Полная версия
Заклятие шамана
Ноги уже вышагивали по мраморным ступенькам. Один пролёт, второй, третий. Мимо прошмыгнули несколько человек, на меня даже не взглянули. Каждый погружён в свои мысли, на лицах сосредоточенность и как бы недовольство собой. Вот тебе и наука. Где же радость познания? Где подспудный оптимизм?
Наконец четвёртый этаж. Такой же точно просторный коридор по обе стороны. И – ни души! Видно, все сидят в своих лабораториях, ставят научные опыты. Ну и пусть. Хоть кто-то занят настоящим делом. Пройдя до конца коридора, я остановился перед дверью с табличкой «Лаборатория низких температур». Но, к вящему удивлению и радости, из-за дверей несло одуряющим запахом свежезаваренного кофе. Это значит, Николай Иванович исполнил своё обещание, а я не ошибся дверью. Кинув окрест два взгляда, я вошёл в лабораторию и дальше уже шёл на запах. Два шага прямо между столами, поворот влево и ещё три шага, затем направо и – стеклянная матовая дверь. За ней я и нашёл Николая Ивановича в добром здравии и отличном настроении. Позади него широкое окно, в которое льётся свет с улицы. В тесном кабинете небольшой стол, два стула, стальной сейф на полу, книжные полки на стене и кофеварка на подоконнике, от которой шёл умопомрачительный аромат. Николай Иванович пожал мне руку и глянул с мягкой улыбкой. На нём была безукоризненно белая рубашка с расстёгнутым воротом, на спинке стула висел элегантный пиджак. Трудно было поверить, что с этим простым и здравым человеком приключилась столь неправдоподобная история.
– Присаживайтесь, – произнёс он почти ласково. – Будем дегустировать кофе. Я уже привык, не могу без кофе. Голова не работает с утра. А вы любите этот арабский напиток?
– Да я больше чаем пробавляюсь. Но от хорошего кофе никогда не откажусь.
Николай Иванович согласно кивнул.
– У меня особый сорт. Сейчас попробуете. Мне из Москвы присылает одна родственница. А ей из Африки доставляют. Это кенийский, в зёрнах. Я его тут сам готовлю. У меня ручная кофемолка. Очень удобно и практично.
Так, разговаривая, Николай Иванович уже наливал две чашечки густого, как дёготь, дымящегося напитка.
– Берите сахар. Вот ложечка.
– Спасибо. А это ваш кабинет? Вы вчера говорили, что у вас теперь другая работа.
– Всё верно. Я раньше сидел в лаборатории, у меня там рабочий стол. Он и до сих пор там стоит, а вещи мои все здесь оказались.
– Странно, – молвил я, осторожно прихлёбывая обжигающий напиток. – А раньше в этом кабинете кто сидел?
– Раньше здесь был Зубрицкий Сергей Иванович. Доктор физмат наук, мой непосредственный начальник.
– И где же он теперь?
Николай Иванович как-то странно улыбнулся.
– Да здесь же.
– Где? – Я недоверчиво оглянулся.
– В лаборатории! За моим бывшим столом. У него там аппаратура, сосуды Дьюара, осциллограф. Всё как положено.
– Погодите. Что значит «положено»? Он-то сам что говорит?
– Да ничего он не говорит. То есть говорит, что, дескать, всегда так было. Сидит на этом месте пятый год и готовит к защите докторскую… под моим непосредственным руководством.
– Но вы только что сказали, что он уже доктор наук и что он был вашим начальником!
– Верно, так оно и было. Но он-то этого не помнит! Я когда попробовал сказать ему об этом, так он так странно посмотрел на меня, что я больше не заикался. Да и не он один. Вот сейчас придёт моя секретарша, сами всё увидите.
– Что я увижу?
– Ну как… Она меня знает много лет, помнит все мои привычки. Утверждает, что я всегда сидел в этом кабинете. А когда я у неё про Зубрицкого спросил, тоже так странно на меня посмотрела… Мне кажется, между ними что-то было.
