Полная версия
Преданные империей. Записки лейтенанта
– А ну давай, Петров, пару снарядов по врагу, – приказал Косинов командиру БМП-1 уже развернувшему пушку в сторону афганцев.
А шли они действительно здорово. Ровные шеренги, расстояние между бойцами 3—4 метра. Чапаев бы сказал: – «красиво идут». Чувствуется чья-то опытная рука в их подготовке. Впереди командиры с чем-то в руках. Наверно стеки. Строй держат. И в этот момент раздался выстрел. Спустя секунду дерево разрыва выросло точно в шеренге наступавших. Затем еще одно. Там же, но чуть левее. Видно, как осколки разрывают тела. Огонь усилился. Пара пуль прошила брезент ГАЗ-66. Высунувшаяся из кузова голова партизана недовольно прорычала: – Кто стреляет?
– Свои, – ответил кто-то из партизан, уже из пехоты. Все рассмеялись.
Спустя мгновение, от наступающих афганцев не остается и следа. Словно их и не было.
Именно этот бой стал тем самым рубиконом, за которым простилалась настолько махровая ложь про героизм советских солдат, что все высказывания Геббельса можно было воспринимать как детскую шалость.
Позднее капитан Косинов напишет, а боевом донесении, что в процессе упорного боевого столкновения с противником, было уничтожено 52 мятежника. А капитан Князев добавит уже в своем боевом донесении – что огнем минометов М-120 ликвидировано еще 29 мятежников и 3 орудия ЗИС-3. Трупов мятежников никто не видел. Тем более орудий ЗИС-3 времен Второй мировой. Но это, под каким углом посмотреть. Ибо могли быть у врага ЗИС-3? Могли. Так почему бы их не уничтожить?
Это случилось позднее. После Рустака.
Он подъехал настолько неожиданно, что Князев по-настоящему не успел испугаться. Начальник артиллерии подполковник Мартынюк вышел из УАЗа полный собственного достоинства, как всегда улыбающийся и одновременно сосредоточенный, как штык-нож готовый к рукопашной.
– Батарея смирно! – подскакивая, как оловянный солдатик, к прибывшему гостю, Князев изобразил на лице уверенность, свойственной советской армии. – Товарищ подполковник, батарея готовится к маршу. Командир батареи капитан Князев.
– Вольно, комбат, – по-отечески приветствовал Мартынюк капитана, неловко приложив ладонь к ушанке. – Тяжелый бой был?
– Они показались неожиданно, – Князев оседлал любимого конька, мужественно сверкая глазами, – и шли прямо на нас. Я приказал привести минометы в боевую готовность…
– Ясно… ясно, как Котов? – Мартынюк всегда интересовался молодыми офицерами, прибывающими в часть, особенно артиллеристами. По большому счету многие, как минометчики, так и чистые артиллеристы должны быть ему благодарны. Он не только настаивал на той или иной награде, но и делал все возможное, чтобы его офицеры после Афганистана переводились не в дальние гарнизоны СССР, а в Европу, где стояли советские войска. Венгрия, Польша, Чехословакия и Германия.
– Нормально.
– Так, сколько ты сделал залпов?
– Выпустили около десяти мин, товарищ подполковник, – не моргнув глазом ответил тот, и как мне показалось, щелкнул каблуками. Разлетевшаяся от этого грязь напомнила мне брызги шампанского в одном из ресторанов Алма-Аты, где Лёше Акимову нашему медику, с которым мы неплохо посидели за столиком за неделю до боевой тревоги, один хитромудрый казах впарил синего цвета джинсы на два размера меньше. Лёша, уже на следующий день, так и не смог натянуть их на свою задницу, чем расстроил не только меня, но и свой зад.
– Ладно. Работай, – и подполковник Мартынюк развернувшись покинул расположение первой минометной батареи полный собственного достоинства.
Вскоре за этот «подвиг» капитану Князеву спустили аж два «Ордена Красной звезды» и шесть медалей «За Отвагу», чтоб он мог распределить их среди личного состава. Распределить. Первое время их именно распределяли. И Князев распределил.
Тем временем….
Первый опыт с состряпанным боевым донесением прошел на ура. Лгать было можно и нужно. Ибо таких боевых донесений и ждало командование полка. Именно это боевое донесение стало точкой отсчета в беспросветной лжи, отсылаемой наверх нижними чинами, чтобы высшее чины отправляли аналогичные боевые донесения уже в ЦК КПСС. Лгали все. И командиры рот, в своих донесениях, и политработники, командиры батальонов, и командир полка (будущей 66 бригады), готовя отчеты для высшего командования.
