Полярный – Москва

Я молча смотрела на возмущённую Евгению Фёдоровну. Как же так? Она только что пообещала завязать рот тому, кто будет ей мешать, Лида мешала, я решила помочь и совсем не понимала, за что меня ругают. Тогда я страшно обиделась на учительницу.

Хореография

Учёба в начальной школе давалась мне легко, времени свободного у меня было много, и я стала посещать различные кружки.

Во-первых, я очень любила танцевать и стала заниматься в хореографической студии, которая была в Доме пионеров в Старом Полярном. От нового Полярного к старому вёл мост. Его называли – Чёртов мост. Весь наш город расположен на сопках, и этот Чёртов мост то спускается вниз, то нависает над небольшой речкой, что течёт внизу, то карабкается вверх на сопку. Как минуешь этот мост, а он деревянный, неширокий, старенький, так ты и в Старом Полярном. Недалеко налево белое одноэтажное здание Дома пионеров. Мне нравилось заниматься хореографией, нравились упражнения у станка, народные танцы. Я с удовольствием принимала в них участие.

Как-то пришла к маме соседка и сказала про меня непонятную фразу: «Занимается балетом? Вырастет – и мы услышим: „Сенсация! Сенсация! Вторая Уланова!“» В этой фразе было сразу два непонятных слова: сенсация и Уланова. Позже я узнала их смысл, но соседкино пророчество не сбылось.

Уроки музыки

Ещё мне очень хотелось заниматься музыкой. В Доме офицеров открывалась музыкальная студия. Детей пригласили на прослушивание. Мы ходили под музыку по кругу, выполняли какие-то команды, в итоге меня не приняли. Я безутешно рыдала. Та же соседка сказала моей маме, с кем ей надо поговорить, мама поговорила, и теперь меня взяли без всякого прослушивания…

Своих самых первых учителей музыки я совсем не помню, в памяти остались те, что занимались со мной уже старшей школьницей. Одну из них звали Изабелла Константиновна. Это была миниатюрная темноволосая красивая женщина, обожавшая музыку и терпевшая нас. Она вела специальность – фортепиано и сольфеджио. Когда я разучивала «Песню без слов» Мендельсона, Изабелла Константиновна нарисовала в моей тетрадке целую картину: каналы Венеции, лодку, гондольеров, луну и даже лунную дорожку. Рассказывала и объясняла она вдохновенно, но мои результаты были весьма посредственными.

На уроках сольфеджио, когда нас собиралось несколько учениц, помимо объяснения интервалов, аккордов и ладов, Изабелла Константиновна рассказывала нам о днях своей молодости, проведённых в Ялте, где она была студенткой. Мы сидели в одной из уютных комнат Дома офицеров, за круглым столом, делали нужные записи, слушали Изабеллу Константиновну, которая сидела за этим же столом, набросив на плечи меховую шубку. Скоро она с этой шубкой перестала расставаться, начала полнеть и вдруг пропала. Нет уроков музыки у меня, нет у другой знакомой девочки, нет занятий по сольфеджио. Зато совершенно необыкновенная для девчонок новость: Изабелла Константиновна уехала в Мурманск, где родила мальчика. Город наш маленький, все знали, что учительница наша не замужем, – и вдруг ребёнок. И интересно, и непонятно.

Спустя какое-то время Изабелла Константиновна появилась в Полярном. И мы, её ученицы, пришли к ней домой. Она жила в маленькой двухкомнатной квартире. Первая комната – проходная, за ней – другая, поменьше. «Хрущёвская» квартира. Малыша мы не видели, он спал в другой комнате. Изабелла Константиновна нас встретила радушно, усадила, а сама села к пианино и заиграла. Мы удивились – ведь ребёнок спит. «Пусть привыкает к музыке!» – ответила Изабелла Константиновна. А уроков музыки у нас она больше не вела.

Имя следующей учительницы музыки Зоя Михайловна. Обликом она была совершенная простушка. Задала мне десятый вальс Шопена. Я начала разучивать, но нельзя сказать, что дело шло хорошо. Учительница решила мне показать, как надо, села за пианино и со словами «представь, как под этот вальс танцуют пары на танцплощадке» принялась играть Шопена. Уже тогда у меня были сомнения насчёт танцев под Шопена, но я промолчала.

