Птица

– Так расскажи, что произошло. Я слышал, Птица жил в монастыре какое-то время?

Иван снова смотрел вверх, будто стараясь разглядеть в кедрах потерянную икону и спросить совета у нее. Но только ветки непонятно шебуршали и потрескивали на ветреном языке.

– Виталик пришел месяца три назад. Его долго не хотели пускать, но потом сжалились и позвали меня. Он был как бомж. В волосах репьи, одежда грязная, рваная, глаза какие-то масляные, желто-красные. Весь дрожал. Я сразу понял, что его ломает. Я потом его руки видел – ни одной вены. Все ушли, спрятались от уколов. Даже естество человеческое против такого. Он просил пустить его ко мне, говорил, что хочет найти покой. Не так, конечно, говорил.

– Переломаться хотел?

– Да, да, именно так. Я сказал, что ему надо не в монастырь, а в больницу, но в ответ он начал ругать врачей, и я понял, что в больнице он уже был и ему не помогли. Пришлось поговорить с отцом Диомидом, это наш настоятель. Сначала он не хотел, но потом все же дал благословение. Мы выделили Виталию келью, он попросил поставить ведро воды и запереть его.

– И что было дальше?

– Дальше было страшно. Сначала он валялся на полу и его трясло. Потом начал кричать, хотел вырваться. Тут уж мы его заперли и поставили послушника читать канон под дверью. Вся братия молилась.

– Зачем?

– Ну как же. Грехи – это просто нитки, за которые человека дергает бес. Человек может порвать нитки, но если не изгнать кукловода, ему ничего не стоит привязать новые. Поэтому врачи очень редко могут вылечить. Но бес только играет человеком, он не может полностью завладеть им. Потому что в человеке есть образ Божий, и чем его ни замазывай, он всё равно проступит, как старые фрески в храме порой проступают через новые росписи. Вот и Виталия к нам привел этот образ. Мы старались ему помочь, старались изгнать беса…

– Не вышло?

– Наверное, нет.

– Он вырвался? Убежал? Достал наркотики?

– Не совсем так. Сначала мы думали, что победили. День за днем приступы становились всё слабее. Виталий начал есть, потом помогать в работе по монастырю, потом стал даже ходить на службы. Выучил некоторые псалмы и подпевал в хоре. А однажды в храме он встретил девушку. Я думаю, что он был знаком с ней раньше. После службы он догнал ее, и они о чем-то говорили. Ссорились. Потом она ушла, и я увидел, что у Виталия снова всё плохо. Мы пытались говорить с ним, я и отец Диомид. Но он, похоже, замкнулся. Жил еще где-то месяц. А потом ушел, никому ничего не сказав. И после этого оказалось, что пропал напрестольный крест. Серебряный, с позолотой и драгоценными камнями. Восемнадцатый век.

– В милицию заявляли?

– Нет. Этот крест в обитель принес сам настоятель. Купил где-то у антиквара. Давно, еще в советские времена. У нас он не числился, и архимандрит сказал, что это его вина. Не стал он заявлять. И знаешь, я порой думаю, что этот крест Виталия и сгубил.

– Ты думаешь, что его убили из-за креста? Чтобы ограбить?

– Кто знает, кто знает… Так или иначе, но он совершил очень большой грех.

– А эта девушка, как она выглядела?

– Точно не помню. Помню только, что у нее было много сережек в ухе. Как это теперь называется?

– Пирсинг.

– Да-да, он самый.

– Когда это было?

– В начале апреля.

Совсем недавно. Птица сбежал из монастыря незадолго до смерти. А до этого сбежал в монастырь от жизни. Или от Лены. Или от кого-то еще. Странное бегство. Виталик не верил в Бога. По крайней мере, в Христа. Однажды утром с похмелья мы забрели в развалины бывшей тюрьмы. Тогда я спросил, верит ли он. «Я недавно прочитал, что раньше у нас были другие боги. Солнце, гроза, земля. Наши. А потом пришли эти и крестили всех. Знаешь, зачем крестили? Чтобы сделать всех рабами. Они же так и говорят – раб божий. Были свободные люди, а стали рабожами. Лучше приносить телят в жертву богу, чем себя. Их Христос – ненастоящий. Настоящему Богу не нужны рабы. Человек и Бог должны быть свободны».

Меня передернуло. Это же было здесь. Где-то здесь, в кедрах, мы и сидели тогда, закручивая в газетные листки табак из вчерашних окурков. Господи, как давно это было! И так недавно… Страшно захотелось курить.

