Иван Грозный. Конец крымской орды

Бордак и Парфенов переглянулись.

– Какое злодейство, Григорий Лукьянович? Что может быть хуже?.. – спросил Бордак.

Скуратов поморщился.

– Не перебивай, боярин, сам собьюсь. В общем, пошла орда на рязанские земли. Вдогон устремились не только такие дружины, как ваша, но и полк боярина Воротынского. Его людям удалось на переправе чрез Москву-реку разбить татарский отряд, взять в полон мурзу и продажного сына боярского Баяна Моларя. Изменник тут же запросил милость.

Бордак воскликнул:

– Какая ему может быть милость? Только плаха и палач с топором.

– Это так, но Моларь заявил, что может поведать такое, чего мы никак не ждем. Воротынский лично допросил изменника и выяснил, что Девлет приказал своим преданным мурзам Ахмаду и Хаджи, которые состоят в родстве с ним, погубить или пленить государя нашего Ивана Васильевича.

– Но как? – воскликнул Бордак.

– Объясняю. Хан узнал, что государь находится в Ростове и на днях собирается в Александровскую слободу, а затем на Москву. Он повелел мурзам уйти в лес, что между Ростовом и слободой, там, где разоренное село Треблино, оттуда из леса напасть на царский поезд, когда он будет проходить мимо. Изменник не знает точно, что за силы у мурз. Могут быть и сотня, и две, и пять. Он слышал и о засадном отряде крымчаков. Где тот должен укрыться, кто его мурза и какова численность, неизвестно. Но я думаю, сотня или две.

– Какая же паскуда этот Девлет-Гирей! Надо же такое задумать! – воскликнул Парфенов. – А скажи, Григорий Лукьянович, откуда изменник узнал о злодейских намерениях, которые крымчаки должны были держать в строжайшей тайне? Не мог ли этот сын боярский набивать себе цену? Вдруг на самом деле никаких засад и нет?

Скуратов кивнул.

– Может быть и так. Я о цене. А откуда изменник прознал про тайны, он объяснил просто, мол, случайно слышал разговор мурз Ахмада и Хаджи.

– Такое случайно не услышишь, – сказал Бордак.

– Я тоже так думаю, но и отвергнуть показания изменника не могу.

– Так надо все проверить.

– Вот и я о том же. Государь завтра после обеденной молитвы выезжает из Ростова. В охране у него полусотня опричников. Воины крепкие, опытные, но их мало. Почему так? Это знает только государь. Я сегодня еще затемно получил сообщение о выходе царя. Пути до Александровской слободы около ста двадцати верст, до Треблино и того меньше, где-то сто. Значит, на третий день царский поезд будет у села. Если там его ждет засада, то полусотня не сможет отбиться. Что бы ни говорил наш изменник, а если Девлет, пес смердящий, послал на такое злодейство рать, то немалую, уж никак не менее сотен пяти. Пусть одна из них в засаде, но остальные четыре у дороги, по которой пойдет царь. Хотя и по-другому может статься. Это я о числе крымчаков.

– А что ж ты, Григорий Лукьянович, не отправил из Москвы пару сотен навстречу царю? – спросил Парфенов.

– Одну приготовил. Она сегодня двинется к слободе. Ее поведет воевода, знающий о засадном отряде Девлета. Если Девлет выставил своих людей между Москвой и слободой, то сечи не избежать. У татар будет преимущество.

– Опричники должны разгромить этот отряд, сколько бы басурман в нем ни было, – сказал Бордак.

– Должны. Но как все сложится, не ведает никто. Даже если опричники разгромят засадную рать крымчаков, то погибнет много людей. Да и подойти вовремя к Треблино сотня никак не успеет.

– Получается, что Девлет-Гирей до мелочей продумал свои намерения, – проговорил Бордак.

– Это ему не так уж и сложно было сделать, Михайло Алексеич. Беда в том, что он хорошо знает, сколько сил у нас осталось после пожара на Москве.

