
Полная версия
Москва, я не люблю Тебя
Она молчала в своем неглубоком внутреннем мире.
Я вышел, бабушка на входе сидела лицом к двери, в которой нарисовались очертания Марии, я буквально рванул ей навстречу, эксгоровода не было.
– Любимая, я так рад! Я знал, что ты меня заберешь, ведь надо выписываться из гостиницы, 11.57, поехали!
– Милый, а ты не сможешь съездить на моей машине сам?
Я поцеловал ее.
– Засранец, я так и знала, нализался. Телефон свой хоть не давал?
– Милая, у меня же принципы, пошли скорей, лучше потом вернемся и не будем осматривать все походя.
– Расскажешь, как ты тут развлекался, интересный музей?
При этом я обнимал ее за талию и незаметно подталкивал по ступеням вниз, талия была родной, она успела переодеться, французская блузка была расстегнута, показывая ее грудки в красивом французском бюстгальтере.
– Музей интересный, но твои сисечки интереснее.
– Ты всегда так говоришь! Ну как, ты проникся творческой атмосферой, как тебе кабинет Булгакова?
– Проникся, кабинет так себе.
– А там внизу какой-то автобус, который зазывала называет трамваем.
– Да я покатался на нем, Гребенщикова видел.
– Что еще увидел?
– Больше ничего.
– Милый, ну ты мне ничего не рассказываешь, будто не хочешь мне рассказывать.
– Гребенщикова мало?
–Да ты как напьешься, тебе вечно кто-то мерещится, я уже начинаю думать, что Ян Андерсен – это твоя выдумка. Вот у нас Дапкунайте иногда приезжает гостить со своим по-настоящему, в отличие от тебя, прекрасным юношей, он постоянно ей что-то шепчет на ушко, и она смеется.
– Может, они репетируют счастье или симулируют оргазм.
– Ты не веришь в людей или симулируешь оргазм?
– И то и другое.
– А хороших людей больше, чем плохих!
– Плохих тоже немало, поэтому я предпочел бы не выяснять без нужды, хороший человек или плохой. Ведь по-разному бывает, кажется, вот хороший человек, прекрасный человек, а потом выясняется какой-нибудь недостаток, не пьет, курит, нервы мотает, хуй короток, пизда широка, деньги мотает, срок отмотал, кота Бегемота за яйца тянет, просто все подряд за яйца тянет, поэтому на хуй. Да, я скучный.
– Но как ты можешь писать, не общаясь с людьми!
– Всего доброго, – сказал высокий голос экскурсовода.
– Спасибо, – сказал я.
– Какой симпатичный, – сказала Маша, – только немного игрушечный.
– Экскурсовод?
– Да. Грамотный?
– Очень, рассказывал про ликвидацию безграмотности и ног военнослужащих русской армии, очень знающий.
Маша припарковалась во дворе, чуть в стороне от трамвая.
– Откройте, пожалуйста, – сказал я напоследок всезнающему экскурсоводу, помахал ему рукой, и мы вновь стремительно въехали на круговое движение Садового кольца.
Я преобразился в душе «Гранд Марриотта», было весело. Снимать гондон, как и все в этой жизни, надо если не весело, то вовремя и без лишних сожалений, подумаешь, гондон, тем более холостой, конечно, было бы намного веселее, когда Машенька увидела мой орган подготовленным полностью – снимаю трусы, а там не только все в порядке, а уже и с гондоном, вспомнил пятницу, наверно, я родился в майке!
Ибо отношения – это труд, поэтому, мужик, трудись.
Я вышел, никого не только не трахнул по дороге, но даже никого и не встретил, кроме швейцара, тот не посмотрел даже на меня, я спокойненько прошел в вертящуюся бесплатную карусель проходной «Марриотта», спокойненько сел в Машенькину бэху на парковке, и солидненько так опять мы выехали на Тверскую и поцеловались.
– Чего так долго, любимый, как будто на свидание готовился!
– Так и есть, любимая, ведь же сказал поэт, с любимыми не расставайтесь, ну и так далее.
– Послушай, я была у травника, и он мне прописал.
– А как же моя доля, любимая?
– Оплачено было только на мою, первую и третью.
– Что, маточный сбор и гормональный фон?
– Да откуда ты знаешь?
– Ну есть у меня одна теория по музыке.
– У тебя же нет музыкального образования, и при чем здесь трава?
