Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга шестая: октябрь

Да, дорогие братья и сестры, именно таковы были замыслы благоверного князя Феодора. Он понимал, что брак с дочерью самого хана сделает его весьма влиятельным человеком в Орде, и собирался использовать это влияние не для обогащения и увеличения своей власти, а для распространения истинной веры среди монголов.

Как мы уже говорили, в Орде в те времена было немало христиан: дружинников и слуг русских и кавказских князей – ордынских вассалов, многие из которых подолгу жили в ханской ставке, приезжих купцов из различных православных краев, русских пленников, некогда угнанных в рабство и теперь рассеянных по монгольским улусам, наконец, самих монголов – среди них в свое время очень распространилось христианство в виде несторианской ереси, но кочевники, впрочем, не особенно вникали в богословские тонкости и нередко обращались из несторианства в Православие. Для всех этих христиан в 1261 году в Сарае и была основана епархия, епископа которой, как мы уже видели, хан отправлял во главе посольства к Патриарху Константинопольскому. Но православных храмов в Орде было мало, и ордынские христиане лишены были драгоценного утешения, доступного каждому из нас с вами: возможности собраться на общую молитву, принять участие в церковной службе, причаститься Святых Христовых Таин. Для нас все это – нечто как бы само собой разумеющееся, мы часто не ценим дарованного нам сокровища и даже пренебрегаем этими неоценимыми возможностями: то лень нам пойти на службу, то найдутся какие-то «более важные» дела (хотя что может быть важнее молитвы и Причастия, общения и соединения с Богом и братьями по вере?), то «неудобно» добираться до храма… А ордынские христиане и рады были бы хоть пешком отправиться в храм на службу, будь это хоть за десять городских кварталов, но у большинства из них и такой возможности не было, и они весьма об этом скорбели. Конечно, такой благочестивый человек, каким был князь Феодор, не мог не понимать и не чувствовать этой скорби братьев по вере; все свое огромное влияние, приобретенное им в Орде вследствие брака с ханской дочерью, князь употребил на облегчение участи ордынских христиан. С дозволения хана князь Феодор и княгиня Анна на собственные средства воздвигли множество православных храмов в различных улусах (провинциях) Орды, украсили их иконами и снабдили всей необходимой утварью; епископ же Сарайский нашел для этих храмов достойных священников, которые могли бы окормлять местные общины и вести проповедь Христовой веры среди монголов. Проповедь эта была достаточно успешной: многие ордынцы обращались ко Христу, так что и до сих пор археологи находят православные иконы, кресты, лампады на всей территории, во времена святого Феодора принадлежавшей Золотой Орде. Кто знает, чем обернулся бы этот расцвет православного миссионерства в ордынских степях в будущем, если бы благодатные начинания князя Феодора нашли более широкую поддержку среди других князей, а также и православных архиереев, – может быть, вся Орда со временем стала бы христианской, как некогда пришла ко Христу и Русская земля… Но увы, исторические обстоятельства помешали тогдашней православной проповеди на этих землях. Как бы то ни было, труды святого князя Феодора не остались втуне: кто может подсчитать число человеческих душ, благодаря ему обретших утешение в Таинствах или обратившихся от тьмы язычества и ересей к свету Христовой истины и оказавшихся в итоге в Царстве Небесном? А разве это мало – спасти для вечности хотя бы одного человека, не говоря уже о сотнях и тысячах?

Собственная же жизнь святого Феодора складывалась как нельзя более удачно. Брак его с Анной оказался счастливым; появились у супругов и дети – один за другим родились сыновья Давид и Константин. Хан же после брака Феодора с его дочерью еще больше полюбил молодого князя. Он часто сажал зятя за один стол с собой, устроил ему прекрасный дворец, окружил славой и богатством – так, в приданое за Анной хан дал Феодору «в кормление» тридцать шесть городов: Чернигов, Болгары, Куманы, Корсунь, Арск, Казань и другие. Но и среди всего этого великолепия сердце блаженного князя не возгордилось, и слава мира сего не отвлекла его от любви Христовой; вместе со своей верной супругой он все более и более преуспевал в исполнении заповедей Господних.

