Между нами война

От жары и птиц не было слышно.

Впереди стали видны деревья. Песок сменился черноземом, густо покрытым низкой, желто-зеленой травой.

А вот и дед Икарус. Эрис спешно прошла и поздоровалась. Накрытый белым ситцем, он спал под деревом, разморившись от зенитного солнца. Его скот лениво, в окружении бесчисленных назойливых мух, бродил и щипал травку неподалеку.

Голову Эрис припекало разошедшееся светило, ее густые, блестящие волосы цвета лесного ореха, собранные в конский хвост, струились и переливались при его лучах.

Обычно бледная, раскрасневшись и запыхавшись, она спустилась с холма, прохладная тень от которого немного взбодрила Эрис. А вот и поле!

Золотое жнивье раскинулось на горизонте. И казалось, нет ему краю. Необъятно для взора, оно отливало всеми оттенками желтого, колыхаясь на стремящемся, летящем ветру.

Подбежав поближе, она не заметила ни звука, кроме стрекотания кузнечиков. Пекло…

– Никого, где ж тебя искать-то? – размышляла девочка.

Пройдя чуть дальше, Эрис подумала, что вблизи не так уж красиво, зато интересней. Она разглядывала тугие колосья. Вот какие-то букашки ползут. А как тут пахнет! Землей и ароматными травами…

Она хотела было пройти чуть дальше, но тут до ее слуха донеслись острые звуки серпа.

– Эй, малявка!

Эрис передернуло.

– Чего потеряла тут? – сердито спросил ушастый пацан Аргос, одетый только лишь в непонятную набедренную повязку. Его хмурое лицо и грубый голос испугали девочку, но она не подала виду.

– Я ищу Персея. – с гонором ответила она, задирая голову в бойком жесте.

– Персей на корабле уплыл. С аргонавтами! – цинично расхохотался он, скаля кривые зубы.

– Что пугаешь козявку? Смотри, сейчас лужу нальет. – издевательски сказал второй мальчик в красном платке, обвязанным вокруг головы, вышедший на голоса.

– Сам нальешь, дурак! – крикнула на него Эрис.

Мальчуган по имени Аннас опешил. Что за непонятное существо, в бесформенной одежде пришло к ним в гости в самое пекло?

– А ты тупица, заткнись! – взъелась на первого Эрис.

– Да дай сказать ей. Чего надо? – на нее спокойно смотрел и наблюдал за происходящим юнец лет двенадцати от роду. Коренастый и самый крепкий среди остальных, что как гусеницы успели выползти на шум из тени колосьев. Он был самый низкий по росту, очень смуглый, какой-то коричневый. Глаза его смотрели уверенно и спокойно. Руки были на поясе и он требовательно вопрошал жестом коротко остриженной головы. Его штаны были натянуты почти до самых подмышек. Сейчас она его узнала – носатый и белозубый неугомонный сосед, который всегда идет впереди своры своих товарищей.

– Я принесла еду для сына одной тети. Соседки. – продолжила она, не спрашивая разрешения говорить.

– Это – Персиус. – тараторил прыгающий вокруг них длинноносый паренек по имени Атрей, тыкая в коричневого мальчика грязным пальцем, за что и получил от Персиуса подзатыльник.

– А это ты живешь в конце улицы? У тебя брат есть, да? Похожий на девчонку. Ха-ха! – рассмеялся он, поставив ладони на драные коленки.

– Я тебе покажу! – бросив кулек на запыленную землю, она накинулась на Персиуса с кулаками. Это было смешно – маленькая девочка в пацанячьем тряпье своими беленькими кулачками запалисто молотит крепыша.

– Перестань! Эй! Всё, я же пошутил! – закричал Персиус, закрываясь от нее руками.

– Это тебе за брата. – ее удары он даже не почувствовал. Эрис, еле дотянувшись, расцарапала его скользкий от жары нос.

