Как спасать принцесс # 1. Волшебник Лагрикома

– Ты мне лучше расскажи, как все будет! На носу большой праздник, вот уж повеселимся! А представляешь, я видела, сейчас приехал какой-то парень в наряде – просто закачаешься! Анури… Энори… Ойнари… Ну и имечко у него – язык весь переломаешь, да так и не выговоришь! Ну так вот, щеголь этот с хозяином – я слышала так мимоходом, как раз к тебе шла – обсуждали, как было бы здорово все деревья вокруг покрасить в золото!

Едва высунувшись из-за ящиков, Эпл замер.

– Ну это чушь, Салли. Прямо так и в золото? – усомнился кузнец.

– Прямо в золото! Тумн, ну я сама видела, как приехали телеги с бочками, а в бочках, стало быть, краска. «Королевская злата», последний писк моды нынче – так сказал этот щеголь столичный. Прямо жидкое золото в бочках. Какой-то алхимик недавно изобрел, даже в газете писали.

– Да ты подумай, это сколько краски нужно истратить, чтобы перекрасить все деревья в округе? Нет, не поверю.

– Ну может, ну может, знаешь, уж не прямо так все-все-все, а только те, что на виду, в первом ряду которые. Не знаю я подробностей. Представляешь, какая красотища будет! – Эпл так и видел, как Салли мечтательно прижимает руки к груди и хлопает ресницами, словно курица крыльями. – Все будет сверкать под солнцем, будто и не деревья это, а статуи из чистого золота! Наш сэр Барни такой выдумщик, такой выдумщик, правда? Это будет самый лучший праздник, вот посмотришь!

Эплу показалось, что он слышит разговор свалившихся с луны. Да, Салли отличалась небесной красотой, но кто бы мог подумать, что в довесок к этому шла неземная глупость. Неужели она не понимала, что деревья погибнут? Да, существовали безвредные краски, которые можно было даже добавить в печенье, но «Королевская злата» к ним не относилась: в ней действительно было золото и еще алхимик знает что. Эпл уже имел дело с этой краской, когда украшал для сэра Барни беседку. В тот раз он надышался испарениями так, что ему целый день повсюду мерещились золотые единороги. «Королевская злата» только звучала и выглядела красиво, а на деле была чистым ядом.

– Погоди, погоди, не тараторь. – Голос кузнеца звучал серьезно, будто он напрягал все свои умственные силы, чтобы осмыслить что-то. – Говоришь, в золото деревья покрасят?

– Ага! – воскликнула Салли радостно.

– То бишь полностью, с ног до головы?

У Эпла появилась надежда, что хоть кузнец-то понимает весь кошмар этой задумки. Эплу вдруг захотелось обнять его.

– Ага! – подтвердила Салли.

– То бишь они будут прямо как золотые?

На светлую надежду Эпла упала тень сомнений…

– Ага! Ну не чудо ли! – продолжала восклицать Салли. У этой девушки был просто неиссякаемый запас восклицательных знаков.

– Чудо, Салли? Да мы разбогатеем! – крикнул кузнец в восторге и начал размышлять вслух: – Значит, так. Надо бы собрать ребят, тех, что понадежней, Гулта, Тарли да, может, Биллека – только больше никому об этом ни слова, слышишь! Ни слова! Болтать-то ты любишь, это не секрет. Значит, так. Как праздник закончится и наступит ночь, деревья срубим, покладем на телеги, переправим в надежное место. Дело станется за малым, найти какого-нить дурака, кому сбагрить деревяшки, да подороже. А с этим-то проблем не будет: в округе полно таких баронов, как наш.

– Знаешь что, Тумн?

– Что?

– Ты у меня такой умный!

– А то! Ты уж держись за меня, Салли, со мной не пропадешь. Я тебе не какой-то там садовник!