Но в эту счастливую жизнь снова ворвалось горе: к Феодору прибыли вестники из Ярославля с известием, что сын его Михаил безвременно скончался. Можно себе представить, каким горем стала для князя смерть старшего сына, которого ему так больше никогда и не пришлось увидеть в земной жизни…

Князь Феодор стал просить хана отпустить его в Русскую землю вместе с княгиней и детьми: ведь теперь Ярославль остался без правителя, и ему, законному князю, долг предписывал вернуться на княжение, пока город не стал добычей какого-нибудь соседа-честолюбца. Да и не один только Ярославль – за годы жизни князя Феодора в Орде скончались оба его старших брата, некогда так обидевших его при разделе наследства, и родной город Смоленск теперь также считался его вотчиной. Хан отпустил зятя с великой честью, дав ему ярлык – грамоту – на ярославское княжение.

В Ярославле святой Феодор княжил богоугодно, кротко, мудро и беспристрастно, заступаясь за обиженных, вдов и сирот, милосердствуя о нищих и убогих. Летописи отличают особенно его искреннее и смиренное благочестие, усиленные посты и молитвы, многотрудные подвиги и попечения касательно храмоздательства и церковного благолепия, а также его почтение к священнослужителям. Святой князь построил в городе множество новых храмов, снабдил их книгами и церковной утварью, украсил драгоценными камнями и жемчугом. Подражала мужу в его благочестивых делах и княгиня Анна: она творила щедрую милостыню, воздвигла в Ярославле соборный храм во имя Архистратига Михаила, поставила в храме великолепно украшенную икону Богоматери и пожертвовала богатые средства на содержание при соборе причта.

Не забывал Феодор Ростиславич и родной Смоленск: хотя сам не жил там, но он титуловался Смоленским князем и осуществлял соответствующие властные функции: писал туда грамоты-указы, вершил разные судебные дела и вообще всячески заботился о благе смольчан. Так, например, в 1284 году от имени князя Феодора была составлена адресованная Рижскому епископу присяжная грамота о свободной торговле между Смоленском и немецким городом Ригой, между русскими и немецкими купцами. Нередко князь лично разбирал тяжбы между купцами – и при этом отнюдь не придерживался порочного принципа «судите право – наши бы виноваты не были». Стараясь защитить своих соотечественников от обид со стороны иноземцев, он тем не менее строго карал и самих русских купцов, если виноватыми оказывались они. Так, например, когда один из таких купцов начал жульничать с весами и обманывать немецких «торговых гостей», князь Феодор, тщательно разобравшись в этом деле и установив вину русского торговца, не стал покрывать и выгораживать соотечественника, но «выдал его» обиженным иноземцам «со всем имением» – то есть дозволил им взыскать все понесенные убытки за счет имущества нечестного купца. Прекрасный урок для всех тех, кто старается всегда и во всем держать сторону и выгораживать «своих» – страну, соплеменников, родственников, приятелей, – даже если они очевидно не правы! Подобное поведение вовсе не верность и не братская любовь, как это часто называют, а греховное человекоугодие, недостойное настоящего христианина. Ведь истинная любовь, по слову апостола Павла, не радуется неправде, но сорадуется истине (1 Кор. 13, 6).

И все же, к несчастью, даже такой благочестивый и сильный духом человек, как благоверный князь Феодор, не устоял перед искушениями, которые предоставляло каждому владетельному князю то далекое время – время княжеских междоусобиц, прискорбной раздробленности Русской земли… Причем в случае князя Феодора дело было не столько в жажде власти, сколько в обычном человеческом тщеславии. Слава князя Ярославского и Смоленского гремела уже по всей Руси, все князья искали с ним дружбы и союза, а народ восхвалял его справедливость, беспристрастный суд и милосердие. Трудно устоять человеку перед таким искушением, трудно не возомнить себя «верховным судьей земли Русской», способным – и имеющим право – безошибочно решать чужие судьбы! Не устоял и благоверный Феодор – и тщеславие, как это обычно и бывает с греховными страстями, привело его к самым большим и страшным ошибкам в его жизни.