– Вот гадюка! – подытожил он, избавясь от ненормальной. Её за руки оттянули мальчики.

Под всеобщий смех, Персиус вытирал окровавленное лицо. Но веселье быстро утихло, так как друзья испугались грозного взгляда мальчугана.

– Вместо спасибо еще и издеваетесь. – буркнула Эрис.

– Ну спасибо так спасибо. – сказал в ответ Персиус, громко сморкнувшись в сторону.

– А давай убьем ее и зажарим на костре! – предложил тот самый, строгий умник в набедренной повязке.

– Хватит уже. Давай поедим. – он спокойно сел на голую землю, обдумывая поступок этой девочки.

Персиус, как главарь этой долговязой семерки, принялся раскрывать провиант. Эрис развернулась и зашагала прочь.

– Эй, девочка! Как тебя зовут? Иди сюда, поешь с нами!

– Меня зовут Никак. Понял?!! – прокричала Эрис, не оборачиваясь. Она уверенно вглядывалась вперед и широко шагала тонкими ножками. Она делала это громко и быстро, выделяя каждый шаг.

– Вот глупая малявка. – начали было ребята, но, увлеченные поглощением обеда, быстро забыли о ней – накормившей юных косарей. Все, кроме Персиуса, ибо расцарапанный девчонкой нос больно щипало от соленого пота.

Эрис возвращалась домой. От негодования ее маленькое сердечко ощутимо колотилось в горле.

– Вот скоро я стану солдатом, и порублю вас всех на мелкие-мелкие кусочки! – бурчала себе под нос обиженная дерзкая девочка.

Когда ей было плохо или одиноко, Эрис вспоминала красивого рыцаря на коне в доспехах, который всплывал в её памяти. Она помнила, как в один день в далёком городе мать забрала их с братом у тётки ненадолго в город. Там её мама куда-то ушла. Эрис помнится, как она смотрела на больших коней со звенящими сбруями. Потом почувствовала сильный толкающий удар брата в спину. И этого прекрасного рыцаря в доспехах. Как он смотрел на неё своими небесными глазами и что-то говорил – только непонятно, что. Она полагала, что легкое и теплое прикосновение его лица – её выдумка. Она никогда не забудет, как солдат поднял её и нёс куда-то… Холодные железные доспехи, их лязганье. Потом опять мать. Всё, на этом воспоминания заканчиваются. Но, как Эрис начала осознавать себя личностью, решила – во что бы то ни стало, стать воином. Красивым, сильным и добрым, готовым помочь нуждающимся в любой момент.

Незаметно для себя, она уже подошла к знакомому дому, спрятанному под изумрудными кронами деревьев и густой стеной кустарников.

Эрис немного спустилась по каменной насыпи вниз и прошла по маленькому деревянному мостику над оросительным каналом, миновав заросли сирени и плодовых деревьев, беспорядочно рассаженных у старых, загнивших ворот. Она хотела постучаться, но её, опередив и открыв их, встретила встревоженная бабушка.

– Где ты пропадала? – строго вопрошала она.

– Соседка попросила меня отнести обед её сыну. – виновато ответила Эрис.

– Какая еще соседка? Я же сказала, не выходить за ворота! – нахмурилась бабушка, страшно выпятив зеленые глаза на внучку, отчего ей стало боязно.

– Бабуля, ты же приказала мне собрать каштаны для твоих ног. Я и сделала. – она вытащила отборные орехи и сложила их на горячий каменный подоконник. – Там, на том конце улицы живут же… Ну… такие, ну… смуглые. И та тетя – болтунья, жуть. – Эрис смешно скривила лицо.

– Ах, ты про персов! Не ходи к ним. Они – враги народа. – так уверенно и просто заключила бабушка.

– А почему? – в недоумении спросила внучка.

– Вырастешь – поймешь. – поспешно ответила бабушка, заведя Эрис домой. – А пока – не спрашивай. Не твоего ума дело.