Случаи, когда Эпл по-настоящему злился, за все его неполные семнадцать лет можно было пересчитать по пальцам одной руки. Сейчас был такой случай. Он сжал лопату так крепко, что древко переломилось бы пополам – будь у него мускулы кузнеца.

«Кому такое могло прийти в голову? – возмущался он про себя. – Покрасить деревья, какая хорошая затея! Почему бы тогда не облить их маслом и не кинуть спичку?»

Он прокрался за угол кузницы и, когда был уверен, что его не услышат, побежал на поиски сэра Барни.

Обычно барон проводил свои дни в замке, но там сказали, что он обходит поместье с праздничным устроителем.

– Кем-кем? – спросил Эпл.

– Да приехал тут какой-то важный.

Эплу пришлось побегать еще, чтобы найти их, и наконец он заметил маленькую круглую фигуру барона у Изумрудного пруда. Рядом с бароном стоял высокий, стройный мужчина, больше похожий на птицу в своем ярко-желтом фро́келе14 и шляпе с пером.

– …Поставим свечи и перекрасим – будет просто великолепно, сэр! – воскликнул он, указывая тростью на пруд.

– Звучит заманчиво, – кивнул барон. – О, Эпл, ты очень кстати! Познакомься с нашим дорогим гостем Алука́рдо Гава́льди. Он приехал из самой столицы, чтобы придать этому запустению хоть какой-то блеск.

Пока Эпл пытался восстановить дыхание после бега, мистер Гавальди коротко кивнул в знак приветствия. То же сделало перо на его шляпе, только оказалось приветливее и опустилось пониже.

– Праздничных дел мастер, – добавил праздничных дел мастер, задрав подбородок. – У нас в Кавальте это новейшая профессия – вы, должно быть, наслышаны. Впрочем, скорее всего, нет: новости в такую, хм, отдаленность от центра нередко запаздывают. Так вы, господин, будете…

– Это Эпл, наш садовник, – представил его сэр Барни.

Алукардо Гавальди заметно расслабился, словно его подбородок сняли с крючка.

– А, садовник. – Он смерил Эпла взглядом, как будто подбирая для него место на полке. Отвернулся.

Эпл наконец отдышался и заговорил с хозяином:

– Сэр, я тут краем уха слышал, что вы собираетесь покрасить деревья…

– Правда? Но это неправда!

– Правда? Отлично!

– Правда! Я не собираюсь красить одни деревья – это было бы чересчур просто, ты не находишь? – хохотнул барон. – Алукардо предложил покрасить и деревья, и кусты, и даже пруд.

– Пруд? – удивился Эпл.

– Вода цвета вина на закате будет смотреться здесь просто чудесно, – промолвил праздничных дел мастер из-за плеча, затем повернулся к сэру Барни: – Сэр, при всем уважении, я не совсем понимаю участия садовника в нашей беседе. Планы такого рода лучше держать в секрете от прислуги, чтобы действительно получился сюрприз для гостей.

Эплу вдруг очень сильно захотелось жахнуть этого щеголя сломанной лопатой. Пока сэр Барни открывал рот, чтобы ответить, он заговорил:

– Сэр, при всем уважении, но я не понимаю, как вы можете позволить этому… кому-то прийти в Клубничную Лавину и испортить тут все. Краска убьет деревья и кусты, отравит пруд и землю. Сэр, вы же не хотите погубить живые создания ради какого-то праздника?

– Какого-то праздника, молодой человек? – возмутился Алукардо Гавальди. – Какого-то праздника??

– Ну, не какого-то праздника, конечно, но…

– Это не какой-то праздник! – перебил мастер, выпучивая глаза и закатывая брови за шляпу, чтобы, вероятно, подчеркнуть, как он оскорблен. – Это не просто праздник! Это большой, знаменательный фестиваль важной персоны! Это… – Тут он запнулся и повернулся к барону. – Сэр, а какой по счету это ваш день рождения?

