Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга шестая: октябрь

Чингисхан знал цену единству. Однажды он созвал своих сыновей и предложил каждому сломать по одной стреле. Это они сделали с легкостью. Но когда такие же стрелы были собраны в связку, никто из монгольских богатырей не сумел сломать их все вместе. Так же, словно множество стрел в один колчан, собирал Чингисхан степные народы и племена – кого добровольно, кого силой, ломая упрямство их вожаков, ставил в ряды своей армии. Воинов Чингисхана называли монголами или татарами, но оба эти наименования, пошедшие от названий племен, игравших видную роль в первоначальном соединении степняков, неточны. Степная держава вобрала в себя десятки наций. Это были не монголы или татары, не найманы или уйгуры, не какой-нибудь отдельный народ – это были ордынцы, по велению единого властелина – хана – готовые выступить несметными полчищами на достижение поставленных им целей.

Созданная Чингисханом военная мощь была слишком велика для того, чтобы ограничиться только обороной Степи. Ордынцы ринулись в завоевательные походы. Расширяясь, Великая Орда достигла Русской земли.

Воевали ордынцы по выработанным Чингисханом суровым законам. Трусость, бегство, измена, а часто и просто неуспех в бою карались смертью. Орда радушно принимала всех присоединившихся к ней, щадила добровольно покорявшихся, но любое сопротивление подавляла беспощадно, с побежденными расправлялась с дикой свирепостью. Дружба и верность – в отношении к своим или ставшим своими, но с противниками любой обман, любое коварство, любая жестокость считались у ордынцев доблестью. Среди военных законов Орды особо стояла неприкосновенность послов. Вообще, убийство гостя, тем более посланника, считалось на Востоке чудовищным, непрощаемым преступлением. И за убийство своих послов ордынцы мстили с особой лютостью: там, где это произошло, не оставляли в живых ни одного человека; подвергали «закланию» целые племена, города или области. (Так, в отместку за убийство ордынских посланников был «заклан» в 1240 году Киев – столица Древней Руси.)

Доблесть и боевые навыки русичей были ничуть не хуже, чем у ордынских воинов, но раздираемой междоусобицами Руси было нечего противопоставить ордынскому единству. Уже первое столкновение с Ордой – сражение на Калке в 1223 году – закончилось сокрушительным разгромом русско-половецкого войска из-за несогласованных действий князей, каждый из которых в бою искал не общей победы, а собственной чести и славы.

Нужно сказать, что русские князья сами вызвались на борьбу с Ордой, еще не зная, с какой гигантской силой им придется иметь дело. Великоордынские ханы считали все степные народы своими естественными подданными, но не желавшие присоединяться к Орде половцы во главе со своим ханом Котяном бежали из Степи на Русь. Русские князья нередко союзничали с половцами, привлекая их к участию в своих междоусобицах, и даже роднились со степняками. Знаменитый князь Мстислав Галицкий (1180–1228), за храбрость прозванный Удалым, а за воинские успехи Удатным (Удачливым), был женат на дочери Котяна.

К нему, как к родственнику и другу, половецкий хан обратился за помощью против Орды и других князей «дарил верблюдами, конями, буйволами, прекрасными невольницами» и угрожал им нашествием ордынцев: «Ныне они взяли нашу землю, завтра возьмут вашу». Собрался съезд южнорусских князей, на котором был решено общими силами идти в Степь «искать неприятеля».

Узнав о замыслах вторгшихся в их пределы русичей, ордынцы направили к ним послов, сказавших: «Слышим, что вы, обольщенные половцами, идете против нас, но мы ничем не оскорбили россиян: не входили к вам в землю, не брали ни городов, ни сел ваших, а хотим единственно наказать половцев, своих рабов и конюхов. Знаем, что они издревле враги России: будьте же нам друзьями, пользуясь случаем, отмстите им ныне, истребите злодеев и возьмите их богатство». Однако гордым русским князьям это посольство показалось проявлением слабости и трусости Орды, и они совершили преступный и страшный по своим последствиям поступок – приказали убить посланников. После этого ордынцы вновь отправили в русский стан послов, которые сказали уже твердо: «Итак, вы, слушаясь половцев, умертвили наших послов и хотите битвы? Да будет! Мы вам не сделали зла. Бог един для всех народов: Он рассудит». Этих послов русичи отпустили, но Орда запомнила убийство первых своих гонцов – и готовила месть.

