Большое собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

«Слова бывают грустными…»

Слова бывают грустными,слова бывают горькими.Летят они по проводамнизинами,пригорками.В конвертах запечатанныхнад шпалами стучат они,над шпалами,над кочками:«Все кончено.Всекончено…»

О разлуке

Ты ждешь его теперь,                                 когдавернуть его назад                           нельзя…Ты ждешь.Приходят поезда,на грязных спинах                            приносяследы дорожных передряг,следы стремительных дождей…И ты,наверно, час подрядтолкаешься среди людей.Зачем его здесь ищешь ты —в густом водовороте слов,кошелок,            ящиков,                        узлов,среди вокзальной суеты,среди приехавших сюдасчастливых,                  плачущих навзрыд?..Ты ждешь.Приходят поезда.Гудя,       приходят поезда…О немникто не говорит.И вот уже не он,                         а ты,как будто глянув с высоты,все перебрав в своей душе,все принимая,                      все терпя,ждешь,          чтобы он простил тебя…А может,нет его уже…Ты слишком поздно поняла,какон тебе необходим.Ты поздно поняла,                             что с нимты во сто крат сильней была…Такая тяжесть на плечах,что сердце                сплющено в груди…Вокзал кричит,                       дома кричат:«Найди его!Найди!Найди!»Нет тяжелее ничего,но ты стерпи,но ты снеси.Найди его!Найди его.Прощенья у него                          проси.

Письмо домой

Мама, что ты знаешь о ней?                                          Ничего.Только имя ее.Только и всего.Что ты знаешь,                       заранее обвиняее в самых ужасных грехах земли?Только сплетни,которые в дом приползли,на два месяца опередив меня.Приползли.                 Угол выбрали потемней.Нашептали и стали, злорадствуя, ждать:чем, мол, встретит сыночка                                          родная мать?Как, мол, этот сыночек ответит ей?Тихо шепчут они:                           – Дыму нет без огня. —Причитают:                  – С такою семья – не семья. —Подхихикивают…Но послушай меня,беспокойная мама моя.Разве можешь ты мне сказать:                                              не пиши?Разве можешь ты мне сказать:                                              не дыши?Разве можешь ты мне сказать:                                              не живи?Так зачем говоришь:                               «Людей не смеши»,говоришь:               «Придет еще время любви»?Мама, милая!Это все не пустяк!И ломлюсь не в открытые двери я,потому что знаю:                          принято такговорить своим сыновьям, —говорить:              «Ты думай пока не о том», —говорить:              «Подожди еще несколько лет,настоящее самое будет потом…»Что же, может, и так…                                 Ну, а если – нет?Ну, а если,                решив переждать года,сердцу я солгу и, себе на беду,мимо самого светлого счастья пройду, —что тогда?..Я любовь такую искал,чтоб —           всего сильней!Я тебе никогда не лгал!Ты ведь верила мне.Я скрывать и теперь ничего не хочу.Мама, слезы утри,                           печали развей —я за это жизнью своей заплачу.Но поверь, —                      я очень прошу! —                                                  поверьв ту, которая в жизнь мою светом вошла,стала воздухом мне,                              позвала к перу,в ту, что сердце так бережно в руки взяла,как отцы новорожденных только берут.

Странный февраль

Что это с февралем?Что он,          сошел с ума?С крыши – капель ручьем,а говорят:               зима…Звоном разбужена рань, —как о таком судить?Что ж это ты, февраль,шутки вздумал шутить?Пожалуйста, это брось, —прими посолидней вид, —лужи-то хоть                   заморозь,а то ж это просто стыд —выше нуля в тени, в парке сплошная грязь…Слышишь, февраль,                               крутаниснегом в последний раз!Ну-ка, тряхни стариной!Разбудоражь нам кровь,снежною белизнойозимь в полях укрой…Выглядишь киселем.Стань         настоящим малым!Будь собою,                  будь февралем,не притворяйся маем!

