Не время для человечности

– А что в этом плохого? Я хотел бы путешествовать, но я не слишком люблю другие культуры. А если точнее, то культуры-то мне интересны, но в отрыве от их носителей. Я же не могу выгнать из Рима всех римлян, чтобы побродить по Колизею, не могу сделать так, чтобы улицы Чикаго или немецкие соборы опустели, не могу застать скандинавские фьорды в их изначальной и естественной безлюдности? Где-то – неприятный климат, где-то – странные законы и обычаи, где-то все слишком дорого, и везде – границы. И везде – люди. Мне плевать, что это звучит высокомерно, но люди в большинстве своем мне не нравятся. С другой стороны, меня оправдывает то, что я и сам себе не нравлюсь. Еще я хотел бы стать художником, но знаю, что, даже будь у меня талант, везение и усердие (а их у меня нет), я бы все равно не смог изобразить то, что хочу изобразить, именно таким, каким я его вижу у себя в голове. Чисто технически не смог бы, как чисто технически невозможно изобразить реку с тремя берегами или объективно описать определенный цвет. Черт с ними, с картинами, я и писателем хочу стать, вот как раз даже пытаюсь писать, но ничего не выходит. Если даже самому себе я кажусь бездарностью и графоманом, то легко предположить, что на деле я еще хуже. Это как с отражением – человек видит себя в зеркале во сколько-то там раз красивее, чем он выглядит в реальности. И вот я смотрю в отражение и понимаю, что на самом-то деле все даже хуже, чем это вижу я, и мне даже как-то неловко представлять, каким меня видят другие. Вот если бы я казался себе насквозь гениальным писателем, у меня был бы шанс оказаться не совсем уж полным нулем, а хотя бы таким локальным середнячком, чуть получше авторов пропагандистско-шизофренических писулек или дамских детективов, но ведь нет такого чувства. Я дико хотел бы стать рок-звездой, авангардистом какого-нибудь нового, совершенно безумного жанра, напиваться в хлам в номерах шикарных отелей, орать со сцены до хрипоты, биться головой об инструменты, публично снюхивать кокаин с гитарного грифа, давать скандальные интервью… Но я совершенно не разбираюсь в создании музыки и не имею ни слуха, ни голоса, ни чутья на хайп. Я очень многого хотел бы достичь, если бы для достижения всего этого нужно было преодолеть всего лишь лень или ряд неудач, а не собственную природу и законы, как естественные, так и общественные. С работой то же самое – она не вызывает ненависть только в том случае, когда это не работа, а хобби. Если вы придумаете, как можно зарабатывать деньги на потреблении продуктов искусства, бесцельном шатании по городу, демагогии или самокопании – клянусь, я буду до конца жизни отдавать вам половину прибыли. Хоть сейчас расписку напишу, хотите? И это все при том, что зарабатывать на своих увлечениях стараются многие, но получается у одного из сотен, если не из тысяч. Насколько же нужно быть наивным, чтобы считать, будто этим кем-то будешь именно ты? Почему бы тогда просто не покупать лотерейки? Вот поэтому я хочу просто валяться. Ничто другое уже не приносит мне даже такого минимального удовольствия – простейшего, на физическом уровне.

– Главное – пытаться чего-то добиться. Да и не все ведь сводится к деньгам.

– Если вы сейчас скажете что-то в духе Джона Леннона, то я не могу обещать, что сумею сдержать порыв неконтролируемой агрессии. У вас там под столом что, мотивирующие картинки для идиотов спрятаны? Что нельзя купить за деньги? Здоровье? Да плевать мне на здоровье. Я вряд ли доживу до того возраста, когда проблемы со здоровьем выходят в жизни на передний план. Семья? Не знаю, должно ли мне быть стыдно за это, но семья меня не слишком-то волнует, потому что идея семьи и отношений между детьми и родителями мне кажется неприятной и даже враждебной для психики. Постоянные ссоры, взаимная неприязнь и даже ненависть, которую уравновешивает только чисто животный инстинкт заботы о потомстве, собственное недобровольное рождение, неизбывное иррациональное чувство долга непонятно за что – как все это может вызывать хорошие эмоции?

– Очень странный взгляд на семью. Это ведь люди, которые всегда поддержат вас, поймут и помогут чем угодно, пожертвуют личными интересами ради ваших. И это, наверное, единственные люди, которые любят вас безусловно, просто потому что вы их ребенок.