Как-то во время урока учительница поинтересовалась у меня, что такое торшер, и я с плохо скрытым изумлением объяснила, что это такое. А затем в наш город приехал на гастроли оркестр под управлением Эдди Рознера. Я с упоением рассказывала об этом событии своей учительнице музыки, предвкушая радость от предстоящего концерта, как вдруг она спросила меня: «А что она поёт, эта Эдди Рознер?» Но, к счастью, подошёл конец учебного года, я сдала экзамены по фортепиано, и на этом моё музыкальное образование закончилось.

Вокал и прочее

Я, правда, ещё пела! И пела соло. Аккомпанировал мне на баяне какой-то дядечка. Я пела пионерские и патриотические песни, выходя на сцену в школьной форме с белым фартуком и белыми бантами.

Получается, что я всегда принимала участие в школьных концертах, были ли они в школе или в Доме офицеров. Я либо пела, либо играла на фортепиано, либо танцевала зажигательный молдавский танец, либо читала стихи! Считалось, что стихи я читаю хорошо.

Ещё я занималась в фотокружке. И мама купила мне фотоаппарат «Зоркий-4» за 55 рублей, который через месяц подешевел и стал стоить 45 рублей, что маме было обидно.

Ещё я рисовала в художественном кружке овалы и пирамиды, отбрасывающие тени. Это было ужасно скучно. Те, кто освоили тени, срисовывали с цветных открыток. Всё это не воодушевило меня, кружок я забросила, рисовать умею лишь слона, вид сзади.

Политинформация

Моя первая учительница Евгения Фёдоровна учила меня 4 года. С 1-го по 4-й классы. Где-то с 3-го класса у нас были еженедельные политинформации. Мы должны были делать сообщения по очереди. И, когда подошла моя очередь, я об этом вспомнила буквально в последнюю минуту.

Начала дома хватать газеты «Пионерская правда». Все статьи казались мне скучными, неинтересными, лишёнными оттенка чего-то необычного. Тут мне на глаза попалась газета с жуткой статьёй о том, что в какой-то капиталистической стране так всё плохо, что крысы съели или чуть не съели маленького мальчика. Я смутно помнила, что об этом кто-то уже рассказывал, но времени найти что-то более сильное по впечатлению не было, а вся остальная информация была серой и скучной. И вот я на политинформации выкладываю эту устаревшую статью, но, как ни странно, и класс и учительница всё это проглатывают, а мне вместо облегчения становится за себя стыдно.

Гагарин

Так устроена человеческая память, что необычные события остаются в ней надолго, порой навсегда. И, наверное, любой человек смутно помнит события и дела прошлого четверга и прекрасно помнит, что он делал 12 апреля 1961 года.

В Полярном утро этого дня было хмурым, серым, солнца не было и в помине. В таком же сером настроении я шла с бидончиком за молоком. Стоя в очереди, погружённая в свои тоже почему-то серые мысли, стала немного прислушиваться к разговорам окружающих и удивляться тому, какую глупость они несут: человек полетел в космос! Вот сказки-то! Не поверив ни одному слову тётенек в очереди, вернулась с молоком домой и лишь пришедшая на обед мама убедила меня, что действительно Юрий Гагарин полетел на ракете в космос! Она слышала об этом по радио!

Кажется, даже погода сразу улучшилась, во всяком случае моё мрачное настроение исчезло без следа, а радость и ликование в школе среди ребят второй смены было настолько безудержным, что учителя сочли за благо отпустить нас с уроков.

Приём в пионеры

Ещё одна яркая и светлая дата в моей биографии. 22 апреля 1961 года меня принимали в пионеры.

Мамой заранее была куплена пионерская форма, красный пионерский галстук. Всё это выглаженное лежало на стуле и ждало утра 22 апреля. А утро всё никак не наступало. Моё желание стать пионеркой было настолько сильно, что, казалось, не хватит никакого терпения дождаться утра, потому как глаза не закрывались, спать не хотелось, но светлая весенняя ночь всё тянулась…

Казалось, я только задремала, как в комнату вошла мама, чтобы меня разбудить. И вот я в белой красивой рубашке, серой юбке, мама аккуратно заплела мои жиденькие косички – и пора отправляться в школу, а оттуда дружно в Дом офицеров, где и происходила торжественная церемония приёма в пионеры.

«Я, юный пионер Советского Союза, перед лицом своих старших товарищей торжественно обещаю: горячо любить свою Родину, жить, учиться и работать, как завещал великий Ленин, как учит коммунистическая партия».