Впрочем, не будем торопиться осуждать князя: ведь и о себе мы не можем с уверенностью сказать, что не впали бы в такие же или даже худшие грехи на его месте! Разве, честно оглянувшись на себя самих, не вынуждены мы будем признать, что тщеславие – частый гость и в нашей собственной жизни, хотя предпосылок у большинства из нас для этого гораздо меньше, чем было у Феодора Ростиславича?

В это время на Руси шла великая междоусобица между сыновьями святого Александра Невского (1221–1263) – Димитрием, князем Переяславским (1250–1294), и Андреем, князем Городецким (12551304). Димитрий был старшим и должен был наследовать великое княжение; но монгольский хан дал ярлык не ему, а младшему, Андрею, который сумел добиться ханского расположения. Тогда Димитрий отправился к давнему противнику хана – темнику Ногаю, отложившемуся от Золотой Орды и пытавшемуся основать собственное государство. Ногай выдал Димитрию ярлык на великое княжение, и князь вернулся на Русь, чтобы отстаивать свои права силой оружия.

Ситуация была непростой. С одной стороны, у Димитрия было больше прав на престол согласно русским обычаям; с другой стороны, русские князья считались вассалами Золотой Орды и обязаны были повиноваться в государственных делах хану, а золотоордынский хан выдал ярлык Андрею. Димитрий же, отправившись к Ногаю, тем самым как бы отложился от хана, признав себя вассалом мятежного темника.

Феодор Ростиславич как зять золотоордынского хана и сторонник всемерного упрочения связей с Ордой (которую он все еще надеялся в будущем видеть христианской державой) принял в этой междоусобице сторону Андрея и даже, изменив своему всегдашнему правилу не сражаться против соплеменников, участвовал в его военных походах против сторонников Димитрия – ведь на этот раз дело шло не о личной власти самого Феодора, а о восстановлении государственной справедливости и спокойствия. Вернее будет сказать, так это выглядело в глазах Ярославского князя. На деле же его союз с Андреем Александровичем стал поистине роковой ошибкой: князь Андрей проявил себя как человек абсолютно беспринципный, готовый ради власти пожертвовать жизнями тысяч людей. Именно он в 1293 году призвал на Русь монгольское войско под командованием полководца Тудана (Дюденя); этот поход остался в истории русского народа под именем Дюденевой рати и оставил по себе страшную память. Монголы воспользовались княжеской междоусобицей как предлогом для набега и не столько отстаивали интересы Андрея, сколько разоряли русские земли. В результате Андрей утвердился на великокняжеском столе, но разве стоило это подобных бедствий родной земли?

Честолюбивые притязания Андрея на этом не закончились, хотя, казалось бы, он добился всего, чего желал. В 1295 году едва не разразилось новое междоусобное сражение на поле Юрьева Толчища между ратями Андрея и его младшего брата Даниила Александровича, князя Московского (1261–1303).

К счастью, братоубийственной войны все же не случилось – и немалую роль в этом сыграл Феодор Ростиславич, употребивший все свое влияние и недюжинный дипломатический талант, чтобы примирить враждующие стороны. Несомненно, этим он спас Русскую землю от многих бедствий и отчасти искупил свой грех участия в страшных авантюрах князя Андрея. Но сам Феодор, терзаемый муками совести, вовсе не считал, что грех его теперь изглажен.

Спустя четыре года после этих событий, в 1299 году, князь Феодор тяжело заболел и почувствовал приближение смерти. Как искренний христианин, он не мог перейти в вечность, не очистив душу покаянием. Но грехи, которыми он успел отяготить свою совесть со времен праведной юности, были грехами не только перед Богом, но и перед всем народом – и князь считал, что и покаяние его должно быть принародным.

