Полная версия
Моё наследство
Когда после укола ей стало плохо, она смогла доползти с кухни до прихожей, и вышедшему к ней Аркадию сказала: «Перебрала, дура». Вызвали «скорую», но уже было поздно. «Скорая» вызвала полицию. С Катей остался только Аркадий. Остальные, откупившись от медиков и полиции, уехали домой.
В гостиной у Кати висели работы Натальи Гончаровой, Алексанлра Куприна, Аристарха Лентулова и две неоконченные картины Кузьмы Петрова-Водкина. Свои картины Катя не любила, называла их открытками.
Не знаю, почему одна картина висит над столом директора продовольственного магазина, и стоит тысячу рублей, а другая радует глаз в музее и стоит в районе миллиона. У меня свой критерий для оценки картин – нравится, не нравится. Кузьма Сергеевич Петров-Водкин мне нравится. Даже не дорисованный, в эскизе.
Я с удовольствием ночевала одна в подаренной квартире, но сегодня настроение было такое… тревожное, что ли? Мне хотелось увидеть Милу, мою подругу, но она соглашалась приехать в гости только вместе с воздыхателем Шуриком, – а точнее, с Шуриком, по которому вздыхала именно она. А Шурик, любитель шумных компаний, обязательно притащит за собой ещё кого-нибудь, например, приятеля Леонида. Шурику стоит поддаться один раз, и приличные апартаменты превратятся в караван-сарай, не отмываемый никаким «Доместосом».
До часу ночи я смотрела телевизор, ела диетическое печенье «Крекер» и пила «Мартини». «Мартини» тётя Катя, а так же анисовой водкой, затарилась основательно, по двенадцать бутылок. При разумном использовании, запаса хватит до Нового Года. А сейчас только конец сентября.
Стерва занималась любимым делом – стащила с моей ноги тапку и трепала её, рыча тенором. Наказывать Стерву было бесполезно. Размером она меньше стандартной кошки, а упрямства в ней на целого осла.
Сегодня я впервые решилась спать не в гостиной, а в кровати Кати. Засунув под подушку записки со всеми известными мне мужскими именами, я прошептала:
– Сплю на новом месте, приснись жених невесте! – и легла на водяной матрас, обхвативший меня с трепетом и нежностью.
Утром в гости пришел Григорий. Коротко позвонив, он открыл дверь своим ключом. Автоматически, как у себя дома, повесил пальто в шкаф прихожей, поменял туфли на тапки, прошел в спальню и сел в кресло на гнутых ножках, обтянутое английским ситцем в приятных глазу пёстрых цветочках. Опять крутил в руках зажигалку, на меня не смотрел.
– Настя, есть отличное предложение. Двухкомнатная на пятом этаже, переезд оплачиваю я, и даю двести двадцать тысяч в придачу. Позвони маме, посоветуйся.
Мне спросонья было не до общения с надменным Григорием, больше волновал вопрос «суженого», а для этого надо было достать из-под подушки записку с именем. При взрослом мужчине предаваться подобным детским забавам неудобно, но записку под подушкой я всё-таки нащупала. Развернула…
Я что, вчера слишком спать хотела? Что это за имя – Сигизмунд? Совсем я себя не люблю, если такое смогла такое написать. Настроение упало. Григорий всё бубнил о квартире и деньгах, обсуждая вопрос переезда. Он решил, что обмен мы уже обговорили.
– Григорий, но меня больше всего устраивает первый этаж. Если лифт ломается или электричество вышибится, то мне необходимо будет забираться по лестнице. Э-эй, Григорий! – Мне пришлось прищелкнуть пальцами, привлекая его внимание. – Не с моей ногой делать альпинистские восхождения.
Григорий смотрел в сторону спального алькова, видимо, что-то вспоминая, и заговорил тоном барина, объясняющего бестолковой дворовой девке алфавит.
– Настя, в тех домах, о которых я говорю, есть собственные подстанции, и лифты там не ломаются.
Ой, не нравился мне сегодня тётин приятель! Дёргается, смотрит в сторону, врёт. Но в чём врёт?.. Мутный разговорчик получался. Он ведь хронический жмот. А тут такая щедрость…
Я набрала мамин телефон.
– Алло, мам, ставки растут. Григорий снова предлагает денег.
