Путь олигарха Иван Яцук

В центре города чахлая реклама освещает жалкий пятачок площади перед парадным входом, а дальше густой дым мрака и неизвестности. Проезжали целые кварталы «черных дыр», где делали веерные отключения электроэнергии и стоял космический мрак и пустота. Если подъехать совсем-совсем близко, видны каганцы и свечи в окнах квартир. Апокалипсис? Ожидание атомной бомбардировки? Съемки фильма о налетах немецкой авиации? Нет, это наша действительность середины 90-х годов.

Безжизненный, полутемный вокзал, движение только в зале ожидания, здесь же работает единственный буфет, торгующий неизвестно чем, скорее всего подпольной водкой и сигаретами, остальное все для видимости. Пустые кресла зала ожидания, пустые скамейки вдоль стен, кое-где торчат одинокие головы ожидающих, пугливо уткнувшихся в книгу или газету, чтобы не замечать разрухи и запустения и не встречаться глазами с наглыми, сомнительного вида личностями, шастающими иногда по залу; с нищими-калеками; с беспризорными детьми, жалобно просящими: « Дяденька, подайте на хлебушек» с густо накрашенными проститутками, постоянно предлагающими «расслабиться». Худая, облезлая, голодная кошка трется у чьих-то ног, ее нервно отшвыривают, она – хвост трубой – шипит, а потом опять настойчиво лезет в ноги. На полу – ни крошки, нет полусъеденных или только надкушенных пирожков, кусков хлеба, батонов, булочек, ломаного печенья, кусков оброненного мороженого – все съедено, подобрано человеком или котами и собаками. «И не надо никаких плакатов о ценности хлеба», – грустно подумал Кирилюк, наблюдая эту картину.

Подали поезд. Немногочисленные пассажиры, почти без провожающих, торопливо прошли в вагоны, где их встречали хмурые и озабоченные проводницы. В купе Кирилюк с Герасимом оказались одни. Так и ехали до самой столицы, не с кем было и словцом перекинуться. Проводница через время принесла чай, поставила на столик, взяла деньги и молча ушла, не проронив ни одного лишнего слова. На подъезде к Киеву почему-то долго стояли, поезд пришел с опозданием, около полудня. «Даже в этой ситуации ухитряются опаздывать, какое-то национальное проклятие» – мелькнуло в голове.

Зато столичный вокзал, только что отремонтированный, отреставрированный, весь в блеске новых узорчатых стекол и витражей, встретил приезжих привычным шумом и гамом. Везде толпы разношерстного народа; буфеты, бутики, кафетерии – на каждом шагу. То и дело выкрики в толпу: «Мороженое, мороженое», «Беляши с мясом горячие», «Пицца мясная, грибная, рыбная». У входа в метро, у подземных переходов – целые оркестры уличных музыкантов, мелодии почти не слышно, зато ритм, ритм, бренчание, заунывный молодой голос. Нечто о любви.

Взяли такси. Герасим погрузил две увесистых дорожных сумки и поехали. Киев – не узнать. Новые высотки, офисы, везде реклама. То тут, то там строительные леса, заборы: новое строительство, реконструкция, реставрация. Похорошел, помолодел Киев. «Вот где наши денежки,– думал Кирилюк, осматриваясь по сторонам.– Конечно, обобрали провинцию до нитки – можно строить, а как нам жить?» – зло рассуждал он, наблюдая эту кипучую деятельность. По привычке подкатили к гостинице «Киев». Когда администратор назвала цену, Кирилюк изумленно покачал головой: «Ничего себе. Так мы и без штанов останемся»

– Что ж вы хотите?– сухо сказала женщина, увидев реакцию клиента. – Наша гостиница – одна из лучших. Есть и подешевле.

– Придется искать что-нибудь поскромнее, – со вздохом сказал Кирилюк Герасиму, хоть и знал, что он его не услышит. Но Герасим покорно поднял тяжелые сумки, готовый идти, куда скажут.

Они остановились в гостинице Академии наук по улице Софьи Перовской, где останавливался Кирилюк еще в молодые годы, будучи комсомольским деятелем. Эту гостиницу он рекомендовал и своим снабженцам, когда те приезжали в столицу по служебным делам. Работники гостиницы любили встречать комбинатовцев.

Администратор, пожилая женщина, проверяя документы, удивленно подняла брови:

– Директор консервного комбината из Днепровска. Очень приятно. Мы о вас давно наслышаны.

–А я уже слышу запах копченой тарани, – потянув носом, мечтательно сказала другая, подошедшая к ней сотрудница.

– Надолго к нам, Виталий Семенович?

– На одну ночку, если без экстрима.

– Что так мало? В столицу надо приезжать хотя бы денька на три.

– Дорогая у вас столица, а деньги у нас казенные.