18 сентября 1299 года князь Феодор повелел перенести себя в Спасо-Преображенский монастырь и там принял монашеский постриг. Перед самым окончанием обряда пострижения князь попросил постригавшего его игумена ненадолго прервать священнодействие, дабы он мог принести покаяние в своих грехах. Игумен дал благословение, и умирающего князя вынесли во двор монастыря, где уже собралось едва ли не все население Ярославля. «И исповедался князь пред всем народом, если согрешил пред кем или нелюбие держал на кого. И кто пред ним согрешил и враждовал на него – всех благословил и простил и во всем вину на себя принял пред Богом и людьми». И народ простил своего князя. Свидетельство тому – множество народных песен, «духовных стихов» о благоверном Феодоре, дошедших до наших дней. В них православный русский народ не упрекает князя в прошлых ошибках, которые он очистил искренним покаянием, но прославляет его справедливость, милосердие и благочестие.

Трогательные заветы оставил святой князь супруге и сыновьям. «Бога бойтесь, – сказал он своим наследникам, – и страх Его имейте всегда пред глазами; не чуждайтесь Церкви; святителей и весь священный и монашеский чин почитайте и любите; учению Святых Писаний внимайте. Старейшин чтите; между собой в мире и любви живите; не стремитесь к хищению чужого достояния; убогих милуйте; помогайте беспомощным. Матери своей достойную честь воздавайте».

Сыновья исполнили заветы отца: жизнь их была весьма благочестивой. К сожалению, подробности не дошли до нашего времени, но известно, что оба брата были искренними христианами, достигшими святости. Младший, Константин, скончался еще совсем молодым человеком, как повествуют летописи, «в безбрачии» – возможно, он готовился к монашеству. Старший же, Давид, княжил в Ярославле целых двадцать лет и снискал всеобщую любовь и уважение. Мощи всех трех угодников Божиих – отца и двух сыновей – спустя два века по их кончине были обретены нетленными и ныне покоятся в Ярославле.

Дорогие во Христе отцы, братья и сестры! Хорошо нам служить святым угодникам Божиим молебны, хорошо строить храмы в их честь – но еще лучше стараться по мере сил подражать их жизни. Конечно, мы с вами не владетельные князья, да и просто государственным деятелем или дипломатом будет не каждый. Но подражать следует не только и не столько внешним подвигам, сколько их духовному содержанию. Чему же можем мы поучиться у святого благоверного князя Феодора Ростиславича? Конечно, его верности Богу и Божиим заповедям, его твердости в отстаивании своих христианских принципов, даже если ради этого приходится идти против общественного мнения или подвергать себя опасности; но главное – его духовному мужеству, позволившему ему признать свои страшные ошибки и искренне покаяться в них перед всем народом. Пожалуй, способность признать свои заблуждения и покаяться – это то, чего больше всего не хватает нашему с вами обществу и лично каждому из нас. Именно гордыня и отсутствие покаяния ведут наш мир от одной страшной ошибки к другой, еще более ужасной, приводят к войнам, бедствиями, нынешнему экономическому кризису… Как можем мы прервать этот порочный круг? Начав с себя, с исправления собственной души, с побуждения самих себя к искреннему покаянию.

Будем просить в этом непростом, но очень важном деле помощи Божией и молитвенного предстательства за нас Его святых угодников, святых благоверных князей Феодора Смоленского и чад его, Давида и Константина, восклицая вместе со всей Русской Православной Церковью:

«Явистеся светильницы всесветлии во плоти яко ангели, и яко жизни древеса райская, пощением, бдением и верою возращаеми, процвели есте, молитвами вашими небесныя благодати приемше, врачеве крепцы явльшеся, исцеляете недугующих души, с верою прибегающих к вам чудотворцы славнии, Феодоре, Давиде и Константине: молите Христа Бога, грехов оставление даровати верою и любовию чтущим память вашу».

Богу же нашему слава во веки веков.

Аминь.

Слово в день памяти святых мучеников и исповедников Михаила, князя Черниговского, и болярина его Феодора

(20 сентября / 3 октября)

Не погублю души своей; прочь слава мира сего тленного, не хочу ее.

Святой мученик Михаил Черниговский

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Дорогие во Христе братья и сестры!

