Счастливое детство

Что творилось в следующий день – видеть надо было!.. Сашка мой, как рысак овса нажравшийся, летал над дорожкой. Мало того, что выиграл две дистанции, так еще и время отменное показал. Я, растерянный, и думать не думал, и мечтать не мечтал о секундах таких! Где предел возможностям его – не пойму?.. Что случилось: то ли тренировки результат дали, то ли трава и впрямь чудодейственная попалась, то ли розыгрыш помог: лопухи лопухами оказались?..

Думаю, все вместе. А настрой, энергия внутренняя – на первом месте все же… Вело нас что-то. В струю попали – это точно!..

Насладились мы – съездил Сашка на Европу… Да прошло все, улеглись страсти. Работа каждодневная началась. А как каждый божий день с допингами да анаболиками бороться?.. Тут и сам Бог не сдюжит.

Плюнул я по ступенькам вверх карабкаться – так и проработал детским тренером всю жизнь: не чемпионами великими, так людьми настоящими ученики станут. А что, не радость разве, что отцом многие называют, на свадьбы приглашают; а то и жизнь некоторым закалка прежняя спасает: не будь тех тренировок тяжких – не выжить бы в сложившейся ситуации, признаются?!

А мне-то уже за семьдесят ныне, как наставнику моему, старику Моисеевичу тогда было, когда меня жизни учил.

Черные дыры. Белые пятна

Кондрат Рукавичкин уже больше часа сидел за столиком детского кафе «Подлетыш». Одно за другим он поглощал пирожные, заедая сладким свое горе. В очередной раз он проиграл. И не просто проиграл, а прибежал последним.

Сто двадцать шесть!.. Надо же, целых сто двадцать шесть участников марафона опередили его!.. И последним, замыкающим, сто двадцать седьмым оказался он.

Очередное заварное пирожное было проглочено в три укуса и запито нежнейшим молочным коктейлем.

Одно… одно только смягчало поражение. Сто двадцать седьмое место – это значит один плюс два плюс семь, итого – единица. Эта цифра, символизирующая успех в спорте, и ласкала его самолюбие.

Кондрат любил складывать цифры, и всегда, когда марафонская трасса пролегала по улицам города, он отключался от бега, от усталости и считал машинные номера. Рукавичкин так наловчился в этом деле, что преспокойно мог выступать перед зрителями, на сцене, демонстрируя свою феноменальную быстроту сложения. 97–32 – выхватывал его взгляд номер машины, припаркованной на обочине. И тут же за дело брался ум: 9+7+3+2=21, 2+1=3. Ответ готов!.. Или совсем легкое: 12–22. Семерка в сумме – даже первоклашке ясно!

Правда, знал он одну хитрость, которая помогала в подсчете: девятки Рукавичкин сразу отбрасывал не учитывая. Получалось так: 99–71=7+1=8. Или, если номер машины значился 63–11, то 6+3 (это же 9), он тоже не имел в виду, а слаживал только 1+1=2. А все потому, что любая цифра в сумме с девяткой дает себя же. Вот, например, так: 9+3=12, 1+2=3. Или так: 9+9+8=26, 2+6=8. И так далее.

Кондрат так увлекался подсчетом, что не замечал, как его один за другим обгоняют соперники. Но даже если бы он сосредоточился исключительно на беге, все равно ему сложно было бы тягаться с соперниками: марафонец с третьим разрядом не делает погоды!.. Но Рукавичкин твердо верил: первым он когда-нибудь будет обязательно! И каждое утро перед занятиями в университете, где он постигал премудрости философии, Кондрат выходил в парк на пробежки.

В кафе народу было с горстку: бабулька с внуком, две девчонки-школьницы да семья из трех человек (малыша можно и вовсе за половинку принять, по мнению Кондрата). Это и понятно – в понедельник, после выходных, мало кто заглядывает сюда.

Рукавичкин знал, что в «Подлетыше» – самые вкусные пирожные в городе и самый сладкий коктейль. И потому, имея слабость к подобным вкусностям, нередко посещал это уютное местечко, чтобы восстановиться после соревнований или запастись калориями для своих пробежек.

Было тихо и тепло. Огромный экран плоского телевизора транслировал всякую детскую дребедень. Но никто его не смотрел.

Кондрат постепенно приходил в себя от вчерашнего поражения, уже почти успокоился. В животе приятно булькало – это молочный коктейль брал в оборот кусочки пирожных.

