Начать сначала

– Почему ты оставил меня в живых? – найдя все же в себе силы, спросила я.

Он издал короткий смешок.

– Такая красота, как у тебя, даже святого с пути истинного собьет, а я не святой. Нельзя, дорогая, быть такой красивой. Грех это. «Потому что нельзя, потому что нельзя, потому что нельзя быть на свете красивой такой», – пропел он дурным голосом

Я заставила себя взглянуть ему прямо в лицо.

– А убивать ни в чем не повинных людей – не грех?

– Те, кто был в автобусе, не так безгрешны, как ты думаешь.

– А ты взял на себя роль судьи и палача?

Он оставил без внимания мою реплику.

– Тот старик, взгляд которого тебе не понравился… Он глава крупной бандитской группировки. Мне пришлось хорошенько попотеть, чтобы выйти на его след.

– Так это он был твоей мишенью?

– Да, он и двое его подручных. Они сидели за его спиной и делали вид, будто не знают друг друга.

– Странно, почему старик воспользовался автобусом. Вряд ли он был стеснен в средствах, если он, как ты утверждаешь, бандит. Почему он не полетел самолетом?

– Наверно, посчитал, что автобус – самый безопасный для него вид транспорта.

– Ошибочно, как выяснилось, – пробормотала я.

– А может, как и ты, боялся летать самолетом, – пожал он плечами. – Кстати, я изучал досье на этих бандитов и могу сказать, что на их совести не одна загубленная жизнь.

– А на твоей совести? Сколько на твоей совести загубленных жизней? – отважилась спросить я.

Он, конечно, не ответил. Мне бы тоже помолчать, но я уже не могла остановиться.

– Ладно, эти трое были убийцами. А остальные? Лес рубят, щепки летят?

Он равнодушно пожал плечами.

– Им просто не повезло. Они оказались в ненужное время в ненужном месте. Хотя… Уверен: если покопаться, то и в их биографиях что-нибудь да найдется. Даже в биографии Симы – твоей компаньонки, как ты ее называешь. Ты в курсе, что она убила собственного мужа и отсидела четыре года в тюрьме?

У меня от удивления чуть глаза на лоб не полезли.

– Что?! Сима? Откуда это тебе известно?

– Мне много чего известно. Кстати, почему ты удивлена? Приятной эту особу даже с большой натяжкой назвать было нельзя.

– Я удивляюсь не тому, что она оказалась убийцей, – все еще растерянно произнесла я. – Странно, что мой свекор приставил ее ко мне, не наводя предварительно справок о ней.

– А ты уверена, что он их не наводил? Он не мог не знать некоторые факты ее биографии. Может, потому и приставил?

И все-таки я ничего не понимала. Как мог мой свекор, зная прошлое Симы, приблизить ее к себе, впустить в свой дом? Какую цель он преследовал? Надеюсь, он не хотел избавиться от меня – из всех членов семьи Арсеньевых он единственный относился ко мне благосклонно. Или мне это только казалось? Впрочем, если не Симе суждено разделаться со мной, то это наверняка сделает мой недавний любовник.

– Что ты намерен сделать со мной? – спросила я напрямик. – Такие, как ты, не оставляют свидетелей.

– Я еще не решил, – откровенно коварная улыбка тронула его губы. – У меня еще есть время подумать. – Некоторое время он наблюдал за мной взглядом, который я не могла понять. – Кстати, когда ты догадалась, что я причастен к взрыву?

– Смутные догадки появились еще вчера, – неохотно проговорила я, – а сейчас, услышав утренние новости, я поняла, что мои подозрения были не беспочвенны.

– И все же, что навело тебя на мысль, что я имею отношение к взрыву? – Теперь он смотрел на меня с искренним любопытством.

– Ты сразу показался мне подозрительным. – Я поймала его недоверчивый взгляд, пожала плечами и продолжила: – Ты менялся как хамелеон, то был абсолютно незаметен, черты лица какие-то стертые, незапоминающиеся. Попроси кого-нибудь в том же автобусе описать тебя – и никто не смог бы сказать ничего определенного. В следующую минуту ты становился интересным молодым человеком. Суровое обаяние, мужественная улыбка и тому подобное. Даже ростом как будто становился выше и шире в плечах. А то превращался в весельчака-балагура, не очень умного, простодушного и бесхитростного. Ты молниеносно менял одну личину на другую, но при этом был странно напряжен, словно чего-то ждал. Иногда тебя выдавали глаза. Вот как сейчас. Беспросветная тьма, которая поглотит любого, кто будет так неосторожен, что взглянет в их глубину.

