от волнения даже не порезалась. Пачка была в банковской упаковке. Значит здесь десять тысяч евро. Миленький цветочек рос у тёти на стене.

Я передумала пересаживать плющ. Наоборот, застелила пол газетами, подтащила к пальме два пустых пакета и переложила в них землю из керамической кадки. Землю пришлось копать мельхиоровой лопаткой для торта. В кадке ничего лишнего, в смысле денег, не оказалось. Обидно. Пришлось возвратить землю на место, и туда же вкопать плющ.

Та-ак. Что мы теперь имеем? Мы имеем возможность найти в цветах, или в иных предметах обстановки пачки полноценных европейских денег. Может из-за этого Григорий так хочет меня отсюда выселить?.. Но ведь все вещи мне отдавались не глядя. И цветочное кашпо тоже. Нелогично. Так что же, у Кати стены из золота что ли? Я подошла к стене и подцепила уголок. Под бумагой серел бетон, я постучала по нему, прислушалась. Стена типовая. Уж в этом я понимаю.

Пройдясь по квартире, я насчитала четвёрку больших цветов и десять маленьких. Мелкими были кактусы, не считая метрового в объёме монстра, который стоял возле компьютера в гостиной. Его я проверила вторым.

Ура! В нём тоже был запаянный четырёхугольник, но с купюрами по пятьдесят долларов. Радость моя была в два раза меньше, но, рассудив здраво, я решила представить самой себе, что первым бы разбила горшок с кактусом, тогда кашпо с плющом доставило бы мне радости в два раза больше.

На ахреологическо-цветочные раскопки ушел целый час. Стервочка смотрела за моими действиями с интересом, всё время пыталась помочь копать, и теперь походила не на элитную йоркширку, а на половую щётку после генеральной уборки в подземном переходе.

Позвонил папа, и взволнованным голосом доложил о задержке родителей сегодня на унаследованной даче, по причине их с мамой совместного желания произвести опись ценных предметов. Мне рекомендовалось пригласить к себе ночевать Милу, или любого другого человека приемлемого для достойного проведения вечернего досуга.

Вот такая речуга. Она означала, что папа немного выпил, мама жарит картошку на свиных шкварках, а в холодильнике охлаждается водка. Я заверила папу, что всенепременно прислушаюсь к его рекомендациям и нагоню полный дом гостей. А также пожелала им с мамой хорошо провести вечер и помириться. Папа промямлил благодарственные слова.

Мне кажется, что после разъезда с сестрой, когда Катя перестала ежедневно напоминать отцу об измене мамы, он стал чаще у нас бывать. А после смерти Кати, которая, кроме меня, была единственным знающим о мамином загуле человеком, папе стало некого стыдиться, и он опять потянулся к маме.

Они прожили вместе до развода двадцать восемь лет и не надоели друг другу. Мне не надо было об этом рассказывать, достаточно было видеть их по утрам, когда мама потягивалась, одной рукой нащупывала пульт телевизора, а другой тормошила сонного папу, у которого на щеке были видны розовые полоски наполовину от подушки, а наполовину от маминой ночнушки, в которую он утыкался во сне.

Наверное, к возрасту «ягодки», моей маме захотелось африканских страстей и дополнительных материальных субсидий, но для любовницы она была слишком властной.

Мне она не каялась в своих ошибках, не рыдала на плече, и у отца прощения не просила. Но иногда, ковыляя ночью в туалет через её комнату, я слышала, как она плакала. Она не ревела в подушку, она лежала на спине, лицом в потолок, сдерживала вздохи, и вытирала слёзы со щёк.

Господи, да о чём я думаю! Родители разберутся в своих отношениях в любом случае, а я сегодня нашла клад!

Не знаю, как реагируют на найденные пятнадцать тысяч валюты миллионеры, я миллионеров мало встречала, практически ни одного, но моя радость перешла в другое качество. В раздумье. Куда потратить денежки? В принципе, это не проблема, тут моя мама справится за день, но мне тоже хотелось бы участвовать в этом нелёгком деле.

Надо настроиться и понять – чего же мне хочется больше всего? Квартира, машина, дача и тряпки, о которых я мечтала, теперь у меня есть. Чего у меня нет?.. Любимого человека. То есть для «перепиха» может подойти и Леонид, периодически приходящий в гости. Но как любимый человек он восприниматься не может, слишком много выпивает за вечер, и в постели думает только о себе.

