Полная версия
Низший 5
Так говорят – подошла однажды к берегу большая лодка. От нее отошло три поменьше и причалили к берегу. Сыроеды обрадовались гостям. Олешка повалили, резать стали. Но пирушки не случилось – прибывшие шатались, пьяно орали, ворочали с натугой языками и смотрели только на женщин помоложе. За них и взялись – двух поволокли к шлюпкам, трех к ярангам, с одной прямо на берегу начали одежду срывать.
Плохие гости оказались. Недобрые.
И что потом? Сыроеды взялись за гарпуны и прибили придурков?
Нет. Не успели. Пришел Иччи Смертного Леса и всех убил.
Это было произнесено так буднично, что не сразу и поймешь, о чем речь. Поэтому я уточнил – пришел старый волк и убил всех чужаков?
Женщины подтвердили – пришел волк и убил всех чужаков. А потом по одному утащил их в Смертный Лес и отдал Доброй Лиственнице.
Ага…а что большая лодка?
Уплыла. И быстро.
А те маленькие лодки что причалили?
Мать приказала – и сыроеды разбили их на куски и сожгли.
Приняв второй кусок мяса, я сжевал его, в упор глядя на женщин. Те ничуть не смущаясь, кликнули проходящую мимо девушку и она принесла котелок бульона, заодно стрельнув в мою сторону взглядом, что выражал очень многое. Тем же вечером мы заснули вместе в крайней яранге. Но в тот момент я мог думать только о чужаках. Попытался расспросить и узнать больше, но женщины разводили руками – это легенда. При них такого не случалось. Единственное что припомнили – в тот день говорят море взбушевалось. И погналось за большой лодкой, что на всех парусах уходила к большой земле. Гигантская волна поднялась и рухнула – и на следующий день на берег выбросило чуток различных обломков. Но не поймешь – то ли лодку серьезно потрепало, то ли разломало и пустило ко дну. Почти все найденные обломки были сожжены или отнесены в Смертный Лес – там Иччи от них избавился.
«Почти»?
Уцепившись за это слово, я задал вопросы, получил важные ответы, после чего встал и торопливо зашагал к Скале, заодно позволив молоденькой и хитрой сыроедке вроде как оступиться и упасть мне на руки. Женщины понятливо засмеялись. Покрасневшая деваха вывернулась из моих рук и упала за их спины, накрылась накидкой. Еще бы не ей не покраснеть – я ведь успел немало интересного поймать и ощутить ладонями. Мягко и эротично. А от соседней яранги уловил совсем другие эмоции и внимательно оглядел полускрытого за шатром невысокого парня, хорошенько запомнив его лицо. Тут все понятно. Что ж – у него есть время доказать, что он мужик.
А пока все мои мысли занимала Скала.
Оказавшись у Скалы – опять – я оббежал ее кругом, выбрал наиболее подходящее место и принялся взбираться. Поднимался неспешно – узнал, что это не табу. Скалу уважают, взбираться на нее даже и не думали никогда, но прямого запрета нет.
Лез я туда по очень простой причине – женщины рассказали, что часть выброшенных на берег вещей молодые сыроеды хотели оставить себе. Но тогдашний старейшина – строгий и принципиальный старик – забрал присвоенное и в сердцах забросил на вершину Скалы, после чего взялся за посох и принялся учить молодых жизни, после чего им понадобился медпункт.
А вещи?
Так ведь выбросил же. Нет их больше.
Ну да…
Подтянувшись, забросил ногу на вершину и перекатился. Охнул – в бок впилось острое. Выругавшись, извернулся и посмотрел.
Твою мать…
У меня в боку торчал меч.
Настоящий меч. Не просто стальная заточенная полоса с приваренной перекладиной. Нет. На скале лежал покрытый ржавчиной и патиной средневековый меч имеющий красивую рукоять, хитро закрученную перекладину – гарду? Эфес? – что-то крутится в голове, но я точно не спец в истории.