Без тебя

Алене

Хотя б во сне давай увидимся с тобой.Пусть хоть во сне                           твой голос зазвучит…В окно —               не то дождем,                                   не то крупойс утра заладило.И вот стучит, стучит…Как ты необходима мне теперь!Увидеть бы.Запомнить все подряд…За стенкою о чем-то говорят.Не слышу.                Но, наверно, – о тебе!..Наверное, я у тебя в долгу,любовь, наверно, плохо берегу:хочу услышать голос —                                    не могу!Лицо пытаюсь вспомнить —                                            не могу!…Давай увидимся с тобой хотя б во сне!Ты только скажешь, как ты там.                                                И все.И я проснусь.И легче станет мне…Наверно, завтра                        почта принесетписьмо твое.А что мне делать c ним?Ты слышишь?Ты должна понять меня —хоть авиа,               хоть самым скоростным,а все равно пройдет четыре дня.Четыре дня!А что за эти днислучилось —                    разве в письмах я прочту?!Как эхо от грозы, придут они…Давай увидимся с тобой —                                          я очень жду —хотя б во сне!А то я не стерплю,в ночь выбегу                     без шапки,                                    без пальто…Увидимся давай с тобой,                                      а то…А то тебя сильней я полюблю.

По поводу

14 мая в клубе нашего института состоится лекция на тему:

О любви и дружбе

Лектор: действительный член о-ва по распространению политических и научных знаний кандидат педагогических наук Л.И. Миролюбова.

До того суха,                   до того длинна,до того надсадно                         начала говорить,будто трость вчера проглотила онаи никак не может переварить…С научных высот своего величияделая экскурс в прошлое,она приводила цитаты различные,цитаты очень хорошие.Она рассыпалась                          комками слов,Вздымала левую бровь,сурово доказывая,                          что любовь —просто влеченье полов,что этого              надо бояться,                                 как оспы,что до сих пор                       заблуждаются многие,что мы,           с точки зрения биологии,просто          различные особи.Шуршали страницы…С тупым стараньемона      часа полтора зудела,наверно, считая,                         что делает                                         крайненеобходимое в жизни                                 дело…Стучала весна в переплеты оконныеветвями деревьев,порывами ветра…А в зале сидели                        люди влюбленныеи грустно смотрели на лектора.Им так надоело                        тупыми казаться,так скулы сворачивало в зевоте,что я невольно стал опасатьсяза жизнь              уважаемой тети.Ребятам,             обычно таким веселым,от скуки             хотелось под поезд лечь…Гражданка,                особь женского пола!Прервите,пожалуйста,речь!Если люди                 на этой лекции спят,что же будет                  (представить себе не берусь я!),если вас попросят сделать докладо другом,ну, допустим,                   о кукурузе?!…Неужели вамникогда,             никтоне кричал:                «Люблю!»,                                не дарил цветов?Неужели никто вас не ревновал,не писал вам,                     в губы не целовал?!Неужто не рады вы                              этой весне?!Товарищ!              Да что вы!Смеетесь над нами?Неужто вы так и родились:в пенснеи с золотыми зубами?

