Кот

– Все это лишь только игра, дамы и господа. Но есть ли еще что-нибудь столь же захватывающее? Все вы безлики, нету в том вины. Я подарю личину – к ней прирасти должны. Нарядов много, каждому по росту, но вот ведь незадача, все не так-то просто. Увы, друзья, в этой игре чужого взять нельзя. Коли чужую схватишь ты одежду, овеет прахом все твои надежды и выйдешь из игры. И ходит слух, что, может, даже ты испустишь дух. Ну что ж, начнем, попробуй угадай иль место у стола свое отдай. Ах да, и в завершение у каждого минута, чтобы принять решение.

Голос стих. Крупье так же молча поставил перед нами на стол большие песочные часы. В ту же минуту над каждым игроком появилось пустое диалоговое окошко, и над столом высветилась фраза:

«Теперь все ваши фразы видны всем игрокам».

– То есть каждое мое слово можете видеть? Вы видите, что я пишу? Да? – загорелись буквы в одном из диалоговых окошек над неким человеком за столом.

Все сохраняли молчание.

– Ну вот. Видимо, враки, – разочаровано написал собеседник.

– Замолчи уже, клоун, все мы видим, – раздраженно ответил кто-то.

Темный крупье поднял руку ладонью вперед, требуя от нас внимания. Он потянул за длинную цепь и вернул деревянный ящик на место, подвесив его снова к потолку. Затем он поставил на стол марионетку, которая вмиг словно ожила, и жуткая кукла в образе веселого петрушки страшно заплясала на столе, словно кто-то ей управлял.

– А-ха-ха-ха, – весело заверещал он. – Кто-то звал клоуна? Так вот он я. Давайте знакомиться, меня зовут Петрушка. А вас, ребята, как зовут? Ах да-а-а-а, у всех вас нет еще имен, да и вас пока самих нету. А как же мы будем играть, ребята? – кукла деловито огляделась по сторонам, будто что-то искала.

Темный крупье неспешно протянул ему черный рваный мешок, подвязанный простой бечевкой. Петрушка живо подскочил к краю стола и, протянув ручки к мешку, рывком отобрал его у помощника и погрозил ему маленьким кулачком.

– У-у-ух, получишь еще у меня, – клоун спешно развязал мешок. – Где-то тут у меня валялись, сейчас, сейчас, наберитесь терпения. О, нашел, – радостно закричал клоун. Он выудил из безразмерного мешка небольшой кусок белого пластилина или нечто подобное, похожее на пластилин, и довольно подбрасывал его на ладони.

– Видали? – он просто светился от счастья.

– Что это? – засветилось диалоговое окно над одним из игроков за столом.

– Где? – удивленно спросила марионетка.

– У тебя в руке, – нетерпеливо отчеканил игрок.

Петрушка перевел взгляд на свою ладонь, все так же подбрасывающую пластилиновый комок. Его нарисованные брови удивленно и растерянно вздернулись кверху. На секунду показалось, что он видит его впервые. В то же мгновение пластилин словно ожил и начал менять форму, расползаясь в разные стороны и так же собираясь обратно в бесформенную массу.

– Тебе же русским языком сказали, попробуй угадай иль место за столом свое отдай, – зло хохотнул петрушка и показал язык любопытному игроку. Тут злосчастный комок заворочался в его руке более смело, петрушка подбросил его выше, и тот остался висеть в воздухе посреди игрового стола. Мы все услышали жуткий голос:

– Этот игрок весьма хорош собой, но изменяет он жене с другой. Несчастная, все зная, уж таблетки пьет. Не разрывайся на двоих, страданиям жены скоро конец придет. Так кто же ты? Попробуй угадай иль место за столом свое отдай.

Повисла гробовая тишина. Костлявая рука крупье с грохотом перевернула песочные часы. Песок, словно вырвавшись на долгожданную свободу, устремился вниз, стекая тонкой бежевой струйкой.

