Таёжный перегон

– Лошади, конечно, я не спорю, – сказал тот, будто оправдываясь, – только не те, которые вам нужны. Ребята, поймите меня правильно: вы, видать, не знаете, что в последние годы наше табунное коневодство специализируется на производстве мяса. Так сказать, мы производим жеребятину. Вот поэтому сократилась численность рабочих коней. И это не только у нас. По республике их всего около семи процентов, а в нашем совхозе и того меньше. С трудом набираем для своих нужд, а для таких, как вы, практически ничего не остается. Вот скажите, как нам быть? – Зоотехник опустил голову и, будто читая какие-то бумаги, замолчал. Было видно, что этот разговор ему неприятен. – Отсюда и пляшите. Самое неприятное, что со временем все наши лошади пойдут под нож. Теперь вам понятно, в чем дело?

– Да, вроде кое-что прояснилось, – отступая от стола, кивнул Дубовик. – И что, вы ничего не можете сделать?

– А что тут сделаешь? Нам дают план, мы его выполняем. Вообще, если честно, для нас коневодство – довольно рентабельная отрасль. Между прочим, по числу лошадей наш совхоз занимает ведущее место.

Плановая система экономики лишала предприятия самостоятельности, в то же время освобождала от проблем с реализацией готовой продукции, снабжением и многими другими вопросами, которые вынуждены решать самостоятельные фермерские хозяйства.

– Да что толку, для нас-то ничего нет, – стал возмущаться Дубовик. – У вас на уме только одно мясо. Скоро всех лошадей перебьете. Было бы лучше, если бы вы думали не только о мясе, а занимались племенным коневодством, породу улучшали, а то в Якутии, насколько я знаю, до сих пор нет ни одного приличного конезавода, и у меня такое впечатление, что никому до этого нет дела. Да и, между прочим, знаменитая якутская лошадь как порода официально не признана – нет на нее паспорта.

Об этих проблемах зоотехник знал не хуже геолога, но почему-то не стал развивать эту тему. Возможно, посчитал, что от его мнения ничего не изменится, а дискуссия о племенном коневодстве, где он был специалистом, затянется надолго. А может, был удивлён осведомлённостью геолога и, чтобы не попасть впросак, промолчал.

– Я же вам говорю – найдем лошадей. Кроме наших возьмете Тимофеевых. Они с геологами уже не раз ходили. Обученные…

– За ними мы как раз пришли, – не дослушав, резко сказал Дубовик. – Нам нужна бумага.

– Это хорошо, что вы знаете о нашем решении, а то, что вас немного задержали, я думаю, не беда – вы ребята молодые, наверстаете.

Антон осмотрел кабинет. Напротив небольшого как в сельской избе окна висела административная карта Якутии, покрытая блестящей пленкой, от которой отражались солнечные лучи и зайчиками разбегались по потолку и стенам. Рядом с картой, прямо к стене, была прибита какая-то диаграмма, вычерченная на листе ватмана. Непрерывно восходящая красная линия, возвышавшаяся над синей, будто стремилась выскочить за край листа, обведенного жирной рамкой. Осмотревшись, парень перевел взгляд на Александра.

«Что-то он больно нервничает, не может постоять спокойно, весь издергался. Наверное, это кровная обида: ох уж достали его эти лошадники! Но сейчас вроде всё решается. Надо радоваться…»

– Значит, вам нужна бумага на Тимофеевых лошадей? – будто испытывая терпение геологов, оценивающе смотрел на них зоотехник. – Костя требует? Это хорошо, он знает свое дело. Грамотный парень, сельхозинститут заканчивает, заочно учится. Бумагу я сейчас напишу.

В окно Антон увидел, как мимо прошли двое мужчин с косами, кто-то проскакал верхом на коне, и он подумал, что принёс удачу. С его приездом получили лошадей, и теперь можно начинать перегон. Когда вышли на улицу, Дубовик не унимался и сердито говорил:

– О лошадях он, наверное, знает только по сводкам. У него одни цифры на уме. На свою голову связались с этой «Зарей» и получили серьезные проблемы. Вот в прошлом году…

– Саша, ты чем не доволен? Бумага у тебя в кармане, значит, все проблемы наконец-то решены.

– Лошадей жалко.