– И это все? – Он криво усмехнулся. – Мелодраматическая чушь.

– Нет, не все, – покачала я головой. – Еще твой рюкзак. Ты слишком бережно с ним обращался. Один из пассажиров попытался отодвинуть его ногой, и ты просверлил его таким взглядом, что тот сразу убрал ногу. По тому, как ты втащил его в салон, было заметно, что он очень тяжел, а ты так нежно обращался с ним, словно в нем был воздушный шарик, который от малейшего прикосновения может лопнуть. И ты ни разу за всю дорогу не открыл его, не покопался в нем, что должен был сделать, если в нем находились вещи, которые обычно берут с собой в дорогу. Ты не брал рюкзак с собой, когда выходил на стоянках, но я замечала, что краем глаза ты постоянно следишь за тем, на месте ли он. Ты не отходил далеко от автобуса, маячил все время рядом.

– Может, в нем лежали золотые слитки?

– Я так и подумала вначале. Но на последней стоянке ты вдруг позабыл о своем рюкзаке с «драгоценным» грузом и увлек меня с собой в яблоневый сад, откуда автобус не был виден.

– Желание остаться с тобой наедине, кажется, отшибло у меня последние мозги.

Я невесело рассмеялась.

– Ты увел меня подальше не только ради моих прекрасных глаз. Ты знал, что автобус должен отъехать через двадцать минут. Ты ждал, когда пассажиры вновь займут свои места. Мы немного сбились с графика, запаздывали, и водитель наверняка торопил пассажиров, убеждая, что пора отправляться в путь. Мы единственные, кто не слышал его, потому что находились далеко от автобуса и вне поля зрения водителя. Я сказала тебе, что нам надо поторопиться, но ты не позволил мне уйти, задержал еще на несколько минут. Мы вышли из своего укрытия, когда время уже вышло, и ты наверняка знал, что все пассажиры находятся в салоне. Только Сима ждала нас возле автобуса, но ты помахал ей рукой, и она, успокоенная, тоже поднялась в салон. Но вместо того чтобы поспешить, ты замедлил шаг, вытащил из кармана что-то похожее на мобильник, стал нажимать на кнопки – и тогда раздался взрыв. В новостях передали, что взрывчатка была установлена под передним сиденьем. Получается, что там, где сидел именно ты. Если бы ты был ни при чем, то стал бы дожидаться полиции и «скорой помощи», но ты поспешил уйти с места происшествия. И «девятка», на которой мы приехали сюда, не была угнана, не так ли? Ты заранее оставил ее там, на дороге. И ключей в зажигании не было. Ты незаметно извлек их из кармана брюк.

Только выложив все это, я запоздало подумала, а стоило ли раскрывать все карты. Не лучше ли было выставить себя дурочкой, сделать вид, что ни о чем не догадываюсь и только счастливый случай позволил нам остаться в живых, не погибнуть вместе со всеми?

Некоторое время Марк смотрел на меня изумленными глазами, а потом весело рассмеялся. Но мне было не до смеха, и я настороженно наблюдала за ним.

– А еще говорят, что красота и ум – две вещи несовместимые.

– С чего ты взял, что я умная? – вздохнула я. – Если бы я была умной, то молчала бы в тряпочку, а не выкладывала свои соображения человеку, которому ничего не стоит отправить к праотцам целую кучу людей.

– И, тем не менее, ты очень наблюдательна. Что мне теперь с тобой делать? – Его губы все еще улыбались, но выражение глаз изменилось. В них снова была непроглядная тьма. По спине пробежал мороз. Я поежилась словно от озноба, хотя в комнате было тепло, даже немного жарко.

– Раз ты столько сил приложил к тому, чтобы я осталась жива, может, не имеет смысла убивать меня сейчас? Вспомни: ты сам говорил, что нельзя губить такую красоту.

– Говорил, – кивнул он, противно ухмыляясь. – Но, как ты справедливо заметила, я не из тех людей, которые оставляют свидетелей.

– Да, «недолго музыка играла, недолго фраер танцевал». Недолго я праздновала свободу, – пробормотала я.

– Жаль, конечно, но ты ведь умница и должна понимать: я не могу рисковать. Откуда мне знать – может, я за порог, а ты тут же побежишь в полицию?

– Не побегу. Еще припишут соучастие.