– Пошла минута, ребята, ну что же вы замерли! Скорее, скорее, сознавайтесь, чья женушка скоро сыграет в ящик? Кто гуляет по девкам? Кхм, кхм, простите. По любви, конечно, по огро-о-о-о-о-мной любви, – с визжанием закричал Петрушка, нервно прыгая перед нами.

– Бред какой-то!! – увидела я фразу с двумя восклицательными знаками.

– Да я не осуждаю, она сама виновата. Чего она в халате ходит дома и вечно уставшая? Чего разнылась? Еще и требует постоянно чего-то, злости не хватает. Подумаешь, дети маленькие! Ты же работаешь с утра до ночи и не ноешь, что тяжело!! – яростно верещала кукла.

– Мужики, скоро время кончится, скорее! Ведь выкинет! Нет дела нам, чего там за «Санта-Барбара» у вас дома, – всплыла еще одна фраза над другим краем стола.

– Это я, – написал некто.

Песок в часах на столе замер. Мы с ужасом ждали, что произойдет дальше. Живой комок ринулся к игроку и влип ему прямо в лицо. Он мгновенно увеличивался в размерах и оклеил всю фигуру сидящего напротив меня.

– А-ха-ха! Угадал, он угадал, – возликовал клоун.

Пластилин полностью покрыл сидящего и замер. Над игроком вспыхнул свет, и мы все увидели сидящего в кресле белого козла с острыми рогами. Он в недоумении оглядывался по сторонам.

– Что-то изменилось? – всплыла фраза над ним.

– Да, парень, ты – козел, – тут же ответил кто-то.

Козел потряс белой длинной бородой:

– Я понятия не имел, что она все знает, – оправдывался он.

– Да все ты понимал прекрасно, – махнул в его сторону рукой Петрушка, – просто ты козел, вот тебе и личина новая под стать, без прикрас. Будет тебе, перед кем кривляешься? А мы продолжим, да, ребята? – весело щебетала кукла и запрыгала на месте.

Он снова выудил кусок белой массы из мешка, и как только та ожила в его руке, тут же подбросил в воздух над головой, и мы снова услышали голос, пробирающий до пяток:

– А вот у этого ума и не отнять, невинную девчонку хочет силой взять. Злой умысел давно уж в голове сидит, плевать ему, что сирота и инвалид. Так кто же ты? Давай уж угадай иль место у стола свое отдай.

Мне показалось, что я слышу падение каждой песчинки в стеклянной колбе. Никто не спешил сознаваться. Все сохраняли молчание. Темные фигуры словно вросли в свои места.

– Ну что же вы меня так огорчаете, – выпятил губу Петрушка, – ну же, а? Кто ты? Да ладно тебе молчать, мы бы нашли общий язык. Может, рассказал бы мне, как мужик мужику, сколько ей лет? В какой класс ходит? У следователя молчать будешь, а я че? С меня спрос маленький.

– Да ей 21!!!! И я люблю ее, – быстро загорелись буквы над одним из сидящих рядом.

– А вот и враки, – быстро крикнула марионетка. Он залез в карман своих бумажных штанишек и вытащил блокнот, – кхе, кхе, вот, черным по белому написано. Протасова Ирина Владимировна 2003 года рождения. Считать умеешь? Должен уметь, ты же учитель. На работе девчушку-то присмотрел, признавайся? – Петрушка подмигнул игроку, которого вовсю уже мял в комок пластилина, вылепливая что-то непонятное.

– Вот урод! – написал некто.

Петрушка подленько хихикал и прыгал от нетерпения на одной ножке.

Над игроком вспыхнул свет, пластилин расступился, и мы все увидели клоуна.

– Кто я? – появились буквы над фигурой.

– Ты клоун, конечно, друг детей, – весело сказал Петрушка, ты так легко находишь с ними общий язык, это уже третья? А-а-а, это уже четвертая, да?

Клоун молчал. Петрушка с головой закопался в своем мешке и снова достал кусок пластилина.