Чего же я хочу ещё? Чтобы родители опять поженились! Но этого за деньги не сделаешь. А что можно за деньги? Операцию. Операцию, пятую по счёту, на моё многострадальное колено. А на сколько она потянет? На много. Что из этого следует? А то, что пора браться за остальные цветочные горшки. Если там есть пачки хотя бы по пять и одному евро, то и это неплохо.

Как-то сам собой вспомнился вчерашний раненый парень. Скорее всего, его личность уже установили… Думать о нём было тяжело.

Взяв с кухни жостовский поднос с цветами-пионами, я пошла в спальню за остальными цветочными горшками.

Естественно, что телефон зазвонил именно тогда, когда я шла с тяжелым подносом, стараясь не упасть. Звонила Мила. Она, понизив голос, начала рассказывать о пользе регулярной половой жизни для женщины. Я с ней согласилась коротким: «Ну?», и Мила попросилась сегодня в гости вместе со своим воздыханным Шурочкой.

Для набивания себе цены, я выдержала её монолог о ценности человеческого общения ещё минуту, и согласилась принять сегодня в новой квартире не только Милу, но и Шуру. Мила замялась на секунду.

– А Леонид?

– Что Леонид?

– Шурка без него может отказаться.

– Ну и чёрт с ним, посидим вдвоём. Мне тебе надо многое рассказать.

– Настя! В отличие от тебя, я не фригидная эгоистка. Я с Шурой трахаться хочу!

Мила заорала в полный голос, и я представила реакцию окружающих её дам в консервативной редакции технического издательства, выпускающего нудные журналы о физике и математике.

Мне стало жалко Милу. Она не могла привести Шуру к себе домой. Там, как и у нас с мамой, тоже две комнаты, активнейшая мать, и ещё пятилетний сын Милы, Вовочка.

– Ладно, часам к семи подгребай со всей компанией. Можете ничего не покупать, сама сделаю стол – как новоселье, и поминки по моей любимой Кате.

– Спасибо, Настюша! Мы будем ровно в семь. Целую!

Пока я не поступила, с подачи Кати, в институт, я думала, что самая настойчивая и громкоголосая женщина в России, это моя мамочка. Но после посещения квартиры Милы, поняла, насколько ошибалась.

При обсуждении качества купленного мяса, Милина мама, не особо напрягаясь, перекрыла звук собственного работающего пылесоса и соседской дрели, долбящей в стену.

Мила тоже не особо сдерживалась при изложении своих мыслей. Иногда ей удавалось говорить тихо, происходило это на экзаменах, когда она не знала материала. Если, не дай Бог, в этот день она случайно подготовилась к вопросам, бедным преподавателям головная боль была обеспечена минимум на сутки.

Она говорила уверенно, рубила рукой воздух, и потряхивала головой с пушистыми русыми волосами. Перебивающих вопросов преподавателя она просто не слышала и излагала выученный, а иногда даже и понятый, материал до конца. Не справляясь со звуковым напором, гудели оконные стёкла аудитории и дрожали входные двери.

Одногрупникам не приходилось переспрашивать на какой вопрос ей пришлось отвечать – не услышать её ответ могли только прохожие на другой стороне улицы. Остановить Милу можно было придвинув к ней зачётку с вожделенной четвёркой. При тройке Мила впадала в праведный гнев, и тихо орала, что бы ей задали дополнительный вопрос. Опытные преподаватели при её ответах выходили в коридор покурить.

При таких качествах в ней должно было быть не меньше центнера веса, как в её громкоголосой матери, но Мила весила от силы пятьдесят килограммов, в чём я ей искренне завидовала.

Перенеся в ванную остальные цветочные горшки, я выстроила их на дне треугольной «джакузи». Цветы стояли зелёным тёплым оазисом на газетном островке внутри белой ванны.

Это была самая необычная азартная игра. Я конвейерным способом опрокидывала землю из горшков, запускала пальцы, и разминала комки почвы, стараясь нащупать инородный предмет.

В корнях третьего растения, рогатого кактуса, была пачка по сто долларов. Я наспех вскрыла пачку, убедилась, что банковская упаковка не повреждена – а значит, здесь сто купюр, отложила деньги на стиральную машину, и осторожно принялась за следующие горшки. Но они оказались пустыми.

В чувство меня привёл звон настенных часов. Блин, половина седьмого! Я метнулась в ванную и быстро утрамбовала землю и цветы обратно по горшкам.