Барон сделал вид, что не заметил вопроса, а затем сделал вид, что не замечает и своего гостя, и отвернулся к Эплу.

– Это очень похвально, что ты заботишься о благополучии Клубничной Лавины, Эпл. Это замечательно!

– Значит, вы передумали, сэр? – обрадовался юноша.

– Не говори глупостей. Вирджиниус Барни никогда не меняет своих решений. Не так он воспитан! Но поскольку ты проявил такую заботу, то сам и возьмешься за это.

– Сэр? – не понял садовник.

– Покрасишь деревья, кусты и пруд. И в самом деле, кто сделает это лучше, чем ты?

– А еще будет красиво нарисовать ваш вензель на том лугу, – вставил Алукардо Гавальди, указывая тростью на луг, где паслись козы. – Только представьте: золотые буквы В и Б в изящном сплетении узоров на зеленом фоне. Что скажете, сэр?

– Что скажу, Алукардо? Великолепно! – Он хлопнул мастера по спине, отчего на шляпе снова качнулось перо. – Слышал, Эпл? Мой вензель золотом на лугу – каков замысел, а?

Садовник попытался вежливо объяснить, что любой замысел, родившийся в голове праздничных дел мастера и выходящий из его уст, лучше всего было бы засунуть обратно тем же способом и еще вставить пробку и запечатать ее, чтобы уберечься от новых замыслов. И пускай Эпл сказал не совсем это и не совсем такими словами, его тон подразумевал именно их. Судя по тому, как мастер надулся, он все понял. Проблема была в том, что ничего не понял барон.

Вместо того чтобы прислушаться к голосу разума (который в эту минуту говорил устами садовника), сэр Барни решил, как обычно, послушать голос лести (которым в эту минуту вещал Алукардо Гавальди). В конце концов, барон не врал: он никогда не менял своих решений, а поддаваться лести он решил еще в детстве. В итоге Эпл узнал, что завтра же с утра примется за большую покраску растений в поместье, чтобы управиться за день. А если растения потом умрут, жизнерадостно сообщил сэр Барни, это не беда, ведь так просто посадить новые.

Вдобавок ко всем радостям этого дня Эплу подбросили еще одну работенку: установить бронзовые светильники по периметру пруда, поскольку Алукардо Гавальди считал огненные отсветы на винного цвета воде «весьма и весьма роскошными», что позволит подчеркнуть важность барона (а барон любил подчеркивать свою важность).

Перетаскивая изящные, но безбожно тяжелые светильники из сарая на берег пруда, Эпл потел, кряхтел и припоминал хлесткие словечки, которыми его обсыпал пару дней назад кузнец, чтобы обсыпать ими Авокадо Гавальди (как он обозвал его про себя).

Расставив все светильники, Эпл притащил к пруду ящик свечей и упал рядом с ним. Сил осталось лишь на то, чтобы полюбоваться своей работой. Светильники торчали, словно какие-то пики, нарушая привычный спокойный образ этого места. Любоваться было нечем.

Взгляд садовника упал на сломанную лопату, и он вспомнил, что так и не отнес ее на починку кузнецу. Самое время сделать это сейчас, решил он и поднялся с ловкостью набитого соломой пугала.

Тумн был один, и это было плохо. Отблески пламени плясали на его вспотевшем лице, дорисовывая недобрый образ. В одной руке он держал брусок металла, раскаленный докрасна на конце. В другой, занесенной над головой, – огромный молот. Эпл подивился, как человек вообще способен поднять такую громадину.

– Тумн, я…

– А-а-а, вот и наш герой! – Кузнец грохнул молотом по металлу так, что у садовника зазвенело в ушах. – Свалил меня, значиться?

– Э-э, Тумн, не так все…

– Свалил – меня – ТЫ??? – взревел кузнец и вдруг прыгнул на Эпла с криком: – А ну поди сюда, огрызок!