– Но почему бы не предупредить государя об опасности, просить его, чтобы покуда сидел в Ростове? Надо проверить слова изменника и выставить по всему пути заставы, чтобы обеспечить его безопасный проезд.

Скуратов посмотрел на Бордака и спросил:

– Ты Ивана Васильевича не знаешь?

– Не так хорошо, как ты, но знаю.

– И меня уже должен знать. Послал я гонца в Ростов, как только прознал о злодейских мыслях Девлет-Гирея.

– И что?

– А ничто. Царь решил идти в слободу. Так он и поступит. А мне Иван Васильевич посоветовал… не буду говорить, что именно.

– Нетрудно догадаться, – проговорил Парфенов. – Значит, завтра государь в любом случае тронется из Ростова?

– Да.

Парфенов покачал головой.

– Боярин Воротынский преследует отряд Девлет-Гирея. Несколько дружин тоже по пятам идут, а выделить отряды для безопасности царя Москва не может?

– Есть в слободе две сотни, но, чтобы вывести их на дорогу, надо иметь уверенность в том, что изменник Моларь не соврал. Иначе может получиться так, что Девлет не на царя нападет, а слободу сожжет. Никто ему не помешает, если я прикажу двумя сотням идти к Треблино.

– Да, – протянул Бордак. – Все запутано, прямо как та сеть, в которую попался большой сом.

– В общем, воеводы, я решил, что надо проверить слова изменника. Для этого ни московские опричники, ни земские дружины, ни сотни Александровской слободы не годны. За ними могут смотреть. Что у нас остается?

Бордак и Парфенов все поняли.

Михайло улыбнулся и произнес:

– А остается у тебя, Григорий Лукьянович, надежда только на нашу особую дружину. О ней крымчаки не ведают. К ее подходу не готовы. Они не ждут нас нигде, особенно у села Треблино.

– Верные слова говоришь, воевода.

– Ну тогда, боярин, определяй задание.

– Так ты, Михайло Алексеич, уже и сам определил его. Надо проверить слова изменника Моларя. Идите к Треблино. Это самое опасное место. Если слова Моларя не ложь и Девлет задумал произвести нападение на поезд Ивана Васильевича, то произойдет оно, скорее всего, именно там. Ну а дорогу от столицы до Александровской слободы проверит московская опричная сотня.

– Когда выходить, Григорий Лукьянович? – спросил Бордак.

– Давай поразмыслим. От Ростова до Треблино сто верст, от Стешино, если лесами, перелазами чрез реки, обходом оврагов, балок, где-то сто двадцать, как и от Москвы. Но поезд царя выходит в полдень завтра. Если вы отправитесь после обеда сегодня, то придете к месту на сутки раньше, не обремененные большим обозом. Значит, трогаться вам надо ныне же, идти к Треблино, там решить, как быть дальше. Я же выезжаю сейчас на Москву, оттуда направлю дружину во владимирские леса. Пошлю и гонца в слободу с наказом быть в готовности идти на спасение царя.

– Если мы найдем татарские сотни, то опричники из слободы должны быть подчинены нам, дабы сорвать коварные намерения Девлета. Ну а если не отыщем их, то дождемся поезда царя и с ним прибудем в слободу, – сказал Парфенов.

– Я передам чрез гонца, что все ратники слободы должны подчиняться воеводам особой дружины. – Малюта повернулся к Бордаку. – А ты уж, Михайло Алексеич, поразмысли, как свести воедино наши невеликие силы.

– Поразмыслю, Григорий Лукьянович.

– Ну вот и договорились. Поехал я.

– Мы проводим. А то, может, все же откушаешь? На Москве не до того будет.

– Благодарствую, обойдусь.