Креститель Руси святой равноапостольный князь Владимир завещал потомкам своим жить в христианской любви и сообща править родной землей. Но это завещание святого Владимира было попрано вскоре же после его кончины в 1015 году. Недостойный сын великого отца, князь Святополк умертвил братьев своих, святых страстотерпцев Бориса и Глеба, а затем в ненасытном властолюбии разжег на Руси междоусобную войну. Преступный Святополк в веках заклеймен позорным прозванием Окаянный, проклят

в памяти народной. Но посеянное им семя междоусобиц дало на Руси страшные всходы. Каинов грех братоубийства, подобно смертоносной язве, поразил Древнюю Русь, и для врачевания этой болезни попущено было от Бога «огненное лекарство»: нашествие и владычество Золотой Орды.

Восприняв от Царьграда святую веру Христову, Русь не сумела перенять государственные устои православной Византии – державное единовластие. Со времен языческих на Русской земле неизменным осталось смутное «лествичное право» распределения удельных владений между членами княжеского рода.

Принадлежавший старшему по «лествице» титул великого князя всея Руси, восседавшего на «золотом столе» Киевском (позднее Владимирском), означал первенство чести, но не власти. Слово великого князя не считалось повелением и далеко не всегда оказывалось весомым при выяснении взаимных претензий удельных правителей. В отстаивании своих «прав» никто не хотел уступать, и князья, ослепленные властолюбием и тщеславием, брались за меч и устремлялись на пролитие братской крови. Ради удельных амбиций русские дружины опустошали Русскую землю, жгли русские города, убивали родных по крови и вере людей. Это безумие не только не прекращалось, но еще разрасталось. При умножении числа князей Рюрикова рода все запутаннее становились споры об их «правах». Злая память взаимных обид, претензий, счетов передавалась из поколения в поколение, уже целые княжеские кланы – Ольговичи и Мономаховичи – вели почти беспрестанные войны, отвлекаясь порой лишь для того, чтобы учинить резню внутри собственного клана. Голос пастырей Церкви, голос христианской совести, голос простого благоразумия – все заглушалось воплями об удельных «правах» и «обидах». «Лествичное право» уподобилось петле на шее русского православного народа. Страницы истории Руси той эпохи похожи на хронику сумасшедшего дома, и не хочется разбираться, кто «прав», а кто «не прав» среди дышащих друг на друга убийством удельных владетелей: и «правые», и «неправые» оказываются одинаково преступными, в буйном помешательстве княжеских честолюбий грабежами, пожарищами и кровью тысяч невинных оскверняя Русскую землю. Летописцы «сказывают бесчисленные рати, беспрестанные войны, многие льсти, метяжи и крамолы», а один из очевидцев междоусобного кошмара ужасается: «Страшное чудо и дивное, братья: пошли сыновья на отца, отец на детей, брат на брата, рабы на господина, а господин на рабов». Безумные междоусобицы можно было остановить только братской любовью о Христе Господе, смирением и кротостью. Устроения государства на основе христианских добродетелей чаял святой Владимир Креститель, но на подобное величие души русские князья оказались неспособными.

А между тем среди Рюриковичей, потомков равноапостольного Владимира, было немало людей, блиставших высокими личными качествами. За редчайшими исключениями, русские князья были усердны в молитве и посте, строили храмы и основывали монастыри, оказывали милость бедным и страждущим, были милосердны и правосудны в отношении к подданным, образованны, начитанны, хорошо знали Священное Писание и духовную литературу своего времени, ревновали о святом Православии. Историк А. Нечволодов отмечает: «Большинство русских князей, несмотря на постоянные усобицы между собой, поражают нас своим благородством, мужеством и сердечною добротою. Своим благочестием они служили добрым примером для подданных. Нередко перед кончиной они принимали пострижение и даже схиму. Семейная жизнь наших князей отличалась большой чистотой и привязанностью к своим женам, в полную противоположность тому, что делалось в это время на Западе». Многие благоверные князья российские просияли в лике святых, честные мощи их Бог прославил нетлением и чудотворениями. Но увы! Когда речь заходила об удельных «правах», будто какой-то диавольский морок застилал духовные очи русских князей, и они поднимались на братоубийственную междоусобицу. Часто даже святые благоверные князья являлись во враждующих военных станах, противостояли друг другу с оружием в руках. Лишь немногие понимали весь ужас сатанинской игры властолюбий и пытались вырваться из порочного круга. Так, благоверный князь Андрей Боголюбский, отказавшись от «золотого стола» Киевского, ушел в мирную Северную Русь. Но стоило севернорусским княжествам начать крепнуть и богатеть, как и туда переметнулась зараза междоусобиц. Казалось, для наследника княжеского рода, не желавшего пятнать руки и душу пролитием братской крови, оставался один путь – путь преподобного князя Николая Святоши, вообще отрекшегося от власти и ушедшего в монахи. А над теми, кто принимал власть в уделах, довлели клановые счеты и интересы, наследственная вражда, вовлекавшая их в кровавую междоусобицу. Но наконец переполнилась чаша долготерпения Божия, и бичом Господним, карающим за братоубийства, обрушились на Русь ордынские полчища.