Воодушевленные успехом в мелких стычках с неприятелем, русские хвастливо полагали, что степняки отступают из страха перед ними. Между тем ордынцы заманивали русских в глубь степей, выбирая удобное место для боя. Наконец на берегах реки Калки 31 мая 1223 года противники сблизились. Мстислав Галицкий, не оповестив других князей, тотчас двинул свою дружину вперед: он считал, что бой будет легким, и хотел, чтобы ему одному принадлежала вся честь победы. Однако удаль русских богатырей разбилась о железную дисциплину ордынских полков; в схватке погибло шесть князей; самому Мстиставу и его наследнику Даниилу едва удалось спастись бегством. Между тем великий князь Киевский Мстислав, разгневанный своеволием Галицкого князя, равнодушно смотрел на разгром его дружины, не вступая в сражение. Однако, разделавшись с галичанами, ордынцы обрушились на киевлян – захватили великого князя и казнили его вместе с двумя зятьями. «Остервенелые жестоким сопротивлением Мстислава Киевского и вспомнив убиение своих послов в нашем стане, монголы изрубили всех россиян, князей задушили под досками и сели пировать на их трупах!» – пишет историк Н. М. Карамзин.

Ордынские полки вошли в Русскую землю и дошли до Днепра, на пути убивая всех мирных жителей. Ужас охватил Южную Русь. Но ордынцы внезапно повернули вспять и ушли в свои степи: их отозвал Чингисхан, собиравший полки, как стрелы в один колчан, для новых завоеваний на Востоке. Русские дивились: откуда пришли и куда исчезли враги? Опомнившись от ужаса и горечи поражения, Русь восстановила разрушенное и забыла о неведомых пришельцах, и русские князья снова занялись «своими делами», то есть междоусобной грызней. А Орда ничего не забывала: мстительные степняки помнили убийство своих послов, видели в русских врагов и готовились в урочный час вновь напасть на Русскую землю.

Среди тех, кому удалось бежать после разгрома на Калке, был и князь Михаил Всеволодович (1179–1246), которому двадцать три года спустя было суждено просиять мученичеством за веру Христову перед лицом язычников-ордынцев. Князь Михаил казался одним из обычных для тогдашней Руси удельных правителей-раздорников. По отношению к подданным он был князь добрый: правил справедливо и милостиво, народ любил его. Он пришелся по душе даже своенравным новгородцам. И во время его княжения буйный Новгород наслаждался спокойствием. Но князь Михаил пробыл там недолго. Несмотря на слезные просьбы новгородцев, он покинул их и уехал в наследственный Черниговский удел, сделавшись одним из активнейших участников междоусобиц Южной Руси. Будучи из рода Ольговичей, он выступал против князей Мономаховичей, ввязывался в стычки и внутри собственного семейного клана. Противоборствующие стороны не останавливало даже близкое родство: особенно ожесточенно князь Михаил враждовал против знаменитого Даниила Галицкого, на сестре которого был женат. И страшное нужно было потрясение, чтобы опомнились князья от властолюбия и братоненавистничества.

Русь истощала себя в междоусобных войнах. А на Востоке ширилась и набирала мощь Великая Орда. И вот в планах ордынских завоевателей дошел черед до Русской земли. Первый удар обрушился на Русь Северную; непобедимые полки ордынцев вел Бату (Батый; 1207–1255), внук Чингисхана. Нашествие было стремительным. Разрозненные княжества не успели ни договориться, ни тем более объединиться. Один за другим гибли славные города: Рязань, Коломна, стольный Владимир, Суздаль, Тверь, Ростов… (Лишь до Новгорода и Пскова не дошли завоеватели: леса и болота помешали движению ордынской конницы.) «Как саранча, пожирающая траву, так христианский род истребляли», – говорит летописец.