Мама молчала. Я слышала, как она барабанит пальцами по столу. Григорий усиленно смотрел на полосатые обои гостиной. Мама наконец-то ответила мне:
– Знаешь, Настя, мы сегодня с тобой к Илье, двоюродному брату твоего отца, приглашены, ему полковника дали, вот там и поговорим. Передавай Григорию привет, и отсылай его… до завтра. Лучше всего надеть скромное чёрное или однотонное платье, все цацки сразу на себя не навешивай, а только самый дорогой бриллиантовый гарнитур…
– Хорошо, мама. – Я отложила телефонную трубку, и Стерва лениво куснула её, как и все предметы, попадающие ей под мордочку. – Григорий, мама сказала, что мы завтра дадим ответ. Сегодня идём к дяде Илье, ему дали очередное полицейское звание, надо отметить.
– Завтра?
Григорий из всего разговора услышал только это слово. Резко встав, он ушел. Просто встал, и без «до свидания», или «пока», ушел из квартиры, вытащив по пути плащ из шкафа. Совершенно на него не похоже. Или он всегда был показушно воспитанным, а я не замечала?
Хотя, если б у меня оттяпали нужную квартиру, я бы и улыбаться не смогла… А, может, Катя бравировала перед знакомыми богатым любовником, и сама спонсировала покупку?.. Может быть. С Катей всё могло быть.
Глава 4
Дядюшкино чинопразднование
Закрыв за Григорием обе стальные двери, я поняла что он не услышал, о сегодняшнем походе с поздравлениями новоявленного полковника полиции, ему это не важно, а вот для меня это событие из ряда вон выходящее.
В гостях у двоюродного брата моего папы мы бываем раз в год, на его день рождения. Меня к ним приглашали из жалости, всё-таки инвалидка. Я не люблю ездить туда из-за Андрея, сына дяди Ильи и тёти Маши. В детстве он мне постоянно хамил, а в последнее время разговаривал как с неизлечимо больной… умственно больной.
Теперь мама решила похвастаться наследством. И я её понимаю. Мне тоже хочется показаться в платье за штуку евро, с бриллиантами на шее и на руках. Я уже прикидывала, какое из Катиных платьев сможет на мне застегнуться, и как будет смотреться колье. Платиновый витой «ошейник» в шесть рядов и спускающиеся с него короткие ажурные семнадцать подвесок с бриллиантами Уже примеривалась надеть его на себя… Но Стерва кротко тявкнула, и скосила вишнёвые глазки, призывая к сочувствию… Блин, надо её выгулять, неизвестно, во сколько закончатся мои показательные выступления на дне рождения дяди.
Погода была «так себе». Идти далеко с собакой не хотелось и я, дождавшись, когда Стерва оросит газон с зелёной травой и желтыми листьями, давать команду «домой». Но моя поднятая рука замерла.
Правее, у высокой ограды, в кустах сирени курил парень, рассматривая окна моего подъезда. Высокий, со светлыми волнистыми волосами до плеч, стройный, почти худой – то есть мой любимый размерчик…
Парень повернулся, и сердце моё ёкнуло. Не дай Бог в такого влюбиться. Правда, глаза у него голубые, а я больше люблю тёмные, но такое дивное творение природы трудно испортить… И чего стоять и пялиться на него? Никогда на меня красавцы-мужчины не обращали внимания… и может быть оно и к лучшему, голову терять не хочется. Нет! Хочется! Очень хочется! Но опасно. Для меня.
Позвав Стерву, начавшую копать ямку около песочницы, мы благополучно вернулись в квартиру.
В семье дяди Ильи на меня всегда мало обращали внимания. Только тёти Машина подруга, которая появлялась на каждом празднике с мужем-полковником, в этот раз сначала смотрела на мои кольца и колье со снисходительной брезгливостью, а потом, когда тётя Мария, сминая свой необъёмный бюст о её плечо, прошептала что-то ей на ухо и кивнула на новую, завещанную Катей картину на стене, явно расстроилась, рассматривая семнадцать бриллиантов в моём колье…
Папа на дни рождения к родственникам не ходил принципиально. Но мама, воспитанная в детском доме, дорожила родственными связями и воспринимала папиных братьев и сестёр, как родных.
В фужер с водкой упала офицерская звёздочка, мужчины в штатском, с военной выправкой, встали, женщины выпили сидя.
Мило и скромно улыбнувшись, я пригубила шампанское и отставила бокал. Я не против выпить дома, но без свидетелей, сидя в удобном кресле. После полстакана водки меня ноги не держат. Колени начинают работать не синхронно, и я падаю, если, конечно, не держусь за стенку, что тоже не доставляет особой эстетической радости ни мне, ни собутыльникам.