Меч воткнулся едва-едва – попортил гоблину куртку и шкуру. Сев, провел ладонью по рукояти, сдирая лишайник. Вот черт – рукоять была украшена тремя мелкими красными камнями. Рубины?
Скользнув взглядом по вершине Скалы, встал, прошелся по кругу, сгребая все чужеродное. Уселся у кучи и, задумчиво глядя на кучу ржавья, пробормотал:
– И откуда же вы приплыли насильнички гребаные? Прямиком из прошлого что ли?
А откуда еще, если судить по предметам?
Передо мной лежали: меч украшенный рубинами, смятый шлем похожий на ведро, ржавая рваная кольчуга и крайне серебряная статуэтка обнаженной девушки сидящей на камне и обхватившей себя руками.
Выйдя из ступора, оглядел еще раз все предметы и, оставив их на Скале, спустился вниз. Едва спустился – накатила слабость. Споткнувшись, едва не упал и вовремя остановил дернувшуюся ударить руку – ко мне метнулась стройная фигурка.
– Я так думаю – помочь? – улыбнулась девушка.
– Ну помоги – улыбнулся я, чуть наваливаясь на нее своим весом – Помоги…
На этом день и закончился.
А утро началось со стука ножа о оленьи кости.
Тук-тук… тук-тук-тук… Старый Гыргол выколачивал мозги из костей, вызывая меня на беседу…
И вот я здесь – лежу на холодном берегу и смотрю в море, перебирая в голове факт за фактом, пытаясь слепить их во что-то имеющее хоть какой-то смысл. Кое-что вырисовывалось. Но…
Услышав тихие, но тяжелые шаги, я поморщился.
Дерьмо.
Омрын.
Приперся все же. Уже после. Кто же тебе мешал прийти до?
Парень лет двадцати с небольшим. Невысокий, крепкий, длиннорукий. Остановившись в паре шагов, он, крутя в руках короткий гарпун, задумчиво смотрел на медленно светлеющий горизонт. Вид у него был невеселый, но за грустью скрывалась злость. Коротко глянув на меня, отвернулся, дернулся плечом. Я поморщился:
– Не делай так, дитя ты громом трахнутое.
– Как не делать?! – Омрын живо обернулся, с радостью набычился – Я так думаю – тебе какое дело, чужак?
Еще бы ему не радоваться – он только и ждал повода для конфликта, а тут чужак сам ему помог.
– Чуть лучше сейчас – я одобрительно кивнул – Вытащил смелость из задницы наконец-то. Еще агрессии добавь и вообще отлично получится. Мужик только с обидой, но без смелости и агрессии – баба плаксивая. Такие только и умеют кричать про свои сраные права…
– Она для меня предназна…! – крикнул Омрын и осекся, задумался.
– Вот – вздохнул я, разводя руками – Опять эти гребаные крики. Как ты мог, ведь она для меня, а у меня сраные глубокие чувства, я думал это судьба, а тут пришел ты и уже с ней в чуме, а она так страстно стонет. И ведь чужак может и уйдет, есть надежда – но вдруг у чужака моржовый клык больше, чем и у меня, и со мной ей никогда не понравится так как с ним…
– Молчи! Я так думаю – лучше молчи! – рука крепыша сжалась на древке, щелки глаз сузились сильнее.
Он был готов ударить. Или?
Задумчиво глядя на трясущийся наконечник гарпуна, я выждал минуту. Поняв, что продолжения не будет, с презрением сплюнул в песок и сказал:
– Ну что? Ты уже идешь нахер?
– Почему?
– Почему идешь нахер?
– Почему она со мной не легла, а с тобой – сразу! Почему?! Чем Омрын плох?!
– Вот и думай, напрягай тупую голову, размышляй. И не трахай мне мозг, гребаный ты неудачник – дернул я зло плечом и едва не расплескал чай – Свали нахрен, придурок!
– Ты ответь! Почему не я?