– А это разве не условие? Не будь я их ребенком, они бы меня не любили. И не надо про усыновленных детей, прошу вас. В мозгу родителя усыновление просто подменяет нарождение – для большего психологического комфорта. Как вы думаете, почему подростки-сироты не особо пользуются спросом у усыновителей? Потому что у любого самообмана есть предел возможностей. Теперь про “всегда поймут” – да с чего вы взяли? В каких фильмах вы, взрослый человек, этого насмотрелись? Родители и дети постоянно не понимают друг друга, а первые жертвуют своими интересами ради вторых в рамках других своих интересов, менее очевидных и более глобальных. Но они ведь еще и ждут чего-то от вас, требуют чего-то. И страх, а позже – просто нежелание разочаровать родителей очень сильно влияют на людей и их жизни. Представьте такого условного человека, кто искренне ненавидит себя и мир вокруг, потерял всякую веру во что-либо хорошее, по утрам хочет умереть, а к вечеру уже готов убить себя сам, но не может этого сделать, потому что не хочет причинить чудовищную боль людям, сделавшим его жизнь смыслом жизней своих, пусть он об этом и не просил. И он терпит день за днем, никак не решаясь оставить этих странных чудаков наедине со сквозной пустотой в душе, сердце или еще чем-то таком, наедине с ужасом того, что они не смогли уберечь, понять, исправить, просто заметить или воспринять всерьез какое-то роковое искривление оси, вокруг которой они построили половину своей жизни, душа ненависть друг к другу ради того, что теперь поломано и мертво. А они обвиняют его в бесчувственности, безразличии, черствости и еще какой-то несусветной ахинее. Разве может это хоть кому-нибудь нравиться? Непрерывно доказывать свое отношение на деле и все равно выслушивать подобные нотации. У этого условного человека вряд ли будут сплошь радужные представления о семье.

– В дружбу вы тоже не верите?

– Дружба? Я не умею дружить. Настоящих друзей у меня почти не осталось, да и эти несколько человек скоро уйдут, потому что дружба строится на взаимной выгоде, взаимном удовольствии от общения. Когда одному человеку становится совсем уж неинтересно с другим, они перестают общаться. Вот и вся дружба. Что еще там не купишь за деньги? Совесть, молодость, честь, ум, счастье, бла-бла-бла… Это все или не ценности сами по себе, или недоступно для меня в принципе, хоть с деньгами, хоть без них. Ну и, разумеется, любовь, как же без нее. Вот только девушка, которую я люблю, никогда не будет со мной, что бы я ни делал и как бы ни старался, ведь я даже не знаю, могу ли я вообще что-то с этим сделать. Я настолько слабо верю, что уже второй раз прямо говорю о своих чувствах к ней глупо и не по адресу, что, наверное, не очень-то красиво. Но какая к черту разница, как я это говорю и кому, если я все равно уже никогда не произнесу эти слова, стоя напротив, глядя ей в глаза и все такое. Ты просто знаешь, какой вариант будущего был бы правильным и счастливым, точно так же, как знаешь, что именно этот вариант никогда не сбудется. Смог бы сраный Хатико приходить на вокзал каждое утро, если бы в своей маленькой собачьей голове понимал, что хозяин не вернется? А я ведь все-таки не собака. Я все понимаю. Но продолжаю чего-то ждать, ненавидя себя за эту глупость и надежду. Открыв свое сердце любви, вы рискуете впустить туда ненависть. Жизнь сложнее, чем пафосные слова на картинках, чем расхожие советы, чем психотерапия, чем философия, чем шаблонные ответы и методики достижения счастья. Жизнь сложнее вообще всего. А вся ирония в том, что большинство людей наотрез отказываются признавать ее бессмысленность и абсурдность, веками поддерживая собственное убеждение в благорасположенности вселенной к ним и их мелким существованиям. Пропаганда оптимизма – величайшее и самое неизбывное зло на свете.

– В вас говорит юношеский максимализм. Вы полюбите еще, и даже не раз, и с каждым новым расставанием это будет становиться все менее болезненным чувством. А потом вы, если повезет, встретите человека, с которым у вас все будет продолжаться так долго и хорошо, что со временем отношения станут почти неуязвимы.