О временно прописанных

Взбалмошные воробьи чирикали.Сгребали дворники снежные комья…Клава сказала:– У нас вечеринка,будут мои знакомые… —И вот         нажимаю звонок легко,за дверью —                   стук каблуков.Вешалка заляпанавелюровыми шляпами.Две,      четыре,                 восемь,                           десять,красные,             синие.Будто продают их здесь,будто в магазине я.Раздеваться велено.Смотрю неуверенно,а она, с усмешкоюшарф теребя:– Ну?         Чего ты мешкаешь?Ждут        тебя… —Шагнул             и стал —ковры,         хрусталь.На стенке реденькотри портретика.Смотрю —                 не верю своим глазам:Дружников,                 Кадочников                                   и Тарзан…– Скорей проходи…                                Пожалста,знакомьтесь… —Но вначалея вижу только галстукмеж двумя плечами.Кокетливый и длинныйкусок хвоста тигриного,который к рубашке                              приколкой прижат,и все обрамляет зеленый пиджак.Крик моды:                 могучие ватные плечи,фасона:            «А ну, брат, полегче!»и ярко-малиновые штанысомнительной ширины.А владелец галстука                              стоит ужеи плечами пожимает:                                – Что ж… —Гнусовато,               со смягченным «ж», —Жерж.Вот стул.              Просю садиться… —И, волосы поправивши, тонким мизинцемтрогает клавиши.Он сообщил мне сразу сам,что папа где-то в главке зами все такое,и засимимеется у папы «ЗИМ».– А я учился в ГИТИСе,потом – в металлургическом.Но и металлургияне моя          стихия.Печальный факт.Теперь куда б почище? —Подался на филфак,но тут         скучища.Опять тетради…Он морщил лобик маленький.Двадцатилетний дядя,сыночек маменькин.Эдак       и жил онза мамой да за тетями:– Жорочка,                   скажи нам!Жорочка, что тебе? —Сбивались с ног —попил ли?               Поел?И рос         сынокцарьком в семье.Сыпались «карманные»прямо с неба                   манною.Раскраснелась вывеска,стала привлекательной.В магазинах выискалгалстук сногсшибательный.Заказал себе пальто,плащ по моде,                      а потомне вспоминал о лекциях неделю,тягучим бриолином мазал гривуи за обедом напевал игриво:«Никто меня не холит,                                  не коктейлит…»И, став вполне законченным пижоном,шагал, по улицам ступая чинно.А мама часто говорила:                                   – Жора,зачем ты ходишь,                          если есть машина? —По горло вечно занятый папашагорой за сына своего стоял…Сейчас передо мною                                «чадо ваше»окурок          молча тушит о рояль,сдувает пепел                     и, брезгливо морщась,на ногти тупо смотрит и ворчит:– А вообще-то,                        ослабела мощность.Не та эпоха!Не те        харчи… —И, махая рукой устало,томно цедит:                   – А что осталось?Кинуть грамм полтораста горькой,а потом с подружками дошлымипрошвырнуться по улице Горького,мостовую               помять                         подошвами!Модным шарфом укутав горло,дефилировать,                      встречным кивая…И, как будто ему подвывая,загнусавила вдруг радиола.Чей-то голос                   устало цыганскийпел о ветре в степи молдаванской,пел об ангелах                       разных расцветок,о бананах,               свисающих с веток,пел о дальнем, заброшенном мире…Потянуло гнилью в квартире.Слово за слово,песня за песней.Будто это с пластинок плесеньнаплывает, вползает в уши…– Получается вроде скушно… —Жоржик встал                      и к дивану вразвалочку:– Сбацаем фоксик,                              Аллочка!Холеная рука.Косые взгляды.В зубах            «Дукат»,запачканный помадой.С поволокой,                   сонныеглазки нарисованные.Так     получилось, —Алла       сначалагде-то училась,что-то кончала,и даже как будтоона еще помнит, что домахранится под спудомненужная книжка диплома.С завидным успехом«на блеск утомительный бала»страницы конспектови совесть она променяла.Она променялатоварищей,                 дружбу,                             работуна модные туфли,на сплетни,                 на суперфокстроты.И, книг не читая,зато превосходно умелаона разбиратьсяв изделиях «Главпарфюмера»,в шикарных прическах,в наборе цветов маникюра…Она заучила,что дети испортят фигуруи что, мол, романтикаскоро кончается                        самымтипичным желанием —только бы               выскочить                              замуж,да так, чтобы                    (боже!)завидовать стали подруги,да так,         чтоб побольшезарплата была у супруга!Да так, чтоб – машина!Да так, чтобы в центре квартира!…А жизнь проходила,а жизнь стороной проходила,а жизни не скажешь:«Помедленней!Не успеваю…»Послушай,                так как же?Откуда ж взялась ты —                                   такая?…………………………………………………..Дверь —и сразу как будто горус плеч.Асфальт со сколотым льдом.Передо мною                    весенний город,а за спиной —                       дом.Многоэтажный красавец взнесенк звездам самим как будто…Постой!А может, ты видел сон?Может,          ты перепутал?Может,          такого не было?Нопрямо над головойна улицу            вывалило окнофокса         кошачий вой.Подошвами шаркая в теснотес ухмылочкою уверенной,еще в квартире танцуют                                     те,кто в жизни                  прописан временно!Еще в квартире                        опять и опять«Жоржики»                  что-то вопят.Снова столбом дым папироси ходуном               пол.Снова…Имею один вопрос:а до каких                пор?