Троюродный брат Андрей не рвался со мной общаться, но посматривал раз в пять чаще обычного. Интересно, с ним родители инструктаж проводили, или он сам такой сообразительный?
Гости устроили танцы и слаженно прыгали на ковре гостиной под маршеподобные заводные газмановские песни. Я скромно сидела около мамы, слушала словоизлияния гостей о сложностях в работе.
Дядя мой служит в полиции. Тётя Маша тоже работает в МВД, занимает должность невысокую, но тёплую, замещает заведующего аптекарским отделом. Сын Андрей в том же ведомстве дослуживается до крупно-звёздных погон в аналитическом отделе.
Мне гудёж с застольными песнями и напольными плясками быстро надоел. Я достаточно покрасовалась, посверкала глазами и бриллиантами, удивила знакомых и незнакомых тёток, так что пора было сваливать домой.
Мама уезжать не собиралась, ей было интересно со сверстниками. Мне в провожатые назначили Андрея. Я попыталась отказаться, но меня никто не слушал. Смешно. Сегодня меня провожают, а когда мы с мамой ковыляли по лужам или мокрому снегу после очередного показушного семейного юбилея, никому провожание в голову не приходило.
Андрей подержал мне пальто, вызвал лифт, помог сойти с лестницы. В новый «БМВ» я села сама.
На третьем светофоре я сообразила, что еду в сторону старой, нашей совместной с мамой квартиры, а не новой, наследственной, в нашу с мамой «хрущёбу» в Кузьминках, а не на Студенческую улицу.
Припарковавшись перед подъездом, я включила сигнализацию и посмотрела на окна первого этажа. Мне не понравился оттенок темноты за тюлем. Светловато. Может, я забыла выключить свет в ванной, двери которой обычно не закрывала, а может, мне только кажется?
Открыв подъезд, я осторожно начала подъём по лестнице на первый этаж, подняла голову и… остановилась. На верхней ступеньке, радостно глядя на меня, сидела йоркширка Стерва с голубеньким бантиком на челке.
Странно, не могла же я оставить Стерву вне жилищного пространства. Или могла?
Бедная моя собака, сколько же часов она здесь провела? Но тоже странно. Такую псинку как моя Стерва вряд ли бы кто оставил без внимания. Или сопрут, или пожалеют. Значит, я не заперла квартиру, и собака выбежала мне навстречу?
Как последняя тупица, я подёргала дверь квартиры и удостоверилась, что она стоит незыблемо запертой. Взяв Стерву на руки, я поправила ей бантик на чёлке и открыла дверь для немедленного своего успокоения… Хрена. Успокоения быть не могло.
Первое что я увидела, так это распахнутый шкаф в коридоре. Та-ак. И что дальше? Дальше было ещё хуже. В ванной горел свет. Честное слово, уходя я его выключала.
Нашарив справа от входной двери выключатель, я им щёлкнула… и вот она, первая, но самая достоверная неприятность. Ящики в мебели гостиной были выдвинуты, большая шкатулка с документами опрокинута. Расстегнутая незнакомая спортивная сумка стояла на полу.
Вспомнилась какая-то молитва, типа «убереги меня от напастей»… Не помогло. Войдя в гостиную, я увидела под окном, на полу незнакомого парня… Маленький, черноволосый, одет как старшеклассник. С шеей у него было не всё в порядке. Как бы и не было шеи. Кровавое месиво.
И пятно на дорогущем восточном ковре.
Не знаю. Наверное, надо было заорать. Или упасть в обморок. Или заорать, кинуться к телефону, и потом упасть в обморок. Наклонившись над парнем, я встретилась с ним взглядом. Парень молча моргал.
– Потерпи, сейчас вызову врачей. Ты меня слышишь?
Парень несколько раз моргнул. Не выпуская с рук собаку, я набрала «112» и «03». Полиция и «скорая» приехали через пять минут. Две машины с мигалками.
К парню подбежали люди с носилками, и мне стало немного спокойнее. Не знаю, что парнишка делал в моей квартире, скорее всего, залез что-нибудь украсть. Но ведь кто-то решил его остановить – и сделал это с крайней жестокостью.
Собака заскулила, и это послужило знаком – нужно приходить в себя.
Глава 5
Кого и за что?