– С таким свекром и мужем ты наверняка выйдешь сухой из воды.

Он прав: мой муж не допустит, чтобы даже легкая тень подозрения упала на меня. Надо отдать должное Стасу: он был чертовски умен и хитер. И упрям. Он не успокоится, пока не выяснит, что я жива. Как он это сделает, я не знаю, но сделает. Землю носом будет рыть, но узнает, что я не погибла во время взрыва вместе с другими.

– Что пригорюнилась? – Он наклонился и, весело ухмыляясь, похлопал меня по плечу.

– Как не горевать, коль жить осталось совсем ничего, – снова тяжело вздохнула я. – А я еще молода, красива и жить хочу.

– Ну-ну, не печалься! Может, я еще передумаю. – Он улыбнулся во весь рот, обнажив мелкие хищные зубы. – Иди ко мне, милая, и обними за шею своими нежными ручонками. Да, вот так. Какая же ты сладкая! Если будешь хорошей девочкой, я не стану причинять тебе боль. И чем черт не шутит – может, переменю решение и сохраню тебе жизнь?

Он говорил тихо, проникновенно, голос его шуршал словно шелк, но я ему не верила. Убийца есть убийца. Интересно, когда он лишит меня жизни? Сейчас или после того, как займется со мной любовью? Я страстно отвечала на его поцелуи, стонала под его умелыми ласками (о, притворяться я умела – я столько лет притворялась со своим мужем, а он ни о чем не догадывался или почти не догадывался) и думала о том, как уйти отсюда живой и невредимой. Возможно, он на самом деле не станет меня убивать, но рисковать не стоило. Мне бы только суметь опередить его.

Я лгала, когда говорила, что выложила ему все как на духу. Я не сказала о том, что видела, как он вытащил из бардачка автомобиля пистолет и засунул в карман брюк. Кстати, он успел снять джинсы, и теперь они висели на спинке стула. Надо как-то изловчиться и достать пистолет. Он все еще там, вот как карман топорщится.

– Подожди, не спеши, – прошептала я. – Дай мне раздеться.

– Я тебе помогу.

– Нет-нет, я сама. А ты ложись. – Я легонько подтолкнула его к кровати и постаралась, чтобы в моих глазах он увидел игривый блеск. – Говорят, мужчины любят глазами, вам нравится смотреть, как женщины раздеваются. Хочешь, я прямо сейчас устрою тебе стриптиз? Буду медленно снимать с себя одну часть одежды за другой и…

Конечно, он хотел, но глаза смотрели настороженно. Неужели что-то заподозрил? Я соблазнительно ему улыбнулась.

– Знаешь, ты первый мужчина, с которым я изменила мужу. Мне всегда было интересно, каково это – спать с другими мужчинами.

– Ну и как, узнала?

– Еще не совсем. Не сказала бы, что мне не понравилось то, что было между нами этой ночью, но то был взрыв чувств, выброс адреналина после пережитого. По крайней мере, с моей стороны. А сейчас я хотела бы заняться сексом не спеша, смакуя каждый миг. – Говоря это, я медленно развязывала пояс халата, одновременно изгибаясь всем телом.

– Все вы, женщины, в душе шлюхи, – изрек Марк, а я зазывно засмеялась и продолжила раздевание, показывая ему то одно голое плечо, то другое, выставляя напоказ то правую ножку, то левую. Постепенно настороженность исчезла с его лица, он получал явное удовольствие от увиденного. Виляя бедрами, я приблизилась к стулу, на спинке которого висели его брюки, уселась на него верхом и стала выделывать разные штучки своими длинными обнаженными ногами, которым позавидовала бы любая манекенщица. Он смотрел как завороженный и упустил момент, когда я полезла в карман его брюк и вытащила пистолет. Слава Богу, он был заряжен. И, к счастью, я умела пользоваться оружием, этому научил меня мой муж. Марк заскрежетал зубами, когда увидел собственный пистолет, нацеленный прямехонько ему в грудь.

– Правду говорят: женщина создана нам на погибель, и она причина всех наших бед. Вид твоих прелестей совершенно размягчил мне мозги.

– Прости, Марк, но я не могу допустить, чтобы ты меня убил.

– Я не собирался тебя убивать.

– Позволь мне не поверить. Мой хладный труп уже этим вечером лежал бы там, где его никто не сможет найти.

– Неужели я для того спасал тебя, чтобы потом убить? – Он попытался приподняться в постели, но я не позволила.

– Не двигайся. Одно движение – и я стреляю.