В 1984 году приказом по 40 армии все наградные на личный состав Советской Армии, воевавшей в Афганистане, были сожжены из-за невозможности их физически прочитать, так как набралось их более двух тонн.
– Сынок, – говаривал мне отец тогда, когда мне не исполнилось и десяти лет, – офицеры, это каста Советской армии. Это белая кость. Более порядочных людей в мире не найти. Это самая настоящая элита и совесть нашей Родины.
– Пап, а как становятся офицерами?
– Их готовят в военных училищах, как тот, который заканчивал я.
– Ты тоже офицер?
– Был, сынок. Был – и он, как помню, надолго замолчал, затянувшись «примой».
Но вернемся в Афганистан, с его «тяжелыми» боями на севере страны и спросим, хотя бы у самих себя – а были ли бои?
Были. Не такие кровавые и не столь тяжелые. Погибали в основном от глупости. Учились воевать. Да и войск в Афган нагнали столько, что лишь сумасшедший пойдет против такой броневой группы в лоб. Но шли. Те, кому Родина была не безразлична. И это вызывало уважение.
Там же третья минометная батарея потеряла четверых.
При стрельбе из миномета главное не пропустить момент вылета мины из трубы. Для чего на его срезе установлен предохранитель, но в боевых условиях, или когда требуется интенсивный огонь, его снимали. И тут, как всегда, начиналось самое интересное. Третья минбатарея и нарвалась на это самое.
Они вели огонь со шнура, это когда мина плавно опускается на дно трубы, а второй номер расчета дергает за спусковой шнур, приводя в действие боёк. В этом случае крайне сложно контролировать выход мины из миномета. Заряжающий, берет новую мину и заряжает её. А заряжание миномета осуществляется путем опускания её в трубу.
А там еще не вылетела та, что была заряжена ранее. И – кирдык, разрыв, четыре трупа, столько же раненых. Второй класс учебы на войне.
Однажды, совершенно случайно, мне в руки попалось боевое донесение командира полка Смирнова О. Е., который на основании поступивших рапортов подготовил свою бумагу высшим чинам Советской Армии. По этому пасквилю выходило, что 186 полк, неся тяжелые потери среди личного состава, ведя упорные, изнурительные, наступательные бои с мятежниками и все же сумел овладеть не только населенным пунктом Тулукан (который был взят практически без боя), но и населенным пунктом Рустак, Файзабад и еще много чего было взято и уничтожено. Одних орудий было пленено более 10 штук. Не считая боеприпасов и другой боевой техники мятежников. В том числе пара танков. Но об этом подробней.
Наш танковый батальон, как и все, шел в единой колонне, пока не поступила боевая задача кого-то там поддержать всей массой своих Т-64 имевшихся в полку. Выдвинулись. Идут. И вдруг, о боже! Навстречу Т-34 времен Отечественной войны. За рычагами механик водитель в белой чалме, которая не помещается в броне и видна с расстояния нескольких километров. Мятежники? Ну как было упустить такую цель? По первому влупили так, что сорвало крышу, подбросив башню метров на пятьдесят вверх. Из второго экипаж посчитал нужным драпануть, до того, как станет героями Афганистана посмертно.
Когда читал, думал, а был ли я там со всем полком, или не был. Участвовал ли во взятии Тулукана, Рустака, Файзабада? Я же был там внутри всего этого, а почитаешь, словно листаешь фантастический роман про войну, которой не было. Да. Если врать, то по крупному! В своё время Геббельс сказал, что если ложь повторять ежедневно, то она превратиться в правду. Ничего не напоминает? Скажем сегодняшний день про героизм интернационалистов, фильмы про которых заполнили наше сознание настолько, что складывается ощущение что именно мы первыми начали войну с терроризмом.
История ничему не учит. И все те, кто в Афганистане лгал, делал приписки, убивал пленных, насиловал, совершал другие подлости, несовместимые с честью, сейчас у руля страны, продолжают чтить «героическое» прошлое, вознося на пьедестал трусов, врунов, подлецов. В общем, всё, как всегда. Но иногда хочется спросить у этих интернационалистов: «До коле будете врать?». Может действительно хватит?