– Ну, трава и музыка едины, такая музыкально-гинекологическая, знаешь, почему в англосаксонской музыке сильные доли вторая и четвертая? Потому что в менструальном цикле вторая доля – овуляция, а четвертой вообще нет.
– Милый, первый раз в вопросах мироздания я вынуждена согласиться – англосаксы в сто раз продуктивнее.
– Вот и я говорю, все эти песни под луной – только ради одного, пришпилить зазнобу ради большой и чистой любви.
– Федя, ты будешь смотреть листок травника? Или разводить свою грязную анимацию?
– Не торопись с листком, тем более на ходу читать вредно для глаз.
– Что не торопись, я хочу, чтобы ты позаботился обо мне!
– Любимая, ну скоро мы приедем, и я так о тебе позабочусь!
– Я здесь ни при чем, ты ведь вспоминаешь о сексе каждые пять минут!
– Кисонька, мы нашли друг друга, ведь ты о нем вообще не забываешь.
– Говоришь так же, как и пишешь, – срамно.
– Ну да, писать я начал благодаря Буковскому.
– Ну, то, что я читала у Буковского, по крайней мере, помягче, чем ты.
– Мне кажется, единственное, что ты знаешь о Буке, это отрывок, который читала Арбенина.
– Ну да, когда мы ходили на концерт, что-то про красного коня, который купается в неоновой реке вечности.
– Ну, до неоновой вечности красного коня главный герой пережил множество переживаний в пьяном виде, включающие в себя опорожнение кишечника, расставание с сожительницей, съем бляди и секс с ней, приготовление еды, мастурбацию в лифте, еще секс, нападение полицейского, еще секс, опять пьянку, и вновь соединение с сожительницей, и секс с ней.
– Я только не поняла, а со словом секс пять раз ты гротескнул? Вот еще секс, еще секс.
– А что?
– Я насчитала только три, включая мастурбацию в лифте.
– Ну знаешь…
– Я и говорю, Бук помягче будет…
– Я люблю тя! – И поцеловал ее в край губ.
И правда, что я к ней привязался, девушка в легко поднимающемся платье на коблах везет меня на лимузине к псевдосупружеской радости. И главное, жениться не надо.
– Любимая, давай я лучше листок посмотрю!
– Ты же глаза испортишь!
– Не успею.
– Вон посмотри в сумочке.
Я быстро нашел подаренные мной на день рождения именные презервативы, обычные презервативы и еще кучу всякой женской дряни.
– А, извини, он в бардачке.
Она улыбнулась, у меня екнуло в груди, с сумочкой была явная провокация, но она достигла цели, сжатие сердца и предчувствие стояка. Я полез к ней, но она по-деловому чмокнула меня.
Я открыл листок.
Конечно, такое произведение надо подавать в чистом виде, кое-что было понятно напечатано, что-то написано от руки, но я буду подавать по мере захождения.
– 1 день ясная погода меньше 750 мм.рт 2 ст., пасмурные дни больше 750 мм рт. 3 ст. Плес…
Машина остановилась на светофоре.
– Любимая, ты не ошиблась? Это что, прогноз погоды на даче Медведева? Какая станция Плес?
– Федя, это не станция Плес, а сбор ПМС, и его надо принимать в ясную погоду 2 стакана, а в пасмурную 3, ты уловил логику.
После простого и логичного объяснения все стало на место.
– Антиапоптоз (отстар) в ясную погоду 1 ст., в пасмурную 1,5.
Грибок (общукр) 1 ст. и 3 ст.
Сбитень согревающий под настроение, добавлять эликсир бодрости по 50 мл, пить на крутом кипятке в любой день для уменьшения тревоги или придания бодрости.
Крем щитофит наружу ежедневно!!!
Да, времена, раньше «Щит и Меч» внутрь, теперь щитофит наружу, хорошо что не щитофак.
– Опять, ну на самом деле, я не хотела, чтоб ты этот листочек смотрел, там есть другой, там написано какое-то лекарство, Камдын, что ли, его надо колоть, стоит как самолет, говорят, улучшает гормональный фон с помощью саморегуляции.
– Саморегуляция, конечно, улучшает гормональный фон! Только называется она ма-сту…
– Федя, ну что с тобой? Тебе как будто не давали вчера сколько возьмешь?
– Кымдан! Выравнивание гормонального фона, баланс эндокринной системы, Сев. Корея, оф. 506, – прочел я листок.
–Посмотри по интернету, прояви заботу, а я тебе щас такую историю расскажу, только я не хочу, чтобы эти истории явно попадали на твои страницы, если они приобретут какую-то известность.