Разумеется, никто не станет осуждать Эпла за то, что его естественной реакцией было сделать наоборот.

Он вылетел из кузницы и побежал изо всех оставшихся сил, где-то споткнулся, уронил лопату, оглянулся, увидел горящие глаза кузнеца и тут же пожалел, что уронил лопату. Кузнец выказал неожиданную для такой массы мускулов прыть и не отставал от садовника. Каким-то чудом ноги донесли Эпла как раз до берега Изумрудного пруда. Донесли – да там и оставили.

Эпл заверил кузнеца, что ничего плохого ему не желал, что задел ту лестницу случайно, что никому, ну, почти никому, кроме Салли, о том случае не рассказывал, да ведь и рассказывать-то было не о чем, правда, так, несчастный случай, а еще что к пропаже сапог, то есть сапога, вообще отношения не имеет, и что к Салли он давеча заходил только за завтраком и двумя словами с ней не обмолвился, и что…

Эпл мог бы продолжать, но вдруг обнаружил себя барахтающимся в воде и потерял нить мысли.

– И чтоб я даже тени твоей не видел рядом с Салли! – крикнул Тумн и погрозил кулаком. – А не то зубов у тебя и на кашу не останется!

В плавании Эпл не любил многое: как руки проваливались сквозь прозрачную толщу и не могли найти опору; как ноги медленно-медленно двигались в безнадежно далекой глубине; как вода норовила накрыть тебя с головой и затечь в нос, глаза, уши и рот; как потом еще долго чесалось в глотке, словно ты надышался гвоздями. Но больше всего Эпл не любил, что всегда, ну вот всегда находился какой-нибудь умник, который норовил зашвырнуть тебя в воду. И знаете, я отлично понимал мокрого садовника.

Каким-то чудом Эпл выбрался на берег. Чувствовал он себя так, будто проглотил полпруда и вдохнул лягушку. Он дополз до плакучей ивы, стянул сапоги и вылил из них воду. На удивление, у него по-прежнему, несмотря на все злоключения этого дня, было два сапога. А о чем еще мог мечтать человек?

Эпл положил сапоги сушиться, откинулся на приятно твердый ствол дерева и усмехнулся. Видно, кузнец и не подозревал, что к краже его обуви приложил руку все тот же ненавистный ему садовник. У Эпла еще было время вернуться в тайник Тофото за сапогом этим вечером и устроить подмену ночью, когда Тумн уснет. Похоже, ему все-таки удастся выйти сухим из воды. При этой мысли он тихо засмеялся и отжал из рубашки еще немного Изумрудного пруда.

Там, где оранжевое небо соединялось с желтыми полями, солнце стремительно катилось за край земли, спешило на свидание с ночью. Конечно, никакого края земли не было, так только казалось: даже садовнику было прекрасно известно, что земля круглая. Но иногда хотелось думать, что край все же есть и до него вполне достижимо добраться, а там храброго путника ждут неведомые просторы и невообразимые диковины. Глядя, как убегает солнце, так хотелось порой отправиться вслед за ним…

Эпл смотрел на порыжевшие от заката поля и сады и удивлялся, как все это могло принадлежать одному человеку, который даже не понимал ценности и величия окружающих его богатств. Мириады крупинок земли, бесчисленные травинки и стебельки, столько ягод и плодов, что можно было накормить целую деревню, а то и две. Под каждым камешком, под каждым листочком теплилась и шуршала другая, незаметная, многоногая, тонкокрылая жизнь. И все это по каким-то непонятным законам мироустройства оказалось во владении барона, который ради своей глупой прихоти был готов загубить целый сад…

Что-то стукнуло его по голове. Он поднял глаза: лишь ветки ивы. На траве у его ног лежало яблоко, спелое, зеленое, не большое и не маленькое, как раз как он любил. Он снова посмотрел наверх: ничего не изменилось, ива была девственно пуста, в ее ветвях негде было спрятаться какому-нибудь шутнику.