Кто из моих ровесников не помнит этой клятвы? А на задней обложке тонких тетрадок в линейку эта пионерская клятва была напечатана.

Первый телевизор

День, когда мы купили телевизор, помню хорошо. Выбрали в магазине не самый дорогой. Самый дорогой был «Рубин», и все покупали его, но папа решил сэкономить, выбрал другой, с плохо запоминающимся названием. Принесли покупку домой, и кто-то помогал устанавливать и налаживать новый телевизор, а я сидела в комнате соседей Сбитневых и смотрела фильм «Безмолвная звезда».

Это была фантастика. О том, что население Венеры изобрело какое-то страшное смертельное оружие и решило сбросить это оружие на нашу Землю, чтобы истребить землян. Но кто-то всё-таки решил предупредить население нашей планеты и послал сообщение на Землю. Это сообщение с грохотом, ураганом и пожаром пронеслось над тайгой и получило название Тунгусский метеорит. Но наши умные учёные поняли, что это послание с Венеры. И вот уже на Венеру летит корабль с нашими космонавтами. А вдогонку им летит расшифрованное сообщение венерян. Всё это смотрелось даже по чёрно-белому телевизору с интересом. Но, когда земляне прилетели на Венеру, они увидели картину страшного разрушения и поняли, что жители Венеры не успели применить своё оружие против землян. Оно истребило их самих. И вот эти картины мёртвой планеты, разрушенных городов, человеческие тени, оставшиеся на уцелевших стенах зданий, как в Хиросиме, произвели на меня страшное и тяжёлое впечатление.

Я плохо спала в эту ночь. А у меня уже была своя комната всё в той же коммунальной квартире. Я даже пошла к маме ночью за утешением. Так запомнился мне день, когда мы купили телевизор.

Драматический талант

Были у меня и актёрские способности. Первое их проявление было довольно своеобразным.

На общей кухне нашей коммунальной квартиры стояли столы соседей и наш. Наш был около окна. Помню такой эпизод. Я уже была школьница, уже у нас был телевизор. И по этому телевизору показали фильм «Евгений Онегин». Мне было страшно обидно за Татьяну. Она – такая умная и красивая, а Онегин – такой глупый и холодный. И вот сижу я одна на кухне, обедаю. Передо мной суп, который я терпеть не могу. У меня в детстве вообще был неважный аппетит. Сижу, мучаюсь и вспоминаю вчерашний фильм. Вот я – Татьяна… Подходит ко мне Онегин, я сердита на него и грожу воображаемому Онегину кулаком, в котором зажата вилка. (А! это уже был не суп, а второе.) Тут из своей кладовочки появляется соседская бабушка и бежит жаловаться моей маме, что я вместо того, чтобы есть, ковыряю вилкой кухонный стол.

Подруги

Я уже училась в классе шестом. Как-то за мной пришли мои подружки звать меня в кино на вечерний сеанс фильма «Легенда о любви». А мама не пускает. Подружки пытаются уговорить мою маму. А у неё неважное настроение, она занята какими-то домашними делами и мне в сердцах говорит: «Можешь идти, но я тебя не отпускаю». И я остаюсь дома. Вот так. Ни ругани, ни криков, ни нравоучений. Мама строгая? Или я такая послушная?

По-настоящему близких подруг у меня было две: Женя Эрдман и Ира Бунина. Женя – худенькая, тёмненькая, умная девочка. Очень чётко помню её лицо: смуглое, узкое с карими глазами. Ира Бунина – красивая, сероглазая и взрослая, хотя все мы были ровесницами.

Родители Иры Буниной вели, как мне казалось, очень бурный образ жизни по сравнению с моими. У них были частые гости, шумные компании с вином.

Квартира у них была маленькая, двухкомнатная, одна комната проходная, где спали Ира с младшей сестрой, другая комната – спальня родителей; была ещё тёмная комната без окна – кладовочка, где спала бабушка. Я любила бывать у Иры в доме. Её маму звали так же, как и мою, – Валентина.

Однажды я пришла к Ире, когда у них дома было много гостей. Все сидели за столом, вели шумные разговоры. Мы с Ирой уединились в родительской спальне и оттуда слушали, как Ирин папа рассказывал анекдот: «Пушкин на коне. Дама, желая сделать ему комплимент, говорит: „Пушкин, Вы на коне – как капитан на пароходе!“ Пушкин приподнимает своему коню хвост: „Прошу в каюту!“» Мы с Ириной упали от хохота, тем более что анекдот был не столько услышан, сколько подслушан. И запомнился на всю жизнь.