«Дрейфующий проспект»

1959

«Я уехал…»

Я уехалот весны,от весенней кутерьмы,от сосулечнойапрельскойочень мокрой бахромы.Я уехал от ручьев,от мальчишечьих боев,от нахохлившихся почеки нахальных воробьев,от стрекота сорочьего,от нервного брожения,от головокруженияи прочего,и прочего…Отправляясь в дальний путьна другой конец страны,думал:«Ладно!Как-нибудьпроживем и без весны…Мне-то, в общем,                          все равно —есть она иль нет ее.Самочувствие моебудет неизменным…»Но…За семь тысяч верст,в Тикси,прямо среди бела днядогнала веснаменяи сказала:               «Грязь меси!»Догнала, растеребя,в будни ворвалась                           и в сны.Я уехалот весны…Я уехалот тебя.Я уехал в первый разот твоих огромных глаз,от твоих горячих рук,от звонков твоих подруг,от твоих горючих слезсамолет меня                     унес.Думал:«Ладно!Не впервой!Покажу характер свой.Хоть на время                      убегу…Я ведь сильный,я —      смогу…»Я не мерил высоты.Чуть видна земля была…Но увидел вдруг:вошлав самолет летящийты!В ботах,             в стареньком пальто…И сказала:«Знаешь что?Можешь не убегать!Все равно у тебя из этогоничего не получится…»

Облака

Хочешь,оторву кусок от облака?Вот от этого…Смотри, какое пухлое…Проплывает                  с самолетом об рукубелой        свежевыпеченной булкою.На семи ветрах оно замешано,приготовленов дорогу дальнюю…Солнечный разливи тьма кромешнаяпотрудились над его созданием…Посмотри:растет оно и пыжится,будто в самом деле —                                 именитое.Так сурово и надменно движется,будто все оно —                         насквозь! —                                           гранитное,монолитное,многопудовое,диктовать условия готовое.Раздувается с довольной миноюи пугает неоглядно толщью:«Захочу —                и я вас уничтожу!Захочу, —               наоборот, —помилую…»Мне еще все это незнакомо.Мне, —сказать по правде, —                                страшновато.Ну, а если облачная ватав горле у мотора                         встанет комом?Ну, а если небо занавеситсяи на нас навалится с опаскою?..Самолетпо очень длинной лестницелезет        к богу самому за пазуху….Бортмеханик говорит спокойно,глядя на меня из-под бровей:– Это все, приятель,пустяковина…Будем живы!Ты уж мне                поверь… —Он читает «Расщепленье атома»и поет про свежесть васильков.Мы летим на север.Скоро Амдерма.Мы летим.Мы выше              облаков.

Немного экзотики

– Ну, и как там?

(Вопрос, на который очень трудно ответить)

На улице,               как и вчера, —                                      холодина,снег,       поземка…Впрочем,«улица» —                это большая льдина,от других отличающаясяне очень.Разве что чуть побольше(а все ж таки край —                                недалече).Разве что чуть покрепче(но это мы скажем позже,скажем:«Спасибо,               льдина!Выдержала, молодчина»).Пока       от похвал воздержатьсяособая есть причина.Дело совсем не в страхе!Не в том,              чтобы кто-то сдрейфили вместе с началом дрейфаначались              «охи» и «ахи».У нас хорошая льдина —ее выбирали не зря, —вполне приличная льдина,но все ж таки —                         не земля.Но все ж таки там,                             под нею,такая вода темнеет,таким леденящим светом,что лучше…не будем об этом.Не надо!             Кому охота…Это я просто к слову.День начинается новыйне с солнечного восхода.Всему удивляться                          какой резон?Но странносчитать в порядке вещей,что солнцеиз принципавообщене уходит за горизонт.Мерцает             маленькое пятносквозь выцветшую пелену…Но если ты очень устал,                                     то оновполне заменяет луну.По радиодиктор неунывающийнас будит              в восемь часов утра —в Москве:«Спокойной ночи, товарищи!» —значит, вставать пора…Пора…И уже минут через пятьмы щурим глаза от света…«Как нынче погода?Ветер опять?»Нет, это не ветер.Это,примериваясь                     для посадки на лед,лопастями винтов шевеля,с достоинством в небе                                  висит вертолет —гибрид головастикаи шмеля.