Я сделал ещё один глоток и поставил чашку на блюдце.
– А между ей и вами ничего не было?
Николай Иванович с удивлением посмотрел на меня.
– Вы о чём?
– Ну… начальник и молодая секретарша. Извечный сюжет для анекдотов.
– Пока ещё не знаю. Надо будет спросить… А вот и она. Верочка, заходи!
В кабинет уверенно вошла высокая красивая женщина лет тридцати. Наглый взгляд чёрных глаз, уверенная поступь, гордая осанка. Она окинула меня оценивающим взглядом и рывком повернулась к шефу.
– А почему меня не подождали? Я дома не позавтракала, тороплюсь на работу как дура, а они тут сидят, кофе пьют без меня.
Николай Иванович развёл руками.
– Да вот гость у меня.
– Вижу.
– Познакомься, это Константин Фёдорович Лапин, известный в городе человек, так сказать. Писатель и всё такое.
Ещё один рассеянный взгляд, и секретарша без сил опустилась на стул.
– Наливай скорей, а то умру прямо сейчас, при свидетелях.
– Вот этого не надо! – Николай Иванович подхватил кофейник и, подмигнув мне, ловко наполнил фарфоровую чашечку дымящимся напитком. – Пожалуйте, вот сахарница. Сыпьте побольше, чтоб сладко было!
– Ну вот ещё! Хочешь, чтобы я растолстела? Я и так, вон, поправилась. Смотреть на себя противно.
Я с интересом наблюдал за этой перебранкой. Всё было так, как и всегда бывает в подобных ситуациях. В чеховской «Попрыгунье» тоже что-то подобное было. Никакой тебе мистики. Сплошная проза жизни. А лучше сказать: альфа и омега бытия.
Верочка сделала огромный глоток, опорожнив половину чашечки, и я решился.
– А скажите, уважаемая Вероника, давно вы знаете Николая Ивановича?
Секретарша с удивлением посмотрела на меня, потом перевела взгляд на шефа.
– Конечно, давно, а что?
– И он всегда сидел в этом кабинете?
Новый взгляд на шефа. Тот стоит с непроницаемым лицом, словно речь не о нём.
– Ну, я не знаю, – затянула она. – Я третий год тут работаю, а он уже тут был, когда я пришла.
– Именно в этом кабинете?
– Да. А почему вы спрашиваете?
– Я пишу рассказ про вашего начальника. Хочу узнать подробности. Вы мне поможете?
Секретарша всплеснула руками.
– Ну конечно, помогу, ой как здорово! А когда его напечатают?
– На следующей неделе.
– Ой как интересно! А вы про меня тоже что-нибудь напишете? Вы только напишите покрасивше, чтобы всем понравилось! Я всем знакомым подарю, пусть знают, какая я!
– Конечно. Всё напишу как следует! Все читатели узнают, какая вы красивая, умная и обаятельная…
Та вдруг оборотилась к шефу.
– Ты слышал? Вот как нужно с дамами разговаривать. Первый раз видит меня, а уже кучу комплиментов напридумывал. А от тебя доброго слова не дождёшься. Ух ты злючка!
Я невольно отвёл взгляд. Никак не думал, что в научном учреждении бывают такие секретарши. Впрочем, я, как видно, вообще не очень хорошо знал окружающую действительность.
На моё счастье, развязная девица вдруг встала и вышла вон. Сразу стало как-то легче дышать. Я поднял голову и посмотрел на Николая Ивановича. Тот был всё так же благодушен, на лице играла отсутствующая улыбка. И я вдруг снова усомнился. Всё это смахивало на дешёвый розыгрыш. Только непонятно: зачем понадобилось меня разыгрывать? Какой в этом смысл? Вернее так: кому это интересно? Я не президент и не бизнесмен, я даже не политик. Я не играю никакой роли в этом мире, а все мои помыслы устремлены, как я сказал, к несбыточным целям и труднодостижимым идеалам.