– А как ты думаешь, Виталик пришел к вам просто, чтобы скрыться? Или всё же…

– Не знаю, – Ваня печально покачал головой. – Когда только пришел, я не верил, что он может стать другим. А потом он стал ходить на службы. Я даже брал его прислуживать в алтарь. Это ведь не просто так.

Отец Георгий говорил всё более увлеченно, черты лица его как будто заострились, а глаза, казалось, видят что-то недоступное моему взгляду.

– Ты, наверно, не знаешь, но во время евхаристии, когда хлеб и вино пресуществляются в тело и кровь Спасителя, в храме, а особенно в алтаре, все, кто имеет хоть чуточку веры и знает, что происходит, ощущают благодать. Физически ощущают. И я, кажется, видел, что и Виталик ее чувствовал. И вот когда я это увидел, во мне родилась надежда на то, что он может спастись. Ведь это невозможно забыть. Это как…

– Наркотик? Ты думал, что Птица сменил одну зависимость на другую?

– Как ты можешь так говорить! Если не понимаешь, о чем я, лучше молчи.

Ну что же такое? Почему всё время вырывается то, о чем говорить нельзя? Глупо ставить под сомнение веру священника. В конце концов, зависимость от веры – не так уж и плохо. Лучше, чем от героина.

– Извини-извини. Можно я закурю?

Отец Георгий покрутил головой и даже, казалось, понюхал воздух, будто бы пытаясь учуять приближение настоятеля.

– Валяй. И мне дай тоже.

– Да не вопрос.

Зажигалка выплюнула столб огня на склоненные к ней сигареты.

– А что тебе еще Виталик рассказывал? Может, у него были какие-то проблемы кроме наркотиков? Какие-то враги?

– Насчет врагов не знаю, – отец Георгий затянулся, поморщился, отчего в речи возникла секундная пауза, и сдавленным голосом человека, подавившегося дымом, продолжил: – Мне иногда казалось, что у него все враги. А так он очень ругался насчет матери и отчима. Говорил, что они ждут его смерти, чтобы продать его квартиру.

– А кому он мог продать крест? Вы не выясняли? Не думаю, что в Тачанске много людей, способных купить такую вещь. В принципе, это нетрудно вычислить.

– Я же говорил, что архимандрит был против. А с настоятелем не спорят. Он сказал «нет» – значит «нет». Это как в армии. Приказы не обсуждают.

– Но ведь если бы вы сообщили об этом Пух… то есть в милицию, это помогло бы найти убийц!

– Ну вот ведь какой ты упрямый. Не надо об этом никуда сообщать, – Иван затушил окурок о ствол кедра, разрыл ямку в слое иголок и похоронил бычок. – Я же тебе говорил, что месть – это грех.

Священник замолчал, а я уловил новый запах, который вдруг сказал мне больше, чем все слова священника. Аромат ладана и сигарет образовывал причудливую смесь – святости, тайны и скрытого греха, смесь желания наслаждений и жажды познания Бога. И мне вдруг показалось, что я понимаю отца Георгия.

– Видишь ли, у многих начинающих священников, и об этом даже говорят святые отцы, этому учат в семинарии, появляется такой соблазн. Они на исповеди получают право вязать и решить – допустить к причастию или нет, отпустить грехи или назначить епитимью. Опасность, соблазн такой власти очень велик. Начинает казаться, что ты можешь говорить от имени Бога, можешь сам решать, кто достоин хвалы, а кто наказания, кто рая, а кто геенны. Думаешь, что можешь влиять на события, забывая, что ты – лишь иголка кедра в бескрайней тайге, где таких же, как ты, – бессчетное количество. И не тебе решать, какой иголке расти, а какой опасть и превратиться в прах.

– Хорошо-хорошо. Я всё понял. Кстати, этот крест… У него есть какие-то особые приметы?

– Сложно сказать. Вообще-то неспециалисту трудно отличить. Хотя этот на самом деле необычный. По вертикали на нем семь красных камней, а по горизонтали четыре. Цвет камней – цвет крови Спасителя.

* * *

Мать шебуршала на кухне, а я стоял у окна и смотрел вдаль. Из окна моей комнаты был виден кусок объездной дороги и поля за ней. Закат разделил пригорки и овраги на светлые и темные полосы. По дороге, натужным скрипом жалуясь на подъем, ползла непонятно зачем забредшая в Тачанск тяжелая фура. Я подумал, что если я найду крест отца Диомида, он выведет меня на убийц. Конечно, это только догадка, Виталик и сам мог продать его перед смертью. Но чутье подсказывало, что кража распятия и гибель связаны друг с другом. Зачем Птица украл его?