Глава 8

Текущие заботы

Как только солнце поднялось, палатку пригрело, стало невыносимо жарко и душно. Расстегнув тёплые спальники, все выбрались наружу досыпать. Чертыхаясь, встал Стас. Хотелось спать, но он должен был разжечь костёр и приготовить завтрак.

«И чего же мне так не везёт! – думал парень. – Все ещё дрыхнут младенческим сном, а я снова дежурный. Теперь думай, что им сварганить. Ну и жизнь у этих геологов!»

Он громыхал ведрами, рубил дрова, то и дело заскакивал в палатку.

– Дай спокойно поспать, – сладко зевая, цыкнул на него Роман. – Из-за тебя весь сон забыл, теперь не помню даже её лица, а такая была девушка! Ну, Стас! Я тебе этого не прощу.

Перед полем Стас пришёл в геологическую экспедицию устраиваться на работу и, узнав, кто первым выезжает в поле, попал в отряд Дубовика.

– Хочу поступать на геологический, – сказал он при встрече. – Заодно проверить себя в экстремальных условиях. У вас же в экспедиции, говорят, очень трудно.

– Не буду тебя пугать, но в поле еще нужно часто дежурить и готовить.

– О-о, я люблю готовить и умею, правда, никогда не готовил на костре, но я обязательно научусь.

Дубовику это очень понравилось, он основательно его расспросил и, увидев, что парень с виду здоровый и неглупый, взял. Стас был невысок, круглолиц, с редкими съеденными кариесом зубами. Из-за излишней упитанности он казался несколько рыхлым и не в меру флегматичным.

«Ничего страшного, через два-три перехода будет походить на человека», – принимая Стаса, подумал тогда Александр.

После школы Стас пробовал свои силы, поступая в строительный, однако дальше первого экзамена не продвинулся – подвела математика. Завалив экзамен, он твердо решил, что на следующий год поступит в институт во что бы то ни стало. И чтобы не терять зря время, собрался готовиться в поле. С собой он взял целый ворох разных учебников и конспектов, но, увидев его огромный рюкзак, Дубовик провёл основательную чистку.

– Что-то, парень, я вижу, рюкзачок у тебя неподъемный. Ты, случайно, не положил туда пару гирь? А то, знаешь, были тут у нас ребята, хотевшие в поле поправить своё нехилое здоровье, и вместо маршрутов нажимали на железки, – перетряхивая содержимое рюкзака, распекал он Стаса. – Ну зачем, скажи мне, пожалуйста, этот парадный костюм, три свитера, дюжина разных носков, стопка разных полотенец; а для чего ты взял этот красивый китайский термос? Смотри, только он один занимает полрюкзака, но самое неприятное, – ты завтра же его расколотишь. Мать моя женщина, а книг-то сколько! Да ты что, Стас! Поле – это тебе не изба-читальня, мы едем работать, а не читать «Муму». Вот посмотри, всякое барахло ты прихватил, а нужных вещей я не вижу. Ты хоть одни портянки положил? Нет, конечно! Думаешь, не нужны. Ошибаешься – это предмет первой необходимости. Рабочей одежды, ножа, шапочки тоже нет, зато вон какой рюкзачище – любой турист позавидует. Даже у Романа и то меньше, а он приехал издалека. Только на тебя одного потребуется лошадь, а их на весь наш груз всего двенадцать. Видел, сколько у нас снаряжения? Так что, парень, давай всё лишнее тащи домой и не думай хитрить. Если что-нибудь в поле увижу – выброшу. Потом не обижайся.

Всё-таки одну толстую книгу Стас прихватил, радуясь, как школьник, что провёл строгого начальника.

В первый же день своего дежурства он приготовил пригоревшую «кашу» из макарон, а в суп засыпал полкастрюли гречки и сухой картошки. Тогда вовремя вмешался Дубовик, и продукты были спасены, зато каши, получившейся вместо супа, хватило до следующего обеда. После этого случая начальник преподал ему урок кулинарии и заставил отдежурить ещё один день вне очереди.

В этот раз Стас готовил рисовую кашу с тушенкой, которая, судя по запаху, залетавшему в палатку, где только поднимались геологи, удалась. Уроки не прошли даром.

После заброски в поле общение геологов с внешним миром осуществлялось только с помощью радиостанции. Благодаря связи можно было узнать экспедиционные новости, услышать, чем «дышат» в других отрядах, и даже вникнуть в семейные тайны, недоступные в городе. Связи придавалось соответствующее значение. Выход каждого отряда ежедневно отмечался на экране, висевшем на самом видном месте в экспедиционном коридоре. Три дня пропуска уже расценивалось как чрезвычайное происшествие, о котором докладывали начальнику для принятия срочных мер.