– Потому что ты вонючая жопная слизь! Потому что настоящий мужик должен был вмешаться сразу. До того, как девушку, в которую он влюблен, уложит в свою постель пришлый грязный гоблин. Ты долго мялся. И опоздал. Даже сейчас ты пришел сюда не сам! Тебя привели сюда тихие вкрадчивые речи старого Гыргола, что успел нашептать тебе что-то про сладкую месть. Но ты трусишь… стоишь с гарпуном рядом с лежащим безоружным гоблином – а ударить духа не хватает…Гребаный трус! Мямля! Неудачник со стояком на первую красотку племени! Свали отсюда и не порть рассвет!
Омрын замер. Ни слова. Ни движения.
– Свали! Или я встану и сделаю из тебя калеку!
На моем лице эмоций было немного. Но того, что он увидел, ему хватило, чтобы отступить и пойти прочь. Зажатый в бессильно упавшей руке гарпун волочился по гальке.
Я остался в одиночестве. Но собраться с мыслями не удалось – снова послышались шаги. И снова мне не пришлось оборачиваться, чтобы узнать, кто именно неспешно подходит ко мне со спины.
Глава вторая
– Давай – буркнул я и сделал большой глоток обжигающего терпкого напитка – Говори то, что должен сказать. Раз уж так решили.
Интересно любил ли я чай раньше? Наверняка любил, раз пью с таким удовольствием…
– И снова ты удивил – признался Баск, мягко опускаясь рядом – Как ты?
– Не ходи вокруг да около – попросил я – Не разочаровывай до конца.
– У каждого свой путь, верно, командир?
– Тебе помочь? Выдавить из тебя отрепетированные слова?
– Мы остаемся здесь – наконец-то решился и выдохнул Баск – На острове. Я и Йорка. Так уж сложилось, что…
– Оставь это дерьмо при себе.
– Понял… слушай… мы просто так решили…
– Нет – покачал я головой – Она так решила. А ты с внутренним облегчением согласился. Зомби прозрел, отмяк душой, растерял мстительность и захотел теплого и спокойного будущего. Где он будет просыпаться в яранге и слышать рокот близкого моря. Где над костром булькает крепкий сладкий чай. Где всегда есть мясо и рыба. Где можно пойти в тундру и набрать гребаной морошки. Где можно побродить по пляжу гарпуня рыбу, затем жарить ее на рожне и с пылу с жару угощать любимую гоблиншу с расписной рукой, что, сидя у входа в ярангу, штопает меховую куртку и с улыбкой смотрит на тебя…
– Да пусть даже так! Я устал от боли и крови – опустил голову Баск – Я устал куда-то идти. Я… я боюсь куда-то идти. Потому что…
– Потому что теперь тебе есть что и кого терять – усмехнулся я – Ты услышан, зомби. И ты свободен. Как и она. Интерфейсом и группой займусь чуть позже. Если можете выйти из группы сами – выходите.
– Командир, послушай…
– Мне неинтересно, Баск.
– Понял…
– Сейчас ты встанешь – и уйдешь. И чтобы ни ты, ни она ко мне не подходили.
– Жестко ты…
– Я желаю вам удачи. Честно. Но и только. С прибытием на новую родину. Обживайтесь. И помните – отныне вы сами по себе.
– Теперь и ты услышан, командир – Баск поднялся.
Постоял пару секунд и пошел прочь. Я остановил его:
– Баск. Не расслабляйтесь. Тем путем что пришли мы – придут и другие однажды. И не исключено, что это будут злые гномы желающие отыскать гребаных гоблинов посмевших убить их жрицу. Когда гномы явятся сюда – они убьют вас.
– Если явятся…
– Нет. Они явятся. Рано или поздно – но явятся обязательно. И тогда прольется кровь.
– Вот наша разница – я все же верю в светлое будущее.
– Будущее всегда светлое. Просто не для всех оно наступит. Помни, зомби – рано или поздно кто-нибудь вылезет из той вонючей дыры и постарается поиметь вас. Постарайтесь не облажаться.