Расставив цветы по прежним местам, я тщательно вымыла ванну, подкрасилась, надела серебристые брюки, а сверху китайский розовый шелковый халат с вышитыми на спине тростниками и хижинами с загнутыми крышами. Скрепила халат на груди огромной серебряной брошью. Груди полукружьями вываливалась из тесного халата. Вот я какая стала! О-го-го! Сексуальненько!

Глава 8

Вечерний тусняк

Мила и ребята приехали в половине восьмого. Шура, смазливый парень тридцати лет, рыжий и наглый, протянул мне тортик размером с детский кубик. Леонид, одноклассник Шуры, мой изредка приходящий любовник, на двадцать килограммов толще, с внешностью «Ваня-Дурачок», держал в руке что-то вроде цветка. В пластмассовый цветочный стакан был втиснут огрызок традесканции. Такими подарками по пятьдесят рублей штука торгуют старушки у метро.

Пока я рассматривала цветок, мои гости замерли на пороге, и рты их открылись до неприличия. Стоять в шелковом халате при открытой входной двери было холодно, и я втащила гостей в прихожую.

– Проходите, будем ужинать, но чуть позже.

– Настька, обалдеть, как выглядишь! – Мила это сказала в полголоса, но спящая в кресле Стерва вздрогнула, и с испугу тявкнула на вошедших.

– Ой, какая красотуля!

На ходу скинув куртку, Мила стала ловить Стерву, но та привыкла к тишине в доме и сбежала в спальню.

Шура и Леонид, непривычно пришибленные, чинно разделись и, почему-то поклонившись мне, вошли в гостиную.

Расставить по местам цветы, после бухгалтерской инспекции я успела, а вот накрыть стол – нет.

– Мила, у меня два важных дела случайно образовались, с ужином пока не получилось. – Сообщила я. – Но я предлагаю такой вариант. Вы разбираетесь с гарниром и сервировкой, а я быстро иду в магазин, он в соседнем доме.

Шура и Леонид синхронно и согласно закивали, Мила с не закрывшимся ртом разглядывала обстановку.

– Твою мать, Настька! Зашибись, какая квартира.

Это Мила сказала очень тихо, а мне на секунду показалось, что в её голосе появилась обида, а в глазу чёрная искра зависти.

– Да, Милочка, квартира хорошая, но придётся менять. – Устало вздохнула я. – У меня трудности, всё не так радужно, как выглядит, – вон видишь, кровь на полу. До сих пор мама не может до конца оттереть. Но давай об этом потом.

Мила, повеселевшая при слове «трудности», поцеловала меня в щёку.

– Ладно, беги, в магазин. Настюша, беги, а то мужики обидятся, мы же после работы, голодные. Мы у метро от сосисок в тесте отказались, берегли животы для застолья.

Я надела пальто на халат и надела привычные кроссовки.

В сбербанке поменяла двести евро, и впервые прошлась по соседнему супермаркету, ни в чём себе не отказывая. Конечно, не стала покупать чёрную икру и французское шампанское, но нарезанную колбасу двух сортов, сыр и киевских котлет прикупила. Ещё набрала различных соусов, конфет и фруктов.

Из прихожей я сразу, не раздеваясь, прошла в гостиную.

Как и ожидала, Мила приготовила картофельное пюре и нарезала овощей для салата, а два приятеля сидели за столом, смотрели телевизор и активно потребляли мартини с водкой. Поставив тяжелые пакеты у ног ребят, я постучала вилкой по хрустальному бокалу.

– Господа! Приказываю строем и рысью направиться на кухню и подготовить закуски. О спиртном, пока мы все не сядем за стол, забыть. Приказ понят?

Шура среагировал первым, вскочил и вытянулся во фрунт.

– Есть, та-арищ енерал.

Леонид тоже выбрался из-за стола, но не так молодцевато. Подхватив пакеты, ребята промаршеровали на кухню.

Удивлённая моим громким голосом, а я повышаю голос крайне редко, Мила, встретила ошарашенным взглядом Леонида и Шуру. Мила собралась активно им помогать в готовке, но я зашипела: «Они сами», – и поманила ее за собой.

Стервочка, вышедшая из спальни, неспешно направилась в сторону кухни. Новые люди в квартире, по её личным наблюдениям, на первых порах заигрывали с ней. Наивная собака. Давно замечено, что мужчины отдают вкусные куски домашним животным только в присутствии женщин.

Мы прошли через гостиную, и я открыла дверь лоджии. Мила начала и здесь охать от восхищения, рассматривая стены, отделанные резным деревом, но я её охолонила.

– Мы здесь не за этим.

Подняв в углу лоджии крышку в полу, я кивнула в открывшийся прямоугольник с автоматически зажегшейся подсветкой.