В это утро на связь вышла радистка, с которой приятно было работать. Она отличалась звонким голосом, и даже за тысячу километров от их стоянки казалось, что её радиостанция рядом. Радистка работала быстро и, в отличие от других, была терпелива. Порой какое-нибудь непонятное слово длинной радиограммы, передаваемой корреспондентом, переспрашивала не один раз, пока не разбиралась. Чаще всего это случалось из-за плохого прохождения или незнакомых геологических терминов, фамилий или географических названий.

Записав в журнал текст принятой радиограммы, Дубовик отложил в сторону тангенту и расслабился. Под конец сеанса потянуло даже на сон, а впереди был хлопотный день, поэтому надо было быть в форме.

– Опять циркулярка, – сказал он так, как будто подкинули что-то неприличное. – И на сегодня это всё. Ничего хорошего не прилетело, зато, видите ли, сообщают, что радиостанция боится сырости и её нужно оберегать от тряски. Ну и, естественно, нельзя бросать. Это мы и так знаем, попусту занимают эфирное время. Скоро из города будут давать наставления о том, в чём ходить в маршруты и как прятаться от солнечных лучей, чтобы не получить ожогов. Лучше передали бы какую-нибудь толковую программу. Раньше по радио давали концерты по заявкам полярников, но потом их почему-то прикрыли. А для геологов таких передач, по-моему, никогда не было.

Новая радиостанция, которую получил Дубовик, в отличие от старой, была компактной. Таким же был и блок питания, шедший в комплекте. Однако без подзарядки заводского блока не хватало на весь полевой сезон, поэтому его заменили двумя аккумуляторными батареями, весившими намного больше, чем сама радиостанция. Из-за этого «Ангара» стала практически неподъемной и служила обузой при переходах. Зато инженер по технике безопасности сразу успокоился.

«Пусть лучше загибаются ваши вьючные животные, чем болит моя голова, – говорил Геннадий Гаврилович Баранов. И при случае назидательно добавлял: – При полевых работах вы всегда должны помнить, что каждая строка этого гроссбуха написана на основе горького опыта таких же, как вы, а то и их жизней».

Возражать было бесполезно: несоблюдение правил техники безопасности часто приводило к трагическим последствиям, поэтому любой начальник требовал от своих подчиненных соблюдения инструкций, изложенных в «книге жизни».

Позавтракав и распределив работу, Дубовик собрался в посёлок. А перед уходом подозвал Романа:

– Тебе сколько сигарет купить? Учти, это до конца полевого сезона. Теперь, как выйдем из посёлка, в магазин не попадем до осени. Стрельников для нас не будет брать, у него своих проблем хватает.

Как о давно решённом, Роман сказал, что собирается завязывать, поэтому от курева отказался.

– Вот только разберусь с остатками – и баста, конец вредной привычке.

Дубовик не на шутку всполошился, немало удивив Романа.

«Какое его дело? – подумал парень. – Это мои проблемы. Я, может, давно хотел бросить, а тут как раз подходящие условия: сигарет нет и до магазина далеко. Не хочешь, а завяжешь».

– Это, парень, ты напрасно, привычка – вторая натура. Бросать надо было дома, а не в поле. Здесь из твоей затеи ничего не получится. Таких, как ты, я знал немало, но все курят до сих пор, ни один из них не завязал.

Романа это только подзадорило, и он завёлся:

– Значит, я буду первым, покажу всем пример. Они не смогли побороть дурную привычку, а у меня получится.

– Конечно, ты не от мира сего, – нахмурился Дубовик, понимая, что ситуация выходит из-под контроля. – Как бы из-за твоего начинания мы не остались без сигарет. Ты даже не представляешь, что испытывает курильщик, когда хочется курить? А я по себе знаю, поэтому никому не пожелаю повторить мою ошибку. Помню, мужики курили все подряд, доходило даже до заячьего помета. Это тебе, парень, не в городе: в тайге надо иметь всё впрок. Может, всё-таки взять? – спросил он более дружелюбным тоном.

Роман по-своему понял причину беспокойства начальника и с вызовом бросил:

– Не беспокойся, ни одной сигареты я у тебя не возьму. Можешь считать, что я уже завязал.