– Если думаешь, что, застрелив меня, сможешь избежать наказания…

– Почему – нет? – перебила я его. – Ты сам говорил, что мой свекор и муж вытащат меня из любой передряги.

– Не дури, милая. Выстрелишь – и сюда сразу сбегутся люди, вызовут полицию. Что ты им скажешь?

– Правду. Не всю, конечно. Я скажу, что ты силой увез меня, силой удерживал здесь.

– И опять вернешься к мужу? Ты этого хочешь?

Я хотела этого меньше всего, но ему не обязательно было знать об этом, и я процедила сквозь зубы:

– Это не твоя забота.

– Ты не станешь в меня стрелять. Убивать не так легко, как кажется на первый взгляд.

– Ты же смог с легкостью убить полсотни человек. Почему, думаешь, я не смогу?

Что-то было, наверное, в моих глазах такое, что он понял: я выстрелю, не моргнув глазом. Но он еще надеялся договориться со мной.

– Ты мне нравишься, Тина. Правда, нравишься. Я еще не встречал такой девушки, как ты. Такой красивой, умной, сообразительной и смелой до безрассудства. Милая, давай вместе уедем отсюда. Вдвоем мы столько всего сможем наворотить.

– Мечтаешь, что я стану твоей боевой подружкой и буду помогать тебе избавляться от неугодных людей? – хмыкнула я.

– Не совсем так. Кстати, милая, предупреждаю: в моем случае твой муж и свекор будут бессильны тебе помочь.

– Почему же?

– Потому что я не просто сам по себе. Я ликвидатор на службе у государства. Мне было поручено найти Гвоздева – вора в законе по кличке Гвоздь и убить.

Я коротко засмеялась.

– Заодно убив и полсотни других людей?

– Я должен был уничтожить его любой ценой.

– Джеймс Бонд хренов! Ты мог запросто подойти к нему в автобусе, приставить ко лбу пистолет и выстрелить.

– Двое его подручных не дали бы мне даже вытащить из кармана пистолет.

– Ты мог хотя бы постараться, чтобы жертв было меньше, – не унималась я.

– Не получилось бы.

– Я тебе не верю. Впрочем, не имеет никакого значения, обычный ты убийца или убийца на службе у государства. В любом случае ты преступник и должен ответить за то, что натворил.

– Не забывай, я пощадил тебя. А ты…

Я оборвала его на полуслове:

– Ты пощадил меня, чтобы поразвлечься со мной, а потом… потом убить.

Разговор затягивался. Я понимала, что нельзя много говорить, надо действовать. Не убьешь ты – убьют тебя. Только Марк прав: убивать не так легко, как кажется. Даже если перед тобой убийца и, пристрелив его, ты окажешь услугу человечеству, избавив мир еще от одного подонка. К тому же Марк куда сильнее и опаснее меня. Он не даст пристрелить себя как собаку, что-нибудь да придумает. К примеру, набросится на меня и отнимет пистолет. Значит, надо стрелять. Сейчас или никогда. Но странное дело: убивать его мне не хотелось. Я знала, что он убийца и должен ответить за свои черные дела. Я должна была чувствовать к нему ненависть, но ненависти не было. Почему? Потому что ночью мы были близки? Или со мной что-то не так? Я взглянула в его глаза и чуть не утонула в их мраке. Я знала, что никогда не забуду этих страшных глаз, они будут сниться мне в кошмарах, преследовать темными одинокими ночами… Я встряхнула головой, отгоняя от себя наваждение. Ну что ж, надо решаться. Или он меня, или я – его.

Где-то внизу стали приближаться звуки колес едущего трамвая. Я стояла, внимательно прислушиваясь к знакомым звукам. Вот трамвай загромыхал под самыми окнами. Я несколько сместила пистолет и, почти не целясь, выстрелила один раз, второй. Звук выстрелов совпал с грохотом, раздававшимся с улицы.

Убивать Марка я не стала, но на время вывела из строя. Он еще долго не сможет ходить, если только раны не заживают на нем как на собаке.

– Сука! – прохрипел он. – Жаль, что я не убил тебя сразу.

– Профессионалы таких ошибок не совершают. А ты считаешь себя профессионалом, – пожала я плечами.

– Я тебя найду. Я тебя из-под земли достану, сука! – прорычал он, но тут же сцепил зубы от боли.

Обе его колена были прострелены.