Эрис не любила, когда говорят загадками. Она ненавидела это. Ей по душе была только прямолинейность. Несмотря на свой возраст, её характер уже полностью сформировался. И сама она говорила только правду, частенько получая за это. Но всё ж, эту волевую девочку нельзя было запугать ни розгами, ни криками. Её крайне раздражали враньё и несправедливость. Иногда она наблюдала за чужими действиями, кажущимися Эрис неправильными. И тогда в ней закипало негодование и неуемное желание все сделать правильно – так, как надо. Но из-за непонимания окружающих, Эрис стала скрытной и не очень разговорчивой.

Только когда дело касалось военного дела, она неугомонно надоедала своими любознательными расспросами.

Некоторым приходился по вкусу нрав девчушки, например, её тете – Татиан Леонтиос Каламис, являвшейся племянницей по бабушкиному покойному брату, который был военным. Ей нравилось отсутствия заискивания Эрис перед старшими.

Но большинство ненавидело эту непризнавание авторитетов и стремление к справедливости.

Особенно это раздражало брата и мать Эрис, которую она, после расставания с отцом, видела очень редко. А брат, родившийся раньше Эрис на три года, с неоправданной жестокостью, и порою – подло поступал с маленькой сестрёнкой.

Эрис замечала плохое отношения матери и брата, но её доброе сердечко всегда старалось оправдать родных ей людей.

Бабушка научила Эрис грамоте, которой, в свою очередь была обучена своим мужем. И одаренная девочка с необычайным рвением обучалась ей. Благо, книг и рукописей в старом доме было более, чем достаточно. Это было наследие её деда, которого она никогда не видала. Он тоже был военным. Потом умер, вернее, был убит своими же, как рассказывала бабушка, вскоре после того, как родилась мать Эрис. Она была единственным ребенком. Пока дед был жив, он всячески старался баловать дочку.

Эрис знала, что её предки по бабушке Эйгл Иеремиас – Каламисы когда-то давно были сосланы правительством из материковой Греции за свою религиозность – они читали Псалтырь Давида, не прикасаясь к Евангелию. И их изгнали только за это, несмотря на заслуги перед Родиной – все ближайшие поколения были солдатами конной пехоты, всегда служившими на смерть у неспокойных границ.

А дедушка Эрис – Микаилус Атромитос Лефкас был из местной аристократии. Земледельцы, владельцы бахчевых культур, горных медовых пасек и виноградных плантаций – его клану не понравилось, когда он изъявил желание породниться с бесславными ссыльными мигрантами, пускай и бравыми, но все же, не их фамилий.

Дед проявил упорство – женился на Эйгл, за что и был отречён. Как говорила бабушка – он пришёл к ней с маленькой сумкой для одежды и привёз с собой огромное количество рукописей и книг. И они трудились вместе, выкупив у знати дом, в котором сейчас живут.

Бабушка очень боялась, что вечно меняющиеся, грабящие и порабощающие народ власти заберут у неё крышу над головой. У подавляющего большинства бедных запуганных людей в неспокойные времена не было и этого.

Три года назад в Кандию пришли рыцари, между которыми разделили плодородные земли, будто б сидящие в Синьории Камерленджии – хозяева жизни. Когда здесь были генуэзцы, – а бабушка их всех считала беззаконными пиратами, – люди боялись выходить на улицу. Эти головорезы средь белого дня могли спокойно увести местных жителей в невольничество.

Забравшие остров венецианцы стремились показать себя деловыми людьми, стремящимися к сотрудничеству. Но это, естественно, была только иллюзия. В общем, было точно также, может даже хуже, просто называлось всё это другими именами.

