Африка. История и историки

Русских Кейсли Хейфорд причисляет к этой бесславной когорте самозванных претендентов на мировое господство. «Почему ты называешь японцев храбрыми парнями?» – задает вопрос Экра Квоу. Ответ очевиден, идет русско-японская война: «Они сейчас сражаются с русскими, они доказывают, что не собираются подчиняться кому бы то ни было, и это вызывает истерику по поводу “желтой угрозы”». Самим японцам в праве обладать империей Кейсли Хейфорд не отказывает, напротив, лишь бы под их цивилизаторскую длань попадали только азиатские народы. Кваманкра достает свой альбом газетных вырезок, находит букву «Я» и читает отрывок из речи, произнесенной в Палате пэров японского парламента: «Наш священный долг как самого прогрессивного государства Азии протянуть руку помощи Китаю, Индии и Корее, всем азиатам, которые нам доверяют и способны к цивилизованному развитию. Мы, их более сильный сосед, хотим, чтобы они освободились от европейского рабства и доказали миру способность Востока скрестить мечи с Западом на любом поле брани». Эти слова, считает Кваманкра, содержат принцип, который он хотел бы внушить сыну «на уровне подкорки», чтобы тот руководствовался им всю жизнь[97].

Русских Кейсли Хейфорд считает азиатским народом, но цель их территориальной экспансии – не цивилизаторская миссия и помощь угнетенным, как у Японии, а подавление других народов. Разъясняя сыну суть «Восточного вопроса», Кваманкра свел этот сложнейший сюжет мировой политики к проискам России: «Все это с самого начала было делом рук русских. Когда-то они занимали угол Малой Азии, не имея выхода к Северному, Балтийскому и Черному морям. И вот пришло время, когда император Петр Великий разработал идею экспансии в направлении Крыма и на север к Балтийскому морю. Потом русская императрица Екатерина II стала осуществлять мечту Петра, и с тех пор это стало национальной политикой Русского Медведя». Так во времена императора Николая I дело дошло до Крымской войны, в которой Россия была агрессором, волком из известной басни, а Турция – ягненком. Кейсли Хейфорд признает, что турки «плохо обращались с христианами Греческой православной церкви во владениях султана» (славяне не в счет?), но это не умаляет борьбы Турции за «самосохранение», которую русские считают «мусульманской угрозой»[98].

Кровожадный медведь – стереотипный образ России, созданный британской прессой во времена Большой игры и использовавшийся как жупел «русской угрозы» для мусульман[99]. Нет ничего удивительного, что его усвоил и Кейсли Хейфорд, но его взгляд на раздел мира принципиально отличается от позиции британского патриота.

О поведении европейских держав, вступивших в союз с Османской империей против России, автор попросту умалчивает. Европейцы против европейцев, белые против белых? А как же простая и ясная схема: стремящаяся к господству белая раса против других рас? Русские и англичане, утверждает Кейсли Хейфорд, одним миром мазаны, как белые хищники. Джон Булль так же агрессивен в отношении «более слабых рас», что и Русский Медведь. Взять хотя бы опиумные войны с Китаем. «Всем христианским нациям Европы, – внушает Кваманкра сыну, – свойственна ошибка самоутверждения, ни одна не может сдержать криков “желтая угроза” или “черная угроза”, когда они сталкиваются с сопротивлением в той или иной форме. Как будто они в одной руке несут дарованную Богом привилегию, а в другой – индульгенцию на ограбление и покорение остальных»[100].

Что будет, если «борьба за выживание» небелых рас превратится в «самоутверждение», т. е. в стремление к господству? Эту очевидную проблему Кейсли Хейфорд не обсуждает.

Его мучает незавидное положение черной расы, больше других пострадавшей от белых хищников: «Африканцу, где бы он ни находился, угрожает двойная опасность. Такое положение является следствием экономических условий, когда африканец подвергается эксплуатации, где это только возможно. Его заставляют служить человеку, вполне определенному человеку, кавказцу. Пока будет так, он никогда не сможет воспользоваться в полной мере плодами своего труда как человек. Он участвует в строительстве тротуаров, по которым ему может быть и не придется пройтись. Считайте это метафорой или фактом, как хотите. Он обеспечивает налоговые поступления для наполнения казны, расходы средств из которой он в большинстве случаев не контролирует должным образом, если контролирует вообще. Коротко говоря, на нем стоит клеймо принадлежности к низшей касте среди рас, и любая попытка подняться выше отведенного ему места встречает негодование аристократических рас. Ему постоянно напоминают, что предел его возможностей – быть дровосеком и водоносом»[101].