Ирин папа был подводником. Его гости, тоже подводники, были людьми интересными, смелыми, весёлыми.

А папу Жени довольно скоро перевели в Североморск, она, переехав, писала нам письма и звала в гости.

И вот как-то осенью, собравшись вдвоём с Ирой, мы решили навестить Женю в Североморске. Родители нас отпустили, и мы отправились с ночёвкой. Сели на вечерний рейсовый катер и через час уже были в Североморске, без труда нашли нужный адрес. Но дверь на наши звонки никто не открывал. Несколько обескураженные мы погуляли какое-то время по Североморску, а когда вернулись – дома были Женя и бабушка. Разговорам не было конца.

Утром проснулись, работает на кухне радио. Из него доносится: «Жил да был чёрный кот за углом. И кота ненавидел весь дом!» Песню знали наизусть, вот когда она появилась, это был 1964 год.

После отъезда Жени у меня в подругах осталась только Ира. Женя ещё какое-то время писала нам письма, но потом наша переписка заглохла. Переводы наших военных родителей на другое место службы разлучали нас, но на место уехавших приезжали новые ребята, поэтому состав учеников нашей школы никогда не был постоянным.

Ира была симпатичной девочкой с большими серыми глазами, русыми волосами, с приятным лицом. Умная и интересная. Рано оформившаяся, в 13 лет девушка уже, а не девочка. У неё была подруга Надя Истомина, чуть старше нас. И когда Надиного папу перевели в Североморск, то её иногда отпускали в Полярный навестить подруг.

И вот как-то идём по городу – Ира, Надя и я. Сзади свист. Идём дальше, снова свист. Ира мне: «Посмотри, кто там!» Я послушно оглядываюсь, вижу каких-то незнакомых парней. И только тут чувствую разницу: они, гордые и неприступные, идут, не оглядываясь, а я могу и посмотреть, кто это свистит! Не им ли? Я почувствовала себя униженной, наверно, поэтому и запомнился этот мелкий случай. И появился стойкий иммунитет – никогда не оборачиваться на свист.

Вскоре Надя совсем перестала приезжать, а с Ирой мы дружили.

13 лет

Весной 1964 года мне исполнилось 13 лет. На мой день рождения у меня собралось 7 человек: Ира, Женя, Серёжа Антипин (по прозвищу Типа) – светлый полный мальчик, приятный и добрый. Валера Смирнов, в которого я была влюблена с пятого класса. Он был отличник, блондин, не красавец, но мне нравился. Именно в это время мальчики в школе стали носить новую серую школьную форму. Когда Валера пришёл в этой форме, он был просто неотразим, и я с трудом сдержалась, чтобы не признаться ему в любви.

В конце апреля на севере уже начинается белый полярный день, темнеет очень поздно, и день рождения можно праздновать долго. Но вот погода радует не всегда. Порой в это время года бывает достаточно тепло, порой может ещё идти снег. А из-под снега на сопках кое-где торчит перезимовавшая брусника. Какая она вкусная! Даже сладкая после морозов. Мы с девчонками с удовольствием лакомились этой брусникой и с не меньшим удовольствием лазали по освободившимся из-под снега скалам. Последнее было довольно рискованным занятием, но мы покоряли не слишком отвесные и не слишком высокие скалы. Правда, Ира как-то сорвалась и здорово меня перепугала, но всё обошлось.

Итак, мне исполнилось 13 лет, и я перешла в седьмой класс. Подошёл к концу ещё один учебный год, который я закончила без единой четвёрки, за что получила похвальную грамоту. Надо сказать, что учёба давалась мне легко, училась я с удовольствием и привыкла к хорошим оценкам. Брат мой, который поступил в первый класс, когда я училась уже в восьмом, рвением к учёбе не отличался, учился посредственно и страшно страдал от бесконечных учительских упрёков: «Вот твоя сестра!..»

Как-то Сергей упрекнул и меня: «И зачем ты так хорошо училась?»

Но я так училась, и учёба доставляла мне удовольствие. А когда наступали каникулы, я с не меньшим удовольствием предавалась праздности.

И после окончания учебного года, 30 мая, наш класс устроил чаепитие. Это было вкусное и приятное мероприятие. Мы пили чай с разными сладостями, танцевали и даже играли в КВН, который в то время был очень популярен: мы не отрывались от чёрно-белых экранов своих телевизоров, когда Александр Масляков и Светлана Жильцова начинали телевизионный КВН.

