Розовый обруч

Промчавшись через весь зал, он подлетел ко мне и, протянув руку, протараторил:

– Здрась. Вы док?

Отвечать на такую фамильярность не хотелось. Я только собирался высказаться, окинув взглядом неряху, как за ним тяжелой, размеренной поступью вошёл Эрик. За его спиной выглядывала с опаской маленькая девочка в закрытом платье и с изящным алым бантом на голове.

– Вы…? – удивленно спросил я.

– Адриан Коулман. Я вам звонил, – всё так же протягивая руку, рассмеялся «пройдоха». – Это мой… – помявшись и менее уверенно, – мой муж, Эрик.

Потом, показав на все ещё прячущуюся девочку, он сказал: – А это наша мелочь Рина.

Девочка только смущенно улыбнулась и помахала мне рукой, вновь скрывшись за спиной взрослого. Она казалась на фоне высоких достаточно крепких родителей совсем крошечной и напомнила мне зверька галаго. Особенно с большими фиолетовыми глазами, маленьким носиком и бантом, один в один как огромные треугольные уши.

– Добрый день, – снова сухо поздоровался Эрик, сев в кресло и показав жестом, что это же стоит сделать и его партнеру.

Адриан на это театрально вздохнул, но все же последовал совету, расположившись рядом с супругом. Рина вначале тоже села рядом с родителями, но вскоре ее заинтересовала окружающая обстановка. Мы приступили к беседе, во время которой поначалу больше говорил Адриан, тараторя о всяких глупостях и ерунде. На контрасте это выглядело комично: заводной весельчак с улыбающимися всему миру, словно собачьими, глазами и мрачный флегматик, буравящий окружающих суровым взглядом. Вот уж точно – противоположности притягиваются.

А ещё я понял, что подразумевал Эрик, говоря, что они неофициально являются «розовой» семьей. Коулманы попросту не оформили отношения! Хорошо, что отчёт я не начал. Теперь я был волен написать в нём об обращении отца-одиночки. Тогда я благодарил Господа, что всё ещё существовал этический кодекс психолога и я мог сослаться на него, если кто-то попробует выискать что-то в моих документах. Да и отчёты часто оказывались простыми формальностями для архивов. Поэтому я вздохнул с облегчением: мне совсем не хотелось подставлять своих клиентов.

Дочь Коулманов Рина оказалась молчаливой, немного отстраненной девочкой. Она действительно выглядела подавленной и болезненной: закрывала лицо волосами, прятала взгляд, пусть только и первое время. Когда родители рассказывали о себе, Рина обособилась от нас, взрослых, усевшись поодаль на полу и обняв колени. Общаясь с Коулманами, я вспомнил первый визит Эрика. Мужчина казался суровым, властным человеком с тяжелым взглядом. Прямолинейным и холодным. Это впечатление дополняла и манера речи, ни на йоту не изменившаяся в присутствии семьи, и тот же строгий, даже чопорный стиль в одежде, и даже сухие, выверенные жесты, в которых почти не проскальзывало эмоций.

Единственное, что все же выделялось на этом фоне, – прическа, похожая на желтый одуванчик, да более-менее яркий галстук (пусть и сочетающийся с основным костюмом). Казалось, что Эрик – суровый, властный тиран, привыкший держать под контролем как своего партнера, так и дочь. Но я ошибся. Все трое общались очень открыто и тепло, о чём говорило и то, что Адриан тараторил без умолку, а Рина, увидев стеллаж с книгами, спросила у меня разрешения и пошла искать что-то интересное для себя. Никто из отцов не ограничивал её в этом. Даже слова не сказал. Когда девочка встала, я отметил, что её походка немного неровная. Это не бросалось в глаза, но на левую ногу девочка прихрамывала. «Травма ноги? – подумал я. – Спортсменка?»

Сами же мужчины хоть и немного нервничали, старались быть максимально честными с собой и мной. И хотя говорил только Адриан, а Эрик молчал, я видел, что мужчины солидарны друг с другом. В сложившихся обстоятельствах врать не имело никакого смысла. От моей работы зависело душевное состояние ребенка и оба родителя понимали это.

Не найдя ничего интересного среди книг, всю встречу девочка рисовала что-то в своём альбоме. Адриан сказал, что она часто рисует разные скетчи и дарит своим знакомым. Это хобби на смену пению, и оба отца радовались, что их ребёнок нашёл новое интересное для себя занятие.