– А вы не очень-то расстроены, – молвил я, пытливо глядя на собеседника.
Тот сделал удивлённое лицо.
– А почему я должен расстраиваться?
– Ну как, у вас жена исчезла. Выпал огромный кусок жизни. И вообще вы как-то легкомысленно себя ведёте.
– Вы Верочку имеете в виду?
– И её тоже.
Николай Иванович протяжно вздохнул.
– Я понимаю, вам это кажется странным. Но и вы поймите меня: я сегодня проснулся рано утром и сам чувствую про себя – улыбаюсь! Хорошо! И почему я должен расстраиваться? Со второй женой у меня как-то было всё не очень, детей у нас не было. С наукой не заладилось. И личной жизни никакой. А тут совсем другое дело! Любой бы обрадовался на моём месте.
Я поставил чашку на стол.
– Зачем же вы пришли ко мне? Я думал, вам нужна помощь.
– Конечно, нужна! Я просто хочу понять, что со мной произошло. Мне необходимо знать механизм явления, так сказать.
– Зачем же?
– Чтобы быть уверенным, что не окажусь однажды в том, своём времени. Или ещё где-нибудь.
– Так вы считаете, что попали в другое время?
– В другое время, или в другое измерение, в параллельную вселенную, в антимир… – я не знаю, как это называется. Да и не в названии дело. Просто… мне здесь очень нравится, и я хочу тут остаться.
Я широко улыбнулся.
– Ну так оставайтесь! Никто вас не гонит.
Николай Иванович церемонно поклонился.
– Спасибо!
– Не за что.
Мы помолчали. Николай Иванович словно бы прислушивался к своим мыслям, а я так странно себя чувствовал, что не выскажешь. То мне казалось, что я присутствую на спектакле. То начинал верить в происходящее. Но тут же одёргивал себя: полноте, ведь это очевидный бред! Да, бред (говорил я себе), но как-то так получается, что в этот бред мне хочется верить. Сам не знаю, почему это так. Но чем-то мне всё это очень нравилось. Быть может, потому, что я вдруг вырвался из своего мрачного кабинета, ушёл от повседневных забот, от ненавистных рукописей и незадачливых авторов. Вот передо мной весёлый, вполне оптимистичный человек. Этот человек несёт околесицу, а мне с ним весело и легко! «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман…» Что-то в этом роде.
– Ещё чашечку?
Я поглядел на Николая Ивановича. Он стоял передо мной и довольно улыбался.
– А может, коньячку?
– У вас и коньяк есть? – спросил я.
– Ну как же, полный бар. Раньше не было. А теперь и виски, и текила, и джин, и коньяк, и даже украинская горилка. Так что, налить рюмочку?
Я взмахнул рукой.
– Давайте!
В этот момент в кабинет вошла секретарша.
– Пьянствуете с утра! Это правильно. Одобряю. – Прошла мимо меня и бухнулась в кожаное кресло. – А мне нальёте?
Николай Иванович конечно же налил.
Всё было хорошо, и даже очень. Я цедил армянский коньяк тридцатилетней выдержки и вспоминал свою молодость. Коньяк этот залили в бочки в одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году. Славное было время! Время надежд, время предчувствия свободы. Мне было тогда двадцать семь лет. Я был здоров и энергичен, полон надежд и упований. Мне мерещились неоглядные дали и всё казалось достижимым. Полёты на Марс, личное бессмертие, какие угодно рекорды, слава, деньги, красивые женщины – всё уже было как бы моё (то есть твёрдо обещано внутренним чувством). Но лишь теперь я понял, что это было сиюминутное чувство сродни опьянению (если только молодость можно назвать опьянением и если избыток сил и восторг души можно сравнить с помешательством). Теперь я протрезвел, стал рассудительным и умным. Но, боже мой, как хочется снова впасть в этот юношеский маразм! И я задумчиво тянул из рюмочки терпкий армянский коньяк. А когда рюмка опустела, попросил ещё. Николай Иванович пытливо глянул на меня и молча наполнил рюмку до краёв.