Хватит про надуманный героизм. Про борьбу с терроризмом. Про невыносимые условия. Про жару и понос. Про героические действия на Саланге и про десантников, которые защитили гору от душманов.
Или этому учат в Академии Генерального штаба? Как правильно сказать. И не соврать, но и не сказать правды. Например, в боевом донесении написать не «вошли в населенный пункт Тулукан» а «захватили населенный пункт Тулакан». Догадались, в чем разница? Далее, написать не «вели бои» а «тяжелые, наступательные бои». Так откуда взялись «тяжелые» потери в полку, утюжившему север страны? Отвечаю. Из-за халатности. Глупости. Из-за «дружественного» огня.
Там же под Тулуканом авианаводчик вывел на наш батальон пару МИГов, пустивших снаряды (НУРСЫ) в нашу сторону. Итог: двое раненых. Оба ранения в жопу. Оба наших бойца получили награды за храбрость. Повезло пацанам. Про третью минометную батарею писал.
Еще один штрих. В боевых донесениях постоянно писали о количестве уничтоженного врага. Скажем, разогнали (именно это мы сделали под Тулуканом) мятежный артиллерийский полк, в полку около 2000 человек, а командир 186 полка пишет было – УНИЧТОЖЕНО 2000 мятежников. А то, что они действительно разбежались по домам – ерунда. Не в счет. Или, как писали командиры рот, в том или ином бою было уничтожено 50 мятежников. Откуда такая цифра – 50? Кто проверял? Кто подтвердил? НИКТО! Главное – волшебство цифр. От этого зависело практически все. Награды, грамоты, уважение и т. д. А в СССР – квартиры, почет, должности, звания. Яркий пример – капитан Ромайкин Слава. Секретарь комсомольской организации 66 бригады в 1980 – 1981 годах. Политработник, не имеющий личного состава. Прекрасный человек и не менее прекрасный замполит. Вся грудь в орденах, как у Брежнева. Словно он один из всей 66 бригады воевал, а остальные смотрели на его подвиги открыв рот.
А правда зарыта в способе получения наград, повторившаяся позднее, уже в России, когда «награда нашла своего героя». Помните? Вот, блин, какая удача, но эта самая награда находила как правило политработников. Может у неё со зрением не в порядке, я имею ввиду награду?
Далее. Вчитайтесь в наградные листы, погибших в Афганистане. Большего дебилизма мне в жизни читать не приходилось. Написанные под копирку, словно от этого зависело будущее того, кто эту ложь сочинял. И все подвиги списаны друг с друга. Но бой, это не трафарет, уж поверьте, я знаю это. И каждый складывается иначе, чем предыдущий. И подвиги наши солдаты совершали, НО РАЗНЫЕ, и по сути, и по реализации. Но разбираться с этим не хотелось. Вот и писали командиры то, что вбредёт в голову. И в основном про тех, у кого более мягкий язык. Таким геморрой легче лечить.
Сколько таких «афганцев» получили вышестоящие должности? Но, спустя десяток лет им пришлось доказывать свое умение воевать в Чечне, где их громили, практически необразованные «полевые командиры» из числа бывших трактористов, секретарей комсомольских организаций, председателей колхозов и т. д. И до сих пор под большим секретом потери, понесённые Российской армией в Чечне. Какой кровью далась нам та война.
Но продолжим…
Тем временем, разорвав на части атакующих мятежников с пушками ЗИС-3, которые никто так и не видел, двинулись дальше по дороге в Рустак. Но через пару километров опять движение застопорилось. А остановились мы неподалёку от вершины холма, с мелькавшими, на фоне неба, непонятными личностями в фуфайках. Можно было догадаться, что раз фуфайки – то наши, но догадываться надо мозгами, которые были заняты более важными делами – подготовкой боевых отчетов. Приглянувшись, заметили на вершине холма в пятидесяти метрах выше пулемет на треноге.
– Это АГС!
– Какой на хрен АГС, это американский М-60, – толпа постепенно пополнялась новыми знатоками стрелкового оружия. А размяться из кабин вышли практически все офицеры и прапорщики.
– Нет, похоже, это английский пулемет. Я такие видел на картинке. У него такая же тренога.