Северная Русь утопала в крови, лежала в развалинах и пепле – на Южной Руси продолжалась междоусобная грызня. Увы! Верно сказано в горьком присловье: если на одном конце села начнут вешать, на другом грешить будут по-прежнему, говоря: «До нас еще не скоро дойдет». Так и южнорусские правители, словно не замечая падения северных княжеств, по-прежнему занимались сведением счетов между собою. Некоторые пытались даже расширить свою власть, пользуясь бедой родичей. Так, когда Киевский великий князь Владимир Рюрикович попал в ордынский плен, Михаил Черниговский захватил престол древней столицы. Однако не долго удалось ему посидеть на «золотом столе». Под стенами Киева появился ордынский отряд. Восхитившись красотой и богатством города, пришельцы направили к князю послов с требованием сдаться на милость Орды. Но князь Михаил повторил страшное, не прощаемое по степным законам деяние: приказал убить посланников. Потом, сам устрашившись содеянного, бежал на Запад, где тщетно умолял венгерского и польского королей о помощи против грозных степняков. После его бегства Киев занял Даниил Галицкий, но и этот знаменитый герой не решился остаться в обреченном городе. Когда ордынские войска во главе с самим Бату обложили Киев, «от скрипа татарских телег, рева верблюдов и ржания лошадей киевляне не могли слышать друг друга». Защитники Киева оборонялись мужественно, но без надежды. Древнюю столицу, «мать городов русских», мстительные степняки подвергли закланию: в живых не осталось ни одного человека, Киев был сожжен дотла.

После безуспешных скитаний на чужбине князь Михаил примирился наконец со своим давним соперником Даниилом Галицким, послав сказать ему: «Много раз грешили мы перед вами, много наделали вам вреда и обещаний своих не исполняли, но теперь клянемся, что никогда не будем враждовать с вами». С радостью и любовью принял князь Даниил покаяние родича, приютил его с семьей в своем уделе, надавал много пшеницы, меду, быков и овец, предлагал отдать ему Киев. Однако Киев был превращен ордынцами в мертвый город. Некоторое время князь Михаил прожил на холмах над киевским пепелищем, затем уехал в родной Чернигов, тоже разоренный степняками, но пострадавший в меньшей мере.

Наступление Орды на Европу было остановлено чешскими войсками. Когда завоевательная ярость ордынцев остыла, они начали превращать покоренную Русь в часть своей империи – Русский улус. Удельные князья должны были приезжать в ханскую ставку и присягать на верность властелинам Орды, после чего получали от них ярлыки на владение своими княжествами. Это могло быть не только унизительно, но и гибельно для души: перед тем как явиться к хану, русичи должны были выполнить языческие обряды – пройти через «очистительный» огонь и поклониться войлочным идолам, изображавшим «духов предков». Лишь славнейшие русские герои, такие как благоверный Александр Невский или Даниил Галицкий, допускались к хану без «языческих формальностей». Но князь Михаил Черниговский, виновный в убийстве ордынских послов в Киеве, не мог надеяться на подобное снисхождение.

Будучи вызван в Орду, князь Михаил уже знал, что там его ожидает, и все же решил попытаться сохранить за собой удел. Князь был готов поклониться хану Бату как «царю, которому Бог дал власть над миром», но поклонение языческим кумирам означало вероотступничество, измену святому Православию. И духовник, с которым князь Михаил советовался перед страшной дорогой, предупредил его: «Многие князья туда ходили и душу свою погубили, исполнив волю Батыя и поклонившись огню и солнцу и прочим идолам. И ты, Михаил, если хочешь, иди с миром, но только умоляю тебя – не подражай им и не делай того, что они сделали для сохранения земной власти: не ходи сквозь огонь нечестивых и мерзким богам их не поклоняйся, ибо един Бог наш Иисус Христос; не вкушай также ничего из скверных идоложертвенных яств, чтобы тебе не погубить души своей».

В ответ благоверный князь и шедший с ним благочестивый боярин Феодор поклялись: «Прольем кровь нашу за Христа и положим за Него души свои, да будем Ему благоприятной жертвой».