– Вы мне всё больше нравитесь, – сказал он вдруг.
– Ого! – воскликнула секретарша. – Что я слышу? Это что-то новенькое! А я, стало быть, тебе уже не нравлюсь? Ну-ка, отвечай!
– Ну что ты, Верочка! – всплеснул руками Николай Иванович. – Ты у меня вне всякой конкуренции. Я ведь не в этом смысле.
Секретарша широко улыбнулась, обнажив крепкие белые зубы. Видно, здорова она была изрядно. Сильная, гибкая, выносливая. И, судя по всему, совершенно без комплексов. Повезло Николаю Ивановичу с секретаршей.
В голове у меня уже шумело. Пить с утра я не привык. Тем приятней было это головокружение, эта теплота, что медленно разливалась по телу. Стало покойно и радостно. И я позавидовал Николаю Ивановичу. Впервые в жизни подумал о том, что ошибся с профессией. Нужно было идти в науку! Сидел бы теперь в какой-нибудь лаборатории, варил бы кофе по утрам и целый день копался в каких-нибудь научных отчётах. Никто тебя не донимает. Не нужно каждую секунду думать о смысле жизни и что-то там из себя выдавливать. Жизнь коротка и прожить её нужно как можно тише, чтобы не было никаких потрясений, ни личных, ни общественных. Хорошо бы начать всё сызнова. Ей-богу!
– Что-то вы загрустили! – Снова передо мной стоял Николай Иванович. – Это на вас так коньяк действует. Не ваш напиток.
Я молча кивнул.
– Вы правы. Больше не буду пить. – Опустив голову, я стал припоминать что-то важное… – Вы, кажется, хотели рассказать мне о чём-то. Я вас слушаю.
Николай Иванович оборотился к секретарше:
– Верунчик, я тебя отпускаю. Можешь идти домой. Всё на сегодня.
Секретарша встрепенулась.
– Как это всё? А эксперименты?
– Завтра проведём.
– Но ты же сам меня торопил. Я жидкий гелий через весь город пёрла, как законченная идиотка. Это что за новости?
– Ну извини. Видишь, ко мне человек пришёл. У меня очень важный разговор!
Секретарша зыркнула на меня своими глазищами.
– Ах так! Значит, он тебе важнее, чем я?
– Верочка, не капризничай. Я тебе вечером позвоню. Ну же, давай не бузи.
Секретарша поставила на столик рюмку со следами помады. Поднялась с оскорблённым видом. Сделала два шага и мотнула головой.
– Адью, мой птенчик!
– Мерси! – церемонно поклонился Николай Иванович.
Секретарша помедлила ещё пару секунд и наконец вышла.
Не выдержав, я рассмеялся.
– А вы неплохо вошли в роль. Можно подумать, вы эту Верочку всю жизнь знаете. А ведь сами мне вчера сказали, что впервые увидели её пару дней назад.
Николай Иванович развёл руками.
– Я сам удивляюсь! Оно всё как-то непроизвольно получается! Такое чувство, будто я всё это видел в далёком сне. А теперь вспоминаю. Иной раз вовсе не думаю, что говорить. Такое странное чувство, даже не знаю, как это объяснить. Вот вы играли когда-нибудь в театре?
Я отрицательно помотал головой. Николай Иванович быстро кивнул и продолжил:
– У меня такое чувство, будто меня выпустили на сцену, и я знаю, что всё это ненастоящее; но вдруг всё стало взаправду, и предназначенная роль как бы вошла в меня, стала моей новой сутью. Понимаете?
– Не вполне.
Николай Иванович подумал секунду, потом отмахнулся:
– В общем, всё это неважно. Я вот что хотел у вас спросить, только ответьте, пожалуйста, честно!
Я кивнул с преувеличенной важностью.