– Я рад, что ты веришь в меня.
– Естественно, тогда зачем все это?
– Я не знаю зачем, вообще все бессмысленно, а писательство тем более.
– Если все бессмысленно, иди работать, займись бизнесом, делай карьеру!
– Единственная карьера, которую я могу сделать, это ебыря интеллектуала!
– Ну ебыря еще может быть, а интеллектуала вряд ли, хотя и ебыря тоже вряд ли, по тебе вообще дурдом плачет, и что с тобой сегодня, неужели Булгаков так на тебя со своей нехорошей квартирой подействовал.
– Да была там одна интеллектуальная ебля с плясками!
– Федь, ты же всегда был против мозгоебли!
– Ну я и щас против, просто совпало, как герой, антигерой, протоиерей, Борис Гребенщиков и единство места действия – нехорошая квартира.
– Ну расскажи!
– Ты первая обещала!
– Ладно, как ты знаешь, у меня хорошая квартира.
– Интересно, мы туда доедем сегодня?
– Видишь сам – пробка, так вот, у меня хорошая квартира и хорошие соседи, так вот, к нам поселилась Копенкина с Шаляпиным, и он, представляешь, поет ей арии под балконом, и знаешь, неплохо поет, а она выходит на балкон с веером.
– Прости, давно тебе хотел сказать, этот Шаляпин у меня Ларку-то отбил, вел ее по одноклассникам, посылал ей смешные картинки, рассказы ей писал о запорожских казаках в запорожцах, а потом Первый канал и эти арии, ну, что ни делается, все к лучшему!
Кстати о писательстве, я пишу наброски, но у меня категорически нет сюжета, поэтому как ты думаешь, такой сюжет, пьеса, действующие лица мы с Ларой и Шаляпин, он поет арию, я выбегаю под балкон и…
– Федь, если нет способностей, тогда, может, работать?
– Нет уж, я еще выпью и, может, что-нибудь придумаю.
А как тебе такой сюжет, я, правда, его позаимствовал у «Денискиных рассказов»…
– Да у тебя все рассказы – живая шляпа!
– Нет я начал сны записывать, как Дениска-сын, и вот мне снится такой сон, поет, значит, Влад Сташевский на трамвайных рельсах, а к нему подходит…
– Прохор Шаляпин?
– Не, сначала Кай Метов, а уже потом Прохор Шаляпин, а потом Коля Басков с Бабкиной и Кадышева с Ветлицкой.
– И их переехал трамвай?
– Было бы неплохо, но Ветлицкую жалко. Нет, на самом деле они все спели «Шарманку» и пошли в рюмочную!
– Тебе лечиться надо от алкогольной зависимости!
– Может, я уже лечусь! А как думаешь, Макаревича к ним добавить? Не, не буду. Он уже на фруктовом кефире. Да и Свиридову ему не прощу. Вот они приходят в рюмочную, и я говорю Ветлицкой…
– Федь, с сюжетами у тебя не задалось, ты прочитал про Кильдим?
– Про Кымдан уже прочел, ни в коем разе, северокорейское чудо, ты что, ПМС объелась? А что касается сюжета, я просто буду записывать наши диалоги и куда-нибудь приспосабливать.
– Послушай, ну ты этого вообще не заслужил, пускай лучше трамвай всех переедет, и я вообще не понимаю, вот ты говоришь способности, ну какие у тебя способности, я хочу настоящего мужского плеча! Заботы!
– Тогда что, Кымдан колоть?!
Мы заржали, она поцеловала меня.
– Ладно, иногда ты можешь меня рассмешить, и я хочу ходить куда-нибудь с тобой, мне интересно твое мнение об искусстве.
– У меня есть только впечатление, мнение у искусствоведа.
– Тогда мне интересно твое впечатление по поводу одного писателя с летней студии «Маяка»!
– Мне интересно твое мнение о моем тексте.
– Твой текст очень сложен, если мы пишем бессмертные произведения для широкой публики, то слишком многозначно, сделай попроще, я теряюсь даже после авторских разъяснений самого автора.
– Не буду отбирать хлеб у трилогии Марининой «Хлеб с ветчиной, вечность, взгляд», пусть останется как есть.
– Тогда кто твой читатель, кучка маргиналов, таких же как ты. Вы все собираетесь и аплодируете друг другу!
– Аплодируем, аплодируем, кончили аплодировать, один маргинал прислал мне идею привета от Венички Буковскому в виде белочки главного героя, но это космический уровень самого Венички, а я даже Энгельса не читал про способ существования белковых тел. Не то чтобы до белки самому допиться.