Воеводы особой дружины проводили Малюту Скуратова. После этого Бордак подтвердил наказ на сбор дружины у церкви, провел смотр и направил людей для молитвы в сельскую церковь. Стряпухи в то время приготовили обед. Воеводы же собрали в горнице десятников.

Там Бордак объявил им о задании, данном думным боярином Скуратовым, и сказал:

– Теперь нам надо подумать, как исполнить наказ, не дать сгинуть нашему государю. Василь, расстели чертеж. Будем смотреть, куда и как идти, дабы выйти в нужное место в должный срок.

Парфенов достал свиток, развернул его.

Воеводы и десятники начали разговор о том, как ближе и скорее, при этом скрытно дойти до Треблино и наладить связь с Александровской слободой. После долгих горячих споров они решили идти из Стешино к селу Торфяное, расположенному в двадцати верстах. Там находился перелаз чрез Москву-реку. Далее по лесу, по тропам, известным местным мужикам, до деревни Гардонка. Это еще тридцать верст. На этом участке использовать проводника, которого назначит княжич. От деревни держать путь на озеро Тихое, что в двадцати верстах от Гардонки. Там сделать большой привал, поутру пойти на деревню Ширя, от нее – к селу Бочарово, что стоит в тридцати верстах от Треблино. Туда не заходить, встать в пяти верстах в лесу, оттуда и вести разведку дороги на Александровскую слободу.

Приняв такое решение, воеводы и десятники разошлись.

Бордак прошел к семье.

Алена лежала на кровати, Петруша вертелся рядом. Служка Колька сделал ему свисток, мальчишка занимался им.

Бордак сел на табурет у кровати жены и спросил:

– Как ты, Алена?

– Ох, Михайло, видать, рожу я тебе богатыря, так тяжко его носить. С Петрушей намного легче было.

– Тебе бы больше двигаться, родная.

– Это и повитуха говорит, да сил нет, Михайло. Так и тянет в постель. А ты опять покидаешь нас?

– Да, Алена, но иначе нельзя.

– Разумею. Но душа не желает того принимать. Очень хочу, чтобы ты рядом был.

– Я тоже этого желаю. Но я воин, и мое дело в трудную годину родину защищать.

– Эх, Михайло, ходил ты с дружиной в походы, бил басурман, а пришел Девлет-Гирей и разорил Москву.

– Ты же знаешь, Алена, что так вышло случайно. Но собака Девлет не решился направить орду на сгоревшую Москву. Он знал, что русские даже мертвыми драться будут.

Женщина положила руку на широкую ладонь мужа.

– Не говори так, Михайло. Не надо мертвыми. Живыми надо.

– Я так, к слову.

– Не надо. Скажи лучше, когда уводишь из села дружину.

– Вот попрощаюсь с тобой, с Петрушей, Герасимом, Марфой и поеду.

– Далеко ли путь твой лежит?

– Куда сейчас идти, знаю, а там разберусь.

Алена вздохнула и спросила:

– Это сколько же я тебя не увижу?

– Коли по правде, то, наверное, долго. И родить успеешь, и в себя прийти, и, возможно, на Москву вернуться.

– Что там делать? Подворье-то сгорело.

– Людей мастеровых наймем, они и свои, и наше подворье поднимут. Еще краше станет.

– Как долго тебя не будет. Знаешь, Михайло, об одном прошу. Коли помру я при родах, а дитя выживет, ты уж найди и для него, и для Петруши женщину, которая могла бы стать им матерью.

– Даже думать об этом не смей! Все пройдет хорошо.

– Я тебя на самый крайний случай прошу. Обещай сделать так. Мне от того легче будет.

– Мы будем вместе. Ты, я, Петруша и ребятеночек наш!

– Обещай, Михайло!

– Ты забудь плохое и давай-ка вставай. Жене следует мужа проводить.

– Тяжко вставать, Михайло.

– Надо, Алена.

– Ты не обещал.

– Этого ты не услышишь. Олеся! – крикнул он.