Общим собранием решили, что перед нами на высоте американский пулемет М-60. Выпустили пару снарядов из БМП-1. Так, на всякий случай. Итог – один из партизан, оставленный на вершине холма в виде боевого охранения, получил легкое ранение в руку, и оба чуть не обосрались от страха. И это был не американский пулемет М-60, а наш АГС-17. Но и те партизаны также были представлены к правительственным наградам за мужество.
После взятия Рустака первым батальоном и ДШР под командованием старшего лейтенанта Сергея Козлова, а взял он мост по дороге на Рустак, командир батальона Перевалов представил отличившихся офицеров и прапорщиков к Правительственным наградам (количество наград было строго ограничено, посему они спускались сверху из штаба полка).
Лейтенанта Гапаненка В. представили к Ордену Красной звезды, прапорщика Акимова к медали «За Отвагу». Но тут в бой вступили политработники. Или замполиты. Или полит. бойцы. Педерасты по жизни, одним словом. И главным забойщиком выступил капитан Киселев – замполит первого батальона. На совещании капитан Перевалов составил список офицеров, выделив отличившихся в пока не столь кровавых боях.
Именно тогда лейтенант Гапаненок Витя со своим взводом расколошматил отряд мятежников, решивших вырезать русских палашами в конной атаке, в которой участвовало более сотни всадников.
Англичане, ранее пытавшиеся взять Афганистан, при виде конных афганцев, как правило, драпали с такой скоростью, что мелькали не только пятки, но и лысины британских вояк. Советские или шурави, драпать пока не умели, и стремились, используя преимущество в технике, валить врага интенсивностью огня. Почти тридцать стволов выкосили большую часть конников еще на подходе к двум БМП-1. Итог боя – более пятидесяти убитых, чьи трупы пересчитывали как минимум несколько вышестоящих командиров, не веря в столь удачный для 186 МСП, и первый батальон в частности, бой. Потери взвода Гапаненка составил один убитый, двое раненых. Счет, так сказать, пятьдесят к одному.
Орден Красной звезды – не та награда, достойного этого замечательного человека, но именно к нему и был представлен Гапаненок на совещании офицеров. И если бы в нашем батальоне не служил политработник капитан Киселев, возможно и не стоило бы писать эту книгу. Но все получилось так, как получилось.
Чтобы передать сведения о награжденных в вышестоящий штаб, замполит Киселев лично вызвался донести сей список до командира полка Смирнова О. Е. По дороге, пока никто не видит, бравый офицер, надежда Советской армии, политический работник с идеалами коммунизма в мозгах, член КПСС, семьянин да просто замечательный товарищ, вычеркнул из списка фамилию прапорщика Акимова и вписал в него свою. Затем, чтобы не нарушать общее количество наград, спущенных штабом полка в батальон, напротив фамилии Гапаненок вывел «медаль за Отвагу», а напротив своей – «Орден Красной звезды».
Всё! Операция закончилась положительно. Тем более, что его уже вписали в список офицеров, возвращаемых в Союз. И не надо рвать жопу, доказывая, что ты настоящий герой. Пусть рвут жопу прапорщики Акимовы и лейтенанты Гапаненки.
Слава Вооруженным Силам СССР.
* * *
Колонна шла сквозь какое-то афганское селение. Полуразрушенные домики справа и слева напоминали кладбище. Еще не вечер, но в воздухе витали первые признаки приближающейся ночи. Тень становились длиннее и чернее. И за каждым дуваном виделся враг. Нас предупредили перед маршем, что при открытии огня противником, отвечать на него всей силой оружия. Очко сжималось до размера медного пятака. Умирать, а смерть уже посетила батальон, не хотелось. Никому.
Как всегда, я сидел на месте «старшего» машины с рацией на капоте и автоматом в руках. Темнело, но фары пока не включали. Расстояние между машинами составляло не более 10 метров. БМП и БТР шли вперемежку с ГАЗ-66 и Уралами.
Неожиданно я увидел солдата афганской армии. Он был без оружия, и, как мне показалось, не решался перебежать дорогу, скрываясь за углом дувана. Был ли это враг? Не уверен. До сих пор. На вид ему было лет двадцать, может чуть старше меня на год или два. Крысиного цвета шинель была перетянута темным ремнем, давно не бритое лицо выдавало в нем дезертира.
И вот он побежал. Рванул, чудно выбрасывая колени, стараясь перебежать перед нашей машиной на другую сторону кишлака. Не оглядывался, втянув голову в плечи. Не знаю, что мной тогда руководило. Азарт или нечто большее? Что-то другое, только зарождавшееся глубоко внутри – безразличие к чужой жизни? Не знаю. Господи. Помоги забыть эти минуты.