– Хорошо. Удачи вам, командир…
– Валите нахрен.
Зомби ушел. Я не глядел ему вслед. Я смотрел на быстро светлеющее море и пил крепкий сладкий чай. Но недолго. Звук очередных шагов заставил меня тихо застонать и пообещать:
– Я могу убить тебя и до полудня, гребаный ты Гыргол.
– Погоди! Погоди, чужак! Я так думаю – могу тебе кое-что показать! Кое-что интересное!
– Свою печень? Я бы глянул…
– Погоди! Что тебе моя печень? Давай зарежем молодого олешка, сварим, посидим у костра, а затем я станцую и покажу тебе кое-что очень интересное! Я так думаю – такого ты не видел!
– Убедил – после короткой паузы признал я – Люблю интересное. Показывай. А олешек пусть живет. И без танцев. Не хочу блевать таким прекрасным утром.
Гыргола пошатнуло от моих слов:
– Без танца нельзя – солнце Мать не услышит и не увидит!
Недоверчиво оглядев старика, обратил внимание за зажатую в его руке странно изогнутую железяку, на шапку приспущенную на переносицу и снабженную длинной бахромой прикрывающей лицо. Видя мое недоверие, Гыргол пояснил:
– Недолго. Без камлания никак.
– Без камлания?
– Камлания – кивнул старик.
Потерев переносицу, попытался понять о чем речь, но понял, что не преуспею.
– Ну камлай – кивнул я, усаживаясь и скрещивая ноги – Точно недолго? Видеть твои трясущиеся в танце мослы…
– Мать добра. Не требует долгого танца – успокоил меня приговоренный вождь и, отступив на пару шагов, поправил шапку, звякнул пару раз той железякой, после чего медленно закрутился, гремя галькой и шурша песком.
С непроницаемым выражением лица я наблюдал, неспешно допивая чай. И не забыл коротко оглядеться, убедившись, что это не отвлечение моего внимания на себя, в то время как сзади подкрадывается верный старику сыроед с дубиной в лапах.
Старый Гыргол закрутился быстрее, что-то протяжно прокричал, после чего внезапно замер с воздетыми к рукотворному солнцу руками. Замер в этой позе. Я протяжно зевнул, хотел сказать пару язвительных слов, но тут на фигуру старика упал яркий солнечный луч, и я поспешно захлопнул пасть, весь обратившись во внимание.
Миг, другой… Гыргол подался в сторону и указал рукой на тянущуюся вдали скалистую гряду идущую по воде от стены к большой земле. Прокричал пару коротких слов. Топнул. И, выставив перед собой вытянутые руки с горизонтально поставленными ладонями, с хрипом начал сгибаться в пояснице. Выглядело все так, будто старик положил ладони на голову оленя и пытался силой пригнуть ее к земле. Освещающий Гыргола солнечный свет стал ярче, заиграл золотыми красками и… с далеким протяжным грохотом высокая скальная арка… начала опускаться в море, закрывая проход в гряде.
– Лопнуть и сдохнуть… – неожиданно для самого себя выдал я любимую поговорку Йорки, вскакивая на ноги – Охренеть…
– Я шаман – скромно улыбнулся выпрямившийся Гыргол, утирая пот со лба – Как тебе моя сила? Я так думаю – тебе понравилось?
– Понравилось ли мне? – сказал я, глядя на «выпрямившуюся» стену и лихорадочно прокручивая в голове примерно воссозданную карту наших подземных перемещений – Сука ты плешивая…а ну признавайся – когда в последний раз поднимал арку?
– А?
– Ну! Когда?!
– Много лун назад. Двенадцать или даже больше лун назад – вздрогнув, торопливо заговорил старик – Поднимал потому как рыбы желтобрюхой меньше стало гарпуниться. А рыбы вкусна и нами любима. Вот и камлал… рыбы ради…
– Ну ты сука и накамлал – рассмеялся я, падая задницей на шкуру – Рыбы ради?