– Ха, ну что тут скажешь, спасибо за яблоко! – Садовник помахал дереву рукой и впился зубами в его дар.

– На здоровье.

Хрум! – от неожиданности он одновременно откусил и подпрыгнул. Ему послышалось – или это и вправду прозвучало? За хрустом фрукта было не разобрать. Он замер на мгновенье, перестал жевать и прислушался. Тишина. Только шелест листьев, ленивый пострекот сверчков, лай собаки вдалеке да обрывки разговоров усталых работников. Никаких тебе слов из ниоткуда. Эпл пожал плечами: показалось.

Ну и денек. С утра эта канитель с Тофото, теперь постарайся пережить ночь под одной крышей с Тумном. Неудивительно, что ему уже мерещится всякое. Но вот что ему точно не почудилось, так это дурацкая затея барона. Эпл бы и рад был, если б это оказалось только глупой шуткой, или сном, или бредом после солнечного удара.

Он откусил еще яблока и стал жевать так усиленно, будто пережевывал кости сэра Барни. «Глупо все это, – подумал он. – Глупо, бесполезно и вредно. А исполнять дурацкие причуды придется мне».

– Вот и я о том же! – раздался голос из ветвей у него над головой.

Глава 4

К чему приводят разговоры с деревом

Часто к беде ведет голова, когда глупит налево и направо. Иногда к беде ведут ноги, которые соскальзывают, спрыгивают и еще сотней способов сворачивают с пути. А бывает, к беде ведут уши, до которых случайно долетает чужой разговор, и язык, который оказывается слишком скор на обещания прекрасным незнакомкам. С зеленой кожей.

Услышав голос из ветвей, Эпл решил, что после утомительного дня и граничащего со смертью купания в пруду его здравый смысл собрался отдохнуть и на неопределенное время покинул голову, а уши-сорванцы воспользовались этим и вздумали подшутить. Он продолжил жевать яблоко и любоваться полями, деревьями – всем чем угодно, лишь бы не прудом.

Спустя несколько секунд он снова услышал тот же голос, звонкий, как прыгающий по камням ручеек, и нежный, как солнечный луч на цветке:

– Эй, ты что, оглох? Я говорю, это просто жуть как несправедливо! И вообще-то, когда с тобой разговаривают, молчать невежливо.

Эпл подскочил, будто наступил на молнию. Глаза буравили листву над головой, но ничего не находили.

– Меня ищешь? Я здесь, – сказало… дерево?

– Э-э-э, – ответил садовник и сам почувствовал себя деревом.

– Да здесь же, глупый! Прямо на меня ведь смотришь.

Эпл моргнул. Он глазел то туда, то сюда, но ни там, ни тут не было ничего говорящего. И еще он был довольно-таки уверен (хотя и начинал уже сомневаться), что что-то не могло говорить. Говорил всегда кто-то.

– Ладно, вижу, так с тобой беседа не заладится. А если вот так?

Кора распахнулась – да, кора распахнулась. У юноши подогнулись ноги, и, чтобы как-то уцепиться за ускользающую реальность, он описал про себя, что видел: «Кора распахнулась». Это немного помогло: его не хватил удар, он не лишился рассудка и продолжил стоять, чуть покачиваясь на вечернем августовском ветерке.

Кора распахнулась, как края одеяла, и из белой полости внутри грациозно вышла самая удивительная девушка, какую садовнику доводилось видеть. Отчасти, конечно, этому способствовал насыщенный зеленый цвет ее кожи и костюм из красных листьев, покрывавших ее грудь и бедра на манер купальных костюмов самых отчаянных нескромниц королевства. Девушка обладала тем редким видом красоты, от которого перехватывало дыхание, отваливалась челюсть, замирало сердце и шумело в ушах, а глаза бунтовали, и, как бы ты ни хотел отвести их от такого чуда и посмотреть куда-нибудь еще (да хотя бы себе под ноги!), они норовили вернуться и впиться в совершенство форм.