Князь Михаил исполнил эту клятву. Когда он прибыл в ханскую ставку и один из ордынских вельмож потребовал от него поклонения идолам, князь-исповедник ответил твердо: «Скажи царю – так говорит тебе князь Михаил, раб Христов: если тебе, царь, вручены от Бога царство и слава мира сего и Десница Вышняго покорила нас тебе за наши грехи, то мы должны кланяться тебе как царю и воздавать честь, подобающую твоему царскому достоинству, но чтобы отречься Христа и поклониться твоим богам – сего не будет, ибо не боги они, а творение. Что может быть безумнее, как оставлять Создателя и поклониться созданию?» Такой ответ означал смертный приговор. Другие князья, уже совершившие отступничество, обступили исповедника и начали смущать его лукавыми доводами: «Ты можешь притвориться и исполнить приказание и поклониться огню, чтобы только избавиться от царского гнева и от лютой смерти. Когда же с миром возвратишься к себе домой, тогда ты будешь поступать уже по своему желанию: тебя не будет Господь наказывать за сие и не прогневается на тебя, потому что ведает Он, что ты сделал так по принуждению. Послушай нас и, пройдя сквозь огонь, поклонись татарским богам, сим ты и себя, и нас освободишь от царского гнева и злой смерти, а для земли своей испросишь много полезного».

Но речи малодушных не действовали на князя Михаила. Духовным взором увидел он ничтожество земной чести и власти, ради которых уже совершил за свою жизнь множество грехов. Но самому страшному греху – отречению от Христа Спасителя – благоверный князь предпочитал смерть. Рядом с ним стоял верный боярин Феодор, утверждая его в христианском мужестве, напоминая своему князю слова евангельские: Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? (Мк. 8, 36).

В этот миг душа князя Михаила отторгла от себя скверну мирского честолюбия, в готовности на муки и смерть за Христа Господа просияла святостью, небесной славой. Отбросив от себя меч, святой князь воскликнул: «Не желаю быть христианином только по имени, а поступать как язычник. Не погублю души моей; прочь слава мира сего тленного, не хочу ее».

Палачи, посланные разгневанным ханом, набросились на святого Михаила, повалили и долго жестоко избивали его, так что земля под ним окрасилась кровью. Страстотерпец Господень среди мучений повторял только одно: «Христианин есмь». И даже когда один из мучителей, некий русский отступник по имени Доман, отсек ему голову, мертвеющие уста святого князя в последний раз повторили то же исповедание: «Христианин есмь».

Свидетелями мученичества святого Михаила были не только ордынцы и русичи, но и находившийся в ставке хана папский агент Плано Карпини. В своей книге Карпини вспоминает о поведении святого боярина Феодора, который и во время истязаний князя-страстотерпца продолжал ободрять его, говоря: «Будь тверд, так как эта мука не долго для тебя продолжится, и тотчас наступит вечное веселие».

Убийцы князя вздумали обольщать и его верного боярина, предложив святому Феодору: «Исполни царское повеление и поклонись богам нашим: за это ты не только останешься в живых, но и получишь великую честь от царя и наследуешь княжество твоего господина».

Но святой Феодор отвечал прельстителям: «Княжества моего господина я не ищу, не нужно мне и чести от царя вашего, я желаю только того, чтобы идти ко Христу тем же путем, коим пошел господин мой, святой князь Михаил, потому что я так же, как и он, верую во Единого Христа, Творца неба и земли, так же хочу пострадать за Него и не страшусь мучений и самой смерти».

Верного боярина подвергли таким же истязаниям и так же казнили, как и его князя, – исполнилось желание слуги последовать за своим господином в Царство Небесное.

Тела святых страстотерпцев были брошены на съедение псам, но животные не посмели коснуться мучеников Господних. Над местом, где они были брошены, появился огненный столп, а ночью загорелись таинственные свечи. Бывшие в Орде христиане взяли честные мощи мучеников и перевезли их в Чернигов. (А в 1578 году, когда Чернигов захватили поляки, мощи святых Михаила и Феодора были перенесены в Москву.)

Мужество страстотерпцев Христовых и последовавшие за их кончиной знамения произвели впечатление даже на хана Батыя, который назвал святого Михаила великим мужем. С тех пор ордынцы больше не требовали от русских исполнения языческих обрядов.