Та быстро объявилась.

– Слушаю, боярин.

– Помоги боярыне встать и выйти во двор. Я буду там ждать.

– Извиняй, Михайло Лексеич, но, может, ей лучше полежать?

– А что повитуха говорит?

Девушка вздохнула и ответила:

– Что двигаться больше надо.

– Ну вот! Зачем тогда лежать? Помогай, и во двор, не спеша, потихоньку.

Бордак вышел из опочивальни, спустился во двор.

Там стоял Огнев:

– Воевода, дружина к походу готова, ждет наказа, – доложил он.

– Погоди немного, Лука.

– Разумею, прощайся, боярин, не торопись. Мы подождем, а утраченное в пути наверстаем.

Бордак немного побыл с семьей во дворе.

Пришло время прощаться. Он обнял плачущую жену, сопевшего Петрушу и сказал:

– Я вернусь. Вы только берегите себя.

Воевода ушел к церкви, где на конях гарцевали опричники, сел в седло.

Парфенов стоял в стороне.

Бордак подъехал к нему и спросил:

– Проводника до Гардонки нашел?

– Нашел. Это Степан Лекан, знатный охотник.

– Где он?

– Да вон, у входа в церковь. Я наказал ему ждать, покуда не позовут.

– С припасами порядок?

– В сумах воинов запас на неделю.

– Этого хватит. Значит, проводник Степан?

– Да.

Бордак взглянул на мужика и крикнул:

– Степа, подойди.

Мужик подбежал к нему. Был он крепок телом, суров лицом, в жилистых руках сжимал топор.

– Зачем топор тебе нужен, Степа? – с улыбкой осведомился Бордак.

– Сгодится, боярин, без него в лесу делать нечего, как и без огнива. Пропадешь.

– Ладно. Дорогу до Гардонки хорошо знаешь?

– Хорошо, не хорошо, а знаю. Там места дичью богатые, встречаются и лось, и косуля. Бывало, я и на медведя ходил. У меня недалеко от деревни той даже избушка охотничья есть.

– А далее дорогу покажешь?

– Смотря куда.

– К озеру.

– Это к Тихому?

– Да. Почему его так прозвали?

– Да потому что глухие места там, тихие.

– Значит, и к деревне Ширя провести можешь?

Мужик подбоченился и заявил:

– Ты, боярин, не ходи вокруг да около, говори, куда дружину вывести надо.

– К селу Треблино.

– Угу. Так на что тогда тебе Ширя?

– Так по чертежу чрез нее ближняя дорога получается.

– Это только по чертежу твоему. А на самом деле идти чрез Ширю – только накручивать лишние пять верст.

Парфенов не без удивления посмотрел на мужика.

– Есть другая дорога?

– В лесу, княжич, дорога редко бывает, а вот троп хватает. Есть такая, по которой от озера прямо на Бочарово выйти можно, а там до Треблино останется всего тридцать верст.

– Поведешь нас до Треблино, – решил Бордак.

Мужик кивнул.

– Я завсегда готов, вот только харча у меня в таком достатке нет, чтобы и до Треблино дойти, и вернуться в обрат.

Бордак взглянул на Парфенова.

Тот кивнул.

– Я все понял, Михайло. Ты, Степка, покуда коня тебе приведут, дуй на кухню моего подворья, там ключник. Ты его знаешь, передай, чтобы дал тебе харча на неделю. Сума-то есть?

– Была где-то в доме.

– И суму пусть даст. С ней вернешься сюда. Только быстро, Степка!

– Угу, я мигом.

После обеда дружина покинула село Стешино.

В головной дозор опять вошли люди Ивана Пестова. Проводник Степан Лекан, очень довольный собой, скакал на молодом коне рядом с первым воеводой боярином Бордаком, указывал тропы, сокращающие путь.