На дрейфующем проспекте ты живешь…

Мне гидролог говорит:– Смотри!Глубина           сто девяносто три! —Ох, и надоела мне однане меняющаяся глубина!..В этом деле я не новичок,но волнение мое пойми —надо двигаться вперед,а мыкрутимся на месте,                             как волчок.Две недели,с самых холодовпуть такой —ни сердцу, ни уму…Кто заведует движеньем льдов?Все остановил он                          почему?Может, по ошибке,не со зла?Может, мысль к нему в башку пришла,что, мол, при дальнейшем продвижениирасползется все сооружение?С выводом он явно поспешил —восхитился намии решилпожалеть,отправить на покой.Не желаю               жалости такой!Не желаю,               обретя уют,слушать,как о нас передают:«Люди вдохновенного труда!»Понимаешь, мне обидно все ж…Я гидрологу сказал тогда:– На Дрейфующем проспекте                                                ты живешь.Ты же знал,                 что дрейф не будет плавным,знал,       что дело тут дойдет до драки,потому чтов человечьи планывносит Арктика                        свои поправки,то смиряясь,то вдруг сатанеятак,что не подымешь головы…Ты же сам учил меня, что с неюнадо разговариватьна «вы».Арктика пронизывает шубыяростным дыханием морозов.Арктика показывает зубыветром исковерканныхторосов.Может, ей,                старухе,и охотанасовсем с людьми переругаться,сделать так,                 чтоб наши пароходыникогда не знали                          навигаций,чтобы самолеты не летали,чтоб о полюсе мы не мечтали,сжатые рукою ледяною…Снова статьневедомой страною,сделать так,                 чтоб мы ее боялись.Слишком великалюдская ярость!Слишком многихмы недосчитались!Слишком многие                          лежать остались,за победу              заплатив собою…В эти разметнувшиеся ширислишком много мы                              труда вложили,чтоб отдать все то,                             что взято с бою!Невозможно изменить законы,к прошлому вернуться                                  хоть на месяц.Ну, а то, что кружимся на месте,так ведь это, может,для разгона…

Подъем флага

Флаг поднимался медленно и верно.И знал,что взгляды всех сейчас —на нем!Он наши лица                       осветил мгновенноземным огнем.Трепещущим огнем.Он сразу же                  метели стал перечить.Молчал.(А нам казалось, что – звенит!)Он, складки распрямляя,                                      будто плечи,над нашей головойвсходил в зенит…Стояли мы,немея от восторга,смотрели,               как он бьется на ветру.И было ясно:флаг сюда —надолго!Ему      такое место —по нутру!..И знали мы:среди торосов грузныху флага будет каждый на виду.Он не потерпитшкурников и трусов,поможет,если попадешь в беду.Не сдаст,не упадет              и не остынет,бунтующий,разлившийся в глазах.…Ну, вот и все.Конец тебе,                 пустыня!Конец тебе,                 безмолвье!Грянул залп.

«Восемьдесят восемь»

Сочетание ««88-С» по коду радистов означает «целую».

Понимаешь,трудно говорить мне с тобой:в целом городе у вас —                                   ни снежинки.В белых фартучках                              школьницы идут                                                        гурьбой,и цветы продаются на Дзержинке.Там у вас – деревья в листве…А у нас, —за версту,              наверное,                           слышно, —будто кожа новая,поскрипывает наст,а в субботу будет кросслыжный…Письма очень долго идут.Не сердись.Почту обвинять                        не годится…Рассказали мне:жил один влюбленный радистдо войны на острове Диксон.Рассказали мне:                        был онне слишком смели любви привык                         сторониться.А когда пришла она,                               никак не умелс девушкой-радисткой                                 объясниться…Но однаждыв вихре приказов и смет,график передачи ломая,выбил он:«ЦЕЛУЮ!»И принял в ответ:«Что передаешь?Не понимаю…»Предпоследним словом                                    себя обозвав,парень объясненья не бросил.Поцелуйвосьмерками зашифровав,он отстукал«ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ!»Разговор дальнейшийбыл полон огня:«Милая,пойми человека!«Восемьдесят восемь!»Как слышно меня?«Восемьдесят восемь!»Проверка».Он выстукивал восьмерки                                        упорно и зло.Днем и ночью.В зиму и в осень.Он выстукивал,                        покав ответ не пришло:«Понимаю,восемьдесят восемь!..»Я не знаю,                может,все было не так.Может —более обыденно                        пресно…Только верю твердо:жил такой чудак!Мне в другое веритьнеинтересно…Вот и ямолчание              не в силах терпеть!И в холодную небесную просиньсердцем             выстукиваю                               тебе:«Милая!Восемьдесят восемь!..»Слышишь?Эту цифру я молнией шлю.Мчать ей              через горы и реки…Восемьдесят восемь!Очень люблю.Восемьдесят восемь!Навеки.