– Твоя трусость проявляется во всем! Какой же ты писатель?
– Не знаю, критики расскажут! Так что с удовольствием покритикую твоего Маяковского, надеюсь, он единоросс, мне тут по секрету рассказали, что все ВГТРК написало заявление в партию в честь дня рождения самого…
– Замолчи!!
– А что писатель единоросс, сокращенно пидрос, пидрос – это такое слово из запрещенного украинского языка!
– Заткнись!
– У тебя что, машина прослушивается! Тебе Сноуден по секрету рассказал? Сноуден это голова!
– В Басманном суде не пришьешь, что ты Ильфа и Петрова перечитываешь в своем сортир-сортировочном каждое лето, скорее пойдет как отягчающее обстоятельство. Ты можешь срамно, но без политики.
– А что, придумаю какую-нибудь политическую срамоту, например…
– Милый, последнее севкор предупреждение, заткнись!
– Ладно, я шучу, конечно, покритикую твоего писателя, только что это значит? Критики считают Пелевина беллетристом, а Акунина писателем, и???
– И мы приехали, милый.
Ура, мы поднялись на лифте на последний этаж старинного московского дома, зашли в ее хорошую квартиру.
– Ну что, Федь, по душам?
– По душам Гоголь специалист, я пишу только о телах.
– Хорош бубнить, ты в нижний душ или в верхний?
– Я в средний, ладно, шучу, я же знаю, что в средний нельзя, я пока в окно посмотрю, приходи скорей, ты обещала мне глобус показать.
– Ты только как выпить думаешь?
– О душах к психиатру и Гоголю.
Она пошла в душ, я нашел заначенную бутылку все того же армянского, необходимо все-таки было приподнять боевой дух, тем более 40-летнего односолодового много не нальют, за старым деревянным комодом я нашел заначенную бутылку, начислил стакан, хлопнул его в два приема, потому что за глоток беру всего 100 грамм.
Что делать между армянским и шетлендским, попробовать записать умные мысли, я открыл свой ноут, он начал грузиться, Виндоуз 8 сказала мне обождать обновления.
Маша вышла из душа, когда Виндоуз написал мне обновление 8,5, но в процентах, при нынешней-то инфлолевольвации.
– Смотри, наверное, Антон Долин нашел бы здесь что-нибудь символическое! – показал я на застывший голубой экран. Маша была в коротких шортах и очередной французской блузке. И чего я так напиваюсь все время с Машаней, ведь она красивая.
Она посмотрела на экран, улыбнулась и пошла к глобусу. Достала бутылку.
Я начислил нам по 50.
– Вот действительно благородный напиток, – сказал я, ничего не почувствовав после предыдущих дегустаций.
Вдруг запел зычный (бас):
– ЭЭХХХ ухнем, ЭЭЭЭххх ухнем!
Я посмотрел в окно. Прохор поет во дворе голосом Шаляпина «ЭЭЭЭХХХХ УУУУххххххнем», Лары нигде не видно, зато навстречу идет Дапкунайте с прекрасным юношей и смеется. ЭЭЭЭЭЭххххх, родимаяяяяя.
Мне стало плоховато, я, чтобы полегчало, это меня в студенчестве научили, начислил себе еще сто грамм армянского, и услышал голос Марии:
– Любимый, а давай на крышу полезай, а я за тобой.
Я залез на крышу, посмотрел на Кремль со звездами, на Москва-сити, на церковь, где Пушкин подписал себе смертный приговор, но обессмертил гены, дом-музей Гоголя, где он написал «Ревизора», мне ничего не понравилось, я услышал родное «Стилувей Бэйби, Стилувей».
Я подумал, что поскольку я творю под «Лед Зеппелин», а они начали играть вдохновенно в районе Арбата, то я пойду их послушаю, на крыше так же присутствовали кремлевские звезды и начали всходить небесные светила, что же, ведь летний день в России как гомосексуализм, явление быстрорастворимое, только Кремль не смогли разбомбить ни генерал Шапошников, ни даже Том Круз с Дапкунайте.
Марии нигде не было, крикнул, что «любимая, я быстро, до Арбата и обратно», взял деньги, хотел начислить еще армянского, но ничего не было, и я взял пустую бутылку с собой, чтобы скрыть следы выпитого, выкинул бутылку в урну, пошел в магаз в переулок, чтобы взять еще армянского.