–На то она и столица. Время такое, – вздохнула администраторша.– Никуда не денешься. В провинции прожить легче: сад, огород, а нам все купить надо.

– Везде хорошо, где нас нет.

– И то правда. Вам один номер или отдельно?

– Один. Я уже могу ходить в женскую баню, зачем мне отдельно?

– Ну, уж скажете. Вы мужчина еще видный – ого-го!

– Спасибо. Я тоже вижу, что вам чуть за тридцать.

– Тоже спасибо,– улыбнулась женщина, инстинктивно поправляя прическу.

– Сейчас мы устроимся и поищем, откуда пахнет таранкой. Хорошо?

– Все теперь в вашей власти. Мы вообще-то пускаем посетителей до 23.00, но для

вас сделаем исключение, – многозначительно подчеркнула женщина.

«Это, дорогая, уже не проходит».

Цена номера оказалась в пять раз дешевле, чем в «Киеве».

–Это по-нашему, – удовлетворенно сказал Кирилюк, глянув на счет. – Можно и задержаться, был бы предлог.

– Стараемся, – вскользь сказала администратор, занимаясь уже другим клиентом.

Глава тринадцатая

Они поднялись в номер, осмотрелись. Все необходимое было: просторно, телевизор, холодильник, ванна с душем, телефон, все работало. Виталий Семенович немного посидел с дороги, потом слегка перекусили с Герасимом, отложили несколько таранок для администратора, и Кирилюк, крикнув Герасиму в ухо, чтоб никуда не уходил, направился по делам в Кабинет Министров, сам не зная, какие там теперь порядки и пустят ли его вообще туда.

… Можно только себе представить, что чувствовал древний египтянин, попав из своей глинобитной нищенской лачуги, например, в храм Озириса. Невидимая рука бесшумно открывала перед ним широкие двери и пораженный красотой и громадой храма, его таинственностью, феллах трепетал, впадая в состояние, близкое к обмороку или ступору.

То же самое намеренно или бессознательно практиковали советские и особенно партийные учреждения. Уже в райкоме партии стояла особая атмосфера, не позволяющая посетителю бегать, кричать, орать, сквернословить, громко ссориться. Воздух горкома был еще строже. Здесь появлялись ковровые дорожки, дубовые оклады кабинетов, внушительные таблички, цветы в вазах. Голос поневоле становился тише, дыхание стеснялось, личное улетучивалось, становясь каким-то несущественным, мелким.

В первую голову вменялось думать о всенародном, о том, что ты мелкая сошка. Обком партии, вообще, окружался ореолом исключительности, недоступности простым смертным. В дверях охрана, вход по документам. Даже маститые хозяйственники и руководители уважаемых ведомств, попав в здание обкома и сдав верхнюю одежду в гардероб, долго и тщательно причесывались, поправляли галстуки, приводили в стройность свои мысли, отсекая все лишнее, мелкое и даже среднее, что сидело в мозгах. Здесь предписывалось думать масштабно, копать глубоко, заглядывать в будущее далеко.

Что касается ЦК партии и Совета Министров – то это заоблачные дали, нечто из области немыслимого и фантастического, недоступного обычному пониманию. Это седьмое небо, где рождалось планов громадье, где разрабатывались грандиозные программы светлого, лучезарного будущего.

Здесь, по мысли рядовых граждан, таились сведения о таинственных закромах Родины, о ядерном щите, наподобие меча-кладенца, здесь верстались проекты поворота величайших рек мира, строительства чуть ли не марсианских каналов, здесь кремлевские и киевские мечтатели грезили планами совершенствования человеческой породы, здесь рождались моральные кодексы строителей коммунизма и многое другое, что ставило рядового советского гражданина в положение древнего египетского или вавилонского крестьянина.

Таким представлялся Совет Министров в умах трудового народа, колхозного крестьянства и творческой интеллигенции. Сам Кирилюк только дважды посещал это монументальное здание, воздвигнутое в стиле сталинского классицизма, нависшем серой громадой над окружающим пространством и подавляющее человека.

Однажды Кирилюк получал здесь правительственную награду, а по какому поводу он был здесь второй раз Виталий Семенович даже не помнил, настолько был подавлен величием происходящего и мыслями, как бы не опростоволоситься. Запомнил только ощущение священнодействия, торжественности, парадности, высокости, разговора в четверть голоса, запомнил широченные, толстые, мягкие ковровые дорожки с орнаментом по краям, пригвожденные к лестничным маршам огромными никелированными болтами, сделанными, видимо, по специальному заказу.

Кажется, ему в составе делегации вручали какое-то очередное Переходящее Красное Знамя за высокие показатели в работе. Больше он здесь не был. Дорогое его сердцу Министерство консервной промышленности располагалось по другому адресу.