– Постараюсь.
Он вдруг придвинулся ко мне.
– А это самое… какая теперь у вас тут власть?
– В смысле?
– Ну кто сейчас генсек?
– Какой ещё генсек? Их давно нет. Упразднили в девяносто первом. У нас теперь демократия.
Николай Иванович выпучил глаза.
– Может, у вас и коммунистов нету?
Я замялся.
– Ну, не то чтобы уж совсем. Есть, конечно, но они уже не те, что были.
– Что значит, не те? Я что-то не понял.
– Да я сам их не пойму. То они были интернационалисты, то вдруг отчаянными патриотами заделались. Ленина раньше превозносили, теперь у них кумир Сталин. Частную собственность допускают. А ещё в Бога верить разрешили.
Николай Иванович изумился.
– Да что вы! Вы не шутите? Коммунисты в Бога уверовали?
– Ну, не все, но многие. Принимают верующих в партию и вообще… теперь они уже не руководят.
– А кто ж тогда руководит? – Он быстро подошёл к окну, откинул штору. – То-то я не вижу лозунгов. То на каждой подворотне висели, а то совсем ничего. «Верной дорогой идёте товарищи…», «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить…», «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»… А? Ведь было?
– Было. А теперь ничего этого нет. И уже не вернётся.
Николай Иванович недоверчиво улыбнулся.
– Так уж и не вернётся! Свежо предание, да верится с трудом.
Я пристально посмотрел на него.
– Так вы действительно ничего не знаете? Ведь перестройка была, а в девяносто первом коммунистическую партию запретили. Насовсем! Теперь у нас всенародно избранный президент. Путин Владимир Владимирович. Слыхали о таком?
– Ничего не слышал. Неделю назад, когда я из города уезжал, всеми делами заправлял Ситников Василий Иванович. Тоже, кстати сказать, всенародно избранный. – Николай Иванович взял себя за подбородок. – Хотя, чёрт его знает, как их там выбирают.
– Там, это где?
– Ну там, в моём времени.
– Так вы продолжаете утверждать…
– А вы продолжаете не верить…
– В то, что вы говорите, невозможно поверить. Ведь вы не привели ни одного доказательства своих слов.
– Какие ещё доказательства? О чём вы?
– Вам виднее. Это ведь вы учёный. Представьте, что перед вами аудитория и множество народу, и вы излагаете новую гипотезу. И вот вы говорите, говорите, говорите – и час, и два, и три – просто из кожи лезете вон, а вам никто не верит!
Лицо у Николая Ивановича вытянулось.
– Это почему же?
– Да всё потому же! Ведь вы не приводите ни одного факта в доказательство своих слов. В науке так не принято. И в жизни – тоже.
Николай Иванович снова взял себя за подбородок, прошёлся из угла в угол.
– Пожалуй, вы правы. Но в таком случае. – Он остановился и как-то боком глянул на меня. – В таком случае вам ничего другого не остаётся, кроме как отправиться по моим следам!
– Вы это серьёзно? И как вы себе это представляете?
– Очень просто. Возьмёте мою байдарку и отправитесь на Байкал, в Чёртову падь. Я вам объясню, как добраться. Там одна пещера есть. Очень древняя! Рисунки там разные. Ранний палеолит.
– Нет уж, увольте. Это не для меня.
– А чего вы боитесь? Ведь вы же мне не верите! Вот и прекрасно. Поживёте там недельку. Отдохнёте, сил наберётесь. Ну что вы сидите в своём кабинете? Кругом лето, природа, озеро уникальное. Весь мир нам завидует. Вы когда последний раз были на Байкале?
– Да уж и не припомню. Лет пять, наверно, прошло. Да и зачем мне Байкал? У меня дача под Иркутском. Прекрасное место. Трёхэтажный дом со всеми удобствами. Баня есть. Парная отделана кедровыми рейками. Отличный пар!
Дверь вдруг распахнулась во всю ширь. На пороге стояла Верочка.