Глава 6

Газета «Тачанский холм» стоила в киоске всего пять рублей, и бабушка-кассир долго, с причитаниями, собирала сдачу с пятисотки. Местные новости меня не интересовали, но прошлое взяло верх – я принялся изучать единственную городскую газету. На первой полосе, как водится, громоздился дурно сверстанный пантеон областных, районных и городских чиновников, запечатленных в своих кабинетах и на каких-то заседаниях. Судя по их скорбным лицам, районная казна и трубы водоканала трещали по швам, а конец света в Тачанске, по закону подлости, грозил наступить чуть раньше светлого капиталистического будущего. Читать тексты рядом с такими фото не хотелось. Всю вторую полосу редакция посвятила будням единственного муниципального детского лагеря «Березка» под заголовком «А зори здесь громкие…» Криминальная страница встречала материалом «Маку – бой» и перепечаткой сводки областного УВД. Далее шла телепрограмма, а потом и то, ради чего я листал плохо отпечатанные страницы «Холма», – частные объявления. О покупке предметов старины рутинно напоминал только один рекламодатель, базирующийся в частном доме на улице Заовинной.

Заовинная была маленькой улочкой, петлявшей по склону вдоль речки. Асфальт заменяла грунтовка, по краям которой жались к обрыву деревянные и кирпичные дома. Заборы тонули в черемуховых облаках, ветки хлестали борта моей машины, и в зеркало заднего вида был виден белый шлейф опавших лепестков. Чуть дальше, за заборами, шевелили листвой березы, и через дорогу то тут, то там переползали змеи их тянувшихся к реке корней. Машины, видимо, ездили тут нечасто.

Домик антиквара стоял на небольшой площадке над речкой. Построенный из красного кирпича с небольшими узорчатыми вставками, с петухом-флюгером на крыше, чугунными изогнутыми решетками на окнах, удивительно опрятный и даже какой-то сказочный, он был не похож на все остальные дома Заовинной. К хозяину такого дома еще до встречи испытываешь невольную симпатию. Оставив машину у калитки, пройдя по гравийной дорожке в обрамлении розовых кустов и обогнув небольшой бассейн-фонтанчик, я оказался перед деревянной дверью с коваными петлями. Звонок заменял свисавший из-под козырька шнурок. Я потянул за него, и откуда-то из глубины дома отозвался мелодичным звоном колокольчик. Ждать пришлось недолго.

– Вам кого? – отозвался немолодой высокий голос из переговорного устройства справа от двери.

– Мне нужен антиквар. Я тут проездом из Москвы, и мне хотелось бы приобрести какие-нибудь старинные вещи.

– Это ваша машина там на улице?

– Да, моя.

– Заходите.

Антиквар оказался маленьким лысеньким мужичком с добродушной улыбкой и цепким оценивающим взглядом. Одет он был в поношенные джинсы и жилетку и напоминал отставного конферансье. Дом был больше похож на музей – по одной стене были развешаны разного калибра колокольчики и даже маленькие колокола. В гостиной, куда я прошел из прихожей, стояла старинная фисгармония, рядом на антикварной мебели громоздился огромный граммофон рядом с древним утюгом. По стенам стояли и висели десятки часов – от огромных напольных до небольших часов-кукушек с миниатюрными гирьками в форме еловых шишек. Все часы показывали разное время и при этом шли, наполняя дом таинственным стрекотанием, которое прерывалось боем и выкриком механических птичек.

– Что именно вас интересует? Я, видите ли, больше коллекционер, практически музейный работник, нежели антиквар. Мой дом – это история Тачанска. Видите это кресло? Вы знаете, что в Тачанске проездом был Чехов? Он сидел на этом самом кресле. Естественно, такая вещь не продается. Это история! А вот эти колокольчики? Это ведь знаменитые валдайские колокольчики. Когда-то здесь была почтовая станция, когда трасса проходила через Алексеевскую слободу. Такие колокольчики висели на почтовых тройках. Вот послушайте (антиквар извлек откуда-то некое подобие тросточки и сыграл на развешанных у стены колокольчиках «Подмосковные вечера»), – какое звучание! Эксклюзив! Секрет их изготовления безвозвратно утерян. А всё дело в том, что в каждый такой колокольчик добавлялось серебро. Сейчас каждый из них – бесценен. Вот-с. Ну, так что вас интересует?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.