Подобное этому бывает и в жизни одного человека. По немощи совершив грех, человек может усилием воли восстать, очиститься покаянием и более не повторять непотребных поступков. Но если грех совершается часто, успел укорениться, бороться с ним несравненно труднее. Застарелый грех превращается в привычку, в навык, становится уже не просто грехом, а пороком. Порочная страсть подавляет волю человека к исправлению, его благие стремления уже бессильны – он превращается в жалкого раба греха, и, если останется в таком состоянии, его душа погибнет вовеки. Для спасения таких грешников Милосердный Господь Промыслом Своим попускает им тяжелые болезни или иные жестокие скорби, чтобы от жгучего страдания человек мог опомниться и победить господствующую над ним душепагубную страсть. Так бывает в судьбах людей – так бывает и в судьбах целых народов.

Тверской летописец говорит: «Из-за грехов наших пришли народы неизвестные, о которых никто не знал точно и не знает, кто они, и откуда пришли, и каков их язык, и какого они племени, и какой веры. И называют их татарами, а иные говорят – таурмены, а другие – печенеги. Некоторые говорят, что это те народы, о которых Мефодий, епископ Патарский, сообщает, что они вышли из пустыни Етриевской, находящейся между востоком и севером. Ибо Мефодий говорит так: “К скончанию времени появятся те, которых загнал Гедеон, и, выйдя оттуда, пленят всю землю от востока до Евфрата и от Тигра до Понтийского моря, кроме Эфиопии”. Один Бог знает, кто они такие и откуда пришли, о них хорошо известно премудрым людям, которые разбираются в книгах. Мы же не знаем, кто они такие, и написали о них на память о бедах, которые они принесли…

Но все это случилось не из-за татар, а из-за гордости и высокомерия русских князей попустил Бог такое.»

Вскоре Руси не по легендам, а в грозной реальности пришлось близко познакомиться с прежде неведомыми народами – ордынцами, нашествием и властью которых врачевал Правосудный Господь застарелый грех Русской земли и ее князей.

Пока раздробленная Русь коснела в междоусобных кровопролитиях, на восток от нее объединялась Великая Степь. Несравненно меньше общего, чем у русских жителей разных уделов, было у степных народов и племен – они разнились по вере, языку, обычаям, но у степняков был общий и страшный враг. Китайская Поднебесная империя, непомерно гордая своей цивилизацией, презирала и ненавидела степных соседей-кочевников. Из Китая в Степь регулярно направлялись истребительные военные экспедиции, убивавшие всех степняков, которых им удавалось настигнуть. К набегам китайских палаческих отрядов присовокуплялось коварство китайской дипломатии, умело стравливавшей между собой кочевые племена. Так бы и уничтожалось одно племя степняков за другим, но один из племенных вождей внутренней Монголии, Темучин, прославившийся под именем Чингисхана (1162–1227), сумел сплотить вокруг себя сначала все монгольские роды, а затем и всю необъятную, разноязыкую и разноверную Великую Степь. Так возникла спаянная беспрекословным повиновением верховному правителю и железной дисциплиной могущественная военизированная держава – Великая Орда, покорившая почти всю Азию (в том числе и надменный Китай), захватившая Русь, огнем и мечом прошедшая Венгрию и Польшу, заставившая Европу дрожать от ужаса.