– Так вот что такое любовь по-вашему? Это и есть “величайшее из сокровищ”? Всего лишь удачное стечение обстоятельств, терпение и привычка? Не желаю иметь с этим ничего общего. Даже гормонально-химическое объяснение – и то звучит не так мерзко, как эта приземленная чушь. Если это и правда так, то чего стоило все, что было до? Если все, что я чувствую сейчас – ничего не значит, то как я могу быть уверен, что эти ваши “почти неуязвимые отношения” что-то значат? Вы роняете бокал на пол, и он разбивается. Вы роняете следующий – он разбивается со второго раза. И так продолжается до тех пор, пока один из бокалов не падает раз двадцать, оставаясь при этом невредимым. Но откуда вам знать, что он не разобьется на двадцать первый? Сорок первый? Все предыдущие разлетались на осколки, так почему этот не должен разлететься? Всем своим партнерам люди говорят, что любят их, и что эти чувства – особенные, и сами эти партнеры для них уникальны, а потом они расстаются, и этот бред слышит уже новый человек, и все в это верят, потому что так принято. Принято лгать, бросаясь шаблонными фразами, не отвечать за свои слова, не признавать свою ложь ложью, впоследствии – оправдывать ее надуманными причинами. Полный бред. Как вы вообще живете с такими убеждениями?

– Должен признаться – довольно счастливо живу. А вы как живете со своими нетерпимостями, слепым идеализмом и злобой?

– Несчастным, как и большинство людей. Черт с ними с высокими чувствами – в вас так глубоко сидят инстинкты и рефлексы, что вряд ли можно переубедить. Но подумайте вот о чем: бывает так, что человек не может воплотить свою мечту, получить все, что хотел, ему не всегда везет. Так ведь?

– Допустим, так.

– Видите ли, жизнь, в которой я не смогу сделать ничего из того, что представлял и хотел воплотить – полное дерьмо, в ней нет ничего кроме скуки, быта, рутины, потерь, одиночества, разочарований, неудач, зла, пошлой банальности, деградации и идиотизма. Это не жизнь, а плен, рабство в реальности, бесконечно доказывающей тебе, что твоя свобода действий, воли и выбора – просто пшик, ложь.

– То, что не всегда все получается – это не причина полагать, будто “свободы и выбора нет”. Просто потерпев ряд неудач, люди склонны относиться ко всему пессимистично – защитный механизм скепсиса, когда изначально вероятным считают все плохое. Если воля слаба – человек еще и постепенно прекращает пытаться что-то изменить, тем самым складывая с себя груз ответственности за свою жизнь, ведь уже считает, что все предопределено, и он не в силах ни на что повлиять.

– Ну да, вместо этого ведь можно обманывать себя, благо есть из чего выбирать – от самых разных веществ, помутняющих разум, обжорства, залипания в сериалы и сна, до общения с людьми, создающего иллюзию того, что ты не один и так называемого развития, самореализации, хобби, карьеризма и прочего. Это путь оптимиста – человека, видящего выход во всем подряд – и постепенно убеждающего себя, что нашел. Если я хотя бы могу признаться – и вам, и себе – в своем бессилии и разочаровании в жизни, то вы не можете признать, что ваше “счастье” – иллюзия, самообман. Вам бросили кость, и вы решили, чтобы не было обидно, притвориться псом. И так и будете притворяться, пока общество, государство и ваше окружение будут бросать кости.

– Чепуха. Я всегда знал, что мне нравится: это те вещи, которые меня радуют, заставляют улыбаться, дарят приятные ощущения. Если в вашей системе координат они невысоко ценятся – что ж, дело ваше. Но я буду продолжать заниматься теми вещами, которые вы перечислили, и получать от них удовольствие.

– Но если у вас нет над этим настоящего контроля, и от вас почти ничего не зависит – в этом нет смысла, тогда вы просто безмозглый юнит в игре, делающий то, что предполагают обстоятельства. Это смешно и жалко – видеть, как люди убеждают себя, что им здорово от всего этого: отрыжка искусства – поп-культура, однообразная работа, лезущая в жизнь, тупые хобби вроде катания на роликах или склеивания моделей самолетов, разговоры ни о чем, лишь бы не молчать, пьянки, на которых клоуны развлекают овощей, тусовки среди незнакомых и неприятных людей, безделье и праздность, изменение сознания всеми способами подряд в попытках развеять скуку реальности, смена партнеров – будто примерка чужих гениталий, убогие попытки творчества, обреченные на безвестность, сплетни, игры на чувствах, вера медиа и властям, интриги, потуги манипулировать другими людьми, унылые семейные праздники…