Рукавичкин подпер рукой подбородок и размечтался, как будет побеждать в предстоящих стартах.

Тут телевизор зарябил, замелькал и перенастроился на кабельный канал. Заставка гласила: «Черные дыры. Белые пятна»… Вот это другое дело! И повернулся к экрану Рукавичкин. Все, не полностью изведанное, наводило его на всякие мысли, предположения, фантазии. А это, как будущий философ, Кондрат уважал.

Речь шла о космических черных дырах, о том, как через них можно попасть из настоящего в прошлое, а то и в будущее!

«Наш мир линеен, – распинался диктор. – И чтобы перебраться из одной точки в другую, достаточно совместить эти точки, допустим, с помощью листа бумаги, сложив его. Затем проделать дыру (черную, неизведанную) и через нее переместиться, куда душа пожелает. Вот только незадача: скорость перемещения должна превышать скорость света! Иначе не сдобровать: человек может застрять в черной дыре – ни туда, ни сюда, или, и того хуже, навсегда затеряться в пространстве и времени. А скорости выше световой ученые, увы, еще не придумали».

Машинально откусив половину пирожного с заварными сливками, Рукавичкин вдруг застыл с полным ртом: эврика!.. Его посетила гениальная идея!

Медленно дожевывая, Кондрат стал обдумывать план действий.

Через месяц случился очередной марафон. Рукавичкин готовился к нему как никогда тщательно. Но своеобразно!.. Досконально изучил схему трассы, место старта и финиша, пункты питания и туалеты… Потом уговорил друга и несколько раз проехал по будущей трассе на его машине. Все интересовало его, никакая мелочь не упускалась из виду.

И вот настал день старта. Не меньше шестисот участников выстроились на стадионе. Разноцветье маек, флаги, музыка, зрители и прочее, прочее, прочее – все это превратило обычный день в праздник.

Кондрат Рукавичкин затерялся в гуще стартующих. Он обводил взглядом трибуны: где-то там, среди зрителей, находилась его девушка, которой после сегодняшней победы он обязательно сделает предложение. Уж на этот раз она не откажет: как можно отказать победителю-марафонцу?!

Старт был дан ровно в двенадцать часов. Вереница спортсменов вытянулась, словно длиннющая змея, проследовала круг по стадиону и потекла через ворота на улицы города. Трасса делала большой круг по нему, даже выходила за пределы, и возвращалась с другой стороны стадиона к финишу.

Кондрат не спешил: не привлекая к себе внимания, он бежал далеко от лидеров.

Преодолев первый километр, Рукавичкин сверился с часами: три минуты тридцать секунд – что-то быстрое начало!.. Он расслабился, снизил темп почти до трусцы.

Приближался первый поворот возле городской ратуши, именно это место выбрал он для своих действий.

Вереница стайеров плавно заложила вираж и стала скрываться за углом высотного здания.

Кондрат огляделся и незаметно достал из-под майки карту города, на которую предварительно жирным фломастером нанес трассу забега. Она начиналась на стадионе, огибала круг и вновь возвращалась на стадион.

Заученным движением Рукавичкин ловко сложил карту пополам, рисунком наружу – так, чтобы место пробегания ратуши совпало с небольшим переулком перед самым финишем. Из заднего кармана шорт вытащил толстенную иглу-шершатку и проколол ею карту. Получилось отверстие (черная дыра), соединяющее место старта и финиша.

Кондрат сосредоточил свой ум на этих двух точках. Проделать подобное было несложно – он давно увлекался медитацией и мог не только легко концентрироваться на чем-то, но и подолгу удерживать внимание на «кончике иглы».

Оставалось главное – «нырнуть» в черную дыру со скоростью, превышающей световую.

«Лопухи… они даже не знают, что может лететь быстрее луча света! – смеялся Кондрат над учеными. – Мысль – вот что быстрее всего!»

Терять было нечего: любимая девушка ждала победителя, а ратуша приближалась – ее и представлять-то в воображении было нечего!

Усилием воли Кондрат Рукавичкин вошел в транс и, не раздумывая, бросился в черную неизведанную бездну, предварительно представив в сознании маленький переулок, где должен был оказаться. Мысль моментально перенесла его туда, и через неуловимое мгновение он очнулся в небольшом сквере в Яблочном переулке.

Кондрат стряхнул остатки медитационного сна. Огляделся: неужели получилось?