День Армении в России не испортить 50 граммами односолодового, не могу же я пойти слушать «Лед Зеппелин» на Арбат не вдохновившись, мне еще писать.
Взял чекушку того же, как завещал дядя Миша, вышел на Никитский и пошел в сторону Арбата, а Хули Бэйби раздавлось все громче на всю ивановскую.
Я хлебал коньяк, опять девушки вид сзади, но уже двое.
Маневр обгон не замедлил ждать.
– Хули Бэйби, – запел я громко, пытаясь создать впечатление, как Шаляпин, на красоток, лиц их я разглядеть не мог. – Хули Бэйби, – пел я в такт музыке. – Девчонки, привет! Вы такие красивые обе, сестры, что ли?
– Да, близнецы! – прибавляя шаг, сказали они вместе.
– А я пивец Ян Гиллан из «Лед Зеппелин», вот эту ЭЭЭЭХХХХХ Дубинушка ухнем, – пропел я с жаром под ту же Хули Бэйби.
– Мы писателей больше любим! Про Козлецкого слышали?
– Какой Козлецкий?? У нас на Никитском бульваре только два писателя – я и ГОГОЛЬ!!
Они куда-то убежали, а мне было тяжело идти, зато материализовался Арбат.
Над переходом напротив «Праги» играет группа, хорошо играет, мощно, ROVER Цаппелинов, барабанщик с дредами, абсолютно сумасшедший, барабанит самозабвенно и неистово, я бросил сто рублей и протащился на миллион, вот бы обналичить, даже забыл отхлебнуть из своей чекушки, хотя там только дно прикрыто и было, музыканты ударили громами и молниями и закончили последним ударом дред-барабанщика, закурили самокрутки, я говорю гитаристу:
– Барабанщик у вас классный, абсолютно сумасшедший.
–Это я два раза в дурке лежал.
– От армии косил?
– Нет, от наркомании!
– Можно в парке Горького на «Маяк» попасть, там постоянно живые концерты, вас услышат.
– Нас и здесь хорошо слышно, а на «Маяк» мы и так ходим каждый день, иногда через день, когда на два дня берем.
Подошел парень:
– А я из группы «Разные люди».
– Мы тоже не однояйцевые близнецы.
– Мы легенды русского рока!
– А мы старого и нового Арбатов.
Подошел азиат.
– Пацаны, а «Батяня комбат» сбацаете?!
– Не, 11 часов, закругляемся, ребята.
И ребята начали заматывать шнуры, мне стало как-то грустно и весело одновременно, может, оттого что отхлебнул, а может, что мужик в картузе на гармошке наяривал «Вальс бостон». Я выкинул чекушку в урну.
Пошел по Арбату и сразу зашел в «КОЛЕСИКо» или «Елки-Палки» и взял из соотношения цена-качество простой деревенской «белой лошадки» 200, запил морсом, сел на лавку, открыл телефон, начал читать какой-то текст, меня как-то отвлекло, увлекло, было какое-то родное, но уж очень редакторско-постановочное, мне понравилось, как всегда, автор украл пару моих идей, просто я куда-то хотел вставить что-то из Карла Лоренца или Эриха Фромма, что-то, что нет ничего лучше, чем каждый день здороваться с тараканом в своей голове и нельзя ни в коем случае его предавать, потому что только он твой индивидуальный кокродж, а Маша говорит, не надо никого убивать, а автор живодер убил крысу руками кавказцев, а это ксенофобия, а нет, у нас щас один народ, а враг борщевик, и если озвучивать эту версию, можно из Домжура сразу нырнуть в нефть.
– Девушка, а у меня есть сто рублей. А что еще можно выпить?
– Водки 50. – Ну вы же меня знаете! Нужен сюжет…
А что если такой сюжет: губернатор от имени президента борется с борщевиком! Нет, это же Рязанские ведомости, тогда борется с укропом. Не, не то, лучше кармические мутанты отражают атаки оборотней, да, точно, сплошные кармические мутанты, надо запомнить, записать куда-то, я же хочу писать… Выпил 50, надо записать телефон смсом, лучше позвоню, позвоню Машеньке.
– Привет, Машень!
– Какой привет в час ночи, и как? Ты же в черном списке?
– Маш, послушай! Послушай, я тебя рассмешу, у меня тут такая идея, укроп и борщевик – братья сквозь века.
– Я не собираюсь слушать твой пьяный бред, прощай и никогда больше не звони!