Постепенно на остров стали стекаться самые разнообразные переселенцы, что вызвало ужасающий прирост разбойничества, произвола и разврата. Бабушка проклинала "этих Франков" за открытия греховных ворот и за преследования отколовшихся от них Православных, вопреки тому, что последние изгнали её предков за Старообрядчество. Но больше всего, пожалуй, бабушка ненавидела отца Эрис, который был из лихих генуэзцев. Эрис знала только то, что он постоянно был в плаваниях и больше ничего. Иногда бабушка очень неприятно высказывалась о маме Эрис – Элин Микаилус Лефкас за эту порочную связь, говоря, что зять её некрещеный иноверец; что дочь её не первая и не единственная его жена; что Божественный союз между ними поддельный. Элин особо не переживала за недовольство матери. Контенто Фортунато: было ли это прозвище отца, либо его имя – Эрис не знает. Её отец был основным табу для разговоров дома. Одним из бесконечно многих запретов.

Наконец мать и множественные подруги общительной Элин добились того, чтобы эта женщина сбежала от ревнивого и изредка появляющегося меж плаваний, мужа, к тому же, любившего распускать руки во время своего недолгого соединения с женой. Любил он не только маму Эрис, но и выпивку – какой же пират без вина? Элин, зная своего суженого, – за душой которого было внушительное количество, один Бог знает, сколько отнятых жизней, – сбежала из их маленькой родной Ситии в нынешнюю Кандию со своей кузиной Татиан, когда решила порвать с ним отношения. Контенто несколько раз появлялся в окружении разбойников, ломившись в ворота Эйгл. Но рано овдовевшая, приходящаяся ему тещей, бабуля, наглухо забаррикадированная в своем ветхом домике, покрывала Контенто и его друзей терпкой руганью и проклятиями, говоря, что "его жена и дети умерли". За пару лет никчемный отец смирился с расставанием. С тех пор его больше никто не видел.

Элин в Кандии пустилась во все тяжкие, оставив сына Евгениуса и дочку Эрис на воспитание Татиан. Тетя была очень строгая, не чуждо ей было и рукоприкладство. Жили они у родственников мужа Татиан – Грегориуса. Её сын – Георгиус был на два года младше Эрис. Татиан видела, какие разные характеры у её приемышей. И ей нравилось, что Эрис терпеливая к голоду и нуждам.

Эрис невозможно было заставить есть – все это, как полагала тетя, было результатом их неблагополучного детства. Затем Татиан, устав от гулящего мужа, постоянно шатающегося с портовыми пьяницами, ушла от него, уехав обратно в Ситию, заодно забрав детей изредка появляющейся ради любимого сынка Евгениуса, Элин.

Татиан, приехав в город, отвела племянников к своей тетке – Эйгл. Бабушка была рада воссоединиться с внуками. Затем появилась и блудная дочь. Как потом стало известно – ненадолго. Забрав сына, она снова уехала, на этот раз в неизвестном направлении, оставив бедную Эрис одну.

Но перед этими грустными событиями произошёл один случай, который изменил жизнь маленькой Эрис навсегда.

Глава третья

Эрис видела сон. Этот сон периодически повторялся. И вот опять, сегодня ночью ей снилось, как она, мама и брат идут по пустырю. К ним привязался какой-то непонятный, разодетый шут. Они вместе, смеясь, надели кандалы на руки и на ноги Эрис, и та оказалась привязана длинными цепями к железному колу, торчащему прямо из земли. Затем они втроем, весело болтав, развернулись и ушли вперёд. Далеко-далеко, превратившись в крошечные точки, а потом и вовсе исчезнув из виду. Эрис была прикована намертво – она плакала и билась, зовя мать, но никто даже не оглянулся. Её палило беспощадное красное солнце, и от его жара Эрис проснулась.

– Это всего лишь сон! – обрадовалась девочка.

Прекрасным ярким утром Эрис встала с постели. Умывшись и одевшись, она побежала к спящей матери. Это утро было особенно светлым ещё и из-за того, что отсутствующая пару лет мать, вернулась вчера ночью.