Он глянул на часы: да, всего семь минут прошло после старта марафона. Целых два часа ожидания предстояло ему. В самом деле – не финишировать же сейчас!

Рукавичкин торжествовал! Его затея удалась, расчеты оказались верными. Мысль – вот, что быстрее и сильнее всего на свете, она и только она вершит судьбы людские!

Кондрат расхаживал по безлюдной аллее, предвкушая победу: победу над соперниками, над умами людей, победу собственной смекалки…

Время, проведенное в сквере, пролетело незаметно. Чип, наклеенный на кроссовку спортсмена, действовал отменно, отмечая его номер на каждой контрольной станции – так, будто бежит Кондрат в когорте марафонцев.

Ну, вот и пора!.. Рукавичкин выскочил из-за куста на трассу, когда в дальнем конце Яблочного переулка замаячили цветные майки лидеров. Свежий, полный сил и гордости за себя, вбежал он на стадион. Никогда еще в жизни не испытывал Кондрат Рукавичкин такой эйфории!

Проделав круг по стадиону, он победно вскинул руки – как делают это настоящие бегуны.

Во время финиша он даже успел разглядеть среди прочих изумленное и радостное лицо своей девушки. Теперь-то дело в шляпе!

Через полчаса Кондрат стоял на высшей ступени пьедестала. На груди его красовалась тяжелая золотая медаль, а голову покрывал лавровый венок.

Под торжественные звуки фанфар награждавший победителей гость соревнований – олимпийский чемпион какого-то там года – протянул Кондрату руку. Рукавичкин с размаху плюхнул свою ладонь для рукопожатия навстречу…

Зазвенело разбитое стекло – со столика полетел на пол и разлетелся в дребезги стакан с недопитым молочным коктейлем.

Кондрат очнулся… Он сидел в детском кафе «Подлетыш». По коленям его стекала белая липкая масса. Передача «Черные дыры. Белые пятна», по-видимому, давно закончилась, и с экрана телевизора неслось хрипловатое: «Ну, Заяц, по-го-ди-и-и!!!»

Стометровка

Меня он явно чем-то привлек. И несложно догадаться – чем… Странный: сидит один за столиком и исписывает листочки! Если б дело делал, а то начеркает несколько строчек, задумается и бац – скомкал почти чистый лист, целая груда перед ним!

Больше часа сидит так, заметил. Несложно догадаться: свои песочные часы Тоня уже два раза переворачивала. Песок все сыпется и сыпется – целых полчаса сыплется. А Тоня знает свое дело, не дремлет: где бы ни была – по залу между столиков бегает, крошки смахивает, или на кухне у себя, – всегда вовремя появляется; как чувствует: вот-вот песок весь пересыплется – полчаса закончатся.

Они, часы, на барной стойке стоят, на виду – любой заметит. Все знают, прошло полчаса, перевернула Тоня часы – заказывай очередную кружку пива. Иначе… Нет, ничего не будет, просто закон неписаный такой. А новичкам, кто не знает, предлагает: не хотите ли еще?.. Попробуй «не захотеть», так посмотрит!..

Так вот, парень этот – чудной какой-то, первый раз вижу его – все пишет и пишет. И две кружки пива недопитые на столике перед ним: Тоня дважды часы вращала, вот и выходит, что целый час без толку пролямзился!

Помоложе меня – лет тридцать будет. Худой, чернявый. Сидит себе да рисует буковки. Интересно, что можно писать?.. Хотя какое мне дело!.. Но странный какой-то… Наблюдаю… То задумчивый, неподвижный – полбокала моих может просидеть, не шелохнуться; то накромсает каракули свои, перечитает, заерзает, недовольный, и снова скомкает очередной листок. Нервничает, явно!

Мне не жалко бумаги. Но зачем же писать, если заранее знаешь, что выбросишь?!. Не понимаю я таких!

Друзья мои, как чувствуют, не подсаживаются ко мне. Сижу, наблюдаю… Даже таиться не надо: чернявый весь в своих мыслях, никого не замечает.

…Тоня снова часы перевернула. Не было ее; песок вот-вот весь пересыплется в нижнюю часть… Откуда вынырнула?.. И снова сыпется – теперь уже из полного верхнего отсека – в пустую, нижнюю полость.

А Тоня по рядам пошла – бокалы разносит. Третий перед ним поставила. Вот чудак – не замечает даже! Отхлебнет глоток – и снова в бумажки. А то уставится куда-то не мигая.