Я стояла в тени полуоблетевшей по случаю осени сирени, сжимала Стерву. Собака слегка дрожала, но молчала. Выждав ещё минут пять, я поставила Стерву на землю. Она залилась радостным лаем, наскоро пописала и рванула к полицейскому, задумчиво курившему у подъезда. У ног мужчины собака остановилась, и он с удивлением уставился на неё.
– Эт-то что за зверь неустановленной породы?
Я, прихрамывая, вышла из-за куста.
– Это йоркширский терьерка. Таких в Москве, наверное, полмиллиона. Нравится?
Пожилой полицейский растерянно оглянулся вокруг, считая заигрывания с ним, а также рядом с местом преступления, совершенно неуместными. Только моя хромота смирила его с неуставной формой его приветствия.
– Девушка, в этом доме произошел несчастный случай. Вы что-нибудь можете сообщить по этому поводу?
– Могу. – Я уверенно начала давать показания. – Возвратилась домой. Поднимаясь по лестнице, увидела свою собаку, которую несколько часов назад собственноручно заперла в квартире. В квартире, кстати, была включена сигнализация. Вошла. На полу гостиной лежал неизвестный мне парень, с повреждённым горлом. Пришлось вызвать вас.
Полицейский, разговаривая со мной в пол оборота, не надеявшийся услышать ничего вразумительного, но после первых слов развернулся всем корпусом.
– Давайте, девушка, пройдём в вашу квартиру, там удобнее показания записывать.
Я пожала плечами, подхватила на руки Стерву, и пошла в подъезд.
– Меня Сергей Дмитриевич зовут, – проворчал милиционер мне в спину.
– Очень приятно. Настя, – оглянулась я.
По всей квартире горел свет. Раненного парня переложили на носилки, и врач оказывал ему медицинскую помощь. Вокруг сидели на корточках, ходили из комнаты в комнату, и просто стояли люди в форме и в штатском. Самым спокойным оказался оператор, он ходил, вцепившись в свою видеокамеру, и что-то бубнил под нос, плавно обходя мебель и криминалистов.
Сергей Дмитриевич крепко взял меня под локоть, подвёл к лежащему на носилках пострадавшему.
– Знаете его?
Сглотнув подступившую тошноту, я сразу же отвела взгляд.
– Нет. Второй раз вижу.
– Второй? А когда первый? – Оживился полицейский.
– Когда в квартиру недавно вошла, я же вам рассказывала. Что у него с горлом? Закройте, а то меня стошнит.
– Пулевое ранение, но касательное, не смертельное.
Медработники взялись на носилки и вынесли раненого парня.
Криминалист продолжил пачкать мою мебель серым порошком.
– Пойдём, Настя, в другую комнату, – оглядевшись, предложил полицейский. – Не будем здесь мешаться.
Пока Сергей Дмитриевич располагал на столе протокол допроса, я позвонила маме, оставшейся в гостях. Тётя Маша долго её не звала, расточая мне комплименты, по поводу того, как я похорошела. Ещё бы, какая женщина не похорошеет в отблесках бриллиантов. Я не отвечала, ждала, когда же тётя услышит моё молчание. Не сразу, но всё-таки она поняла.
– Что случилось, Настя?
– У меня в квартире раненый незнакомый молодой человек.
Тётя Маша охнула, телефонная трубка стукнулась о стол. Было слышно, как выключили музыку и затих гул весёлых голосов.
В другой компании я никогда бы не стала говорить о случившемся, не стоит тревожить людей своими проблемами. Но сегодняшние дядины гости были из тех самых органов, которые мне сейчас были жизненно необходимы.
Мама взяла трубку и взволнованно-пьяным языком начала расспрашивать.
– Кто? Где? Почему? Когда ты успела вляпаться?
– Мама, ты приезжай, а то мне страшно.
Мама ойкнула. Я не видела, куда она побежала после того как отдала трубку дяде Илюше, но уверена, что одеваться и спасать меня. Сейчас она не будет экономить денег на общественный транспорт, достанет последние деньги или напористо займёт у гостей, невзирая на должность и степень опьянения.
Дядя Илья откашлялся в трубку, почмокал губами и почти членораздельно спросил:
– Настя, у тебя какой округ, Северный?
– Нет, я ведь теперь в новой квартире. Дорогомиловский район.
– Ах, да. Тогда совсем хорошо у нас там Юрка работает. То есть он сейчас здесь. Ты дай нам к трубочке из ребят кого-нибудь, кто поближе.
Я обернулась на Сергея Дмитриевича, который сначала нетерпеливо постукивал ручкой по столу, а потом с пристальным вниманием начал оглядывать стены.