– Рыбы ради – с робкой улыбкой подтвердил Гыргол и, радуясь потеплению наших отношений, скромно спросил – Ты убьешь меня, чужак?
– Больше никаких добровольных смертей – не отрывая взгляда от океана, произнес я – Кто захочет уйти сам – пусть уходит. Ты в Смертный Лес никого посылать не станешь.
– Не стану.
– Два моих гоблина останутся здесь жить. И к ним отнесешься как к родным. Обучишь обычаям, научишь гарпунить и обращаться с оленями.
– Обучу и приму.
– Ответишь на мои вопросы – и живи – принял я решение.
– Я так думаю – правильно ты говоришь! – расцвел диктатор и шаман крохотного островка, умеющий поднимать и опускать скалы – Спрашивай!
– Обновим чай и поговорим – буркнул я, вставая.
Пока нес к костру опустевший котелок, все пытался убрать с лица косую ухмылку.
Мы ошиблись.
Я ошибся – когда предположил, что система подняла что-то вроде домкратов, дабы укрепить стальные своды умирающего гребаного мира. Те домкраты, что прикрывали собой дверь с экраном, через которую прошло любознательное звено Трахаря и погибло, натолкнувшись на впавших в бешенство дэвов, были подняты совсем по другой причине.
И эта причина – нехватка желтобрюхой жирной рыбы так любимой островным племенем сыроедов.
Вот что послужило спусковым крючком целой цепочки событий.
Старый Гыргол звякнул железной штукой, мотнул с хрустом тощей задницей – и поднялись мощные домкраты, воздев над морем многотонную тяжесть скал.
Старый Гыргол топнул – и взорам пауков открылась дверь.
Пока старик танцевал – пауки приняли игровой вызов и открыли дверь.
– Сила нашего племени – с нескрываемой гордость прогундел мне в спину торопящийся следом вождь.
– Всего лишь открытие дверцы в большом аквариуме – не согласился я, садясь у костра и бросая взгляд на скалистую гряду – Замаскированное под еще одно представление с бездарными актерами. Рациональное спрятанное в иррациональном. Желтобрюхой рыбы стало больше?
– Много больше!
– Трахарь сдох не зря – хмыкнул я и снова зашелся в лающем смехе – Вот дерьмо! Сучье невезенье Трахаря!
– Кто такой Трахарь?
– Ты убил его, камлающий старик – фыркнул я, успокаиваясь – И еще целую толпу боевых пауков. И все ради вкусной рыбы…
– Я не понимаю.
– И ты открыл мне дорогу сюда – уже с умыслом добавил я, нехорошо усмехаясь – Ты открыл мне дверь, когда поднял гряду.
– А сейчас? – после короткой паузы осведомился Гыргол.
– Сейчас дверь надежно закрыта – развел я руками.
Старый вождь задумчиво поглядел в море, и я понял – даже если вновь оскудеет число желтобрюхой рыбы у берегов его острова, Гыргол лучше откажется от этого деликатеса навсегда, чем поднимет арку. Больше он дверь открывать не станет. Без чужаков жить лучше…
– Как часто можешь поднимать скалы? – спросил я.
– Гыргол сильный шаман! И мудрый вождь!
– Так как часто?
– Это большая магия. Тяжелая. Раз в год могу поднять. Опустить сразу можно. Но зачем? Пусть больше рыбы найдет проход. Я так думаю – рыбы много не бывает.
– Мудро – согласился я, глядя, как Гыргол набивает котелок крошенным льдом и снегом – Мудро…
– Спрашивай, чужак. Спрашивай.
– Я не видел здесь птиц.
– На берегу, в Смертном Лесу и тундре есть птицы – не согласился со мной старик – Разные.
– Настоящих птиц – добавил я – Летающих.
– Таких нет.
– Ясно – кивнул я.