Поглядел я в ту сторону: что необычного увидел? В окно гляжу, а там месяц слабый, еле заметный в серости раннего вечера. И ничего больше.

Надоело мне, признаться, глазеть впустую на чудака. В голове хмелек – давно зацепило… Встал я да и направился к чернявому. Тот уже давно не записывает. Обхватил голову руками и замер на целых полчаса.

Подсел я к парню – напротив как раз. Темновато здесь, в углу, как только разбирает записочки свои?

А он, оказывается, и не слышит еще – ноль внимания на меня. Обидно даже!

– Можно?.. Не против?

Тот поднял глаза, как-то мимо меня смотрит… Небрежно махнул рукой: мол, делай что хочешь.

Сидим вдвоем, молчим. Рядом – ворох скомканных листочков, три кружки пива недопитых.

Заинтересовало это меня здорово. Ладно, черт с ней, с бумагой, но чего ж ты пиво не пьешь?.. Может, тараночкой угостить?

Просидел я так, глядя на бедолагу, и самому, кажется, расхотелось желтую гадость хлебать. Вот чародей попался – заворожил, прямо! Так и вообще завяжешь!..

Опять глянул я в окно – куда сквозь меня смотрит чернявый… Все та же луна, но только чуть ярче стала.

В баре шумок: каждая компания – себе на уме. Но и укромный уголок можно найти, вот как этот, где мы сидим.

– Что не пьешь? – спрашиваю.

Глянул наконец-то. Кажется, спустился с небес, может, с той луны, еле проявленной?.. Лунатик, одним словом.

Осмысленно глядит. Заинтересовался все же моей персоной.

Жду. Он все молчит. Но глядит уважительно… Смотри-ка ты, глаза загорелись! Что-то узрел во мне!

Начали мы говорить… Какую-то чепуху несет: болит душа, излиться надо… Лунатик – эт точно!

Чувствую все же – худо человеку. «Ну, так ты сюда правильно забрел, – думаю, – вливай в себя – легче станет. Только чего листы строчить-то, не понимаю!»

…Просидели мы впустую еще полчаса, Тоня две полных кружки плюхнула перед нами. Гляжу: часики пересыпают песочек, – течет время, струится. А я так ничего и не понял еще.

– Как зовут-то тебя? – спрашиваю. Хотя на кой мне его имя?

– Леня… Пчелко.

– Понятно. – Хотя ничего непонятно. И сам себя называю. А наперед знаю: ни к чему нам обоим это знакомство. И все же жаль парня становится.

– Так ты писатель, что ли?.. Хемингуэй?.. У нас тут не пишут. Пивной это бар!

– Да не писатель я – спортсмен… бывший. Бегал когда-то. Года два как завязал.

«Ну-ну, – думаю. – Завязать никогда не поздно, – про свое думаю. И что же дальше?»

А Леня Пчелко разоткровенничался – чудак. Вот что рассказал…

⁂

Сегодня утром я встретил его. Несколько лет не виделись после того случая. Как будто специально кто подстроил, чтобы снова потревожить меня. Да я давно уже особо не печалюсь; так, неловко было, конечно, поначалу. А потом вроде прошло. Успокоился… Иногда вспоминал, но тут же забывал… Теперь понимаю: старался забыть.

А тут вдруг эта встреча. Что-то стоит за ней, движет что-то нами!..

Словно озарение на меня сошло в ту минуту, и увидел себя со стороны еще раз. Не так, как тогда… По-иному. По первости уклонялся от совести; как сквозь пелену смотрел… А сегодня утром понял: никуда не уходят наши впечатления, живы, пока что-то не произойдет – не осмыслится.

Весь день ходил свободный, не искал оправданий. А потом увидел, наконец, себя такого, каким был тогда…

А он-то обрадовался при встрече: позабыл тот забег или сделал вид?

Не мог смотреть я в глаза ему. Солнце слепило.

…Спринтером был я когда-то… И неплохим. Любил побеждать.

Серьезные соревнования в тот день были. Бежали мы стометровку. Серега был среди нас особенным бегуном – глухонемой он. Но не совсем. Немного слышал и немного говорил – хоть и не все разобрать. Общаться сносно можно было, да и на руках кое-что я мог показать. Свои соревнования – среди слабослышащих спортсменов – он не пропускал. Но и на обычных, наших, частенько участвовал – результаты позволяли.