Святые мученики князь Михаил Черниговский и боярин Феодор стали в числе первых жертв греха всей Русской земли – смертного греха междоусобных братоубийств. Летописец, видевший ужасы Батыева нашествия, писал: «Кто, братья, и отцы, и дети, не восплачет, видя такое Божие наказание земле Русской? Бог в гневе Своем приводит иноплеменников на землю, чтобы побежденные ими люди обратились к Нему, а междоусобные войны бывают из-за наваждения диавола. Ведь Бог хочет не зла, но добра людям, а диавол радуется жестокому убийству и кровопролитию. А если какая-нибудь земля согрешила, Бог наказывает ее смертью, или голодом, или нашествием, или засухой, или наводнением, или пожаром, или иными наказаниями, и нужно нам раскаяться и жить, как велит Бог. Если так сделаем, простятся нам все грехи. Но мы возвращаемся к злодеяниям, как псы на свою блевотину, и как свинья постоянно валяется в греховных нечистотах, так и мы живем. Поэтому и наказание приемлем от Бога».

Более двух веков томилась Русь под властью Орды, более двух веков терпела Русская земля порабощение от иноплеменников. Но русский народ и под ордынским гнетом спасался от гибели тем, что хранил святую веру Христову в сердцах своих. И святая вера Православная помогла народу покаяться, объединиться, обрести свободу и благоденствие, создать могучую Российскую державу.

Возлюбленные о Господе братья и сестры!

В прошлом веке пошатнулись духовные основы жизни России. Страшен и грех русского народа, соблазнившегося безбожными теориями, допустившего над собою власть богоборцев-большевиков, забывшего заветы благочестивых предков, во множестве утратившего даже веру спасительную. За этот грех и карает нас Господь Правосудный. В конце прошлого – начале нынешнего века Россия стала унижена, как во дни нашествия ордынского, и миллионы русских людей постигли тяжкие страдания, разорения, нищета. Бедствия будут длиться, если народ не покается, не обратится к Господу Милующему.

Подвиг святых мучеников князя Михаила Черниговского и боярина его, Феодора, учит нас: неизмеримо страшнее, чем утрата богатств и имуществ, земной славы и чести, потеря святой веры, измена Христу Спасителю, обрекающая человека на вечную гибель. Веру Христову должны мы хранить в любых обстоятельствах, беречь ту святыню в сердце своем, тогда смилуется над нами Господь, поможет выстоять в этой жизни и обрести счастливое бессмертие.

Святой мученик Михаил сподобился венца в Царстве Небесном, и благословение князя-страстотерпца почило на его потомках: в лике святых просияли его дочь, преподобная Евфросиния Суздальская, и его внук, благоверный князь Олег Брянский, от него произошли знаменитые русские роды князей Брянских, Горчаковых, Долгоруких, Волконских, Оболенских, Одоевских, Щербатовых. Если мы всей своей жизнью: словом и делом, христианской любовью и мужеством – будем свидетельствовать святую Православную веру, благо будет и нам, и детям, и внукам нашим, и всему народу нашему. По слову святителя Филарета Московского: «Ничто столько не нужно человеку, как вера. От нее зависит не только блаженство будущего, но и благополучие настоящей жизни, и не только благополучие каждого из нас, но и благосостояние целых обществ».

Будем же беречь в душе величайшее и вечное сокровище – веру Христову – и не постыдимся в уповании на Вселюбящего Спасителя. Пусть укрепляют нас среди житейских трудов и испытаний те, кто не устрашился мучений и смерти за веру Господню, – блаженные небожители князь Михаил Черниговский и боярин Феодор, к которым ныне взываем мы со всею Церковью:

«Жизнь вашу мученически совершивше, исповедания венцы украсившеся, к небесным востекосте, Михаиле премудре с доблим Феодором: молите Христа Бога сохранити Отечество ваше и люди, по велицей Его милости», Ему же слава вовеки.

Аминь.

Слово на обретение мощей святителя Димитрия Ростовского

(21 сентября / 4 октября)

Православия ревнителю и раскола искоренителю, Российский целебниче и новый к Богу молитвенниче, списаньми твоими буих уцеломудрил еси, цевнице духовная, Димитрие блаженне…

Тропарь святителю Димитрию Ростовскому

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Дорогие во Христе отцы, братья и сестры!