– Ты хорошо владеешь головой, в ладах с собой и со своей судьбой, – продолжал свое страшный голос, – ты любящая мама и сестра, но только вот признаться и тебе пора. Примерна, хороша собой, богата, но только в детстве задушила брата. Так кто же ты, попробуй угадай иль место у стола свое отдай.

Крупье снова перевернул песочные часы. Клоун захохотал.

– А-ха-ха-ха, ну что, идеальные мои. Признавайтесь, девки, кто братишку замочил? Че, мишку не поделили? – просто светилось диалоговое окно над клоуном.

Петрушка сложил руки на груди и озирал оставшихся игроков:

– У меня никогда не было брата, у меня сестра старшая, – быстро написала я.

– Ничего, мы и про тебя с удовольствием послушаем, – написал козел.

– Ну же, ну же, мои дорогие, время-то идет, – гримасничал Петрушка, – у меня-то самого братьев нету, я, знаете ли, все поджигать любил, а вы давайте, давайте, сознавайтесь уже.

– Это я, – написал некто, но это была случайность, я ничего не планировала.

Белая вязкая масса уже закрывала фигуру девушки. За столом стало страшно и неприятно. Петрушка с удивлением и растерянностью оглядел всех сидящих вокруг него:

– А чего это вы все приуныли? Думаете, что она не виновата, а я жестокий садист? – петрушка грустно покачал головой.

Стало совсем не по себе. Вдруг лицо куклы озарила улыбка:

– Так что же мы сидим, ребята! – радостно крикнул Петрушка, – некогда нам тут рассусоливать. Я хочу со всеми вами поиграть, вы такие милые, интересные, и никто не виноват, главное дело. Мне так нравится, – Петрушка захлопал в ладоши.

А я не могла оторвать взгляд от девушки, которую уже отпустил из жутких объятий пластилин. На месте темной фигуры сидел маленький мальчик не старше 7 лет. Мальчик поднял голову, посмотрел на меня.

– Кто я? – спросил он у меня одними губами.

Мне стало жутко. Скорее всего, это и есть тот самый брат, о котором говорили. Я поспешно отвернулась и смотрела на Петрушку, который приплясывал на столе.

Он подкинул в воздух очередной кусок белой массы, и та, снова ожив, начала зачитывать стишок:

– А эта девушка не так проста, подругу скинула она с моста. Рука об руку долго вместе были. Когда нашли, над нею вороны кружили. Так кто же ты? Попробуй угадай иль место у стола свое отдай.

– Вот же как бывает! – воскликнул Петрушка.

– Милая компания, – появилась фраза над мальчиком в кресле.

Я, воспринимая каждую историю как свою собственную, начала тут же искать в себе нечто похожее. С какого моста? Какую подругу? Никто у меня не тонул из знакомых. Картинки калейдоскопом плясали в голове. Инка. Только Инка утонула на реке, мне было лет шесть, не больше. Но я ее не толкала. Мы просто шли рядом, поругались из-за глупости какой-то. Я шла впереди, а она чуть сзади меня, да и не похоже было на мост то, по чему мы шли. Просто доски накиданы. Люди через канаву сами клали. Инка потянулась ко мне схватить за локоть, а я отмахнулась и только услышала вскрик. Упала. А я стояла и смотрела, как она барахтается, и убежала домой. Потом было страшно говорить кому-то, и я убедила себя, что Инка сама вылезла и пошла домой. Ее нашел брат Виталик через несколько дней на берегу вдоль реки. Там кружила стая ворон. Когда ее хоронили, то она была с головой накрыта светло-желтой тканью. Было очень страшно. Я помню, как прибежала быстрее всех родных, которые приходили на обед, и, переодевшись, быстро схватила книжку и начала читать. Читать меня заставлял мой дядя, он строго спрашивал за чтение. Тогда мне стало легче, и после этого я постоянно читала. Только тогда мне становилось лучше. Я говорила себе, что даже если бы привела кого-либо, то было бы уже поздно, там очень сильное течение. Что, если бы сама прыгнула в воду, то утонули бы вместе, и никаких вариантов не было. Но а вдруг нет? И этот ужасный груз вины меня съедал изнутри. Я читала, читала, а потом договорилась с собой, что меня там вообще не было, не было этого – и все, никогда. Так откуда? Откуда эти люди могут знать об этом?