Разумно. Над нами стальной потолок. И за летающими птицами сложно уследить, их сложно проконтролировать. А вот нелетающие клуши – в самый раз. И глаз радуют и слух. Добавляют реальности этому выдуманному мирку.
– Это что за птицы? – я указал на грязных белых гигантов бродящих вдоль прибоя и выклевывающих съедобное из гниющих водорослей.
– Чайки.
– Чайки разве не летают?
– Я так думаю – эти не летают. Яйца вкусные.
– Ладно. Что вон за той стеной знаешь? – я указал на скалистую гряду, что отходила от стены и тянулась к большой земле.
– Вода.
– И все?
– Вождь до меня говорил – там другой остров. Похожий на наш.
– И снова логично – буркнул я – На острове другое племя, верно?
– Вроде так… но не сыроеды.
– Другой остров и другой этнос добровольно сохраненных – буркнул я, нагибаясь вперед и грея ладони над пламенем костра – А этносов может быть хоть десяток. По одному острову на сектор со стенами из скал. Чтобы рыбное разнообразие не истощилось в одном из секторов – есть возможность открывать проходы для морской флоры и фауны. Каждый остров – самобытная музейная витрина. Тут сыроеды, там самоеды, здесь ничегонееды, а еще дальше… еще одно этническое племя.
– Я не понимаю тебя, чужак. Мозги будешь? Мясо?
– Мясо – кивнул я и ткнул рукой в горизонт – Большая земля. Что там?
– Люди – пожал плечами старик – Живут. Умирают.
– Ты их видел?
– Никогда. Я так думаю – никто из живущих сыроедов не видел. Только слышали.
– Как туда попасть? – задал я вопрос в лоб – И помни, когда отвечаешь – чем быстрее я уберусь с твоего острова, тем быстрее вы заживете по-прежнему.
– Не знаю – с сожалением вздохнул Гыргол – Раньше тут бывали большие льдины. Но давно уж не подходят они близко к берегу. А плыть в воде…
Вода холодная. Глянув на медленно проходящий мимо айсберг, я задумчиво потеребил мочку уха и на этот раз ткнул пальцем в сторону Смертного Леса:
– А если я срублю три-четыре толстых дерева?
– Я так думаю Иччи с радостью убьет тебя.
– Когда последний раз здесь была большая лодка с парусом?
– Много лун назад.
– Примерно? В то время, когда ты поднял скалу и открыл путь рыбе?
– Где-то так… Да! Так! – ожил Гыргол и часто закивал – Так! Сначала скалу я поднял. Потом пришла большая лодка с двумя парусами. Но близко шибко не подходила к нам.
Получается гнида Хван вполне мог оказаться на той большой лодке. Но для чего бы он там оказался? Лишенный конечностей призм со стертой памятью – так себе моряк. Такой парус не поднимет и якорь не отдаст.
– И очень большая рыба была тогда же! – вспомнил Гыргол – Ух билась на цепи!
– На цепи? – уцепился я.
– На цепи. Проглотила я так думаю большой крюк с цепью. Лодка тащит цепь к себе, рыба бьется, воду пенит.
– Крюк с цепью… а рыба прямо большая?
– Большая!
– Насколько? Меня проглотит?
– Двух как ты проглотит! – с уверенностью ответил Гыргол и я понял – не врет.
Вот и определилась наиболее вероятная роль призма…
Если Хван и был на борту той рыбацкой лодки – то только в качестве наживки. Каким-то образом сумел избежать насаживания на крюк и смылся за борт. Но побег прошел не совсем удачно и призм словил копье в пузо… Осталось эту теорию как-то доказать.
Хотя звучит логично – открылся проход и в этот сектор вошла не только мелочь, но и преследующая ее крупная рыба. И очень крупная. Тут же явились рыбаки и бросили в воду цепь со вкусной и почти разумной наживкой…
– Как часто приходит большая лодка?