Сегодня Святая Православная Церковь празднует обретение честных мощей святителя Димитрия Ростовского – верного служителя Христова, защитника Православия, доброго пастыря, ревностного делателя на ниве Христовой.

Будущий святитель родился в 1651 году в Малороссии (как тогда называли Украину) в семье простого казака Саввы Туптало и во Святом Крещении получил имя Даниил. Родители Даниила были незнатного происхождения и небогаты, но владели неоценимым сокровищем, неизмеримо более дорогим, чем все богатства этого мира: искренней христианской верой и благочестием. Особенно благочестива была мать, о которой святитель впоследствии отзывался в своих письмах и дневниках с величайшим почтением. Под мудрым руководством таких родителей и сын их вырос христианином; в сердце мальчика горела искренняя любовь к Богу, крепнувшая с каждым днем.

Будучи людьми простыми, родители Даниила тем не менее весьма уважали книжную ученость, науки, хотели, чтобы сын их вырос образованным человеком. Мальчик получил неплохое по тем временам домашнее образование, а по достижении одиннадцатилетнего возраста был отправлен в Киевское братское училище. Способный ученик вскоре обратил на себя внимание как преподавателей, так и одноклассников своими многочисленными талантами, соединенными с поразительным для его возраста трудолюбием. Повезло Даниилу и с учителями: это были не бездушные схоласты западного типа, какими, к несчастью, в те годы уже начинали заполняться духовные училища России и Малороссии, а люди, действительно любившие свой предмет и стремившиеся поделиться знаниями с учениками. Так, в числе преподавателей Киевского училища был знаменитый проповедник и полемический богослов Иоанникий Галятовский (1620–1688); под его руководством Даниил в совершенстве овладел различными приемами риторики, что впоследствии очень пригодилось ему как в пастырской деятельности, так и в борьбе с расколом.

Усердные занятия науками нисколько не повредили и благочестию юного Даниила. Мальчик по-прежнему прилежно изучал Священное Писание и творения святых отцов, в свободное время молился, любил бывать в храме на богослужениях. Очень нравилось Даниилу читать о подвигах древних подвижников веры; в душе его постепенно росло желание уподобиться этим великим мужам.

В 1665 году Киев перешел под власть римско-католической Польши, и многие православные церковные деятели, в том числе и преподаватели Киевского училища, вынуждены были покинуть город и искать убежища в областях, остававшихся в русском подданстве. Возвратился в отчий дом и Даниил. К этому времени он уже окончательно решил для себя, что станет монахом; поэтому, прожив некоторое время с родителями, юноша стал просить их отпустить его в монастырь. Благочестивые родители, убедившись, что намерение сына – не юношеская романтическая прихоть, а обдуманное решение, дали ему свое благословение, и Даниил поступил послушником в киевский Кирилловский монастырь, где настоятелем был один из его учителей, бывший ректор Киевского училища игумен Мелетий Дзик. Хорошо зная своего бывшего ученика и духовного сына, отец Мелетий не стал испытывать его слишком долго; спустя год послушничества Даниил был пострижен в монашество с именем Димитрий, а еще через год рукоположен в сан иеродиакона.

Молодой иеродиакон с великим усердием подвизался на иноческом поприще. Священный сан отнюдь не заставил его возгордиться; он со смирением исполнял все монастырские послушания, приходил в монастырский храм на службы первым и уходил последним, много молился и, по слову Священного Писания, «всем был слугой». Не оставлял Димитрий и научных занятий: по поручению игумена он сочинял в своей келье душеполезные тексты, изучал Писание и святоотеческое богословие. По сути, его обучение продолжалось под руководством все того же преподавателя – ректора училища, которое им обоим – и учителю, и ученику – пришлось покинуть не по своей воле.

Так прошло несколько лет. Иеродиакон Димитрий достиг больших успехов как в богословских науках, так и в деле проповеди, и игумен Мелетий решил ходатайствовать о его рукоположении в сан священника, хотя Димитрию было всего двадцать четыре года. С этой целью игумен представил своего ученика архиепископу Черниговскому Лазарю (Барановичу; 1616–1693).