– Давай договоримся, – отрывисто проговорила я, не выпуская из рук пистолета и оставаясь на безопасном от него расстоянии. Если он кинется на меня, я успею пристрелить его. – Я ухожу. Забудь обо мне. А ты выпутаешься. Каким образом – думай сам. Уверена, фантазии у тебя хватит. Впрочем, могу подсказать: заявишь, что видел меня в первый раз, снял на одну ночь где-то в подворотне. Кто стрелял в тебя – не знаешь. Какой-то придурок влез в окно, начал угрожать, требовал деньги. Возможно, сутенер. Денег у тебя не оказалось, и разгневанный мужчина выпустил в тебя две пули. Куда подевались эти двое, ты не знаешь. Ну и конечно, ты не станешь сообщать полиции и моему мужу, что я жива.

– А что взамен? Что получу я? – прохрипел он.

– Я не отправлюсь в полицию и не стану сообщать о том, что мужчина с простреленными ногами в номере гостиницы – профессиональный убийца, благодаря которому вчера взлетел в воздух автобус с пятью десятками пассажиров.

– Тебе не кажется, что ты получишь больше, чем я?

– Разве? Не забывай, что я оставила тебя в живых, а могла бы запросто убить.

– Может, ты и убила меня. Ты оставляешь меня одного, истекающего кровью.

– Не бойся, вся не вытечет.

Если бы взгляд мог убивать, то я уже была бы мертва: столько ненависти и злобы было в его потемневших от боли глазах.

Мне следовало торопиться. Я быстро натянула джинсы и футболку, заскочила в ванную, взяла пару полотенец, вернулась в комнату и кинула их Марку.

– Перевяжи колени, не то действительно истечешь кровью, как свинья.

Марк стиснул зубы. Он был бледен как полотно и тяжело дышал. Полотенце быстро пропиталось кровью. Пусть справляется сам, а я должна уничтожить все следы своего пребывания здесь. Стянув с журнального столика салфетку, я стала быстро протирать предметы, к которым прикасалась. Кажется, все, теперь можно уходить. Я оглянулась в последний раз. Марк лежал, скрючившись на кровати, и громко стонал. Представляю, какую боль он сейчас испытывает, но ничего – тем, кто заживо сгорел в автобусе, было еще больнее.

– Прощай, Марк. Не поминай лихом. – Я помахала ему ручкой.

– Дрянь! Сука! Стерва! – процедил он сквозь зубы и прибавил несколько непечатных слов. – Мы еще встретимся. Обязательно встретимся. Я это тебе обещаю.

– 4-

Поселилась я в областном центре – в большом двухмиллионном городе, в котором найти меня будет трудно. По крайней мере, я на это очень надеялась. Однокомнатная квартира, которую я снимала, принадлежала молодой чете, которой та досталась по наследству от бабушки. Квартира им была не особенно нужна, в деньгах они не нуждались и потому сдали ее мне за символическую плату. Деньги у меня, правда, были. На карточку, о наличии которой никто не догадывался, все последние годы я перечисляла деньги, которые мне на личные нужды выдавал муж. Тратить их мне было особо не на что, жадностью мой муж никогда не отличался, так что за несколько лет на карточке накопилась внушительная сумма денег, и теперь я могла снимать их понемногу и тратить, не боясь быть обнаруженной. Было еще дорогущее кольцо, но продавать его я не рискнула – слишком приметным оно было.

Устраиваться на работу я не спешила. И дело не только в том, что в деньгах особой надобности не было. При трудоустройстве требовалось предъявить паспорт. Он у меня был. Благо, документ был со мной, когда я выходила из автобуса, который через несколько минут должен был взлететь в воздух. Только для меня же было лучше его не предъявлять, не то мою фамилию, имя и отчество занесут в компьютерную базу данных и отыскать меня будет легче легшего. Если, конечно, кому-нибудь взбредет в голову искать меня. Наверняка взбредет. Что-то подсказывало мне, что мой муженек не сдастся так легко. Он ищет меня и, пока не увидит мой хладный труп, ни за что не поверит в мою безвременную кончину. Был еще Марк, который тоже будет меня искать. Я постаралась замести свои следы и побывала в дюжине городов, прежде чем осесть в областном центре, находящемся за тысячи километров от города, в котором я родилась и до последнего времени жила. Я старалась не заглядывать в далекое будущее и жить сегодняшним днем. Чтобы не обращать на себя внимания, облачалась в бесформенные одежды – свободные джемпера и платья на два размера больше. Я привыкала ходить в обуви на низком каблуке, волосы прикрывала широким шарфом и надевала солнцезащитные очки, закрывающие пол-лица.