– Ты знаешь, я прочел Намаячного писателя, хорошо… Ты слушаешь меня?
Надо включить диктофон на всякий случай, если Машка не услышит.
Щас писателю хорошо, с диктофоном даже надежнее, чем девок по телефону просто так смешить, и думай, приедут они посмотреть на звезды в лесу или не приедут.
Точно, так ничего не упустишь, только почему я никогда не могу разобрать свои диктофонные записи…
– В современной литературно-сценарной традиции прослеживается какая-то русскость, дуэль на русской водке до первых чертиков из-за бабы, не совсем понимаю, как можно хобби приспосабливать для какой-то утилитарной бабы, ну можно было кидаться дротиками или драться томиками писателей-единороссов, и причем действительно мельчаем…
Если бы я выиграл… наверное, надо было драться на коньяке, на армянском, но дуэль была на водке, на спирте, разбавленном водой, это изобретение наших писателей, в принципе понятно, что если ты не Чехов… Чехов, то используешь различные допинги… допинги, поэтому трудно пробиться в союз писателей… экзамен… экзамен в союз писателей:
– Ну что, Федор Михайлович, ознакомились с вашими работами, да, считаем, что вы допущены к экзамену в алкогольно-маргинально-шутовскую группу авторов «Скоморохи России», но туда надо сдать вступительные испытания.
– Какие испытания, после 13 лет брака я готов стать, сдать, хоть кровь сдать…
– Нет, мы же СкМорРосы, а кровь проверят коллеги из ФСО.
– Что надо сдать, ЕГЭ по русскому?
– Зачем, есть Яндекс редактор! Итак, первое испытание:
Звучит музыка из «Властелина Кольца» Кадышевой, приходит секретарша СкМорРосов в кокошнике с двумя лобастыми стаканами кориандровой и секундомером, ты все понимаешь, вспоминаешь слова профессора своего: «Никогда не пренебрегайте завтраком, тем более в наше время, когда завтракать можно до 17, опоздайте лучше на 10 минут, у нас есть время опоздать и опоздать еще, но позавтракать!»
Секретарша кланяется в пояс, поднимается, экзаменатор кивает, я набираю воздух, беру из нежных рук протянутый зачем-то секундомер и глотаю его, для площадочки наверное – стакан, щелчок секундомера, опрокидываю стакан в два глотка, беру следующий, пью уже мелкими глотками, уже под сенью, вытираюсь рукавом. Внутри запела свирель, какие же все они милые, а секретарша вся с большими сиськами в белом платье с цилиндрическим кокошником просто красавица, как бы ее чпокнуть, лишь бы сдать, а там уж… как-нибудь.
– Федор Михайлович, вы прошли первое испытание с гроссмейстерским результатом 30 секунд при норме в два часа, ну что же, начнем второе испытание, по плану собеседование о роли русской литературы должно было идти под кориандровую в течение двух часов, а только потом индивидуальные тесты, ну что ж…
В желудке подкатила какая-то резкая волна спазмов, я пытался бороться, но бесполезно, неужели провал, неужели опять двойка, и это не внеочередные сиськи, почему-то выворачивало наизнанку с головы до пят, но я пытался удержаться, толчки, толчки, спазмы, оборона эзофагеально-желудочного сфинктера сдалась, все пошло вверх, я пытался приструнить стихию, заставить улечься ее обратно в желудок, что меня не возьмут в писатели из-за этого чертового рвотного рефлекса, значит, я не прошел второе же испытание о роли русской литературы, значит, я лишний человек, а писателями становятся только право имеющие, неблюющие тонкие натуры, все мое нутро залезло в рот, я пытался проглотить его обратно.
– Все мы находимся в тени Льва, именно под этим знаком зодиака.
Я хотел сказать:
– Нет!!!! – но жижа моих внутренностей потекла наружу, рядом почему-то стоял таз, и я прицельно туда выложился. Не сдал, уже с облегчением подумал я.
Почему-то рядом с тазами, как у меня, сидели барабанщик, гитарист, эксгоровод, судья, патологоанатомша, человек в картузе, азиат, – а экзаменатор все бубнил:
– В толстой высокодуховной книге выдающегося литератора из группы духовых ударников П. Бесинского «Под сенью знака Льва» читаем знаменитое «Письмо к сыну» графа Л.Н. Толстого: «Питие водки и игра на гармони не имеют никакого отношения к творчеству!» Тут дружно ударили литавры оркестра Кадышевой.
И мы дружно блеванули всем хором, точнее всем хоррором.