– Нет, вы гляньте, гляньте. Снова молчат все, как воды в рот набрали, – заверещал Петрушка, – прошла минутка, давай уже, секундочки остались, скорее же, ну?! – подгоняла страшная кукла.

– Это я, – напечатала моя рука.

Я видела, как все присутствующие обернулись в мою сторону и молча смотрели.

– Ах ты, тихоня. Я так и знал, что не так проста, как кажешься. Есть в тебе что-то такое.

Белый ком ринулся в мою сторону, и экран на мгновение погас… по монитору бежали какие-то цифры и знаки, будто что-то загружалось. Потом все рассеялось, и я увидела игроков.

– Кто я? – напечатала, глядя на диалоговые окна других игроков.

Все молчали и смотрели на меня.

– Жесть, – увидела я первую фразу над клоуном. Все молчали. Петрушка снова деловито копался в мешке.

– Что значит «кто я»? Ты не «кто», ты – «что».

Я хотела сама рассмотреть то место, где всегда видела свои руки, но там была зияющая пустота и тень.

– Ничего не вижу, – написала я.

– Конечно, не видишь. Ты – тень. Ты чья-то тень. Да и чего с тобой разговаривать, раз тебя и нет вовсе?

– Так не может быть, не бывает тени без хозяина, – напечатала я, обращаясь к странной кукле.

Все игроки смеялись в диалоговых окнах, отправляя смайлы радости.

– Что? Потерялась? Ну а раз нет у тебя хозяина, то нет тебя и вовсе, а ты нам голову морочишь.

Петрушка вновь подкинул пластилин. А я все думала о несчастной Инне.

– Ты спас сынишку, а взамен убил чужого, тем белым палачам хватило только слова… и третью можешь церковь ты построить, но знай, себя уже не успокоить. Так кто же ты, попробуй угадай иль место у стола свое отдай.

– Вы тут что, совсем страх потеряли? Мой сын стоял в очереди на трансплантацию. Да, я заплатил, чтобы мы продвинулись на первое место, но никто не умер, а у нас уже времени не было ждать, что за фарс??? – увидели мы гневные буквы, фактически разрывающие диалоговое окно над очередной темной фигурой.

Петрушка молча, вразвалку стал надвигаться на игрока.

– Мда? Э-э-эм-м-м, не подскажешь ли, милейший, а где почки-то взяли? Просто так интересуюсь, вдруг и мне пригодится. Давно, знаешь ли, мечтаю о детских почках в банке на окне. Ну, чего молчишь, агрессор, парируй. До-о-о-лго выискивали твои акулы донора ему. Нашел-таки. Молодец.

Петрушка подкинул пластилин в руке:

– А ты, гляди-ка, поэт, оказывается, рифма-то, рифма какая!!! Белым палачам, врачам, красота!! Я к тебе за любовной лирикой еще обращусь.

Пластилин уже кинулся на темную фигуру. Когда он снова расступился и зажегся фонарь, мы увидели толстого борова. Все рассмеялись, а боров изо всех сил старался понять, кем стал.

– Ты прекрасен, честное слово, – сказал Петрушка под всеобщее ржание, – не слушай их всех, они тебе просто завидуют. Тебе вообще постоянно все завидуют, ты же знаешь.

– Кто я? – написал боров.

Все опять начали глумиться. Петрушка молча и с улыбкой восхищения смотрел в его маленькие поросячьи глазки:

– Я тебе скажу, кто ты, если ты прохрюкаешь мне гимн фашистской Германии. На другое не согласен, даже не уговаривай. Я наотрез только за это. Ну, готов? Давай на раз, два, три.