– Нам было очень трудно найти что-то подобное, – убрав руку за голову, неловко улыбнулся Адриан. – Рину почти никто не хотел брать в кружки и секции.

«Она не похожа на конфликтного человека, – вновь подумал я, бросив беглый взгляд на погружённую в рисунок девочку. – Синдром Аспергера[4]?»

После короткого представления мы поговорили об их проблеме и еще немного – на отвлеченные темы. Я сделал так, чтобы все трое пришедшие расслабились и поняли, что мне можно доверять. Весь разговор, как я и отметил, держался на Адриане. Он с воодушевлением рассказывал о своих увлечениях, дочери и Эрике, подмечая любую мелочь. Наверное, он нервничал от того, что я был связан с ЗСЦ, и таким образом пытался справиться с мандражом.

Общаясь с семьей Коулманов, я какое-то время путался в догадках по поводу того, кто из родителей в этой паре – эно. Ни у кого не было обруча на шее, внешность тоже, как я говорил ранее, не всегда являлась показателем. То мне казалось, что эно – Эрик, то я думал на Адриана. Девочка походила на Адриана внешне, копировала его жесты, так что я предположил, что она – ребенок Адриана от первого брака. Крайняя редкость, но все же случалось, что эно имели за плечами два брака. Второй почти всегда считался неофициальным из-за ограничений, наложенных ЗСЦ. Пол партнера тут уже роли не играл. Поэтому я лишь уверился в своей догадке, временно закрыв эту тему. Тогда я ошибочно принял за эно Эрика, сбило с толку, что именно он обратился за помощью. Да и сходство девочки с одним из родителей… Но все же в процессе подметил, что Адриан ведет себя чуть более подобающе этому полу, чем его супруг. По крайней мере, про Рину куда больше и с куда большим теплом говорил именно он. Да и некоторая мягкость все же в нем присутствовала, хотя и не такая явная.

Как только атмосфера в кабинете стала более непринуждённой, я предложил Коулманам немного «поиграть». Сначала мне нужно было установить уровень агрессии всех членов семьи. Агрессия не всегда направлена вовне, и я, как психолог, это прекрасно понимал. Она может быть направлена и вовнутрь, проще говоря, на самого себя. Именно это происходило и с Риной. Порезы могли являться признаком аутоагрессии. Я хотел понять, действительно ли это так. Для выявления мне пригодился тест Вагнера[5]. Однако я оговорил сразу принцип: каждый берет листок бумаги и пишет свой ответ в этой шараде. А потом сдаёт его мне. На самом деле так тест не проводится, но я не был уверен, что ещё раз встречу всех членов семьи. Мне нужно было понять: могла ли Рина перенять уровень агрессии от кого-то из родителей, был её этот уровень высоким или нет.

Эрик только закатил глаза, Адриан кивнул, а Рина сложила ладони и приложила их к щеке, как делают дети во время сна. Я расценил жесты знаками согласия. Начал по одному показывать рисунки рук в разных позах, задавая один и тот же вопрос: «Что эта рука делает?» В этом заключался тест. Глядя на изображения рук в разных позах, пациенты говорили о своих личных ассоциациях, пусть и подсознательных. Они как бы проецировали свои эмоции на рисунки с руками. Сами рисунки изображали только руки в той или иной позе, без какого-либо контекста или фона. Ничего сложного. Простая работа ассоциаций. Вот только в этом случае тест занял достаточно много времени.

Я показывал одну карточку и ждал, пока все не напишут что-то у себя в листе. Пару раз я видел, как Адриан подглядывал в лист Эрика или Рины и громко возмущался, что этот ответ неверный. Хорошо, сам ответ не озвучивал, ограничиваясь возгласами: «Ерунда!», «Да не это она делает!» Теперь я понял, почему Рина отсела от отцов чуть поодаль. Ещё один тест я предложил именно ей. Как бы в шутку.

– Рина, ты ведь художница, – заметил я. – Есть такой тест, тест Люшера[6]. Знаешь его?

Девочка мотнула головой.

«Выбери те цвета, которые тебе больше всего сейчас нравятся, – я разложил на полу несколько карточек. – Можешь выбрать их сама и поставить в порядке от наиболее привлекательного к наименее. Только выбирай их именно по принципу «нравится», а не по принципам сочетаемости, традиции и прочего. Хорошо?»