Жили мы в разных городах, но, встречаясь на стартах, сблизились. Дружить не дружили, но приятелями были. Частенько после забегов гуляли вместе.

Леня Пчелко замолчал. Глянул сквозь меня в окно, затем на бокал с пивом. Кажется, удивился, словно стояла перед ним золотая статуэтка Нефертити. Отхлебнул глоток и продолжал.

Первенство Союза проходило. Зрителей на удивление много собралось. Мы оба пробились в финал.

Жара. Сентябрь. В Баку соревновались.

Под вечер прохладней стало. Девятый час шел. Тени от трибун легли на дорожку, воздух посвежел. Комфортно, ощущение – словно в раю.

Прошли финалы барьеристов. Убрали препятствия: красно-белым рядком стоят на обочине.

Вывели нас, спринтеров.

Готов я был тогда: в тройку – знал – войду. Но хотелось стать первым. Только первым!

Опасался двух ребят. Особенно один волновал. Если его «сделаю» – остальные не страшны, думал… Посматривал на его разминку: кажется, в неплохой форме. Нужно собраться!

Бежал я по пятой дорожке. Соперник мой – по третьей. За ним, на второй, стоял Серега. Но на него я даже не обращал внимания: финал на Союзе – максимум для него. Занимали мысли только о себе, о пьедестале.

Томас, стартер наш, пошутил, как всегда, настроил нас, успокоил. И дал команду: «На старт!»

Наша восьмерка опустилась в колодки. Подвигались еще: кто удобно устраиваясь, кто так – для фарсу. Замерли… Хоть я и был сосредоточен на себе, но боковым зрением видел, что происходит слева – четвертая дорожка волновала!..

Сейчас, когда смотрю по телевизору соревнования легкоатлетов, кажется, что выбегают те со старта, ничего не замечая вокруг. Но я-то понимаю, что все «пасут» друг друга: прекрасно видят действия соперников и ориентируются в ситуации…

Команда «Внимание!» Длинная пауза… И выстрел!..

Я уловил, что мой соперник выиграл старт. Мгновение это хоть и незаметно для неопытного глаза, хоть и мизерно, но существует… Отыграть его можно, конечно, но все же допускать нежелательно.

Мы рванули вперед. А за четвертой дорожкой – я сразу и не понял, что произошло – совсем замешкался на старте Сергей. На этот раз он просто не услышал выстрела и остался в колодках.

Рассуждать не было времени, нужно догонять соперника, это – финал!

Метров через десять неожиданно заметил, что легко приблизился к лидеру и через несколько шагов обошел его. Где-то к сороковому метру никого рядом не было, и я уже ликовал, предчувствуя неожиданно легкую победу.

Глянул вправо, затем влево. Мой основной соперник просто бросил бежать – по инерции плавно останавливался.

Позади него – один, второй, третий – прекращали бег финалисты. Далеко позади, возле стартовых колодок, стоял растерянный Серега: рукой прикоснулся к уху, показывая Томасу, что не услышал стартового выстрела.

Но правила едины; забег никто не останавливал. Я и несколько финалистов продолжали бег… Ничто не могло помешать моей победе – только добеги… Все я сообразил тогда, скорее почувствовал. Всегда удивляюсь: как за несколько коротких мгновений человек может столько осознать и понять?!.

Но мне так хотелось выиграть, что я отгонял промелькнувшую догадку: ребята остановились из солидарности с Серегой, желая дать ему возможность стартовать еще раз. Все они, конечно, знали о его изъяне.

Не хотел ни о чем знать я…

Я уже приближался к финишу, страстно желая пересечь белую линию, когда услышал гром аплодисментов. Так хотелось принять их на свой счет – победителя, что в эйфории я готов был уже финишировать. Зачем, для чего останавливаться и начинать все сначала?!

Огромным усилием воли все же заставил себя это сделать. Проклиная все на свете, я остановился, не дотянув до победы всего метров десять. И только теперь дошло до меня: я позорно оказался в полном одиночестве. Остальные шестеро финалистов, спиной ко мне, возвращались к месту старта.

Мельком окинул я бушующие трибуны и понял, что аплодируют не мне – потенциальному победителю, а тем, кто остановился на первой половине дистанции.

Я возвращался к стартовой линии и жалел об упущенной возможности!.. Добеги до конца – и судьи без разбирательств отдали бы победу мне.

Пчелко минуту помолчал. Затем продолжил.