– Лезь, там подпол. Выбери огурчики, варенье, и ещё что-нибудь. Не хочу туда ребят посылать, там стоят две бочки с вином.

Мила радостно ойкнула, и быстро исчезла в погребе. Через несколько минут, в которые я прослушала громкие вскрики восхищения из-под земли, на полу лоджии стояли нужные банки.

– Да, с таки погребом, – Мила легко вылезла из подпола, – можно запросто пережить пару-тройку экономических кризисов.

Я гордо согласилась, и мы, прихватив банки, пошли к ребятам на кухню.

Два увальня разложили закуску по тарелкам, не забыв украсить зеленью и подровнять неровно лежащий хлеб, нарезанный Милой. Заодно они заправили майонезом салат, и соорудили сверху его мухомор из яйца и помидора.

Первый тост выпили, не чокаясь, за Катю.

Через полчаса вино и водка взяли своё, и мы свернули на привычную программу. Пили за новую квартиру, друг за друга, за взаимопонимание и так далее. За месяц, что мы не виделись, накопилось много новостей.

Мила подыскала себе новую работу, но место освободится только к концу следующего месяца. Шурик похвалился повышением в должности в парке такси, где он стал бригадиром. Леонид встрял с рассказом о случае на работе, когда один мужик сдуру купил билет Русского лото, и выиграл почти штуку баксов.

Я, как и все, сделала удивлённого-завистливое лицо. Найденные сегодня деньги лежали в сейфе Кати, расположенном под картиной Петрова-Водкина, и оттуда грели мне душу.

Все стали вспоминать случаи крупных и мелких выигрышей, находки кошельков на улице, или золотых украшений в общественных туалетах и на пляже Серебряного Бора. Я слушала с интересом. Меня раздирало желание похвалиться, но я девушка начитанная, я знаю, что после первого шока радости последует огромная, искренняя Чёрная Зависть.

Постепенно мы перешли на более страшные случаи. Выключили верхний свет и зажгли свечи. Заговорили о вещих снах, о привидениях и убийствах. Мила с расширенными от любопытства и Мартини глазами спросила, не посещает ли меня Катя. Я замахала руками, сплёвывая через левое плечо. Но не выдержала, заплакала.

– А вчера в это самое время вон там, у окна, лежал раненый парень. – Сквозь слезы проговорила я. – Лет двадцати. Кровищи было… Жалко его. И меня.

Шура и Леонид замерли с рюмками в руках, Мила хлопнула ладонью по столу.

– Мужики, я же ей и позвонила с утра, как только услышала об этом. По телевизору три раза показывали в новостях, но я не знала о новом адресе Насти.

Начались расспросы и комментирование происшествия.

Я рассказывала о вечере у дяди, о полиции, о «скорой». А перед глазами был молодой парень с простреленной шеей и пятно на персидском ковре. Мне стало совсем плохо, и я разревелась в голос. Мила пересела ближе и утешала, размазывая слёзы по моему лицу.

Шура с серьёзным лицом изрёк Соломоновское: «Всё проходит, и это пройдёт», и предложил выпить. Мы молча выпили. Я оглянулась. Квартира показалась чужой. Надо продавать и не сомневаться.

Ночью Леонид не всегда забывал обо мне, и даже не очень потел. Мы спали с ним в гостиной на диване. Мила и Шура проверяли на прочность кровать в спальне.

Стерва, из любопытства забравшаяся в спальню, оттуда не уходила, и подвывала при самых страстных вскриках Милы. Я при этом чуть не падала с дивана от хохота, Леонид просил меня не отвлекаться.

Глава 9

Познакомилась

На следующее утро болела голова и скулила Стерва. Я совершенно забыла, что собаку надо выгулять. Стервочка села перед диваном, и осуждающе смотрела мне в глаза.

Пришлось вставать. Леонид спал, или делал вид. Одеяло с него наполовину слезло, талия мягко переходила в живот, лежащий дополнительным полушаром на простыне. Мне кажется, что у женщин это выглядит эстетичнее.

Стерва, настойчиво взвизгнув, напомнила о себе. Я, с полузакрытыми глазами, натянула джинсы, носки, два тёплых свитера и старую куртку. Получился толстый пузик.

Погода на улице начала октября была что называется «займи, но выпей». Небо серое, сыпал дождь со снегом.

Рвущаяся на улицу Стерва бодро сбежала с лестницы, и потрусила к кустам под окнами с последними поникшими золотистыми листьями.