Эрис так сильно скучала по ней! Она, аккуратно и бесшумно подкравшись, присела у ложа и положила свою маленькую головку на мамину мягкую подушку.

Утренний свет заливал всё вокруг. Девочка не могла налюбоваться на неё. Эрис вдыхала аромат маминого теплого дыхания. Она гладила её красивые, гладкие волосы.

– Моя любимая мамочка. – говорила Эрис, нежно целуя её в щеку.

– Эрис, прекрати! Что за дурацкая привычка! Телячьи нежности… Дай поспать, я устала! – вытирая рукой лицо от поцелуя дочери, мать бессердечно нагрубила, и, не открыв глаз, указала пальцем на выход. Эрис вскочила, напугавшись ее реакции. Её сердце больно дрогнуло. К горлу подкатил комок обиженных чувств. Эрис побежала вон из комнаты, не видя перед собой ничего из-за накатывающих слез.

На пороге она столкнулась со входившим к матери братом. Он разозлился на Эрис и толкнул её в ответ, отчего та упала, больно стукнувшись головой о косяк.

– Ты что слепая?! Иди глаза вымой, тупица! – крикнул он со злостью.

Эрис протерла слезы и увидела его высокомерное выражение на пухлом белом лице.

– Смотри, мама выгнала тебя как собаку, потому что не любит. Ты – подкидыш! – он по привычке начал дразнить Эрис, тыкая в ее сторону своим нежным пальцем. – Я сейчас пойду к маме. Мы с ней всегда будем вместе. Она заберёт меня с собой. А ты – лишняя. Ха – ха! – он говорил это так спокойно и язвительно, чем и вызвал ярость Эрис. Она встала, и он снова толкнул её. Эрис в ответ пнула его. Но сил, конечно же, не хватило и за дерзость Евгениус ударил её в нос, а после, как трус, проскочил в открытую дверь.

Эрис не сразу почувствовала боль. Она вообще никогда её не чувствовала, когда злилась. Но что-то горячее быстро закапало на ее верхнюю губу. Потом это «что-то» полилось ручейком, и Эрис инстинктивно подставила маленькую ладошку. Она быстро наполнилась, как оказалось – кровью. Через пару мгновений уже и деревянный пол испачкался красной жижей.

Эрис побежала обратно к маме, которая в это время с блаженным ликом ласкала своего сына.

Её выражение сменилось при виде дочери. Эрис думала, что сейчас отбившийся от рук брат получит по заслугам. Не сдержав обиды, она разрыдалась.

– Замолчи! – крикнула сидевшая мать. От её голоса по всей комнате разлился гулкий звон.

Евгениус был рядом, в её объятиях.

– Что случилось? – спросила мать, со снисхождением обратившись к сыну.

– Эта дрянь толкнула меня. Я нечаянно задел её, чуть не упав! – с невинным видом ответил Евгениус, уткнувшись носом в мать. Он зло косился на Эрис.

– Неправда! Он лжёт! Подлый врун! – закричала Эрис, заливаясь кровью. Её одежда, руки, лицо и даже зубы – всё было в крови.

– Следи за языком. Получила по заслугам. Учись уважать старшего брата. – строго наущила мать, даже не встав с места.

На крики пришла всегда занятая делом бабушка. Она боялась входить, соблюдая дистанцию с неугодной дочерью и начала говорить издалека:

– Какие же вы толстокожие! Сколько можно издеваться над ребенком?! – вскрикнула она, вытащив из передника тряпицу. – Иди сюда, Ляля. – она так ласково называла внучку.

Эрис, всхлипывая, с горечью в сердце, медленно поплелась к бабушке, оглядываясь на эту парочку.

Бабушка вытерла ее лицо и, взяв за руку, повела с собой на кухню умываться, по пути ругая и уча Эрис не доверять им обоим.