Невероятным усилием воли, о наличии которой Эпл никогда не подозревал, он перевел-таки взгляд на лицо. С огромными глазами, пунцовыми губами, вздернутым носом и заостренными кверху ушами, которые чуть высовывались из пышных волос вишневого цвета, оно необъяснимо напоминало беличью мордочку. Эпл таращился на чудесную девушку, и если бы у него была даже тысяча пар глаз, им бы не удалось убедить его в реальности происходящего.

Девушка прислонилась к дереву:

– Так-то лучше. Теперь ты меня заметил.

«Еще как заметил, – подумал Эпл. – Такую трудно не заметить».

– Зачем ты так открыл рот? – спросила девушка с интересом. – Ты ждешь угощение? У меня есть орехи, хочешь?

Она протянула руку, и в ее изящной ладони цвета первых весенних листиков оказалась целая горсть.

Эпл захлопнул рот с определенным усилием, будто не знал, как это делается.

– Вы, люди, такие смешные! – хихикнула девушка. Она подпрыгнула и легонько пробежала мимо садовника, задев его волосами.

Он ощутил пьянящий аромат пыльцы и нежность бархатных лепестков на щеке. До сих пор не в силах поверить в происходящее, он повернулся и увидел девушку сзади. И если раньше она показалась ему удивительной, теперь он осознал, что она просто неповторима. И дело было даже не в стройных, как два стебелька, ногах, а в огромном беличьем хвосте, который он не разглядел спереди из-за пышной прически.

– А пялиться неприлично! – Она полуобернулась и стрельнула в Эпла зелеными глазами.

Он чувствовал себя омлетом: мягким, тонким, размазанным. В голове вертелись обрывки каких-то незаданных вопросов со словами «кто» и «что», но почему-то губы ему больше не подчинялись. Он продолжал просто стоять и смотреть на чудесное виденье, стараясь делать это так, чтобы оно не подумало, что он пялится.

– Ммм, какой вечер сказочный! – воскликнула девушка и закружилась, раскинув руки, как одуванчик. – Столько ароматов и оттенков! Тебе нравится? Ты похож на человека, который любит природу.

Порой лесть пьянит, но, когда ты пьян дальше некуда, лесть отрезвляет лучше колодезной воды.

– Эм… кт-то ты? – спросил Эпл, заикаясь и не узнавая свой дрожащий голос.

– Ха, не так просто, Эпл! – замотала головой девушка. – Сначала зерна, потом листья. Ты первый скажи: ты мне поможешь?

– Откуда ты знаешь мое имя? – удивился садовник.

Девушка села на траву, скрестила ноги и свернула кольцом хвост.

– Я знаю имена каждого деревца и цветка в округе – твое-то и подавно запомнишь. Я живу здесь очень долго, росла малюткой, когда не было ни тебя, ни этого безобразия под названием Клубничная Лавина. – Она вздохнула. – Ты вот не знаешь, но ты такой счастливый! Можешь идти куда хочешь, видеть новые места, пустить корни там, где понравится больше всего… – Она обняла себя за плечи и мечтательно посмотрела вдаль. – Нет, ты не подумай. Я люблю деревья – ну а как же? – но порой так хочется сбросить с себя эту надоевшую кору и улететь далеко-далеко…

Эпл сел рядом с ней на траву, стараясь не рассматривать ее слишком уж явно и больше смотреть на горизонт.

Девушка повернулась к нему.

– У тебя такое бывает? – спросила она.

Садовник пожал плечами.

– У меня есть работа. Я не могу просто так…

Она фыркнула:

– Глупости говоришь. Все ты можешь! Ты ж не дерево. А мне вот иногда так вдруг захочется побегать и попрыгать, найти какое-то приключение, а не сидеть под корой! – Она тряхнула кудрями и добавила: – Наверное, это все кровь отца, а ей лучше не давать волю.