– У кого это тут отличный пар? Вы что тут, на дачу намылились?
Николай Иванович с досадой обернулся.
– Ни на какую дачу мы не намылились! Я предлагаю Константину Фёдоровичу побывать на Байкале, дикарём. Даю ему свою байдарку. А он не хочет. Говорит, что дача у него. Как ты считаешь, что лучше – дача или байдарка?
– Конечно дача, – не раздумывая ответила секретарша. – Особенно, если там баня, да ещё с веничком. Ну? – И она устремила горящий взгляд на Николая Ивановича.
– Что – ну? – вдруг поперхнулся тот.
– Берёте вы меня с собой или нет? Я в баню хочу! Париться буду до одури.
– Я тебе говорю: ни на какую дачу мы не едем. Он (ткнул в меня пальцем) – идёт в поход, дикарём. Один, понимаешь? Будет спать под открытым небом и готовить себе на костре. Никаких удобств и веников. Поняла?
Секретарша буравила шефа взглядом. Потом перевела взгляд на меня и, не дождавшись сочувствия, поджала губы.
– Вот и всегда так! Жмоты вы все.
Подождала, не ответит ли чего Николай Иванович. Но тот стоял с деревянным лицом и ничего не говорил.
– Ну и катитесь на свою дачу!
Когда дверь захлопнулась, Николай Иванович улыбнулся.
– Ловко я её отбрил?
– Да не очень, – произнёс я. – По-моему, она обиделась.
– Ну и шут с ней, – отрезал Николай Иванович. – Сама напросилась. У нас тут серьёзный разговор, а она лезет со своей дачей.
Я едва не рассмеялся.
– Ого! Не думал, что вы такой обидчивый.
– Да не в обиде дело! Мы разговариваем, а она мешается… – Он вдруг замолк, испытующе глядя на меня. – Ну так что, вы согласны?
– Нет конечно! Чего это вдруг я поеду ночевать в какую-то там падь? Мне что, делать больше нечего?
Николай Иванович помрачнел. Опустил голову, о чём-то размышляя.
– А ведь я вам ещё не всё рассказал.
Я уже собрался уходить, но приостановился.
– В самом деле? И что же вы утаили от меня?
– Я у шамана был, перед тем как в поход отправиться.
– Вы были у шамана?
– Представьте себе… был. Говорил с ним.
Я замер от неожиданности.
– Занятно… и о чём же вы говорили? То есть я хотел спросить, где вы его нашли? Ведь шаманов теперь нет.
Николай Иванович вскинул голову.
– С чего это вы взяли? Шаманы очень даже есть. Да и с чего бы им исчезнуть? Они были и будут. Всегда! Вот вы писатель, а не знаете.
Я не нашёлся, что сказать. Действительно, откуда мне знать: есть шаманы или нет? Ведь я не проверял. Проклятые рукописи всё затмили.
Мне всё ещё хотелось уйти, но и остаться тоже хотелось. Про шаманов я кое-что слышал любопытное. Шишков в своёй «Угрюм-реке» про них что-то очень страшное написал. И вообще…
– Ну, рассказывайте! – молвил я, опять садясь в кресло. – Есть ещё кофе?
Кофе нашёлся. Через минуту я прихлёбывал из фарфоровой чашечки горький напиток и снисходительно слушал очередной рассказ. Я не буду приводить его дословно, но суть в следующем: Николай Иванович, наведя предварительно справки, отправился за двести километров в посёлок Черноруд, затерянный в Тажеранской степи Прибайкалья. Там он без долгих раздумий зашёл в почерневший от времени дом и спросил шамана, которого ему порекомендовал один иркутский историк (как подлинного бурятского шамана, в отличие от самозванцев и новоделов). Шаман плохо говорил по-русски (а может, прикидывался), но разговор у них не получился. Шаман молча выслушал вопросы Николай Ивановича (касательно его будущего, научной карьеры, здоровья и благополучия) и ничего не ответил. То есть он что-то там шамкал беззубым ртом, но ничего разобрать было нельзя; шаман был выживший из ума плешивый старик, с которого нечего и спрашивать. Но кое-что Николай Иванович с собой увёз из этой богом забытой деревни.