«Боров» молчал. Кукла дирижировала в воздухе руками. Все игроки слали сообщения, в которых через слово глумились друг над другом. Молчали двое: я и последняя темная фигура. Петрушка, сдвинув брови, стал похож на маньяка из страшных картинок. Он стоял перед боровом, и вдруг голова его с легким треском повернулась на 180 градусов и посмотрела на последнего игрока. Смех за столом тут же прекратился. Игрушечное тельце медленно повернулось вслед за головой, и марионетка направилась к темному игроку через весь стол.

– Ну что ж. Остался только ты, может, уйдешь сам? Прошу по-братски. Что тебе тут с нами сидеть, а? Смотри, тут одни убийцы да насильники, ты же не такой, правда? Ты совершенно другое дело, я так и не смекнул, к чему тебя вообще сюда пригласили? Все ходишь, ходишь. Чего тебе нужно, а?

Петрушка злобно оглянулся по сторонам:

– Может, кто из этих тебя интересует? Так я отдам по дешевке, а? – клоун кивнул в нашу сторону.

Темная фигура слегка качнулась на месте. Я ожидала, что над ним появится диалог, но ничего не произошло.

– Не говори глупостей, фигляр. Мое терпение не безгранично, – заговорил он так же реально, как и сама кукла.

Клоун тут же смутился, и выражение его лица стало заискивающим:

– Я шучу, сир. Это просто шутка такая, я играю, я творческая личность. Рассчитывал на Вашу благосклонность и понимание.

На минуту снова стало тихо.

– О, игра продолжается, я смотрю, а то тухло совсем стало, – появились буквы над козлом.

– Абигор! – рявкнул темный силуэт.

Клоун резко стих, и тут же к столу приблизился крупье и молча встал рядом с креслом неизвестного.

– Удивительно, и как ты только терпишь его постоянно?

Крупье пожал молча плечами.

– Будь моя воля, я давно бы запутал его в собственных нитках и подвязал к потолку на сутки-двое. Отвратительный персонаж. Но ты, конечно, скажешь мне, что без таких нельзя? – Абигор склонил голову в знак согласия.

– Знаешь. Может, ты и прав. Но я к вам не просто так зашел сегодня. Мой кот повадился таскаться по ночам. Зная его шкодливый характер и отменный вкус, ищу, к кому же наведывается. Думал, что у вас. Да вот только нет его тут.

Я слушала каждое его слово. Этот голос, мягкий, строгий, знакомый, пробирал до самых пяток. Тот кот, о котором шла речь, вряд ли мог быть кем-то иным, как моим спутником. Если они сейчас узнают о нашем с ним знакомстве, то вряд ли мне позволят остаться. И я тактично промолчала.

– Кто вы? Вы часть игры или сами играете вместе с нами? Покажите лицо, – вспыхнули слова над мальчиком.

– Лицо? Хм. Хорошо, – задумчиво произнес Некто.

Тут же над ним вспыхнул свет, но не так ярко, как над всеми нами. Лампа постоянно моргала, угасала и вновь нехотя включалась.

– Странно. Даже тут ломается. Ну, чем мог, помог, – сказал мужчина, сидящий перед нами.

В тусклом мерцании мы увидели на нем черный балахон с капюшоном. Глаз из-за этого не было видно вовсе. Только нос и губы. По краю капюшона виднелся красный подбой, и мне казалось, будто видела его раньше и мне он знаком, что на ощупь он должен быть очень приятным.

– Мне снился сон сегодня, – продолжал странный гость, – будто стою я в черном вечернем лесу и смотрю из темноты на поляну, на которой в цветах и травах сидит девочка. Цветы вокруг нее словно бинты в крови, а она улыбается и машет мне рукой и зовет меня ближе. Я хочу бежать от нее, но не в силах оторвать взгляда, от свежей детской простоты и насмешки в глазах. Она погубит меня, совершенно понятно, но уже ничего не сделать, потому что все предначертано и мы уже встретились. Я вывел ее из леса. Она спросила, кто я и зачем тут. Пришлось пообещать, что мы встретимся наяву. И кажется мне, что это было лет двадцать назад, а не сегодня ночью. Хотя. Я так давно живу, что спутал совершенно, что есть сегодня, что есть вчера и было ли уже завтра.