Эрис вспомнила, как в далеком городе из-за того, что она была предоставлена сама себе, за ней увязалась одна умалишенная. Она гналась за девочкой с длинной плёткой, и Эрис, убегая, попала в глубокий овраг, раскроив об острый камень череп. Как она выбралась – не помнит. Помнит жуткую боль в теле и очень много крови. Её нашла одна старуха, когда Эрис пыталась добрести до дома тети. Она отвела девочку к себе, где с одним дедушкой тщетно пыталась остановить кровотечение.

Но потом пришла тетя Татиан и, перевязав рану, даже не поблагодарила соседку, тихо сказав Эрис, что тряпки были грязные. Потом ей еще долго пришлось ходить с перемотанной головой. С тех пор у Эрис был шрам на лбу, который не был заметен под волосами.

Однажды девочку чуть было не затоптал табун мчащихся лошадей. Эрис не могла забежать в ближайший открытый двор и скрыться – оттуда кидалась огромная озверевшая собака. Она помнила, как благодаря своей худобе скрылась за узким стволом дерева – столбом, стоявшим посреди улицы. Эрис до сих пор, если хотела, закрывала глаза и представляла те минуты. Она могла живо ощутить ветер и пыль, поднятые телами коней. Она могла почувствовать гул и тряску земли под их копытами.

В жизни Эрис присутствовал непонятно за что ненавидящий Эрис брат, который много раз умышленно буквально калечил Эрис: то опустив на её руки огромный валун, отчего ногти на ее руках почернели и слезли; то проявив «заботу», прокатил на тележке. Зная, что ноги сестренки попали в щели между досками, он всё же продолжил с бешеной скоростью гнать обоз, отчего её голеностопы, намертво застряв, повисли и стерлись дорогой в ужасное месиво.

Бабушке Эрис долго пришлось вытаскивать камни и грязь из ран внучки. Эрис на протяжении месяца не могла просто встать на ноги, не говоря уже о ходьбе.

Бабушка, при всей её преданности, была чересчур строга. Иногда даже слишком. Сначала Эрис не ощущала этого. Но потом, когда дом опустел и Эрис взрослела в одиночестве, она почувствовала гнёт властного характера и нарастающего недовольства со стороны бабушки.

…Мать и брат уходили, даже не позавтракав.

– Вы куда собрались? – спросила бабушка.

– Мы – в часть. Там, слышала, принимают детей на военную подготовку. Может хоть так мой сын сможет выбиться в люди. – поспешно обуваясь, ответила Элин.

– Ты что, с ума сошла! Теперь всем руководят эти христопродавцы! – возмущалась бабушка, позабыв налить воды для внучки.

– Ну и что? Какая разница, кто у власти? Один, другой, третий. Люди будут продолжать жить в любом случае. – продолжила Элин.

– Предатели! – рассерчав, крикнула бабушка им вслед.

– Мама! Возьми меня с собой! – Эрис крикнула, Элин обернулась. По её виду было понятно, что она не хотела идти с "хвостом".

– Я хочу с вами. Пожалуйста! – взволнованно взмолилась дочь.

– Сиди дома! – буркнул Евгениус.

На глазах и без того выглядевшей жалко Эрис, – с размазанной кровью на лице и засохшими бордовыми пятнами на клетчатой широкой рубахе, – выступили крупные слёзы.

– Хорошо, только умойся. – дала добро мать. – Да побыстрей!

Эрис начала носиться как на крыльях, поспешно сполоснув лицо и надев сандалии. Бабушка была вне себя от злости. Она, бросив кувшин, направилась на свой небогатый, но красочный участок.

И вот, весело подпрыгивая, Эрис направляется в скромный гарнизон Ситии, где одним глазком посмотрит на героев из своей мечты!

Дорога туда лежала довольно длинная. Мать Эрис знала все места по-памяти. В том месте когда-то служил её отец. Она была ровесница Эрис, когда потеряла его. Но пару раз всё-же успела побывать там с папой.