Новых знакомств я не заводила, мне было достаточно собственного общества. Я много читала, копалась в интернете, посещала музеи и театры. Я вдруг вспомнила, что когда-то ходила в художественную школу и мои учителя прочили мне большое будущее. Накупив красок и холстов, я принялась писать картины, в основном пейзажи и натюрморты. Первую картину я подарила хозяевам квартиры, в которой теперь жила, вторую – соседке по этажу, третью – милой одинокой старушке в соседнем подъезде, когда та, к моему удивлению, пригласила меня на свой день рождения. Другой сосед – седой импозантный мужчина, сочтя, что я художница, заказал мне картину, и это был первый заказ в моей жизни. Мужчина остался доволен моей работой и заплатил за нее небольшую сумму. За первым заказом последовали другие. Неожиданно для меня самой мои картины стали раскупаться. Не знаю, действительно ли покупателям нравилась моя мазня или все дело в том, что я не просила за нее много, но картины раскупались как горячие пирожки.

Вскоре с пейзажей и натюрмортов я решила перейти к живой натуре. С этой целью я с утра отправлялась в ближайший сквер, наблюдала за тем, как дети играют в песочнице, и делала эскизы. Несмотря на холодное время года, я работала до тех пор, пока на город не начинали опускаться сумерки, и продолжала работу над картинами дома.

Первый апрельский день выдался погожим и ясным. Я радовалась теплым солнечным лучам, рисовать было лень, и я с удовольствием наблюдала за девчушкой лет четырех с темными, чуть раскосыми глазами. Легкая, живая, стремительная, она носилась по небольшому скверу сломя голову. Бабушке, тучной женщине лет шестидесяти, с трудом передвигавшей ноги, было нелегко за ней угнаться.

– Настенька, пожалуйста, не убегай! Возвращайся назад! Ты меня слышишь? – то и дело звала она внучку.

Я следила за девчушкой глазами, чтобы в случае надобности кинуться ей на помощь. Настенька так и норовила выбраться за пределы скверика, а там сразу начиналась оживленная трасса. Кто-то выпустил воздушного змея, девчушка радостно захлопала в ладоши и, не спуская с него восторженного взгляда, побежала за ним. Через пару минут она споткнулась на ровном месте и растянулась на зеленой травке во весь свой маленький рост. По скверу сразу разнесся громкий детский плач. Бабушка находилась далеко, и я, отбросив кисть, кинулась к Насте. Девочка хныкала, смешно размазывая по нежному личику слезы размером в горошину, а я, как могла, утешала ее. Встряхивая пыль с перепачканного платьица и завязывая шнурок на ее ботиночке, я вдруг краем глаза заметила, как возле шестисотого «Мерседеса», припаркованного у обочины дороги, остановился мужчина в вязаной шапочке и серой куртке с высоким воротом. Опустившись на корточки, он тоже занялся развязавшимся шнурком на кроссовке. Ничего необычного в этом не было, но что-то привлекло мое внимание. Стараясь остаться незамеченной, я продолжала наблюдать за ним и заметила, как он расстегнул куртку, извлек из-за пазухи какой-то плоский предмет и, зыркнув глазами по сторонам, молниеносным движением прикрепил его к днищу автомобиля. Еще раз осмотревшись, он приподнялся и, заметно прихрамывая, пошел прочь. Я проводила его глазами. Молодой человек перешел на другую сторону улицы, сел в поджидавший его автомобиль и укатил прочь. Машина была неприметная – старая модель «Жигулей» белого цвета с заляпанными грязью номерами.

– Тетя! Тетенька! – услышала я детский голосок и не сразу сообразила, что обращаются ко мне.

Я совсем забыла о девочке, которая, перестав плакать, протягивала мне сдувшийся воздушный шарик ярко-красного цвета. Возиться с малышкой неожиданно расхотелось: слишком заинтересовал меня предмет, установленный под днище «Мерседеса». К счастью, подоспела бабушка, подозрительно оглядела меня с головы до ног и забрала у меня шарик. Пожилая женщина хмурилась, ей явно не понравилось то, что она увидела, – я имею в виду мою внешность. Неудивительно, если учесть, что в прохладное апрельское утро я нацепила солнцезащитные очки, закрывающие пол-лица. Схватив внучку за руку, старушка поволокла ее подальше от подозрительной девицы.