– Представляете, – говорил он в сильном волнении, – я уже вышел со двора, как вдруг подбегает ко мне девчушка и суёт в руки какой-то кулёк. Я не хотел брать, но она сказала, что дедушка послал мне подарок и я обязательно должен взять!
– И что же? – не выдержал я. – Взяли?
Николай Иванович кивнул.
– Взял.
– И что там было? – снова спросил я, борясь с зевотой. Николай Иванович был ещё тот рассказчик: то болтал без умолку, а то слова не вытянешь.
– Там была глиняная бутылочка. С узорами! А в бутылочке – архи. Бурятская водка, по-нашему.
– Водка? Вы шутите? Шаман дал вам бутылку водки?
Николай Иванович поморщился.
– Да не водку он мне дал, а бутылочку архи. Ну? Это же их священный напиток. Тотем, значит.
– Первый раз слышу, что архи – священный напиток, – ухмыльнулся я.
– Я и сам этого не знал! А потом убедился.
– И как это вы убедились?
– Ну, отхлебнул из той бутылки, когда в пещере ночевал. С этого всё и началось.
– Что началось?
– Ну, события всякие. К вам вот сюда попал…
Я умолк, не зная, что сказать. Николай Иванович смотрел на меня с непонятной укоризной, словно ждал утешения.
– А почему вы сразу не сказали, что пили водку в своей пещере? Это многое объясняет.
– Опять вы про водку! Я же сказал, я сделал всего пару глотков. Это всё равно что бутылка пива.
– Ну хорошо. Вы сделали два глотка. И что было дальше?
– Лучше спросите, что было перед этим.
Я лишь пожал плечами.
– Говорите, раз уж заикнулись.
– Перед этим я попал в шторм, чуть не утонул там прямо у берега! Там ведь глубина страшенная! Дно почти вертикально уходит вниз. Просто чудом спасся.
– Рад за вас, – пробормотал я.
– Лодку утопил, сам воды нахлебался. Хорошо, что возле берега был. Ветер как хлестанул, байдарку сразу и перевернуло. Все припасы пошли ко дну. Сам едва спасся.
– А как же ваш архи? Он тоже пошёл ко дну?
– Он у меня во внутреннем кармане лежал. И спички в полиэтиленовом пакете. Бережёного, знаете ли, бог бережёт. Вот оно и пригодилось! Я, как на берег выбрался, сразу от воды прочь пошёл, сквозь чащу. Всё в гору да в гору. А темень была страшенная, дождь вдруг хлынул как из ведра. Холодно стало, у меня зуб на зуб не попадал. И молнии сверкают! Жутко мне сделалось. Лето, самая тёплая пора на Байкале, а я натурально замерзаю. Просто околеваю, как шелудивый пёс! Не знаю, как бы я там до утра дотянул. Вовремя вспомнил про бутылочку. Она меня спасла. А что мне оставалось? И вот же чудо! Через несколько шагов я вышел на такую площадку перед высокой скалой. А в скале – дыра в рост человека. Ну я там и спрятался. Внутри сухо было и не так холодно. Костёр развёл, согрелся чуток. Ну а потом такие страсти начались, что не расскажешь!.. – Иван Николаевич досадливо махнул рукой и отвернулся.
Я терпеливо ждал. Наконец он снова глянул на меня.
– Вы всё ещё не верите?
– Почему же? Верю. Тут нет ничего необычного. Ночь, пещера. Внезапно ветер налетел. Это на Байкале сплошь и рядом. Люди тонут. Я от многих слыхал. Сам однажды чуть не утонул.
Николай Иванович удовлетворённо кивнул и вновь задумался.
– Ну а дальше что было? – поддакнул я.