– Мимо часто ходит. А к нам не подходит. Я так думаю – нельзя им. Мать не велит.
– Мать не велит – повторил я – Тут ты думаю прав. Когда Иччи колбаснул гостей незваных, правила их жизненные система должна была ужесточить. Туда – можно. А сюда – нельзя.
– Я не понимаю.
– И не надо. Расскажи-ка мне о своей магии старик. Чего еще камлать умеешь?
– Я?
– Ты-ты – кивнул я, с трудом сдерживая прущую из меня брезгливость.
Это ставший таким милым и улыбчивым дедуля – мерзота блевотная.
Сидя на старой шкуре, поглядывая по сторонам, он год за годом отправлял безропотных стариков на «добровольную» смерть в колючих ветвях Доброй Лиственнице. Он в буквальном смысле смывал людей в унитаз, старательно оберегая свое положение. И не забыл упрочить свое положение, к полномочиям вождя добавив и «должность» племенного шамана. Два в одном – Гыргол Великолепный!
– Олешка молодого призвать могу – скромно начал перечислять старик, не заметив обуревающие меня эмоции – Сыроеда нового призвать могу, коли смерти случались, а Мать еще не заметила. Но не сразу – Мать сначала оком зорким окинет остров наш. И потом решит.
Полезные функции. Позволяет поддерживать на одном уровне популяцию оленей и сыроедов, нивелируя ошибки далеко не вездесущей системы – как тут вовремя сосчитать каждого оленя в стаде.
– Что еще?
– Костры могу жарче или тише сделать – похвалился Гыргол – Каждый день! Сколько хочу!
Тоже полезно… здешние газовые костры служат и кухонными плитами, и системой обогрева. Если похолодает – старик можно изобразить из себя танцующий пульт от климат-контроля. То есть он и тепло держит в своих руках? Слишком много власти в одних руках. Слишком много даже для этого крохотного острова. В первую очередь именно поэтому – это остров. Уйти некуда. От власти старика не скрыться.
– Когда много простуженных или раненых – могу танцем упросить мать породить нам новые мхи и травы в тундре. Чтобы без кочевки. Могу призвать на помощь, если беда какая случится.
Покивав, я задумчиво перебрал в голове полученную информацию и спросил:
– Ты видишь зеленые строчки перед глазами, да, Гыргол? А танец считай один и тот же… или?
– Ну… – замялся старик – Я так думаю…
– Да или нет? – надавил я – Ты выбираешь из списка? Или нет?
Я попросту не могу поверить, что система на самом деле заставляет шаманов учить больше десятка разных танцев на различные случаи. Это же бред. Учитывая пародийность здешней «кочевки» – шаманский танец тоже не более чем пародия.
– Да… – признался Гыргол – Выбираю.
– Потом?
– Что потом?
– Зачем танцевать, если уже выбрал вариант?
– А… так ведь цифры бегут перед глазами. И пока не дойдут до нуля – надо камлать.
– Таймер – понял я – Выбираешь нужный тебе вариант – например, рождение олешка – включается таймер на несколько минут и пока время не истечет – ты камлаешь. Так?
– Ты мудр не по годам. Скушай мяса.
– Скушаю – усмехнулся я, опуская недобрый взгляд – Скушаю. Так… вот тебе еще один вопрос. Заметил я, что у всех сыроедов особые имена. Необычные. Гыргол, Гыронав, Пычик, Тыгрынкээв… я не спец, но эти имена точно не просто так придуманы, верно?
– Наши имена. Имена сыроедов. Так думаю…
– Кто их дает? Память ведь стерта. Так?
– Стерта. Ничего не помним о прошлой жизни. Может и к лучшему?
– Речь о другом, старик. Кто дает имена сыроедов?
– Так я и даю!
– Опять ты? – видимо в моем лице что-то дрогнуло и Гыргол отшатнулся в страхе.
– Шаман! Шаман дает! Всегда так было! И мне дали!
– Когда?
– На втором танце рождения!