Было ещё рановато. Выйдя на улицу они встретили только Персиуса, который в окружении своих бодрых дружков помахал Эрис. В ответ она указательным пальцем руки провела по своей тонкой шее, дав ему понять, что "отрежет голову".

Мальчики в шутку сделали испуганные лица. Евгениус начал дразнить Эрис из-за Персиуса. Он сказал ей колкую гадость и зоркому Персиусу это не понравилось.

– Его следует проучить! – тихо приказал Персиус ватаге, на что они начали поддакивать.

Элин продолжала торопиться, дети еле за ней поспевали. Они прошли мимо ворот рынка, бурлящего уже с зари. Мимо улиц и улочек, забегаловок и торговых лавок, мимо просыпающегося и спешащего города с его интересным содержанием.

Здесь пахло жареной рыбой и лепешками. Отовсюду слышались разноголосые возгласы, разговоры, крики.

Евгениус шел, глядя по сторонам, а Эрис смотрела вперед и была сосредоточена лишь на одном слове – "рыцари".

Наконец, пройдя с одного конца города на другой, впитав в себя его ароматы, ощущения, виды и впечатления, они дошли до поста.

Здесь стояли часовые. Каменные смотровые вышки сочетались со скромным деревянным забором.

– Вы куда? – спросил дежурный солдат. На нём были одеты толстая форма венецианского пехотинца и кольчуга, закрывающая всю голову, кроме лица. В ножнах висел меч, а в руке было острое, не очень длинное копьё. Эрис с восхищением разглядывала его.

– Я к Яннису. – ответила мать Эрис неуверенным голосом.

– К какому? К старому учителю Яннису? Тогда Вам надо обойти, вход с задней стороны.

– Спасибо! – выпалила Эрис, на что солдат сдержанно улыбнулся.

Эрис быстро направилась туда, куда им подсказал этот служивый. Мать и Евгениус шли следом.

– Когда эта стена кончится? – нудел брат, – Я устал, пить хочу.

– Потерпи, дорогой, сейчас. – отвечала их мама.

Здесь, около стены, тягостно пахло навозом и слышалось ржание лошадей где-то поблизости.

– Вот, мама! – возбужденно вскрикнула Эрис и влетела в открытые двери. Здесь не было такой высокой ограды, лишь железный ржавый кованый плетень, открывающий виды тренировочных площадок.

– Эй! – крикнул Евгениус сестренке. Он всегда так обращался к ней. В последнее время причудливый брат нарёк её Себастьяном и запрещал говорить о себе, как о девочке. Может в этом и скрывалась его нелюбовь к ней? Кто знает…

Но Эрис уже не слышала их. Она, поглощенная зрелищем, наблюдала за тренировочным поединком на конях пары юниоров.

– Ты кто? – спросил у Эрис седовласый, преклонных лет, мужчина.

– Я – будущий воин! – торжественно ответила она, даже не взглянув на него.

– Дядя Яннис! – позвала Элин. Он направился к ней.

– Здравствуйте. Я – Элин Микаилус Лефкас. Может, Вы помните? – спросила она.

– Ты – дочь того самого Микаилуса Лефкаса? – он удивленно спросил, и обрадовавшись, и расстроившись одновременно.

– Да. Я знаю, что Вы являлись его лучшим другом.

– Да. Как же ты выросла! Какие были времена! – он задумался. Это был пожилой человек с белыми волосами, вернее, с тем, что от них осталось. Он не был грузным – скорее, атлетичным, и в свои годы удивительно легким на подъем. Он был облачен в обычные невзрачные туники, одетыми одна на другую и туго подпоясан.

– Твои дети? – спросил он своим дребезжаще-крикливым голосом, придя в себя.

– Да. Я хочу попросить Вас тренировать моего сына.

– В нашем деле главное – закалка. Твой сын силен духом? – строго вопросил он.