– Дело в вашем восприятии. Негативный опыт выработал у вас негативное же восприятие, и теперь даже хорошее вы видите только с негативной стороны. Однако это предубеждение, это когнитивное искажение, результат неправильного анализа мозгом реальности, и лишь из-за своего мрачного окраса результаты этого анализа вам кажутся верными и рациональными – ведь вы уже подсознательно ассоциируете истину с чем-то отрицательным. Остатки надежды вы принимаете за “голос сердца”, глупого и наивного ребенка, а колоссальную массу уныния и отчаяния видите “путем разума”, который должен быть “ясным”, “холодным”, сам разумный человек – сухим, саркастичным, хладнокровным. Но это лишь архетип, в который вы себя сначала загнали, а теперь срослись настолько, что сами стали стереотипом. Неужели в вас совсем нет веры в лучшее? Если не в то, что лучше будет, то хотя бы в то, что это возможно?

– Лучше скажите, кто будет в ответе за мои неудачи, если я умру, так ничего и не добившись, но положив на бесплодные попытки свою жизнь? Без фундамента в виде счастья, которого я не могу достичь, пока не воплощу свои мечты, которые я не воплощу, пока кардинально не изменюсь, чего я не сделаю, пока у меня нет веры в то, что у меня получится, во что я не поверю, пока что-то не станет хоть немного лучше. Ну да, я никогда не буду счастлив, не имея достаточной власти над своей жизнью, над каждой ее сферой, и не смогу кормить себя иллюзиями о том, что мне по-настоящему нравится заниматься чем угодно, а у несчастной жизни нет ни смысла, ни ценности. Человек, которому для счастья непременно нужно что-то эдакое, высокое, волшебное – долбоеб, и у него не получится измениться, и он всю жизнь будет страдать от того, насколько мир далек от его идеалов. Романтикам не место в мире похоти, идеалистам не место в мире цинизма, слабым нет места в стае хищников. Вы живете так, как вам диктуют, приказывают, советуют, нашептывают, вводят в сознание с 25 кадром, вы живете для того, чтобы обеспечивать интересы тонкой прослойки настоящих людей, которые и превратили вас в толпу рабов. Они у вас в голове, и все ваши взгляды, самое сокровенное и личное, вся ваша система убеждений и ценностей, мнения, привычки, предпочтения, слова, мысли и чувства – всем управляют помимо вас, и сделали эту теорию заговора настолько общеизвестной и нелепой, что для многих даже думать, будто кто-то там их зомбирует – моветон. Вам плевать на политику, вы не смотрите телевизор, не читаете газет, вы живете, не знаю, искусством и общением с людьми? Плевать, все вы в одинаковой степени зомби, на вас просто влияют через другие каналы, вот и все. Вы и безвольное стадо, слепо подчиняющееся всему подряд, а затем выдумывающее для себя постфактум причины и поводы, и в то же время свора цепных псов, готовых порвать и затравить любого, кто почему-то не ведет себя так же. О, это звучит банально, избито, глупо? Для вас это так звучит лишь потому, что вам вживили в мозг это мнение, у вас в голове создали схему, по которой такие речи вы расцениваете как бред или что-то неважное. И при этом называете меня заложником образа, зависимым от негативного восприятия. Весь наш разговор – это столкновение наборов стереотипов, когда уже сам язык для нас неодинаков. Вашу жизнь тратят за вас, откупаясь “развлечениями”, про которые я говорил раньше. Жри больше, зарывайся в шмотки, потребляй еще, суй глубже, кричи громче, пей без конца, упарывайся сильнее, набивай себя новой информацией, забывайся и дальше, ни о чем не думай, веселись, веселись, веселись, развлекайся – вот он, смысл жизни!

– А в чем ваш смысл жизни? Любой ценой не стать счастливым?

– Всего хорошего, доктор.

Вечер. На орбите безразличия

Готов ли я к тому, чтобы шагнуть из мира своих мыслей – к настоящим людям, с их настоящими проблемами и жизнями? Вот что гнетет меня, подолгу не давая уснуть ночами.