Я мгновенно вскинул автомат и нажал на курок. Семь пуль вылетели из ствола, оставив изнутри отметины на лобовом стекле ГАЗ-66. Осколки рассекли кожу на лице водителя. Тот, заорал, бросив рулевое колесо, прижал к лицу пальцы, сквозь которые проступила кровь.
А солдатик за окном неожиданно захромал, схватившись за бедро. Пуля от АК-74 – со смещенным центром тяжести и вызывает страшные ранения. И скрылся за дуван, оставляя на желтой земле черные капли крови.
– Зачем? – спросило меня мое второе я, которому почему-то не позволил умереть.
До сих пор не могу дать ответа, на тот вопрос. Вот уже тридцать лет мне не дает заснуть тот случай, над которым насмехались все в батальоне, подшучивая над моей реакцией. Глупо всё произошло. Глупо.
Марш в Кабул
Завшивевший, усталый от невозможности нормально выспаться, изнеможенный от кочевой жизни полк, пережив первые потери, как среди офицеров, так и среди солдат, готовился к маршу в Кабул. По меркам мирного времени это были страшные потери. Погибло человек десять и около тридцати получили ранения. И почти всех я знал лично. Большинство было убито по глупости. На войне, как мне пришлось убедиться, в основном и убивают по глупости. Или собственной, или командирской.
Тем временем солдаты проверяли крепления фаркопов, затыкали дырки в кузовах автомобилей, выстилая днище матрацами в несколько рядов, зашивали дыры в брезенте, используя для этого подручные материалы. Работали все, как правило, по очереди, меняя друг – друга в боевом охранении.
А я вспоминал вечер, проведенный пару дней назад с друзьями. Лешка Акимов и Игорь Свинухов пригласили меня в кабину «Урала» на бутылку шампанского. Шампанского! Советского. С французскими булочками. Ляпота….
Припасы добыл Лешка Акимов, ибо на тот период он был главным водовозом батальона. В сопровождении БМП-1 или без, он нашел колодец с более-менее чистой водой, откуда и черпал свое вдохновение. Так случилось, что в очередной поездке он наткнулся на брошенный лагерь наших специалистов. Самих спецов убили, прислуга разбежалась, но склады остались ломиться от пищи и т. д. В ожидании Леши.
Не будь дураком, а он им никогда не был, прапорщик Акимов с бойцами прошерстил склады вдоль и поперек, обнаружив столько еды, что её хватило бы на весь батальон. Шампанское, консервы, булочки. Как и положено, на тот период в Советской Армии, все таким образом найденные припасы поступали исключительно в желудки командования батальона. Остальные сосали…, ну вы понимаете что. Ах, господи, боже мой, ну не на оборот же должно быть…..
Приволок меня Игорь, который решил проверить мою бдительность, тихо подкравшись со спины. Не удалось. Но свою долю адреналина я получил.
Мы сидели втроем, прижавшись бедрами друг к другу в широкой кабине мощного тягача и пили глядя на звезды шампань солдатскими кружками, предварительно макая в них французские булочки, которые тут же отправляли в рот. И глотали их, практически не пережевывая. Говорили о дружбе и уважении. О спорте и законах механики. Затронули тему «гандонов» и их рейтинг в Советской армии. Совсем немного обменялись последними слухами.
Глубокомысленно извлекли наружу секретную информацию, о том, что командир полка Смирнов женат на дочке генерала. А посему выходило, что и он также станет генералом. Что в последствии и подтвердилось.
– А маршалом? – спросил Игорь Свинухов – замполит второй роты.
– А маршалом – хуй. У того своих затей, как у Котова вшей на яйцах, – загоготал Акимов. Заслуженный медицинский работник первого батальона.
Напомнив о пахе, я с удовольствием его почесал. А пока чесал, алкоголь всё глубже проникал в мозговые извилины. Раздражение спало, приятная истома окутала все тело. Хотелось прямо сейчас идти в разведку или в атаку. С Лешей Акимовым и Игорем Свинуховым. Отобрать у басмачей их полковое знамя, и принести Смирнову.
– Вот, товарищ подполковник, знамя мятежников. Отобрали в бою. А это значит – они расформированы.