Правда, тогда ещё была и марка телевизора КВН и актуальна такая шутка:

– Как расшифровывается название телевизора КВН?

– Купил, Включил – Не работает!

Но после окончания учебного года нас не сразу отпускали на каникулы, мы должны были проходить так называемую «практику». Чтобы это не было простой формальностью, наши учителя пытались превратить «практику» в общественно-полезное дело. И в этом году нам надо было покрасить свой класс.

С краской нам помог дядя Тарас, который работал в строительной организации. Красить стены, да ещё всем вместе, – это не работа, а просто удовольствие. Класс мы выкрасили так быстро, что даже было жаль, что наша практика уже закончилась.

На лето из Полярного обычно все разъезжались. Женя – в Зеленодольск, под Ленинград, у родителей там была дача. Ира с родителями – на юг, в Сочи. А я с мамой и роднёй – в деревню. Перед отъездом менялись адресами и переписывались всё лето. Первой уехала Женя, потом Ира, и я осталась одна ждать маминого отпуска, который начинался с 20 июня.

Отъезд

Мы с мамой заранее купили билеты на поезд в купейный вагон, причём мы обычно всем семейством занимали целое купе. Железнодорожная касса находилась в Полярном на первом этаже жилого дома. Мои родители всегда ездили только поездом, а Ира со своим семейством летала на юг на самолёте.

И вот 20 июня мы поднялись в половине восьмого, на машине добрались до порта, затем на рейсовом катере до Североморска, затем на автобусе (за неимением такси) – до Мурманска. Дорога долгая, поэтому в Мурманске, сдав вещи в камеру хранения, отправились обедать в вокзальный ресторан и уже ближе к вечеру погрузились в поезд. Ехать нам до Москвы две ночи и один день. Сели мы в поезд вечером, проводник выдал постели, и мы улеглись спать.

Я проснулась рано, все ещё спали, а я лежала и мечтала о том, как было бы здорово, если бы на одной из стен купе была схема нашего маршрута и по этой схеме перемещалась бы точка – наш поезд, тогда в любой момент было бы видно, где мы находимся и как далеко нам ещё ехать.

Первая ночь в поезде обычно ещё холодная, но с каждым следующим часом становится теплее, что явно свидетельствует о нашем передвижении на юг. За окном мелькают зелёные леса, цветы пестреют среди травы, очень приятно смотреть в окно. День проходит быстро, затем ещё одна ночь – и ранним утром поезд прибывает в Москву на Ленинградский вокзал.

Как обычно, переезжаем на Казанский вокзал, сдаём вещи в камеру хранения и, взяв такси, едем к тёте Марфуше, что живёт на проспекте Вернадского. За окнами такси – красавица Москва. Как она мне нравится, мне нравятся широкие проспекты, море одуванчиков на газонах, даже московский воздух – и тот нравится мне!

Тётя Марфуша нас кормит, мы отдыхаем, а мама с тётушкой, оставив нас, детей, уезжают по магазинам. Они, как обычно, делают все необходимые покупки, ночуем в Москве. А с утра достаётся и нам, детям: нас везут в «Детский Мир», где тьма народу, толчея, духота, но надо купить школьную форму, обувь и многое другое. Ещё один день в Москве тратится на компостирование билетов, на покупку баранок, булок, сушек, сахару в деревню.

После такого времяпровождения мне совсем уже не хочется быть в Москве, и я с нетерпением жду отъезда в деревню.

От Москвы до Сельцо-Сергиевки гораздо ближе, чем от Москвы до Мурманска, поэтому мы едем на поезде несколько часов, приезжаем в Шилово, а потом на автобусе – в деревню.

Троица

Этим летом мы с мамой и братом Серёгой поселяемся у бабушки Поли. В ближайшее воскресенье праздник Троицы. По этому поводу мы одеваемся нарядно и идём к бабушке Оле. На мне жёлтое платье, новые, купленные в Москве туфли. Но со взрослыми ужасно скучно, и мы с моей двоюродной сестрой Ленкой решаем сходить на речку. Мама нас отпускает, но просит меня надеть старые туфли.

Прекрасный летний солнечный день, только загорать и купаться, что мы и делаем. Выйдя из воды, я обнаружила, что мои старенькие туфли неплохо бы и помыть, а помыв – поставила их сушиться на солнышке. Лежим с Ленкой загораем, болтаем. Вдруг послышался топот, мычание, смотрим – колхозное стадо коров приближается к нам. Ленка говорит:

– В этом стаде жутко бодливый бык. Пошли на другой берег!