Михайло был молчалив. Прежде он опасался за жизнь Алены, теперь его мучили думы о том, как пройдут роды. Парфенов, как уж мог, отвлекал товарища от тяжких размышлений. Впрочем, вскоре воеводе стало не до них.

Торфяное и Гардонка представляли собой жуткое зрелище. Сожженные избы, разграбленные дворы, уничтоженные посевы, трупы в селениях и поле. Тут знатно погуляла орда Девлет-Гирея.

– Надо бы отпеть и похоронить погибших, – проговорил Парфенов.

– Это же сколько времени потеряем, Василь? Мы никак не можем задерживаться здесь.

– А я и не говорю, чтобы хоронила дружина. Как выйдем в Треблино и нужда в проводнике отпадет, то накажу Степану идти в обрат да передать ключнику вотчины, дабы отправил в село и деревню мужиков да священника отца Ефима. Они предадут тела земле по нашим православным обычаям.

Бордак кивнул.

– Это другое дело. Тут я с тобой согласен.

Головной дозор остановился.

К воеводам вскоре подскакал гонец Пестова Федор Верга и доложил:

– Озеро за возвышенностью.

– Что за берега у озера?

– Берега худые, боярин, почти везде осока, только с юга песчаная полоса. Место топкое, до воды пойдешь по колено в иле. Коней напоить можно, ратникам искупаться – нет. Коли делать большой привал, то надо пройти еще с версту. Там будет сухой лес да речушка безымянная. Чуть далее роща. Там отдохнуть можно, – ответил Лекан.

– Говоришь, с версту?

– Угу.

Бордак взглянул на Вергу.

– Ты слышал, что сказал проводник, Федор?

– Да, боярин.

– Делай, как он сказал. Пройди еще с версту, определи подходящее место для ночного привала в роще.

– Понял.

Дружинники прошли мимо озера, берега которого действительно настолько заросли осокой и камышом, что вода была видна только на середине. Но Степан нашел место, где ратники смогли напоить коней. А потом началось редколесье. Здесь росли больше ели, сосны, можжевельник, но были и березы, клены, осины, кусты акации да чубушника. Место сухое, уютное. От гнуса, понятное дело, и тут покоя не было, но все меньше, чем у воды да топи.

Ветер дул в ту сторону, откуда пришла дружина. Это означало, что небольшие костры для приготовления горячей еды развести можно было. Воины принялись собирать валежник, рыть ямы и ставить треноги для котлов, сооружать шалаши.

Коней отвели на большую елань, где они могли насытиться луговой травой. Там их стреножили. Парфенов дал наказ поставить возле табуна охрану, разместить дозоры с трех сторон. Крымчаков поблизости не было, но они могли появиться в любую минуту.

Когда стемнело, все, кроме охранения, разошлись по шалашам. Спали одетыми, сняв доспехи, но держа оружие под рукой.

Как только просветлело, Бордак и Парфенов объявили дружине подъем. Воины привели себя в порядок, помолились, перекусили остатками вчерашнего ужина, запаслись речной водой. Кострища они засыпали землей, покрыли ее дерном, убрали все следы своего пребывания здесь.

Когда солнце поднялось над восточной стороной леса, Бордак подозвал к себе проводника и спросил:

– Как дальше пойдем, Степан?

– А дальше, воевода, вместе с дозором твоим передним пойду я. Покажу тропу вдоль болота. Она приведет нас к селу Бочарово.

– Сколько верст?

– Сорок, может, чуть побольше. К заходу солнца с Божьей помощью будем на селе. А дальше как решишь ты, воевода.

– Ступай к головному дозору. Там старший Иван Пестов. Скажешь, я послал тебя проводником и велел слушаться. Но гляди, Степа, заведешь в болото, я в нем же тебя и утоплю!

– Да что ты, боярин?! Почему слова обидные говоришь? Я же, как и ты, за Русь нашу.

– Мое дело, Степа, предупредить.

Вскоре дружина продолжила переход.