Солнце припекало. Воздух нагрелся, и земля отдавала накопившуюся за ночь прохладу. День обещал быть жарче предыдущих. От быстрой ходьбы пот бежал ручьем, куртка прилипла к телу, и Александр расстегнул рубашку и куртку до пояса.

«Быстрей бы уж получить этих злополучных коней и унести отсюда ноги, – посматривая по сторонам, думал геолог. – А то дальше обещаний дело не идёт. Не помогла даже бумага зоотехника. То Кости нет на месте, то лошади убежали, а то ещё какие-то проблемы у этих коневодов. Можно подумать, что они сговорились и специально тянут резину, чтобы нас подольше задержать. Если простоим ещё неделю, можем завалить работу. Тогда все шишки посыплютcя на меня. Тут уж к бабке не ходи – я останусь крайним. Геологическое задание партия не выполнит – и всё тут, приехали… В прошлом году в Алысардахе было проще, да и в Себяне управились всего за пару дней, а здесь с самого начала пошла непруха. Одно утешение – хоть теперь нас четверо. С Антоном будет полегче».

Так за своими думами Дубовик незаметно дошел до посёлка. Зайдя в поселковый совет, завернул на почту. Почему-то вспомнился Роман.

«У, настырный какой! Курить он, видите ли, решил завязать. Не спорю, хорошее дело, только всему свое время. Конечно, он не бросит, а вот нас без курева оставит. Будет у всех сшибать по сигаретке. Ну как ему откажешь? Я не дам, кто-нибудь другой угостит, и пошло-поехало. Никуда не денешься, придётся взять ему сигарет. Пока говорить не буду, пусть себе бросает на здоровье».

Из-за того что Стрельников не поставил радиостанцию в Северном, а в Селеняхе не было телефонной связи, приходилось ежедневно обмениваться телеграммами. Несколько раз он звонил в экспедицию, и дежурный радист выходил на отряд перегонщиков, однако это занимало больше времени, чем телеграфировать. Подходя к почте, Дубовик был в затруднении: что писать в этот раз. До сих пор все телеграммы, отправленные начальнику отряда, начинались одинаково: «Лошадей не получили…»

«К сожалению, и сейчас придётся сообщать то же самое», – подумал он, сочиняя очередное послание.

* * *

Так за хлопотами пролетел ещё один день. Вечерняя заря окрасила небо, солнце повисло над горизонтом. После ужина все собрались возле костра. Дубовик рассказал пару свежих анекдотов, а Антон, чтобы поддержать компанию, поведал, как летел на разваливающимся «кукурузнике» и сколько натерпелся страху на подлете к Селеняху. Теперь говорить об этом было смешно, а каково было в самолете! Потом снова поставили чайник и, будто не ели, набросились на свежий хлеб со сгущенкой.

– Федорыч, а чем мы будем заниматься, когда пригоним лошаков? – повернувшись к Дубовику, спросил Роман. – Толком ты ещё ничего не сказал.

– Ну а что говорить-то, будем работать. Придем на место, Павел Семенович введет в курс дела, он у нас начальник.

– Так неинтересно. Я думаю, ты знаешь не хуже Стрельникова.

Тот кивнул.

– Ну, знаю, конечно. А как иначе?

– Так расскажи. Что за секреты такие? Может, думаешь, что мы поделимся ими с косолапым или с Костей и Августом. – Роман давно хотел поговорить на эту тему, но все не получалось, а сейчас был подходящий момент, и он решил «добить» начальника. – Вообще, если не в настроении, можешь играть в молчанку и дальше, мы потерпим, – перекладывая из руки в руку горячую кружку с чаем, насупился Роман. – Как пахать, так ребята вперёд, а как рассказать о деле, ты как будто в рот воды набрал.

Дубовик задумчиво потер подбородок, на лице появилась загадочная улыбка.

– Да что ты, Рома! От вас нет никаких секретов. Это тебе показалось. Даже в мыслях не было что-то замалчивать, а тем более о предстоящей работе. За лошадиными проблемами я совсем упустил, что вас надо потихоньку просвещать, так сказать, готовить к геологическим маршрутам. Без проблем, сейчас расскажу. Ну, в общем, мужики, главное вы уже знаете: мы будем заниматься поисками оловянной руды, или касситерита, как называют основной оловосодержащий минерал. Но вначале, так сказать, на сон грядущий я проведу небольшой ликбез, то есть прочитаю вводную лекцию, а потом постепенно дойдём до главного. Такой регламент вас устраивает?