Рина кивнула и с энтузиазмом принялась выбирать понравившиеся цвета.

Этот тест занял совсем мало времени. Уже через минуту передо мной лежала таблица из следующего порядка цветов: сине-зелёный, чёрный, коричневый, тёмно-синий, фиолетовый, красный и оранжевый. Выходило, что с одной стороны Рина была очень уверенной в себе девочкой, но с другой – ее агрессия, скорее всего, имела внутреннюю подоплеку. Об этом говорили темные цвета, следовавшие за первым сине-зеленым. Ещё одна галочка в сторону депрессии.

Из-за скорости выбора я не сомневался, что он был сделан именно так, как я просил, без ассоциаций с модой или какими-то традициями. Единственное, у меня все же было небольшое сомнение относительно черного цвета. Рина была сама одета в черное платье с белыми оборками. Но я все же решил пока принять данные результаты. Никто не мешает мне потом провести этот тест ещё раз в качестве контрольной проверки.

После шарад я предложил Коулманам рассказать историю их семьи. Было бы хорошо получить анамнез, чтобы я не мог выявить наиболее вероятные причины возникновения такого состояния своей юной пациентки. В этот момент Рина посмотрела на отцов и показала на свой альбом. Она за всю встречу не проронила и десяти фраз, погрузившись в свои рисунки.

«Точно, – воскликнул Адриан, – забыл! У тебя же сегодня занятие в студии! Прости, мелкая!» Рина покачала головой – мол, нестрашно немного опоздать – и, взяв отца за руку, пошла к выходу.

– Доверяю Эрику! Он ходячая энциклопедия нашей семьи! Все вам расскажет! – крикнул Адриан, скрываясь из виду.

– Как всегда… – вздохнул Эрик, расположившись в кресле поудобнее. – Любит он перекладывать на меня заботы.

– А по-моему, он вам очень доверяет, – уверил я, сидя напротив своего собеседника. – Сможете рассказать, как Рина появилась в вашей жизни? Мне сейчас будет очень важно знать, как росла ваша дочь. Возможно, причины ее поведения – в каком-то событии из прошлого.

Ещё один вздох – и мой собеседник погрузился в воспоминания почти тринадцатилетней давности.

Арка II. Появление

Глава 4

Новая жизнь

Эрик.

Ребенок появился в нашей жизни неожиданно. Удочерение Рины стало настоящим испытанием на прочность. Я не хочу жаловаться и едва ли что-то поменял бы, отмотай время назад. Но все же. Я не был тогда готов к подобному.

С самого начала общество разделило наши с Адрианом роли. Оно строго регламентировало такие отношения «розовым» законом, поэтому выбраться из них никак не получалось. А с появлением ребенка они только сильнее закрепились. Хотя, может, по этой причине мы так долго вместе? Институт «розового» брака ведь почти век существует в том или ином виде.

Сказать, что это разделение было хорошим, трудно: Адриан – не тот человек, которого устраивает сидеть в четырех стенах. Да и как домохозяин он тоже не блистает талантами, пусть его и учили вести быт. Я привык к постоянному бардаку в нашем доме. Часто доводилось, я натыкался на стопки книг, разбросанные носки, футболки. Пару раз даже находил на полу тарелки с недоеденной едой. Готовкой моя вторая половина тоже не интересовалась, и мы по большей части покупали полуфабрикаты. Единственное, что напоминало нам обоим о том, что брак мы можем заключить, пусть и с некоторыми условиями, – метка в документах моего мужа. Да и какая разница, есть ли у нас кольца на пальцах и обруч на шее?

Детей мы не думали заводить… И это казалось едва ли не оптимальным решением. Конституция гарантировала нам право на частную жизнь, и никто не мог его у нас отобрать! Нас защищала легислатура штата.

Живя с Адрианом, я быстро привык к тому, что мой партнер дома днём не бывал, пропадая в промышленном районе Брумалтауна, иногда занимаясь там какими-то мелкими подработками. На большее ему не приходилось рассчитывать. Адриан – сирота. Ранее он работал на каких-то подозрительных ребят. А его кредитная история отпугивала любого немыслимым количеством долгов. На хорошую должность с таким прошлым не стоит рассчитывать. Когда мы познакомились, он работал курьером, но в крупной компании, занимающейся доставкой документов. Это была самая приличная должность, на которую он тогда мог попасть.