Как и говорил проводник, она вышла к селу Бочарово к заходу солнца. Оно тоже было разорено. За околицей на кладбище воины увидели много свежих могил. Видимо, кому-то удалось скрыться от кровожадных ордынцев. Потом эти люди вернулись и похоронили односельчан.

Ратники приготовились было к большому привалу, но Бордак отдал команду:

– Идем дальше.

Опричники не привыкли прекословить. Дальше так дальше. Головной дозор с проводником пошел вперед, за ним двинулись десятки.

К нужному месту воины вышли засветло.

Степан Лекан указал на рощу и проговорил:

– Самое место для привала, открытое со всех сторон. Ворог не подберется. В роще родник есть. Раньше тут тетерева водились, теперь их нет. А до Треблино лесом ровно пять верст. Тропа есть меж топких мест.

Бордак повернулся к нему.

– Благодарствую, Степан, за то, что проводил. Припасы у тебя остались?

– Остались, а что?

– Можешь возвращаться.

– Почему гонишь, боярин? Дозволь при дружине остаться. У меня к крымчакам свои счеты.

– Не могу. Княжича проси о том. Ты его человек. У него тебе задание.

– А сам-то ты не против?

Бордак посмотрел на проводника и ответил:

– Я не против. Такие люди мне нужны.

– Добро.

Проводник дождался Парфенова, который ездил с дозором смотреть рощицу.

– Василий Игнатьевич, просьба у меня к тебе великая.

– Давай просьбу.

Лекан сорвал с головы шапку.

– Дозволь, княжич, при дружине остаться. Я вам сгожусь.

– Знаю, но надо из Стешино людей отправить в Торфяное и Гордонку, похоронить убитых. А кто передаст ключнику, чтобы тот туда мужиков и священника послал? Только ты.

– Э-э, княжич, один день не срок, похоронить успеем. А мне тут дело найдется. Задание-то нешуточное. Сберечь жизнь самого царя!

Парфенов махнул рукой.

– Ладно, оставайся, если только первый воевода не против.

– Он не против.

– Ну тогда будь при мне.

– Слушаюсь, Василий Игнатьевич, и благодарствую.

– Сейчас передай десятникам, чтобы вели отряды в рощу. Там Пестов покажет, где кому встать.

– Сделаю. – Новый ратник дружины поскакал выполнять поручение.

– Что, просился в дружину твой холоп? – спросил Бордак Парфенова. – Бросил дом, семью. Что за счеты у него с крымчаками?

– Давай разомнемся, Михайло, – предложил княжич.

Воеводы соскочили с коней, пошли по полю, и Парфенов проговорил:

– Дом у Степана, знамо, есть, а вот семьи нету уже пять лет.

– Сгинула? Отчего?

– В те времена голод был. Засуха погубила урожай. Я сделал, что мог, но только мало было. Степан же охотник знатный. Вот и порешил он в охотничью избушку семью перевезти. Ключник не противился, меньше ртов на селе. Уехали они. Степан ходил на охоту, сын его Ванька рыбачил на реке, жена с дочкой по грибы да ягоды ходили. Ушел однажды Степан, вернулся, а сын, заколотый копьем, возле дома лежит. А в избе жена и дочь.

– Кто же это их?

– Лихие люди. Позарились на те скудные запасы, что собрала семья.

– Погоди, а крымчаки тут при чем?

– Так отыскал Степан лихих разбойников. В ночь решил извести всех, а вечером к ним крымчаки приехали. Разбойники вскрыли схрон с награбленным добром, получили за него серебро. Лекан подобрался ближе к стану и слышал разговор между татарами и главарем шайки. Те велели ему грабить торговые обозы и хутора, забирать в полон парней и девок. Злость обуяла Степана. Когда татары уехали, он вырезал разбойников. Они в шалашах устроились по трое, двоих в охрану поставили. Вот Лекан и всех их и положил.