Страница, вырванная из неопознанного дневника

Летняя ночь несла с собой прохладу, которой так не хватало днем. Человек на балконе еще чувствовал себя вполне комфортно, наслаждаясь свежим ночным воздухом и легкими дуновениями ветра, порой пытающегося похитить несколько верхних документов из стопки бумаг, лежащей на столе, но та была придавлена телефоном. Человек вышел на несколько минут за кофе в коридор офиса, и по возвращении на балкон с новыми силами приступил к чтению очередной расшифровки, уже десятой по счету.

“Мир фантазий искажен. Особенно эти места. Тяжело оказаться правым в чем-то плохом, тяжело оказаться неправым в чем-то важном, основополагающем. Вроде как если бы ты, будучи в другой стране, пришел в магазин сувениров, чтобы купить что-нибудь эдакое маме с папой, а потом вдруг вспомнил, что у тебя нет родителей. Или пример получше: ты – медиевалист, годами изучаешь биографию Ричарда III, ищешь захоронения, документальные подтверждения, споришь с людьми, выстраиваешь картины и истории, а потом к тебе приходит автор книги “Львиное сердце” и говорит, что нету никакого Ричарда, что это он его выдумал. Когда то, во что ты веришь, самое важное в твоей жизни, оказывается обманом – точнее, просто не тем, что ты в этом видел, получается, что это ты занимался самообманом, и выстроил свою жизнь вокруг иллюзий, и поэтому она начинает рушиться.

Знаешь, что я думаю о человеке? Что у человека должна быть суть, стержень, что-то, что не меняется. Он может жить как, где, с кем и сколько угодно, у него может измениться в жизни все, он сам может радикально измениться, но суть должна оставаться неизменной, она должна быть осью, на которую наслаивается все остальное. Не будет ее – не будет на что цеплять характер, привычки, занятия, вкусы и тому подобное. Тело и паспортные данные – это не суть, их тоже можно изменить. Если не будет главного – этой оси неизменных черт – то нельзя будет сказать, что перед тобой конкретный человек, который был в этом теле год назад. Им может быть любой, это человек без собственного “я”. Когда ты просто живешь, как живется, наслаждаясь мимолетными удовольствиями, это не так уж и важно, есть у тебя суть или нет.

Истинный, абсолютный гедонист – счастливый потребитель плотской радости, ему для счастья нужно совсем мало, но при этом он не сможет по достоинству оценить интересную концепцию фильма, вдохновиться серией апокалиптических полотен, не сможет сам создать ни единого стоящего элемента искусства, не сможет испытать по-настоящему сильных чувств и переживаний, не сумеет вообразить что-то, чего никогда не видел. Это не хорошо и не плохо – просто одни люди получают максимальный кайф от простых вещей, другим простого не хватает, и они стремятся к чему-то “высокому” или “великому”, третьи находятся где-то посередине. Наверное, удобнее быть посередине – баланс, гармония и все такое. Или нет?

Находя во всем баланс, не впадая ни в какие крайности, ты не можешь узнать, каково оно – на одном из полюсов, у тебя нет бонусов от нахождения в пиковом состоянии. Тут как в ролевках: если при создании персонажа все характеристики сделать одинаковыми, и качать их тоже равномерно, в итоге не достигнешь мастерства ни в чем. Даже когда крайности деструктивны, от них есть польза – ты узнаешь то, что недоступно другим. Ты любишь, как не любил никто, и это открывает перед тобой разные двери, которые тем, кто не испытывал таких сильных чувств, никогда не откроются, ты через это видишь мир под углом, под которым никто больше не посмотрит, у тебя рождаются идеи, мысли, эмоции – уникальные, ведь они открываются только на пике. Ты озлоблен, как никто – и это дает тебе новые возможности, поднимает все твои характеристики, меняет сам образ мышления. Ты одинок, как никто, и это учит тебя искать пищу для ума в чем угодно, учит быть с собой, учит анализировать, это освобождает тебя от ответственности, слабости, зависимости. Ну и так далее. Люди, во всем ищущие золотую середину, постепенно лишают себя всего яркого и сильного, оставляя в своей жизни лишь умеренность, стабильность, рутину – это меня пугает, ведь это и есть самая грустная концовка любой истории, даже хуже, чем “все умерли”.