Тогда мне казалось, что моя жажда победы любой ценой, безразличие к Сергею живут только во мне и никому больше не видны. Да я и делал-то вид, что ничего не понял. И только после осознал, что ни малейшего шевеления души не может сокрыть человек внешним поведением… И только сегодня утром, встретившись с Сергеем, почувствовал настоящую боль от своего поступка.

Стадион несколько успокоился. Судьи пребывали в растерянности: забег не состоялся, что делать?..

Прошло минут двадцать… Мы, финалисты, топтались на месте. Судьи совещались. Трибуны то замолкали, то взрывались скандированием: «Финал!.. Финал!.. Финал!..»

В конце концов, состоялась перебежка. На этот раз вся восьмерка стартовала успешно.

На последних метрах я вырвал победу у своего главного соперника. Стал чемпионом Союза.

Стадион бушевал аплодисментами. Но, к сожалению, не в мой адрес: снова аплодировали ребятам – кто не посмел продолжать бег после ошибки Сергея; и ему самому – хоть и прибежал он последним.

⁂

Пчелко сидел, задумчиво глядя мимо меня.

– А сегодня я встретил его… Как ничего и не было!.. С того самого дня не виделись. Гадко, гадко на душе… Пробовал я записать те события: говорят – легче становится. Да не получается что-то… – наконец-то посмотрел он на меня! – А ты знаешь, я вот рассказал тебе и, кажется, помогло! Полегчало… – И по ожившему лицу моего рассказчика пробежала еле заметная улыбка. Если верить его теории, она отразила успокаивающуюся душу его.

Но мне никак не понять этого чудака. Бокал пива – вот что лечит!

На столике перед нами застыли позабытые бокалы. Тоня стояла за барной стойкой, не смея больше подходить к нам. Песочные часы замерли – весь песок давно пересыпался в нижнюю емкость и застыл неподвижной желтой горкой. А за окном, сдвинувшись в сторону, ярко светил месяц.

Мальчик

В одном из городов проходили очередные, ничем не примечательные, соревнования по легкой атлетике среди школьников. И в то же время это были соревнования необычные хотя бы потому, что любое первенство Края не может быть рядовым, тем более для детей.

Одна из команд прибыла рано утром. Времени хватало, и ребята после душного вагона с удовольствием прошлись пешком по морозному воздуху до гостиницы.

Слегка вьюжило. Снежинки кружили в волшебном танце, за ворот пробирался прохладный воздух, приятно охлаждая нагретое за ночь тело.

Довольно быстро и без хлопот разместив детей в гостинице, Сергей Иванович оставил команду и направился в Управление по спорту. Там он быстро поставил печать в командировочное удостоверение («Отметил документ, а потом думай, зачем приехал?» – гласило неписаное тренерское правило), без проблем сдал заявки, получил в бухгалтерии деньги на питание. Затем созвонился с подопечными и договорился о встрече в манеже на разминке: многие из них не в первый раз были в этом городе и хорошо знали дорогу в легкоатлетический комплекс.

В манеже оказалось непривычно пусто. Дети приехали как раз в обед, когда между утренними и вечерними занятиями наступает временный перерыв.

В огромном зале один рабочий ремонтировал сломанный барьер, второй проходился щеткой по дорожке сектора для прыжков в длину. Наверху, под куполом, где были расположены подсобные помещения, в одном из окон виднелись фигурки снующих людей – они тоже были чем-то заняты.

Сергей Иванович сидел на пустой трибуне, внимательно следил за разминкой: помогал подобрать разбег, корректировал дугу в прыжках в высоту, давал советы по установке стартовых колодок… Временами, если видел у кого-то чрезмерное рвение и вырывавшуюся, неконтролируемую, «пруху», прежде времени опустошавшую нервную систему, останавливал спортсменов, стараясь не столько объяснить вредность бездумной траты энергии (это, он уже убедился на опыте, дело бесполезное), сколько сбить порыв, переключить внимание на что-то другое.

Разминка закончилась, и, посадив детвору в автобус и наказав зайти в столовую, Сергей Иванович направился все в то же Управление, где ближе к вечеру должно было состояться заседание судейской коллегии с представителями и тренерами команд, чтобы еще раз обсудить организационные вопросы.

По дороге зашел в книжный магазин. Просмотрел спортивную литературу, купил приглянувшуюся книжечку по правилам судейства. Затем в небольшом кафетерии за чашкой кофе с бутербродом просмотрел книжицу и за полчаса до начала заседания явился в учреждение.