Мои отец и братья были не в восторге от «оборванца» и поставили мне ультиматум: либо они, либо он. Я долго колебался, ведь семью я любил. Даже несмотря на все гадости, сделанные мне братьями, и всю чёрствость и холодность отца.

Решение я принял из-за угроз в адрес Адриана. Я узнал о них случайно, и это стало последней каплей: терпение лопнуло, и я послал всех к черту. С меня хватило попыток украсть у меня всё, что только можно, начиная от игрушек и заканчивая работой. Отец на моё заявление лишь выставил счет за все расходы. В основном они касались обучения. После уплаты долга меня вычеркнули из всех фамильных документов, начиная от завещания и заканчивая архивами семьи. Ну да, я же всегда был паршивой овцой. Выгодной, умелой, но паршивой и слишком не похожей на остальных родственников.

Деньги заработал быстро: в отличие от братьев я серьезно подходил к своей учебе, и знаний хватало, чтобы зарабатывать на жизнь без громкого фамильного имени. После оплаты осталась небольшая сумма. Что-то около двух годовых доходов. Из фирмы отца я ушёл сам, под перешептывания коллег и хохот старших братьев.

Перед нами с Адрианом встал вопрос о переезде. Требовалось место, расположенное максимально далеко от Вояджер Сити. Желательно тихое, где можно было бы осесть и спокойно жить без оглядки на суету крупного города. Оставаться в Вояджер Сити ни я, ни моя половина не видели смысла. Суетливый, шумный, большой город хоть и изобиловал работой, но и цены на жизнь в нём кусались. Конечно, в крупном городе ЗСЦ труднее следить за выполнением «розового» закона, но суета, шум и дороговизна на руку нам не играли. Я долго штудировал конституции штатов, искал все подводные камни и сравнивал цены на жилье.

Мы сразу отбросили идею переезда в ЮНК, там ЗСЦ лютовали так, что любое сожительство приравнивали к браку и через год оформляли таковой без ведома граждан. Свободы у конфедератов совсем мало, а их хартия и вовсе попирает некоторые права людей. In maxĭma potentia minĭma licentia – «Чем сильнее власть, тем меньше свободы» – то, что в полной мере отражает их текущее законодательство. Изучая все это, я вспомнил, как Адриан рассказывал, что жил когда-то в крошечном городке и что там точно можно спокойно существовать. Так мы и выбрали Брумалтаун. К тому же этот штат – один из самых либеральных и спокойных, что тоже являлось плюсом для нас. Бывшая Новая Англия жила в размеренном ритме с оглядкой на Европу.

И вот я расторг договор аренды своей квартиры, мы быстро собрали небольшие сумки с самым необходимым и отправились в аэропорт. Перелет и поездка на поезде заняли много времени, но я не жалел. Пару ночей после прибытия мы прожили в центре этого города, поселившись в дешевом мотеле. Хотели немного перевести дух после столь быстрого бегства. И наконец мы приступили к поискам собственного жилья. Понадобились смехотворные три дня. Вариантов тоже не сказать что было много: район в промышленной зоне, ещё одно место на северо-западе и дом на окраине престижного района. Все три варианта имели и плюсы, и минусы, но слишком долго думать над этим не приходилось. Заработков и лишних ресурсов в распоряжении мы не имели.

Первый дом мы отбросили сразу: он располагался слишком близко к сточным водам, свалке и электростанции. Ощущать по утрам смрад от ЭС – то ещё удовольствие. Как представлю – в дрожь бросает. Ведь ЭС работает на лендфиллгазе[7]. Это то место, где на один одноэтажный домик приходится стоянка двух или трех трейлеров. По стоимости получалось, что мы платили только за землю, и выходило неоправданно дорого за крошечный дом меньше пятисот квадратных футов.

Второй дом нам понравился куда больше. Красивый двухэтажный особняк на окраине престижного района города. Мы были в восторге от чистоты улиц и размеров земельного участка. Дом словно сошел с фотографий дорогих журналов: двухэтажный особняк, облицованный камнем, въезд и выезд для автомобиля, сад с ухоженными деревьями и кустами цветов. Да и сам юго-восток на контрасте с бедным районом завораживал.

Все казалось идеальным на первый взгляд, даже цена. Вот только одно останавливало: рядом с этим домом располагалось кладбище. Бывшие хозяева, как сказала риэлтор, три раза снижали цену, что было для района просто невообразимо. Ну да, дом за триста тысяч по соседству с особняками за миллион и выше.