Единственный выход – разработать «собственную концепцию спасения». Невозможно игнорировать опыт восхождения других рас, но нельзя превращаться в имитаторов. Примером, достойным подражания, Кейсли Хейфорд считает Революцию Мэйдзи в Японии, поскольку залог успеха японской модернизации – опора на традиции и сохранение культурной самобытности: «Японцы по необходимости заимствовали и усваивали западную культуру, но это не помешало им заставить Запад уважать их. В японце есть что-то особенное, восточное. Начать с того, что он используют свой родной язык, у японцев есть своя литература, обогащенная переводами зарубежных классиков. Японец уважает институты и обычаи предков, он вдохновляется мудростью прошлого. Он не отказывается от национального костюма, а если и надевает западный наряд, то для удобства, совсем как шотландец, находясь за границей, снимает горный костюм, когда этого требуют обстоятельства»[102].

Подобно Японии, считал Кейсли Хейфорд, Африка должна синтезировать свои достижения и все лучшее, что было создано в мире: «Африканец должен преуспеть не только в овладении искусствами и науками, в освоении технических специальностей. Он должен вести научные исследования, которые откроют путь к его национальной сокровищнице знаний и достижений»[103]. Только так, оставаясь самими собой, можно встать на путь прогресса и «занять достойное место среди мировых наций».

Опыт афроамериканцев по приобщению к цивилизации Кейсли Хейфорд оценивал негативно. Он провел принципиальное различие между «афроамериканской» (Букер Вашингтон, Уильям Дюбуа) и «африканской» (Уилмот Блайден) школами общественной мысли. Согласно первой «чернокожий стремится проявить себя как существо, способное духовно и материально развиваться в соответствии с представлениями о прогрессе среди белых» и в итоге им уподобиться. Б. Вашингтон хотел «обеспечить рост материального благосостояния черного человека в Соединенных Штатах». Дюбуа – «добиться его социального освобождения в среде неблагоприятной для развития черной расы». Африканская школа утверждает, что «чернокожему уготована более грандиозная миссия – найти свое место в общечеловеческой семье в соответствии со своими природными и национальными особенностями»[104].

Вслед за Блайденом Кейсли Хейфорд резко критиковал представителей афроамериканской школы. Комментируя размышления Дюбуа в романе «Души черного народа» о двойственности сознания негров как африканцев и американцев, он пишет: «Очевидно, что Дюбуа рассуждает как американец, живущий среди американских реалий. Это, конечно, не его беда, другого мира он не знает. Он африканец, родившийся в Америке, великой империи доллара, где безудержно возвеличивается индивидуализм, где слабый сам вынужден заботиться о себе, а его мольбы о помощи не волнуют тех, кто оседлал удачу. Он опутан обстоятельствами, которые делают невозможным стремление к высшим идеалам».[105] Результат печален: «средний афроамериканец, живущий в Соединенных Штатах, потерял всякую связь с прошлым своей расы и беспомощно, безнадежно бредет на ощупь в темноте в поисках братьев по духу среди тех, кто для этого не годится по естественным и национальным причинам»[106].

В Америке, считает Кейсли Хейфорд, у «черного человека нет шансов». Он живет в «чуждой, мертвящей среде». Формально получив свободу, он остается «духовным рабом»[107]. Единственный способ для афроамериканцев обрести себя – вернуться «из изгнания» в Африку, «на скалу, из которой их всех когда-то высек Отец всех наций». Там они будут «учиться, чтобы разучиться всему, чем замутила им головы иностранная софистика». Все «мыслящие афроамериканцы» должны «припасть к духовным истокам, к «свежим струям и фонтанам Африки, которые освежат их мозги». Только тогда их охватит страсть к духовному восхождению[108].

Кейсли Хейфорд отстаивал химерическую идею Блайдена о том, что афроамериканцы не могут и не должны жить в США и обязаны вернуться в Африку. Время показало неправоту Блайдена и его последователей. В споре двух школ победила афроамериканская.