Направляясь в Кабмин, Кирилюк испытывал некоторое беспокойство, подзабытое чувство приподнятости, которое всегда сопутствует событиям значительным и редким. Все-таки не каждый день идешь в здание высшего органа исполнительной власти страны.

Признаки демократических веяний обнаружились уже на площади перед зданием. Ее, эту парадную площадь, запрудили машины самого разного социального статуса от какой-то темно-синей помятой « копейки» до «мерседеса-600» – последнего писка автомобильной моды. Этот пресловутый «мерседес» стал притчей во языцах, символом успеха, состоятельности, благополучия, веса в бизнес-кругах. Даже в областных центрах увидеть «600-ый» было значительным событием для праздного ротозея. Выше такого авто мог быть разве что «ролл-ройс», о котором знали только то, что есть такой, но никто его в глаза не видел. Это что-то из Али-бабы и «Сезам, откройся».

Так вот таких «мерседесов» перед зданием правительства стояло несколько, а рядом прижались подержанные «каддилаки», «ниссаны», «тойоты», «вольво» и совсем уже никчемные «Волги» и «девятки». Виталий Семенович недоуменно сдвинул плечами, раздумывая, по каким таким делам сюда прикатил хозяин покареженной «Нивы».

Как и всякий смертный, Кирилюк, собранный, деловой, официальный, с участившимся немного пульсом, вошел в помпезный вестибюль. Молодой милиционер, расхристанный от духоты, небрежно посмотрел в паспорт и отвернулся, считая свою миссию законченной.

Ошарашенный таким приемом, Кирилюк поднялся на второй этаж по все тем же ковровым дорожкам, которые он помнил из призрачного прошлого; только теперь эти дорожки поистерлись, выцвели, бахрома по краям поистрепалась, орнамента почти не видно, дорожки запылились, монументальные болты потускнели и выглядели несуразно. На всех этажах стоял гул, как на подходе к аэропорту или на вас напал пчелиный рой. Люди, люди, люди – бесчисленное количество снующих по коридорам людей, от которых рябит в глазах и грозит головокружением. На кабинетах – таблички, таблички, где массивные, основательные, исконные, а где наспех сделанные, чуть ли не на картоне. «Министр», «Зам министра», «Начальник управления» – калейдоскоп. Блестящие костюмы от СенЛорана и турецкая дешевка; солидный медведь, всю жизнь создававший себе карьеру, и выскочка в потертых джинсах; известный юрист по делам огромной фирмы и лицо кавказской национальности, пристающее ко всем с вопросом: «А дэ тут грэчку разрешают…». Короче, Вавилон. Наряду с посетителями по этажам ходили ремонтники в фирменных комбинезонах, уже напрочь измазанных краской, известью и клеем. Возле некоторых кабинетов стояли огромные шкафы старой выделки, переносимые и перевозимые, наверно, сотни раз из одних кабинетов в другие. Стояли и новые, изящные и хрупкие, как стоят молоденькие барышни возле своих внушительных маменек. Воздух демократических перемен! Пока он состоял, как сделал вывод Кирилюк, из этого броуновского движения масс по коридорам власти, ремонтов многочисленных кабинетов, переселения чиновников из одних комнат в другие. Изменения состояли и в том, что симпатичные девицы, снующие из одних дверей в другие красовались в невесомых платьицах на невесомых бретельках, которые подавали «товар» в наилучшем и откровенном виде. Не Кабинет Министров, а кафешантан где-нибудь в Ницце. Зато на лицах сугубая деловитость и отстраненность. Вот отворилась дверь, откуда осторожно выплыла молоденькая секретарша с подносом, на котором дымилась чашка кофе и лежало что-то еще в пакетиках. Прошла две двери и впорхнула в третью.

Кирилюк слегка потерял голову от такого коловращения. Он долго бродил по коридорам с этажа на этаж, пока не подустал. Он догадался спуститься вниз и спросить милиционера. Тот ответил, что работает здесь недавно, что его превели сюда с другого объекта, и он пока не в курсе. Тогда Кирилюк, наливаясь злостью стал открывать первые попавшиеся двери и спрашивать. На третий раз ему, наконец, объяснили, где искать. На шестом этаже при переходе в левое крыло пошли таблички: «Министерство экономики». Нашел он и сектор консервной промышленности – все, что осталось от когда-то влиятельного министерства. Сектор педставлял собой три стола в огромной комнате, где стояло еще не менее двадцати таких столов. По стенам – длинные полосы полок, сплошь уставленные коробками папок: «сгущенное молоко», «детское питание», «консервы овощные, рыбные, мясные», «стандарты», «разрешительные документы» и много других папок. За двумя столами сидели две женщины: одна предпенсионка, другая только начинала. Средний стол занимал парень лет двадцати пяти, худощавый, черноволосый, с тонким красивым лицом.