Хребет имени Ломоносова[1]

Мне сегодня показалось,                                      словнотишина,тугая и густая,страшным грохотом                               была разломанаи из океанагорывстали!Встал хребет почти до небосвода,огляделся,               тяжело вздыхая,и заговорил,морскую водус каменного тела                         отряхая:сколько помню я себя —ни разуна вершинах,                     темных и тенистых,не бываливаши альпинисты,не ступаливаши водолазы.Над моими склонами                                неслышноходят рыбы                 легкими стадами.Водоросли медленно колышутсинимигустыми бородами.Бродят неуверенно и немозыбкие,кисельные медузы.Надо мноювместо глыбы                     небаокеан лежит                  великим грузом.Эту тяжесть подперев руками,я стою,крутую выгнув спину.Снизу мне дрейфующие льдиныкажутся           большими облаками.Не хочу,чтоб жизнь без цели гасла!Жду,наверное, миллионный день я,чтобы вамотдать свои богатства;чтобы выпришли в мои владенья…Я —ровесник вашего Урала!Я уже ущельями                         разорван…Приходите!Подарю вам зернадрагоценного,                     как жизнь,                                     урана…Приходите!Говорю, как старший.Вас      зову            не за подачкой тощей…Я раскрою                угольные толщи(вам      такоеи не снилось даже!).Вашим домом стану и оплотом,подарю вам                  золотые жилы…Хватит          спину мне царапать лотом!Присылайте помудрей                                  машины!Ясвоею каменною грудьювас от всех опасностей                                  прикрою,напою вас собственною кровью…Присылайте умные орудья.Жаль, что нет пока                              таких орудий.Их еще выдумываютлюди.

Горячий север

А слышала ли ты, что он —                                           горячий?..Вмиг освистав торосистые пики,метели покуражатся                             и спрячутвсе вехи,все привычные тропинки.По насту —он невозмутимо гладок,по снегу —он тяжел и слишком тих —гидрологи               выходят из палаток,и ночьнеслышно принимает их.Гидрологи выходят напевая.И никого на помощь не зовут,горячими руками согреваялебедочную                  злую синеву…Когда бураны начисто ломаютлюдской покойи грузы тяжелы —ребята раздеваются                             до маек,спасаясь от невиданной жары!..Чернеет в лунке круглая вода.Свет фонаря задумчив и рассеян…Обычная работа.Как всегда.Медлительная ночь…Горячий Север!

Аврал

Мы ящиков не выбираем полегче.Натружены руки.Оттянуты плечи.Не гнутся,но кажутся ватными                               пальцы.Упасть бы сейчаси в снегу отоспаться!На десять минут бы!На десять…Но снова,палаточный город                           собой сотрясая,врывается слово,взрывается слово:«АВРАЛ!»…Очень медленно                           движутся                                         сани.Как будто стальные.Как будто из камня.Скрипя,            подаваясь почти незаметно, —то плавно,а то вдруг толчками,                               рывками, —еще на полметра.Еще на полметра…А снег под ногами                             предательски порист.И лезем мы,на руки яростно дуя,шатаясь,проваливаясь по пояс,по ровному полю,                           как в гору крутую.Холодное солнце                          идет небесами…Глаза застилает.Дышать уже нечем.Оттянуты руки.Натружены плечи.Но движутся сани.Но движутся сани!…Мне долго еще будет сниться такое:нежданнойприходит Большая Работа.Полундра! —и мы поднимаемся с коек.Аврал!—и рубахи дымятся                           от пота.