Когда мы осматривались, я видел реакцию Адриана. Ему понравился такой вариант. Будь у нас дети, пришлось бы остановиться именно на этом доме. Но детей тогда у нас не было и не предвиделось, а соседство с кладбищем не лучше ЭС со свалкой.

Окраина города на юго-западе оставалась единственным вариантом. Она пустовала и напоминала заброшенную всеми глушь где на один жилой дом приходилось два пустых. Нас предупредили, что район, который мы выбрали, считается не самым благополучным и можно поискать более удачный вариант, скажем, в центре, но тогда мы уцепились именно за этот вариант. Квартиру мы приобретать не хотели. Все же собственный дом куда солиднее.

Цена за одноэтажную лачугу в стиле кейп-код[8], тем более за какие-то жалкие полторы спальни, не казалось низкой. Даже моя старая квартира была больше! Но этот вариант на момент покупки казался самым удачным: адекватная цена, более-менее приемлемая площадь. К тому же поджимали сроки: слишком расточительно было жить в гостинице, не имея доходов. Хоть отец и получил своё с дивидендами, я не был уверен, что он или мои братья отстанут. Поэтому право собственности на дом необходимо было оформлять в кратчайшие сроки, ведь этим людям ничего не стоило испортить мне жизнь своими знаниями законодательства и умением манипулировать людьми.

Нам обоим приглянулось, что дом находился поодаль от соседей, в самом низу отлогой улочки Эмерсон-стрит. Зеленый район с большим количеством деревьев очень импонировал и мне, и Адриану. За нашим домом раскидывался небольшой перелесок, а расстояние до соседей скрывали массивные деревья.

В итоге этот дом мы и приобрели. Риэлтор заверяла нас, что дом не требует вложений, но все оказалось не так хорошо. Когда дом только рассматривался нами, я заметил, что в районе много пустых кейп-кодов. Нет, дело не в простоте и скучности рыбацких построек. В районе были серьезные проблемы с электричеством, водоснабжением и канализацией. ЭС с трудом справлялась с поставкой энергии в город, тем более на отдаленную окраину. Про отопление я вообще молчу! Увидев котел отопления на заднем дворе, я был шокирован! Как этот агрегат может работать и греть дом? Но, к моему удивлению, эта штуковина вполне справлялась. Единственное, что напрягало – работа котел от электричества. Но на самый крайний случай в доме ещё оказался маленький камин.

Понадобились время, деньги и силы, чтобы привести всё в порядок. К тому же ни я, ни моя половина не особенно в этом разбирались. Канализация так вообще подкидывала нам сюрприз за сюрпризом. Из-за этого пришлось ставить отдельную мусорку в туалете. Я тогда думал, что это просто кошмар!

Адриан же ёрничал: «Каково это – переехать в лачугу?», «С милым рай и в шалаше» и «Мы построим свой дом из дерьма и палок».

В ответ на все эти подколки только и оставалось что отмалчиваться, но мой хмурый вид говорил больше любых слов. Утешало, что это было и мое решение. Хотя проблемы не уменьшались, а расходы с каждым днем росли.

Со временем мы обустроили дом изнутри. Пусть скромно, но вполне уютно: Адриан первое время пропадал на разных гаражных распродажах, где можно было купить вещи за полцены, чтобы у нас появилось хоть что-то, на чём можно спать и сидеть. За неделю удалось обустроить две комнаты из трёх. Появилась посуда, некоторая кухонная утварь. Даже шкаф и тот наполнился, пусть и не самой дорогой одеждой. Ещё через некоторое время муж нашел сушилку и стиральную машину для прачечной. Я удивлялся, что за две громоздкие машины попросили всего четыреста долларов. Но потом узнал, что они были с одной и той же барахолки. Стиральная машина рвала тонкие вещи, а сушилка не переключала режимы и сушила на самом минимальном. Ввиду отсутствия доходов, это были не самые плохие вещи. Они тогда очень выручили нас. Вещей мы взяли мало, желая начать жизнь с чистого листа. И это удавалось.

Пару месяцев я все же опасался встречи с отцом или кем-то из братьев. Но, к счастью, мои опасения не оправдались: семья забыла обо мне. Неудивительно – отец никогда не проявлял ко мне большой любви, а братья воспринимали меня только как конкурента за наследство.