– Пойдёт. Мы не против, – за всех ответил Роман, с важным видом потирая руки. Вот, мол, наконец-то я его доконал.

Александр сделал пару глотков и, не допив чай, поставил кружку рядом с собой. Прокашлявшись, он спокойно начал:

– В царской России большинство горнодобывающих предприятий находилось в руках иностранцев. Буржуям передавали месторождения полезных ископаемых в концессию, и те эксплуатировали наши недра, вернее, выкачивали сколько могли. Достаточно сказать, что только с 1901 по 1911 год в России было учреждено около двухсот иностранных компаний с общим капиталом почти 300 миллионов рублей. Их владельцы предпочитали не тратить деньги на проведение геологоразведочных работ, а занимались откровенным хищничеством. Поэтому после революции молодому советскому государству досталась крайне скудная сырьевая база. Очень низкой была геологическая изученность. Если посмотреть на сводную геологическую карту России, изданную до 1917 года, то наглядно видно, что огромные пространства Сибири и Дальнего Востока представляют собой белые пятна. Даже промышленно освоенный Урал оставался совершенно неизученными с точки зрения возможных перспектив.

Допив чай, Александр отставил кружку и продолжил:

– А теперь по существу нашей проблемы. Добыча олова в Российской империи до Октябрьской революции не превышала 50 тонн в год, вследствие чего существовало мнение об отсутствии сколь-нибудь существенных концентраций этого металла на территории России, то есть промышленных объектов. И это несмотря на то, что касситерит находили в целом ряде районов. Как свидетельствуют литературные источники, с конца 20-х годов геологоразведке стало уделяться особое внимание. Руководство страны решило отказываться от закупок полезных ископаемых, но для этого следовало создать свою минерально-сырьевую базу. И вот в сжатые сроки в разных регионах страны были проведены поисковые и геологоразведочные работы. Результаты не преминули сказаться и даже превзошли все ожидания: в Забайкалье и в Приморье, в Якутии и в Магаданской области открыли многочисленные месторождения разных полезных ископаемых.

С лета 1932 года все геологоразведочные работы, проводимые на северо-востоке страны, передали государственному тресту «Дальстрой». Так называлось главное управление строительства Дальнего Севера. На поиски и разведку полезных ископаемых были направлены геологи из Центра. К изучению неизведанного региона подключились ведущие ученые. Только после этого, как из рога изобилия, посыпались открытия: были выявлены золото, олово, вольфрам и другие полезные ископаемые. Среди находок – первое на Колыме оловорудное месторождение ключа Туманный, месторождение Бутугычаг, Яно-Адычанский и Индигирский оловоносные районы. Среди них и те места, где мы будем работать.

Его перебил Роман, хотевший уточнить площадь предстоящих работ, но Дубовик попросил набраться терпения и стал рассказывать дальше:

– Работа геологоразведчиков на северо-востоке была довольно сложной и даже, можно сказать, опасной. Огромные территории, труднопроходимые и заболоченные пространства, дикие животные, отсутствие нормального снабжения геологических партий и прочие сложности препятствовали решению поставленных задач. Тем не менее геологи ежегодно открывали новые месторождения, и в конце тридцатых годов стало ясно, что восточные районы Советского Союза, и в первую очередь северо-восток, представляют собой крупнейшую оловоносную провинцию, которая по своим потенциальным возможностям можно сравнить с главными оловорудными провинциями мира. Таким образом, Советская Россия получила собственную минерально-сырьевую базу для развития отечественной оловодобывающей промышленности.

Эти слова Дубовик произнес с гордостью. Вот, мол, смотрите, мы раскрутили такой маховик и, закрыв белые пятна, получили заслуженный успех. То, что было не под силу царской России, добились Советы.