У меня тренькнул телефон новой эсэмэской. Я сперва вздрогнула от неожиданности и тут же открыла ее. «Ты в игре? Кот». Он сто процентов был частью игры, потому что сама давала им номер. Это оказалось еще более захватывающе, чем могло показаться с самого начала. Секунду подумав, набрала текст. «Да. Тут человек в капюшоне, он ищет тебя, кто он?» Я отправила СМС и с нетерпением ждала, что станет происходить дальше в игре.

– Однако я засиделся. Выпить у вас тут нечего, да и не стал бы я пить с вашим барменом, отравит еще. В общем, кто поймает кота, тот получит приз от меня лично. Кто приведет мне шельмеца, тому игроку я дам белую карту, это значит, что игрок под защитой и не может быть выброшенным из игры на том раунде, где он находится. Игрок автоматически переходит на следующий уровень вне зависимости от того, выполнил он задание или нет. Думаю, это достойная награда за пропащую шкуру.

Все за столом молчали. Мужчина в черном встал и медленно вышел из комнаты, в которой мы все сидели вокруг стола и совершенно не понимали, что будет дальше.

Мой телефон снова ожил. «Что бы он ни сказал – это подсказка для следующего раунда. Лови каждое слово, детка».

Петрушка вздохнул печально, его деревянные губки слегка дрожали:

– Как же мне печально, что нам придется сейчас расстаться. Ненадолго, конечно. Ведь мы только познакомились. Каждый из вас только-только обрел себя, и тут такое. Конечно, по правилам игры каждый раунд кто-то должен уйти. Сегодня из шести кресел проходят дальше только пять. Этот изувер ушел сам, так что мы не нарушаем правил. Вы все, каждый из вас очень важен для меня. Вы все мои друзья, мои игрушки. Мне будет жаль одинаково сильно, когда кто-то из вас сломается, помните об этом. Мы не навсегда вместе, я это понимаю. Кто-то раньше, кто-то позже уйдет. Один свернет шею, другая задохнется, да мало ли что может произойти. Вы все такие хрупкие, живые, настоящие. Вас много, я – один, меня еще жальче, – Петрушка горько заплакал. Мы сидели в шоке от его слов. Крупье тем временем подошел к столу, загреб обмякшую куклу в охапку и опустил в свой большой рукав. Свет погас.

Я снова оказалась в чате с резными белыми буквами.

Больше там совершенно нечего было делать. Я видела, как один за другим игроки улетали в реальный мир. Кто-то молча, кто-то, сказав нечто формальное. Не оставалось сомнений, что совершено все были под впечатлением от сегодняшней игры. Итак, меня сделали «тенью». За одним столом со мной еще четверо: «клоун», «боров», «козел», «мальчик». О каждом из нас администраторы узнали нечто особенное, нечто совершенно тайное, о чем не говорят за чаем в доброй компании. Как это могло произойти? Кто знал об этом? Неправильные вопросы. Зачем это им? Для чего? Это уже интересно.