– Скольких же подонков он сгубил?

– Полтора десятка.

Бордак с недоверием посмотрел на Парфенова.

– Один?

– Один. Переходил от шалаша к шалашу. Пошел потом за крымчаками, но те замели следы, а то и им досталось бы.

– Да, не простой, оказывается, мужик этот твой Степан.

– Ему только волю дай!.. Ладно, десятки уже в роще. Едем и мы.

У коней боярина и княжича ожидал Лекан, с виду благодушный, миролюбивый мужик, только вот с топором за широким поясом.

Бордак протянул ему руку.

Тот не понял.

– Чего это ты, боярин?

– Рад принять в дружину такого воина, как ты, Степан.

Парфенов улыбнулся.

– Я рассказал воеводе о твоих подвигах, Степан.

– Так это не подвиги, а праведная месть.

– Едем в рощу.

Она действительно оказалась очень удобной для временного размещения дружины.

Парфенов объявил воинам отдых. Люди помолились, принялись готовить еду, ставить шалаши.

Для воевод его быстро соорудил Лекан.

После обеда Бордак с Парфеновым пошли смотреть, как несут службу дозоры, оглядели участок дороги, встали на западной опушке.

– До Треблино пять верст. Мы дошли до нужного места за двое суток. Иван Васильевич выехал из Ростова, вчера, значит, будет здесь в лучшем случае послезавтра, – проговорил Михайло.

– Это как идти, – заявил княжич. – Царь не любит, когда что-то делается медленно. Он всегда торопится, словно опасается чего-то не успеть сделать. Государь уже завтра может быть здесь.

Бордак согласно кивнул и сказал:

– А то означает, Василий Игнатьевич, что сейчас ратникам отдых. До рассвета надо послать малый ертаул на село и далее в западные леса, насколько возможно. С утра отправим гонца в Александровскую слободу, дабы передать наказ тамошним опричникам.

– Понятно, к опричникам скрытно человека пошлем. Это несложно. А вот как незаметно разведку провести?

– Отправишь Ивана Пестова, с ним Федора Вергу и твоего холопа Степана Лекана. Этого хватит. Опыта каждому из них не занимать.

– Степан никогда не ходил в разведку.

– Зато он часто ходил на охоту, да не на зайцев, а на крупного зверя. А это дело такой сноровки требует, что и разведчик позавидует.

– Дело твое. Я не против.

– Давай наказ всем на отдых. Да и сами поспим. Дозорному накажи поднять нас через два часа после полуночи.

– Не рано? Может, через три? Не выспимся.

– Выспимся, когда уйдет разведка.

Парфенов улыбнулся и заявил:

– Слушаюсь, воевода!

Дозорный поднял Бордака и Парфенова в то время, которое ему и было указано. Они вызвали к себе Ивана Пестова, Федора Вергу и Степана Лекана, прошли с ними до западной опушки.

Бордак указал на запад и сказал:

– Там село Треблино, так, Степан? – Он взглянул на нового ратника.

– Так, воевода.

Бордак продолжил:

– До Александровской слободы от Треблино двадцать верст, до Ростова – сто двадцать. Оттуда к слободе идет обоз. В нем сам государь и полусотня опричников. – Он рассказал ратникам о плане Девлет-Гирея, что вызвало у тех настоящую ярость.

– Данные по засаде получены от русского изменника. Возможно, он пытался выторговать себе жизнь, выдал придуманное за настоящее. Но не исключено, что это правда, и тогда государю грозит смертельная опасность. Мы и пришли сюда для того, чтобы проверить слова изменника. Посему наказ всем троим идти до Треблино и далее в западные леса, искать крымчаков. Если они есть, то уже рядом с дорогой, может, и в селе. Так что осторожнее. Сами разумеете, что если попадете в руки татар, то умрете страшной смертью, а дружина вынуждена будет вести бой с многократно превосходящим противником.