Комнат вполне хватало, и я ловил себя на мысли, что нынешний дом уютнее того, в котором я вырос, несмотря на вечный бардак. Поразительно, но даже последнее не напрягало и не делало дом хуже. А постоянные шутки Адриана и попытки развеселить меня и вовсе наводили на мысли, что лучше то, что есть сейчас, нежели то, что было раньше. Муж придумал для нашего дома забавную кличку – «Наш хламовник». Что-то по принципу: клоповник – рассадник клопов, а хламовник – рассадник хлама.

Спустя месяц я устроился работу в одной из юридических фирм в соседнем городе, и мы с моим мужем оформили отношения в рамках, которые на тот момент предлагал закон, – без заключения брака.

Жизнь стала похожа на прежнюю, с ее покоем и привычностью. Нас обоих все устраивало. Денег на жизнь хватало от моих заработков. Адриан мог вообще не работать. Особенно с учетом мизерных доходов, которые для нашей семьи не имели большого значения. Но ему было невыносимо сидеть дома. Я же не настаивал. Наши отношения – не брак в официальном смысле, и труда уйти от меня Адриану не составляло. «Розовые» браки редко расторгают, а вот сожительство в этом штате даже нигде не фиксируется.

Сама мысль о подобном была невыносима, и я готов был на любые прихоти своего партнера, лишь бы мы были вместе. По крайней мере долго считал так.

Думаю, таких, как мы, сейчас можно встретить. Но я до конца не уверен. Кампания «За “розовые” браки» муссировалась с самых верхов во многих странах мира, пусть и не во всех. Следовательно, их привлекательность тоже была вполне очевидна. А когда речь идет о преимуществах, каждый хочет получить выгоду. «Каждая лягушка в свое болотце метит», – говорила когда-то мне мама. Теперь я понимал смысл этой поговорки.

До встречи с моим мужем я не думал о многих аспектах «розового» брака, и уж тем более не знал о них. На самом деле я до нашей встречи вообще не думал об отношениях. Почти всю мою жизнь занимала работа. Девушки, как и эно, в целом сторонились меня, считая непривлекательным партнером. Ну да, на фоне братьев-плейбоев… У меня до мужа были только одни серьезные отношения, закончившиеся не по моей инициативе.

Шло время. Наша совместная жизнь протекала спокойно и размеренно. Днями мы работали, вечера проводили за играми в приставку, чтением книг или комиксов и просмотром сериалов. Вот уж настоящие «диванные картошки»!

Но спустя полгода мужу пришла в голову идея фикс…

Глава 5

Ребенок

Эрик.

Едва Адриан заикнулся в один из весенних дней, что хотел бы воспитать ребенка, у меня волосы встали дыбом. Тогда я наорал на него и заявил, что это самая бредовая идея, которую я когда-либо слышал. В тот вечер мы впервые сильно поругались. Но это не остановило моего партнера.

Адриан не унимался. Уж не знаю, что так на него повлияло. Тогда не знал.

Он день ото дня доставал меня тем, как было бы хорошо, заведи мы малыша. И ладно бы речь шла о животном. На собаку я мог согласиться. Но ребенок… Это звучало лихо для такого безответственного человека, который едва ли понимал, какой груз хочет взять на себя. Не говоря уже о расходах, непосильных для нашей семьи.

Нет, я не против детей и при других обстоятельствах поддержал бы моего партнера с самого начала. Но в той ситуации и на тот момент эта идея была…мягко говоря, не дальновидной и легкомысленной.

Я долго отнекивался, пытаясь сохранять статус-кво. В конце концов, ответственность за этого ребенка ляжет на меня как на единственного кормильца с постоянным доходом.

А ведь дети растут, и траты растут вместе с ними. Я с трудом представлял, как мы вообще проживем втроем. Страховки, еда, одежда, развлечения, школа с расходами на канцтовары…

Почти полгода я держал паузу. Адриан же настаивал, не пропуская ни единого дня. Наверное, с моих слов может показаться, что он давил на меня, пилил или пытался манипулировать. Но нет, это совсем не так.

Просто он часто говорил что-то в роде: «Если бы у нас был ребенок, у нее, скорее всего, был бы твой характер…» или «Если бы у нас была дочь, я бы хотел, чтобы она была похожа на тебя…». Я видел тоску в глазах партнера, но сдаваться не собирался. В сложившейся ситуации места ребенку в нашей семье не было. По крайней мере я так считал.