– Кто из вас начальник сектора? – сурово спросил Кирилюк, уставший и скептически настроенный.

– Я, – поднял голову парень.

– «Два-три года после института – и уже в министерстве начальник сектора? Во– продвижение, во- демократия!! – c непроизвольным саркастическим удивлением произнес Кирилюк.– Директор консервного комбината из Днепровска, – сухо представился, уже напрочь забыв, что он в Кабинете Министров.

– Виталий Семенович, если не ошибаюсь? – оживился парень, отвлекаясь от документов. – Я – Константин Иванович. Какими ветрами к нам?

– Я уже, Костя, и сам не знаю, какого хрена я сюда приехал– ответил Кирилюк, натружено садясь.– У вас здесь очередная перестройка, перестановка, перетурбация, как раньше говорили. Короче, не до нас.

– Ну почему же, Виталий Семенович, – возразил Костя. – Работаем, помогаем, консультируем. Денег, правда, не даем. Вам, наверно, деньги нужны?

– А кому они не нужны? – вопросом на вопрос ответил Виталий Семенович, окончательно убедившись, что приехал напрасно.

Костя встал, подошел к полкам, вынул одну из папок и возвратился.

– Буду говорить языком цифр, – пояснил он. – Вот у нас, Виталий Семенович, 16 консервных комбинатов, конечно, не таких, как ваш, но все-таки больших, 84 консервных завода, 392 пищевкусовых фабрик и 1257 консервных цехов. Это на 1июля 1996 года. И все просят денег. Раньше в министерстве был небольшой резерв, теперь и этого нет. Опора на собственные силы, как в Китае.

– Кто из замов вас курирует? – нервно спросил Кирилюк

– Идемте, я вас проведу, – Костя поднялся и без лишних слов пошел к двери, понимая реакцию гостя. За недолгую свою работу в министерстве он наелся уже подобных разговоров и научился отфутболивать их наверх без обид и претензий.

– Вы, надеюсь, заметили, что попали к нам в обеденный перерыв? – на ходу говорил Костя.

– А я -то думал, почему у вас в отделе такая тишина, когда в коридорах полно людей.

– Вы загляните к нам через полчаса. Дурдом, голову некогда поднять. Мы же выписываем разрешения на экпорт консервов. Не знаю, кому пришла в голову такая нелепая мысль заниматься этими разрешениями. Ничего другого не успеваем делать.

–Да, – горячо поддержал Кирилюк,– полный идиотизм. – Это же штаб! Здесь должны мыслить на перспективу, должна стоять мертвая тишина. Совет Министров превратили в какой-то караван-сарай, оптовый рынок. Я разочарован донельзя.

– Говорят, временные трудности, – вздохнул Костя. – Вот эта дверь. Ровно в 14.00 можете заходить, если впереди вас никого не будет, в чем я сильно сомневаюсь.

Кирилюк прочитатал табличку: «Нестеренко Владимир Павлович, заместитеть министра»

– Ты на меня, Костя, не обижайся,– сказал на прощание Кирилюк.–Я от этого разговора ничего не жду, но надо пройти все инстанции, раз уж приехал. Если хочешь – заезжай ко мне в гостиницу, вот координаты, – он быстро написал на визитке адрес и номер. – Угостим, чем бог послал, поговорим еще. А комбинат поднимется – будешь у нас желанным гостем, это тоже немало, понял?

– Спасибо, Виталий Семенович, заеду, если будет возможность, а насчет обиды – пустяки. Мы все здесь знаем, как вам сейчас трудно на местах. Будем помогать, чем только можем.

– Спасибо и на этом. Думаю, сектор еще превратится в министерство, – пошутил Кирилюк.

– Вашими заботами,– улыбнулся Костя и пошел к себе.

«Костя – молодец, не успел еще заматереть и скурвиться. И все-таки обстановка стала лучше,– размышлял Кирилюк, прохаживаясь по коридору.– Раньше сидели в кабинетах, как бонзы – не подступись. Он – на троне, а ты внизу на коврике и кладешь поклон за поклоном. Теперь хоть поговорить по-человечески можно. Неизвестно, конечно, сколько это продлится. И жаль, что суеты стало больше, а порядка меньше. В коридоре ни одного стула или лавочки. А с другой стороны, возражал сам себе Виталий Семенович, – это же не присутственное место. Кабинет Министров как ни как! Какие здесь могут быть лавочки. Пришел в строго назначенное время, приняли тебя – и будь здоров, Иван Петров. Это сейчас бардак, но когда -то же он кончится».

Кирилюк попал к заместителю министра только к вечеру, перед самым окончанием работы, да и то случайно. Заместитель вышел кого-то проводить – видно, важную персону – он встретился глазами с Кирилюком, потом внимательно присмотрелся, неуверенно спросил:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.