Ожидание неизбежного – приезда сестры – всегда мучительно для меня. Это так странно. Я очень не хочу, чтобы она приезжала. Фактически изнываю от одной мысли, что вот-вот это произойдет. Нахожу внутри себя миллион причин, по которым стоит все это отменить. Понимаю, что потом саму себя измучаю еще больше. Знаю, что она обидится, мама огорчится, отца снова начнут дергать. Стоит просто взять себя в руки. Ведь если постараться, то можно приучить себя не замечать раздражающих деталей и правильно себя настроить. Все же она моя сестра, и это уже случилось. От кровных уз никак не убежишь. Друзей мы выбираем сами, наверное, потому они нам так дороги. Порой дороже, чем родственники. Мать меня очень раздражает тем, что навязывает мне эти странные родственные прививки. Вот живет некая тетка в Таганроге, с ее стороны, естественно. Родственники со стороны отца по факту ближней родней у нас в доме не считаются. А вот тетка в Таганроге, которую я якобы обожала, когда мне было три месяца, это просто с ума сойти, какой близкий нам человек. Мы непременно ей звоним по скайпу. Передаем поздравления со всеми праздниками. К ней она катается в гости одна минимум раз в два года. Ее бесчисленные подруги, перемешанные с бесконечными дальними родственницами, ходили бы у нас дома хороводом, если бы не строгость моего отца в этом плане. В доме не должно быть посторонних. Только он в состоянии держать какое-то подобие порядка в этой семье. Я с ужасом думаю о том, что, когда его не станет, в доме разрушится совершенно все. Эта женщина легко вносит хаос во все, к чему прикасается. Она его крест. Он давно все понял, он давно все знает и за все заплатил сполна жизнью с этой женщиной. Мне кажется иногда, что она колдунья. Потому что, когда живешь с ней рядом, ничего этого не замечаешь. Она и наивная, и добрая, и веселая. Но стоит не видеть ее некоторое время и просто со стороны наблюдать за ее поступками – внутри все сжимается от негодования. Я строго убеждена, что именно женщина в семье создает спокойную обстановку, приносит умиротворение. Когда приходишь в свой дом, там должно быть тепло и уютно. Состояние, будто погружаешься в теплое молоко. Но почему в нашем доме это делает мой отец? Он делает самый вкусный чай. Он умеет выслушать, и даже если в силу возраста не все поймет, он все равно на твоей стороне. И только он всегда умел усмирить тех демонов внутри нее, которые всегда устраивали пир в моем теплом молоке. Нет. Я люблю ее, потому что она моя мать. Но как? Как он живет с этой женщиной?