– Вас можно попросить к телефону?
Полицейский скроил лицо пациента перед креслом дантистом, но трубку взял.
– Майор Подвижников у телефона. Слушаю вас. – Лицо полицейского в один момент посуровело. – Поздравляю, Илья Александрович… Понял… Конечно… Понятное дело, всяко бывает… Здравствуйте Юрий Борисович… Ничего пока не ясно… Постараюсь… Обязательно доложу.
Сергей Дмитриевич осмотрел меня новым взглядом.
– Юрий Борисович кто тебе? Они там, в телефонную трубку, в два голоса орали, я не понял.
– Дядин друг. Вместе учились в полицейской академии.
Худой интеллигентный мужчина, жене которого я испортила настроение своим бриллиантовым гарнитуром – это и есть тот самый «Юрка». У него на лице была отпечатана академия. А вот на моём дяде образование практически не отразилось.
Следователь кашлянул в кулак, привлекая к себе внимание.
– А где ты работаешь?
– Завхозом на ЖБК, в заводоуправлении.
Сергей Дмитриевич опять посмотрел на мебель и на стены, на коллекцию фарфоровых ажурных статуэток, прикидывая чего же такого можно было украсть на заводе, чтобы всё это купить. Строительные плиты машинами вывозить что ли? Я скромно потупила взгляд.
– Эта квартира, и всё что в ней – наследство. У меня пятнадцать дней назад умерла тётя.
– Слышал о твоей тёте, слышал. – Ворчал следователь. – Так, давай садись, начнём записывать всё заново. Откуда ты ехала? Куда?
Я села напротив майора, выставив больную ногу вперёд и поглаживая собаку, запрыгнувшую мне на колени. На заполнение протокола ушло всего полчаса. За это время пару раз заходили другие полицейские, шепотом докладывали Сергею Дмитриевичу о продвижении расследования.
Стервочке надоели мои нервные руки. Она спрыгнула с колен и носилась по квартире, подняв хвост и тявкая на мужчин.
К концу допроса появилась мама. У входной двери она оттолкнула высоченного полицейского, метнулась ко мне, прижала к своей груди мою голову и гладила, гладила. Сергей Дмитриевич отвёл глаза. В коридоре заскулила Стерва. Мама, не оборачиваясь, крикнула туда.
– Мужики, осторожнее! Собака стоит тысячу долларов!
Высокий полицейский в дверях вытянулся, и даже поднял одну ногу. Мама оторвалась от меня, поймала Стерву, и села рядом с Сергеем Дмитриевичем.
– Майор, что произошло?
Полицейский сморщился от запаха спиртного, идущего от мамы, после юбилейного застолья и пробубнил: «Вам дочь всё расскажет», – встал и боком вышел из комнаты, старясь ничего не задеть.
Мама немного обиделась на невнимание к её особе, потом взгляд её сфокусировался на бутылке «Мартини» на журнальном столике.
– Настя, тебе необходимо выпить, снять стресс.
Она быстро встала, взяла два высоких бокала, налила по половине.
– За то, чтобы у нас всё было хорошо.
После этого она залпом осушила бокал, со звоном поставила его на стекло столика, и сердито посмотрела на меня.
– Ты чего плачешь?
Я шмыгнула носом. До приезда мамы надо было держаться, стараться выглядеть молодцом, а теперь меня развело во все стороны.
– Приехала, а у него вот тут, на шее – кровища. Жалко. За что его так?
Мама растерялась. Парня она не видела и переживала только за меня. Какой-то раненый грабитель… Оно ей надо? Но, представив, что женщина её возраста сегодня узнает о судьбе искалеченного сына, мама заплакала.
В комнате опять появился Сергей Дмитриевич, покосился на нас с сочувствием.
– Парня забрали, отпечатки сняли, можете начинать уборку, мы уходим. А тебе, Настя, хочу сказать – дело очень уж странное. Кстати, если б ты приехала на десять минут раньше, то могла быть замешана в разборке.
Тяжелый бокал с «Мартини» в моей руке выскользнул из мокрых пальцев и бомбой взорвался, упав на стекло журнального столика. Стекло столика пошло мелкими трещинами, литровая бутылка и мамин бокал провалились на пол. Бокал треснул, бутылка осталась цела.
Сергей Дмитриевич неодобрительно покачал головой и вышел, громко закрыв за собой входную дверь.
Мама смотрела на меня испуганным взглядом.
– Настя, кому мы перешли дорогу?