А на другой берег можно перейти по довольно узенькому брёвнышку, кем-то перекинутому с одного берега на другой. И идти по нему с вещами в руках – это уже просто акробатика! Поэтому мы сначала перебрасываем через речку свои вещи, чтобы самим пройти налегке. Ленка уже стоит на брёвнышке, готовая перейти на другой берег. А брёвнышко не очень толстое и не вызывает у меня большого желания идти по нему. И пока Ленка переходит, я оглядываюсь, а коров вроде бы нигде не видно, похоже, что повернули в другую сторону. Я говорю Ленке:

– Коров-то не видать, иди обратно.

Ленка бросает мне с того берега наши вещи, я их исправно ловлю, но когда доходит очередь до моих стареньких, но вымытых туфель, то первый башмачок до меня благополучно долетает, а второй зацепляется за ветку дерева и шлёпается в воду. Хоть и старенький, но надо спасать.

Взяв палку, мы с Ленкой пробираемся в воде к тому месту, куда упала туфелька. Там оказывается довольно глубоко, мы движемся медленно, как вдруг совсем рядом раздаётся мычание. Это стадо всё-таки дошло до нас! Бросив туфлю на произвол судьбы, с достаточной резвостью мы перемещаемся на другой берег. Коровы идут, не торопясь, жуют травку, мычат, мы терпеливо ждём, когда они уйдут, а утонувшая туфля всё ещё брошена на произвол судьбы.

Наконец медлительное стадо уходит, мы возвращаемся на свой родной берег и вновь берём палку, чтобы найти утонувшую туфлю. Идём в воде всё глубже и глубже, как вдруг непонятно откуда раздаётся шум, который всё усиливается, и мы видим, что деревья закачались, согнулись в три погибели, вещи наши разлетелись в разные стороны, укатился мяч. Вновь мы выскакиваем из воды, хватаем свои вещи, те, что ещё не разлетелись далеко, и падаем на землю, чтобы переждать неожиданно налетевший вихрь.

Шум стихает, вихрь оставляет за собой кучи опавших листьев. Мы снова предпринимаем попытку спасти «утопшую» туфельку. Ленка нечаянно поддевает её ногой, она всплывает, но схватить я не успеваю, и она вновь уходит на дно. Очень живой оказалась наша утопленница, но тем не менее мы смогли схватить её, выволокли из воды и поставили на берег сушиться.

Довольно долго пробыли мы с Ленкой на речке, но, вернувшись в деревню, ещё успели принять участие в забавном деле, которое называется «катание яиц». Я уже сказала, что был праздник. Народ собрался вместе, бабы нарядные, в белых платках, тут же подвыпившие мужики, весёлые молодые женщины, дети. На зелёной травке кучками и по одному лежат крашеные яйца. И надо другим яйцом, прокатив его по траве, попасть в одно или несколько, лежащих в отдалении: этакий русский кегельбан! Всё это происходит очень весело, с прибаутками. У нас с Ленкой было два крашеных яйца, которые мы благополучно «прокатали», то есть проиграли.

Находка

Как-то пришли мы с Ленкой на речку и застали там мою маму с тётушкой, они как раз заканчивали стирку. Приезжая в деревню, мама и тётя Рая обычно помогали бабушке, устраивали ей генеральную уборку и генеральную стирку. Стирали занавески, даже тканые дорожки. Обычно всё это тщательно намыливали на речке, отбивали вальком (такой специальной деревяшкой), отбеливали на солнышке, полоскали. А иногда в хорошую погоду и высушивали всё здесь же, на речке, развесив вещи на ветках деревьев или расстелив их на чистой зелёной травке. Домой несли бельё, которое уже можно было гладить.

Вот и сейчас они собрали уже высохшее бельё и ушли к бабушке Оле. А мы с Ленкой остались купаться и валяться на солнышке. А когда мы уже собрались уходить, вдруг на солнышке на самом берегу что-то блеснуло. Я подошла ближе и увидела в травке два маминых кольца, обручальное и с камушком, которые она, наверно, сняла перед стиркой и забыла. Мы с Ленкой, радостные и возбуждённые, побежали домой с нашей находкой. Мы так быстро примчались, что мама ещё не хватилась своей пропажи.