Когда приезжает сестра. Я до последней секунды изнываю и мучаюсь. Но вот она перешагивает порог, я обнимаю ее и, оп, неподдельно рада. Искренно рада. Как им обеим это удается, представления не имею. Магия. И вот в эту минуту она переступила через порог. Ее красивое лицо напряжено, наверное, тоже волновалась, как пройдет наша встреча. Я хотела сразу обнять ее. Ольга отстранила меня рукой. Медленно сняла перчатки с замерзших пальцев. Аккуратно расстегнула теплое пальто, промерзшее до самого свитера, связанного мамой. Потом сделала шаг мне навстречу, и мы обнялись. От нее пахло свежим морозом, духами и метро. Она провела ладонью по моей спине, слегка похлопала, и я пригласила ее в дом. Сестра слегка качнула головой, прислушиваясь к звукам из подъезда через неплотно прикрытую входную дверь. Тут же с шумом вбежали веселые, но уставшие детишки – мои племянники, и следом за ними грузно с увесистыми сумками поднялся ее муж. До сих пор не могу понять, как могли сойтись эти два совершенно разных человека. Она утонченная, драматичная, любит все театральное, и все ее истерики – всегда хорошо поставленный спектакль, рассчитанный на присутствующих зрителей. Она никогда не наденет что попало, все продумано до мельчайших подробностей вплоть до духов. Высокая и стройная. Ее руки как тонкие ветви, все движения красивые, плавные. Когда она идет сквозь толпу, всегда ей вслед оборачиваются прохожие, в ней есть что-то завораживающее, что-то обращает на себя внимание. Она могла быть актрисой или известной, публичной личностью, я в этом совершенно убеждена. Но по неизвестным мне причинам она оставила весьма успешное обучение на режиссерском отделении, и дома никогда это не обсуждали. Я пыталась несколько раз заговорить с ней или мамой об этом. Мама молчала, Оля поджимала губы и уходила от разговоров. Папа вздыхал и говорил, что понятия не имеет, что у них там произошло, всегда отправляя меня к маме. Будучи маленькой, мне очень нравилось, когда к ней приходили ее друзья. Они все были из другого мира: по-праздничному красивые, говорили непонятно и весело, а мама никогда не предлагала им тапки. Вежливые парни и улыбчивые девушки, распространяя неизвестные мне ароматы, проходили в обуви в комнату сестры. Они запирали двери, играли на гитаре и пели, танцевали. Ольга, выходя за блюдами с фруктами и фужерами, трепала мои волосы на голове легким движением руки и с улыбкой проходила мимо. Кажется, что больше не видела ее такой счастливой и беззаботной, как тогда. Я вообще люблю вспоминать детство и то, как мы жили все вместе в квартире с высоченными потолками и большими окнами. В то время мы были довольно близки с сестрой. Она часто меня обнимала, приносила разные сласти из кондитерской на углу в небольших бумажных пакетах. Они так мягко хрустели под руками, когда их нетерпеливо разворачивала в предвкушении чего-то вкусного. Больше всего я любила песочные корзинки со свежими фруктами в тонком, глянцевом, ароматном желе. Все, что она делала, было празднично и волшебно, как музыкальная шкатулка, подаренная мне на Новый год. С легким щелчком открывалась крышка. Начинала звучать музыка, и начиналась сказка. Выдвигалась маленькая балерина и начинала танцевать в свете, отраженном зеркалами. Я любила смотреть на нее и грезить о чем-то прекрасном и легком. Эта балерина в шкатулке было самое прекрасное, что я только видела. Мне отчаянно хотелось быть на нее похожей. Я навсегда перенесла ее в себя. Она без смущения и фальши отображала, что происходит на самом деле. Я могла улыбаться кому угодно, но вот она так никогда не делала. Она была совершенна и прекрасна, как богиня, моя внутренняя балерина. С течением времени светлая фигурка стала теплым огоньком внутри меня и согревала в душевное ненастье. Когда кто-то болел, Ольга играла на фортепиано. Мама обнимала ее за плечи, гладила по спине и говорила ей, прижимаясь губами к красивым локонам у виска: «О, моя дорогая, ты всегда даришь мне счастье». Я не могу уловить момент в памяти, почему и как она стала другой. Когда же пролегла эта глубокая морщинка между бровей? На фортепиано легла тонкая кружевная вуаль, как чехол. Оно брякнуло последними случайными нотами, и мама опустила тяжелую крышку на клавиши. Исчезли из дома веселые студенты, забрав беззаботность летних вечеров. Сама Оля уехала в Ленинград и жила там некоторое время, изредка звонив домой. Говорила коротко, обрезая фразы и избегая долгих диалогов. В то время я была влюблена в мальчика из своего класса и не придавала значения домашним неурядицам. Хотя сейчас остро понимаю, что в тот момент распустились все петли на домашнем нашем уюте. Сестра вернулась домой, и почти сразу появился этот ее Андрей. Простоватый, с носом-пуговкой и маленькими глазками мужичек, довольно уютный и домашний, совершенно не похожий на мою Ольгу. Все стали говорить, как же это хорошо, что ей именно такой и нужен: обычный мужчина, который сможет взвалить на себя весь быт, и именно с таким наша Оля станет настоящей и домашней. Нарожает кучу ребятишек и обретет простое женское счастье. Как-то раз она зашла в мою комнату, присела на край софы, вздохнула, глядя куда-то в сторону, и спросила, как мне Андрэ. Я горячо ее любила и сказала, что Андрэ подходит скорее полку починить или сменить кран в ванной, нежели как ее партия. Она сказала, что он очень добр и надежен и что ей очень жаль все это слышать от меня. Андрэ сделал ей предложение, на которое она даст согласие. С этого времени сестра начала угасать. Пропал шарм, живший в ней и несший светлый юношеский ореол. А потом мы еще быстрее отдалились. Со временем мы стали не теми, что раньше. Мы были просто сестрами. Волшебство праздника молодости и студенческой беззаботности улетучилось. Музыкальная шкатулка захлопнулась, ключ от беззаботного детства затерялся в хламе времени.