И у меня, и у неё возникло несколько предположений, в том числе и о квартире, но мы решили сегодня себя не накручивать, подождать завтрашнего дня. Хотелось посоветоваться с отцом, но он был на даче, где шел дождь, а в дождь у нас пропадала связь и отключалась антенна телевизора.
Мы с мамой подмели пол от осколков, задвинули ящики в мебели, стёрли серый дактилоскопический налёт. Скатали ковёр с кровавым пятном, поставили его в коридоре у стены… и делать стало абсолютно нечего. Мама села в кресло перед телевизором. По пятидесяти программам из двухсот стреляли или готовились стрелять. По остальным шла какая-то полукриминальная муть и тоскливые семейные разборки бесконечных сериалов.
Я легла на кровать. Вот только-только повезло, хотя через несчастье, и вот опять неприятности. А мне так хотелось удачи, хотелось влюбиться, и чтобы это чувство было взаимным. Хотелось общаться с интересными людьми, и самой быть интересной интересным людям…
Рядом со мной смешно похрапывала йоркширка, голубой бант сполз на левый глаз.
Глава 6
А мы без денег
Рано утром раздалось пять звонков в дверь, затем загромыхали ключи в замке. Я встала, надела халат и похромала в прихожую. В квартиру ввалился Григорий.
– Анастасия! Как я рад, что ты жива. А телефон включать надо, я же беспокоился.
– Ты потише, пожалуйста, кричи, мама спит. А откуда ты узнал… о случившемся?
Григорий снял пальто, и кинул мне на руки. Он начал снимать ботинки, неуклюже держась за стену, и только теперь я увидела, насколько он пьян.
– Киска моя, телевизор смотреть надо. Телеканал НТВ и передача «ЧП» сегодня с утра поведала столице и России о происшествии в твоей квартире, и просила всех, кто хоть что-нибудь знает, помочь в расследовании. Парень в тяжелом состоянии и не сможет говорить, как минимум месяц. У тебя рассол есть?
– Рассола нет. Есть «Мартини», коньяк, анисовая водка и виски.
– Точно, я же сам покупал на поминки. Пьяно-радостно заорал Григорий. – Настёна, как же тебе повезло!
– С телевидением? – Я не понимала оптимизма Григория, он меня раздражал. – Дядя Илюша, наверное, постарался.
– А кто у нас дядя Илюша?
– Он полковник полиции. Уже целую неделю. Что-то типа отдела по борьбе с организованной преступностью. Я же говорила, мы к нему с мамой ездили праздновать.
Григорий наморщил лоб и через секунду широко улыбнулся.
– Не помню. Но это здорово, когда дядя полковник. Текилу будешь?
– Крепких напитков не пью. Григорий, а как же вскрыли входную дверь? Мне Катя говорила, что охранная фирма, ставившая двери и сигнализацию, давала девяносто восемь процентов безопасности.
– Давала, – Согласился тётин приятель. – Но ты себе голову не забивай, пускай полиция разбирается, и, если выяснится, что был взлом, сдери с фирмы деньги. Они должны выплатить штраф, как минимум.
Я сварила себе кофе и с отвращением смотрела, как Григорий, достав из холодильника помидор, закусывал им принесённую текилу. Прямоугольная литровая бутылка, как мне показалось, занимала весь кухонный стол.
– Уберите, пожалуйста, бутылку, – попросила я.
– Лады, убираю. – Григорий переставил текилу к ножке стола. – Мама твоя спит ещё? Давай я пока с собакой по старой памяти погуляю. И включи телефон, наверняка знакомые интересуются, куда ты делась.
Как только я включила телефон, он переливисто зазвонил.
– Алло.
– Настя ты хочешь меня в гроб ввести? Твой телефон не отвечает. – Усталый голос отца сжал мне сердце.
– Папочка, извини, я думала ты на даче.
Кашлянув, папа сдержанно ответил:
– На даче, Настя, тоже есть телевизор, и я видел выпуск криминальных новостей. Где твоя мамаша?
– Спит. Перепила вчера на дне рождения дяди Игоря.
– Разбуди.
Резво вскочив с дивана, мама перехватила у меня телефон и долго разговаривала с отцом. А я снова залезла в тётушкин сейф. Он был на треть заставлен коробочками с украшениями, но денег в нём не было ни копейки, ни доллара, ни рублика, ни еврика. А на что жить, если идти на нелюбимую работу не хотелось?
Лучше всего мне думается в ванной, и я отправилась туда.