– Ты так и не сказала, кто ты, – осмелился напомнить садовник и получил в ответ хитрый взгляд.

– А ты как думаешь?

Он пожал плечами.

– Вообще, я сейчас стараюсь не думать: здравый смысл говорит, что так не бывает.

– Здравый смысл… – повторила она медленно, будто услышала эти слова впервые и силилась понять их значение. – Вы, люди, так любите все усложнять. Зачем?

Юноша снова пожал плечами.

– Наверное, так проще жить.

Она бросила на него долгий взгляд, будто и эти слова поставили ее в тупик. От лучей заката ее глаза искрились, а губы наливались, как спелый виноград. «Эх, ну почему мне всегда встречаются такие девушки? – подумал Эпл. – Либо у них есть мускулистый ухажер, который гнет подковы пальцами и забивает гвозди кулаком, либо у них есть хвост».

Девушка бросила на него быстрый взгляд и отчего-то нахмурилась. Ее улыбка улетела, словно подхваченный ветром лепесток.

– Сначала я подумала: какая удача, что наши корни пересеклись сегодня здесь, – сказала она тихо.

Эпл взглянул украдкой на свои сапоги (один из которых был не его) и удостоверился, что ничего не изменилось и у него по-прежнему нет никаких корней.

– Но теперь я понимаю, что ты для меня пришелец, – продолжила девушка. – И я не могу тебе доверять…

– Но это ведь ты вышла из дерева! Я первый сюда пришел.

Она лишь смотрела на него грустными глазами и молчала.

– И ты можешь мне доверять, – заверил ее юноша и выпятил грудь (но только слегка). – Я ведь садовник, я люблю растения и… – «…девушек», собирался он сказать, но вместо этого повторил: – Мне можно доверять.

– Ма́небжи.

Эпл уставился на нее. Потом моргнул. Потом опять уставился на нее. Не помогло.

– Что ты сказала?

– Манебжи. Так меня зовут.

Она смущенно опустила ресницы, ее щеки залились краской (зеленой, конечно).

«Как красиво», – подумал Эпл, а вслух сказал:

– Как красиво.

– Ты знаешь мое имя. Теперь ты мне поможешь? – спросила она с надеждой.

– Эм, слушай, – замялся садовник, – не подумай, что я придираюсь, но ты, эм, немного зеленая и кое-где покрыта листьями, а вот это, – он указал пальцем ей за спину, – очень похоже на хвост.

– Да, – кивнула девушка.

– Я хочу сказать, ты не совсем человек.

– Я совсем не человек! – Ее возмущению не было предела, словно Эпл смертельно ее оскорбил.

– Точно. Тогда кто ты? У меня есть догадки, но уж слишком они…

Изящным движением руки она отбросила волосы с плеча и сказала гордо:

– Я дух союза двух стихий, Усьтенкъёльни и Роёманкъёльни!15

Эпл шлепнул себя по коленке.

– Ведь так и думал! То есть что ты просто дух стихии – я и о них-то слышал немного, а уж что бывают союзы… Значит, стихия дерева и…

– Огня, – подсказала Манебжи.

Не то чтобы Эпл вытаращил на нее глаза – скорее глаза вытаращились на нее всем лицом.

– Серьезно? А такое бывает?

– Как видишь, – улыбнулся дух. – Все сложно.

– Дерево и огонь, надо же. – Эпл аж присвистнул. – А еще говорят, садовник принцессе не пара.

– Все возможно, если твердо стоять на земле и терпеливо тянуться к солнцу. Так ты мне поможешь?

– Помочь в чем?

– Не дать прихоти этого изверга пустить хоть корешок.

– То есть… ты хочешь помешать барону?

Она кивнула с такой страстью, что ее великолепная шевелюра подпрыгнула, а в глазах проскочили искры.