Возвращаясь к сути человека… Когда ты на отрезке “тяга к простому/сложному” находишься справа, там, где хочется всего особенного, высокого – тебе суть просто необходима. Ведь в душевных метаниях ты потеряешься, сойдешь с ума без нее – все твое “я” разлетится во все стороны, если не будет закреплено на оси из чего-то фундаментального и неизменного, что ты с собой и ассоциируешь. Сутью человека может быть что угодно – от мечты, черт характера, ценностей и идеалов до вкусов, отношений с кем-то, внешнего образа или занятия. Вообще что угодно. У меня сутью было несколько вещей: набор этических, политических, социокультурных и правовых взглядов, несколько неубиваемых предпочтений в искусстве и в быту, включая еду, одежду и привычки; естественно, темперамент, еще – наивная и абстрактная мечта о том, чтобы изменить мир к лучшему, и одно чувство, сравнительно новое в этом наборе. Эти элементы и были осью, поддерживающей все остальное, что составляло меня как человека. Да, с последним я совершил ошибку. Кое-кто сказал мне, что это прекрасно – что-то такое возвышенное и сильное, но на самом деле это чудовищно – ведь прекрасное чувство, не нашедшее выход, не реализовавшее себя, мутирует, испортит человека и принесет много плохого. Реализовать его как-то иначе? Это не энергия, которую можно преобразовать и направить на различные нужды человека; если выбрать не тот способ реализации – не будет никакого эффекта. Как реализовать искрящийся электричеством штекер, выпавший из гнезда на панели приборов? Вставить его обратно в гнездо, вновь запитав приборы током. Можно его кинуть в человека, опустить в бассейн, поджечь газ в конфорке, поднять им волосы дыбом – много чего, но это такие себе варианты. Так что запертое внутри чувство, которому не дают выхода – это болезнь, и болезнь опасная, и ее нужно лечить. Как именно ее лечить – личное дело каждого, я знаю, что никто никому ничего не должен, в том числе не должен помогать разбираться в личных проблемах, это взрослый и адекватный взгляд на вещи, и я это принимаю.

Когда-то мне хотелось сказать очень многое, и чем больше я распинался, тем больше мне приходило на ум. Но почти всегда слова, что я говорил – другим людям, коллегам по биологическому виду, близким и не очень, лично и публично – встречали лишь пустоту, были поняты неправильно, не услышаны, проигнорированы. Мне оставалось понять, что миром правит, в первую очередь, безразличие и притворство. Если слова не дают никакого эффекта, значит, пора учиться молчать.

Я думаю, что в целом почти все мы, изначально, неплохие люди. На всех нас что-то повлияло, сделало теми, кто мы есть. И все наши беды не в том, что мы жестоки или злы, а в том, что мы слишком равнодушны. Даже не друг к другу, а к самим себе. Мы не только не хотим понимать других, но и почему-то не стремимся к тому, чтобы поняли нас. Мир, который построило человечество, унаследовали те, кто живет сейчас, и они его немного изменят и передадут дальше, следующим поколениям. Наши предки не хотели нести ответственность за будущее, как не хотим и мы сейчас думать о том, как будут жить наши потомки. Ведь какая разница, если мы умрем прежде, чем наши действия принесут плоды? Быть может, их не застанут даже ближайшие поколения. Ничего странного в том, что у нас нет видовой коллективной ответственности, нет солидарности в обществе. Оно слишком инертно, чтобы мы могли оценить последствия своих действий. И нет никаких предпосылок к тому, что такая ответственность появится, разве что будет изобретена технология клонирования, или бессмертие – биологическое или информационное. Стоит ли мне из-за этого переживать, стоит ли чувствовать вину за то, что я такой же – смирившийся, эгоистичный, равнодушный фаталист? Чужая боль – не моя боль, моя боль – не чужая боль.

Однажды я предал чувство, в которое искренне верил, о котором говорил, что оно будет со мной до конца. Я ошибся, как ошибаются в этом все и всегда, и спустя некоторое время равнодушно перешагнул через обещание, которое дал самому себе. Кто-то мог бы в таком случае сказать, что он стал реалистом, или повзрослел, или снял розовые очки, или еще что-то в этом духе. Но, как по мне, я таким образом предал самого себя, и, что еще хуже, сумел себе это простить, оправдав тем, что все меняется. И это лицемерное оправдание, и незаслуженное прощение – еще большее предательство.