– Следует отметить, что в период наибольшего расцвета производства в «Дальстрое» на оловодобыче работали многочисленные прииски и обогатительные фабрики. Но в нашем мире нет ничего вечного, – с иронией сказал геолог, – после войны на Колыме, то есть на северо-востоке страны, начался развал. Рабочие и ИТР, как перелётные птицы, потянулись в тёплые края. Опытные специалисты, безвыездно проработавшие десять лет, выехали в центральные районы страны. Поэтому вскоре добыча олова упала более чем на треть по сравнению с военными годами. А в 1953 году началась известная амнистия, и подавляющее большинство бывших заключенных ГУЛАГа, разрабатывавших оловорудные месторождения, также навсегда покинули Колыму. Вследствие этих и других причин многие объекты были закрыты, или, как говорили тогда, законсервированы. В их число попали и все наши месторождения, которые мы пытаемся возродить. Все, мужики, пошли спать, уже поздно!

– Ну, ты опять ничего не рассказал о том, где мы будем работать, – допивая чай, потянулся Роман. – Всё ходишь вокруг да около. Давай еще немного посидим. Посмотри, какой красивый закат, даже уходить не хочется.

Глава 9

На новом месте

На новом месте Антону не спалось. После лёгкого одеяла в нетопленом сыром общежитии, в верблюжьем спальном мешке, разложенном на кошме, в палатке было жарко. За зиму он отвык от спальника и, подумав, что ночью будет холодно, завязался на все застёжки и даже застегнул клапан, чего обычно не делал. Вскоре он так взмок, что, вытащив белоснежный вкладыш, лёг в нём поверх спальника. Приснились Антону необъезженные кони, которых он пытался укротить. Поймав какого-то лохматого горбунка с пушистым хвостом, он сел верхом и стал его объезжать, но тот, точно в сказке, перепрыгнув через городьбу, взмыл высоко вверх. Горбунок летел над горами, над лесами, потом начал спускаться к какой-то большой реке. И вдруг внутри него что-то сломалось, и горбунок вместе с Антоном камнем упал в воду. Вода обдала ледяным холодом, свело руки и ноги, потянуло ко дну. Стуча зубами, Антон проснулся и осмотрел палатку.

Тихо посапывая, рядом спал Роман, с другой стороны примостился Дубовик, и, свернувшись калачиком, почти у самого выхода – Стас. В палатке уже давно было нежарко. Антон с головой снова залез в спальник, но согреться долго не мог. Сон не шел. Он вспоминал события двух последних дней, но почему-то из головы не выходил Алексей, коллега по работе, оставшийся с Дубовиком.

«Как он, интересно, там? Наверно, как собачка на привязи, с мужиками ждёт борт. Сейчас и я кантовался бы, как они, а теперь вот здесь. Вот что значит случай! Даже Лёха, который всегда всё знает наперёд, не смог предсказать такого поворота событий, случившихся со мной. Да этого и предвидеть невозможно».

Как-то зимой, ещё задолго до поля, в кабинет зашёл Алексей Кузьмин, работавший геологом в той же партии Якутской экспедиции. Рабочий день подходил к концу, в коридоре уже чувствовалось заметно возросшее оживление, свойственное в это время многим учреждениям, где большая часть рабочего дня проходит за письменным столом.

– Ты тут сидишь, как мышь в норе, и ничего не знаешь, – начал он бойко, – а у меня потрясающие новости.

– Ну, давай выкладывай, не дразни, – не отрывая головы от стола, пробубнил молодой человек.

– Шеф собирается наши отряды отправить на одну площадь.

Антон оторвался от бумаг и с нескрываемым любопытством уставился на коллегу, ожидая дальнейших разъяснений. Алексей выждал ровно столько, сколько нужно было для того, чтобы до предела раскалить нетерпеливого собеседника и в то же время, чтобы у того не пропал интерес, стал рассказывать:

– В нашем кабинете состоялся интересный разговор, и шеф поделился своими соображениями по поводу предстоящего полевого сезона. Сказал, что не мешало бы нам объединиться: сначала сообща отработать одну площадь, потом – другую.

«Здесь, конечно, немало недостатков, – разглагольствовал он, – но больше и преимуществ. Главное – это заброска в поле».

Взяв со стола Антона какую-то таблицу, Алексей бегло её посмотрел и положил на место.

– Сам небось знаешь, как вертолёт выбивать, – буркнул геолог. – А тут мы сможем обойтись двумя рейсами «восьмерки» по одной заявке. Чувствуешь преимущество?

– Козе Кате ясно. Только о проведении совместных работ ещё вилами по воде писано. Возникнет море разных проблем, которые нужно будет как-то разрулить. Время заброски в поле придётся привести к общему знаменателю. Я уверен, что у каждого окажутся свои планы, и под них будут все подстраиваться.