Полная версия
И на земли мир…
Из этого куска они сделали своего рода рубашку, которая плотно прижала крылья к туловищу. Сверху Феофан сшил рубашку капроновой ниткой. Получилось, кажется, неплохо.
Лебедя после этого поднял на руки и перенёс на серёдку повети. Поставил рядом с кучей клеверного сена. Тот сначала, как обычно, присел, затем вдруг приподнялся, сделал несколько тяжёлых, переваливающихся шагов и присел снова, но голову на этот раз не втянул, так и остался сидеть с вытянутой шеей. Феофана это обрадовало: всё же лебедь немного ожил. Миску с едой сразу же вынули из курятника и приставили поближе к нему. Шамбаров, заметив перемену в настроении приятеля, хлопнул в ладоши, засуетился:
– Фаня, продолжим, а? За первые шаги. Топ, топ, топает малыш.
Когда сели опять за стол и опорожнили «малька», Феофан склонил голову и произнёс то, что наболело, что надо было когда-то кому-то высказать:
– Ты понимаешь, какое дело, – это ведь я его… Ну, поранил-то. Стрелил по стае, одного, видно, зацепил. Стая улетела к теплу, а он не смог.
Шамбаров занимался привычным делом: придвинул поближе стопку, нарезал огурец, наколол кусок на вилку.
– А мог и не ты, откуль знать? Ты ж не видел: попал – не попал.
– Да я, кто ещё. – тихо сказал Феофан. – Из-за меня он.
Шамбаров понял: успокаивать бесполезно, – и сказал первое, что пришло в голову:
– Вообще-то, Фаня, за это по головке не погладят, штраф как минимум. Если ты, конечно, всем звонить про это будешь.
Феофан тяжело взглотнул, будто справился с чем-то крепко и громоздко сидевшим в горле.
– А и отвечу, Витя, что сделаешь. Сам виноват: никто дробовку мне к плечу не прикладывал. Сам всё.
Он горько поморщился:
– Вылечить бы его только да на крыло поставить. С души бы камень. Пусть летит на все четыре. со своими.
Было ясно: Феофану тошно. Надо было его расшевелить, что ли. Виктор схватил стопку, чокнул её о приятелеву, тряхнул головой, раскинул, какую мог, широкую улыбку.
– Да ла-а, чё ты, Фанька! Вот хандрёж надумал! Делов-то: в дичь пальнул! Не охотник, что ли?!
Но Феофан расшевеливался слабо.
Разговор, как Виктор ни старался, толком не получался. Ну что делать? Шамбаров засобирался домой.
Перед уходом решил заскочить на поветь по делу. Там, за нею, дальше по проходу был туалет.
Феофан услышал за стеной крики, шум и выскочил из кухни.
– Уйди, зараза! – кричал Шамбаров. – Отстань ты, ну!
Он стоял на проходе, прижавшись спиной к стене. Перед ним в боевой стойке вытянулся лебедь. Тело его было напряжено, голова задрана на прямой шее вперед и вверх. Шамбаров держал в руках сапог и отмахивался голенищем.
– Счас, подожди! – крикнул Феофан. Он открыл дверь на кухню, нащупал рукой выключатель и потушил на повети свет. – Теперь смывайся!
Шамбарова не надо было упрашивать. Вылетел на кухню, как оглашенный, захлопнул за собой дверь.
– Во даёт, зверюга! Во даёт! Два раза клюнул. Чуть глаза не выстегнул! – он был бледен, глаза сверкали.
Феофан прижал к животу руки, перегнулся через них и хохотал что есть моченьки.
– А как… как получилось-то? – спрашивал он сквозь смех.
– Как да как! – разъяснял Шамбаров. – Когда вперёд шёл, вижу – разлёгся у прохода. Отойди, говорю, так-перетак, мешаешь, мол, – и ногой его маленько отодвинул. А он ка-ак набросился, змей! – Виктор растопырил пальцы, сделав из них хищные когти, чтобы нагляднее продемонстрировать, какой опасности он подвергался. – Два раза клюнул, падла!
– А куда, ку-куда он тебя? – Павловский форменным образом зашёлся в хохоте. Вот-вот упадёт на пол и закатается.
– В живот, подпрыгнул – и в живот, представляешь? А ещё куда, не скажу – неудобно.
Феофан в безудержном хохоте, весь содрогаясь, еле доплёлся до стула, плюхнулся.
– А, а сапог-от, Витя, когда успел сдернуть?
– Когда приспичит, Фань, не только сапог сдернёшь, а и чего другое.
Кое-как просмеявшись, Павловский стал провожать приятеля.
Не удержался от подначки:
– Ты, Витя, в туалет-то сходил бы всё же.
Шамбаров вздрогнул и сказал со всей серьёзностью:
– Не-е, я лучше в другом месте.
Феофан сидел на крыльце и вдыхал в себя осень.
В такие минуты ему хотелось, чтобы кто-то посидел с ним рядом, поглядел на всё это… Красиво же…
Позвал как-то Зинку, та послала его, как обычно, сказала, что только и дела ей как до его закидонов.
А что же жилец-то?! Он тут рассиживает, посматривает да покуривает, а тот, бедняга, там в темноте, на повети. Ох ты ж боже мой!
Несправедливость!
Так, а не удерёт он, если выпустить на волю?
Удрать не удерёт, но попытку сделает, это уж точно! С характером, стервец!.. Но надо пробовать, не век же сидеть взаперти. Скоро зима, пусть тоже поглядит на осень.
И Феофан пошёл на поветь. Там, уже наученный горьким опытом, он набросил на голову лебедя лёгкую тряпку, отчего тот сразу же затих, поднял на руки и бережно перенёс на огород.
– Эй, Фаня, ты чего, новую скотинку завёл?
За забором стоит и смотрит на лебедя из-под козырька ладони колхозный радиомеханик Автоном Кириллович Петров, шестидесятипятилетний мужик, донельзя словоохотливый и шебутной. С ним в беседу вступать нельзя – заговорит до полусмерти.
– Пасёшь? – начинает словесный разгон Петров и улыбается. На давненько бритом лице выстраиваются косыми резкими лучами глубокие морщины.
– Угу, – не поддается Павловский и смотрит на облака.
– Мда, – Петров, видно, размышляет: с какого же боку подступиться? – А где же ты, Фаня, её приобрёл-то?
– Да так вот случилось. – больше Феофан ровным счётом ничего не разъясняет, и Автоному это крепко действует на нервы.
Он переминается с ноги на ногу, ищет про себя варианты прояснения ситуации и находит один.
– На меня ведь, Фаня, на самого рысь скакнул в тридцать шестом годе. От беда.
Тут Павловский начинает хлопать себя по карманам, вроде бы ищет курево, как видно, не находит, привстаёт и кричит, перебивает сто раз слышанный рассказ-байку про то, как Петров голыми руками победил хищную зверюгу.
– Закурить не найдётся, Кирилыч?
Тот понимает, что благодарной аудитории здесь ему не найти, и уходит.
Прошли две бабы-доярки, поздоровались, долго стояли у забора, глядели, обсудили здесь же все свои проблемы.
Потом подвалила ребятня, повисла гроздьями на изгороди, навела треску, засыпала расспросами:
– Что за птица? Как зовут? Почему крылья связаны? Будет ли летать?
Лебедь на детвору вальяжно пошикивал.
Вечером пришел Шамбаров.
Привычно разделся, как обычно, хлопнул на стол что полагается, при этом возбужденно крякнул. Сполоснул руки и, вытирая их, вгляделся в Феофана.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.