– Игорь, а когда ты поднимешься в атаку, что будешь кричать? – подергивал меня Лёшка, сверкая круглыми, как у еврея увидевшего кусок золота, подписанного Христом, глазами.
– За Брежнева! Ура!
– Неправильно, надо за Смирнова…
– Зачем?
– Как зачем, – от удивления, а он умел изображать удивление не хуже Райкина, – Закричишь «За Родину, За Смирнова», он услышит, и ты – командир батареи. Или орденоносец.
– Уж лучше за майора Титова…, – вставил Свинухов. – Не будет мозг долбать.
– Я за этого говнюка кричать не буду, – категорично заявил я.
– А за прапорщика Кикилева?
– Только если гарантирует добавку к хавке.
Посмеялись….
Но это было давно. А сегодня все подразделения готовились к маршу.
Иногда, зная, что скоро покинем нажитые места, хотя на севере мы стояли не более недели-двух на одном месте, кое-кто из солдат сбегал в ближайшие кишлаки, где силой оружия или просьбами, а порой и тем и другим, уговаривали дехкан подарить им ту или иную безделушку, произведенную в Гонг-Конге. Речь о кассетных магнитофонах пока не шла. В основном ногтерезки, карты с голыми бабами, флаконы с духами.
Дехкане рады были избавиться от назойливых русских интернационалистов, призванных оказывать им помощь, но без зазрения совести берущих все, что им хотелось. Ведь даже пожаловаться на «советских» было некому. Власть еще не взяли сторонники Парчама в свои руки, поэтому сторонники Халька, другого крыла коммунистической партии Афганистана, силы которых мы и громили на севере, при виде нас стыдливо отворачивались спиной от беды подальше.
Явных случаев мародерства пока не наблюдалось, но тенденции ощущались с пугающей реальностью. То у одного, то у другого партизана я видел то новые часы, то ногтерезку, то простенький магнитофон SONY. И этот факт вызывал зависть. А тут подошли награды, которые требовалось распределить среди вшивых и изнеможенных бойцов Советской Армии, больше похожих на грабителей, с первых минут усиленно выполнявших интернациональный долг, который понимали по-своему.
Что такое тендер капитан Князев не знал. А знал бы, обязательно объявил бы его среди личного состава на лучший подарок «любимому командиру». Завистливо рассматривая ту или иную ногтерезку, Князев стеснялся отобрать кусок металла у партизан, зато смело раскулачивал срочников, отбирая даже то, что те снимали с трупов убитых мятежников.
Награды, спущенные сверху за его боевое донесение, где им, капитаном Князевым, было доложено, что огнем минометов батарея уничтожила аж 29 мятежников и 3 пушки ЗИС-3, вызывало в нем противоречивые мысли. Как же так, ведь именно он написал эту ложь в боевом донесении, а его командир батальона Перевалов не наградил. Не наградил, сука, даже вшивой медалью. А теперь ему приходиться распределять награды среди партизан и прапорщиков, которые даже не стреляли в бою.
Несправедливо!
Старый капитан задумался, в уме просчитывая варианты. И тут в его голове родился гениальный план прямого обмена государственных наград СССР на ногтерезки и банки «Фанты».
Перевал Саланг
Через Саланг прошли ВСЕ советские воинские части, вошедшие в Демократическую Республику Афганистан в ночь с 3 на 4 января 1980 года или позднее.
Чем примечателен этот перевал, кроме того, что является одним из самых высокогорных? Да тем, что советские войска впервые в своей истории преодолевали горы на высотах близких к критическим. До сих пор помню, с каким напряжением ползли ГАЗ-66 по перевалу. Медленно, метр за метром карабкаясь к вершине, как раненый из фильмов про войну к реке.
На обочине стояла заглохшая техника. В моторах копались водители, обмораживая руки. Мороз перевалил за 20 градусов по Цельсию. Шапки снега достигали высоты более пяти метров. Слева лежала пропасть, дна которой не было видно из-за облаков, стелившихся ниже. Впереди исчезали в тумане каскады тоннелей, проложенные сквозь базальт Гиндукуша. В кузовах лежат бойцы. Спят, укрывшись матрацами. Длинна некоторых тоннелей превышает нескольких километров, где через каждые 50 – 100 метров окна проветриваний. Но вытяжка не работает. Технический персонал из числа афганцев, обслуживающий тоннель – сбежал, завидев первого шурави. Сколько людских жизней забрал перевал – не ведомо никому.