Кейсли Хейфорд не только пропагандировал, но и творчески развил сформулированные Блайденом «некоторые основополагающие принципы африканского национализма»[109]. В 1961 г. один из исследователей эпистолярного наследия Кейсли Хейфорда пришел к выводу, что в нем «содержатся все основные идеи и идеологемы современной африканской общественной мысли»[110]. Его работы до сих пор актуальны и востребованы. Книга о традиционных институтах Золотого Берега выдержала одиннадцать изданий (последнее в 2003 г.), «Освобожденная Эфиопия» – девять (последнее в 2003 г.)[111].

Рассуждения Кейсли Хейфорда на исторические темы стали частью идейного арсенала современных афроцентристов. Взять хотя бы «идею, что иноплеменники не могут познать и понять твой народ» или «идею, что до чужих вторжений жизнь твоего народа была сплошной идиллией»[112]. Или противопоставление белых всем остальным расам, столь модное среди «черных националистов и черных левых радикалов» в США[113].

© Мазов С. В., 2013

Кейсли Хейфорд о колониальной политике европейских держав[114]

Если у христианских наций существует политическая мораль или хотя бы ее видимость, то позволительно осведомиться, насколько действия христианских стран в отношении аборигенных рас, которых порой милосердно называют подчиненными расами, сообразуются с нормами христианской этики?

Современная история свидетельствует о том, что нации руководствуются разными принципами. Люди задаются вопросом: «Кто мой сосед?», и когда получают тот ответ, который дается в Евангелии, они спрашивают себя: «А забочусь ли я о брате своем?»

Поскольку в реальной жизни мораль и политика не совместимы, позвольте обратиться к некоторым фундаментальным идеям, которые возникают в этой связи у аборигенов.

Позвольте мне предположить, что первое, с чем сталкивается ум аборигена, когда он оказывается лицом к лицу с европейской цивилизацией, это проповедь христианства. Для европейских государств является обычной практикой, когда Евангелие Иисуса Христа идет впереди флага. Миссионер рассказывает, какое влияние в современных условиях пример Христа оказывает на формирование жизненных принципов и характера личности. Он рассказывает о главных уроках правды, любви и братства, изложенных в Евангелии, которые находят живой отклик у местной паствы, вызывают у нее уважение и готовность им следовать. Миссионер надеется воспитать паству в духе десяти заповедей. Особое внимание он уделяет шестой (sic) заповеди: «Не кради», которая, как он считает, станет основой для уважения местными жителями права собственности. Какое будет несчастье, воображает он, если придет европейский флаг, а эта заповедь не будет усвоена!

И со временем появляется флаг, а вместе с ним, не таясь, купцы и торговцы, которые раньше действовали исподтишка.

Представления о правде, сложившиеся у аборигенов, оказались грубо попранными. Торговцы не всегда ведут дела честно. И вот местный житель начинает фальсифицировать пальмовое масло в ответ на фальсифицированные спиртные напитки, которые ему предлагают. Иноземная власть издает законы против мошенничества туземцев, а это несправедливо. Хитрость за хитрость, обман за обман – вот это честная игра. Когда я должен терпеть обман со стороны соседа, а он мой нет, – это как удар ниже пояса, что вовсе не аллегория.

Ранняя стадия знакомства иноземной власти с местными жителями – это то, что для приличия называют протекторатом. Нынче термин «протекторат» означает зависимость слабого от сильного. Поскольку Евангелие Иисуса Христа, которому обучены аборигены, провозглашает братство всего рода человеческого, а туземец принадлежит к такому роду (вы должны признать это, нравится вам это или нет), то протекторат должен обозначать зависимость слабого брата от сильного. Факты говорят о другом. Тот самый миссионер, что проповедует Евангелие с его принципами всеобщего братства, отказывается признавать черного человека, культурного или некультурного, равным себе. Он смотрит на туземца свысока и считает, что тот должен знать свое место. Он намерен всего лишь немного поднять уровень туземца, чтобы тот приносил больше пользы белому брату, ловчее рубил для него дрова и носил ему воду. Сам белый считает недостойным для себя выполнять эту работу. В этом бремя черного человека. Пусть читатель честно задаст себе вопрос: «Когда на протяжении всей истории белая раса относилась к негроидной или монголоидной расам – человеку с черной, желтой или коричневой кожей – в духе братства, как учит Евангелие Иисуса Христа? И ставило во главу угла в отношениях с другими расами не стремление расширить рынки сбыта и завладеть природными богатствами, а желание поднять их до уровня развитости и свободы, достигнутого белой расой?»

К вопросу о рынках сбыта и природных ресурсах. Среди европейских держав едва ли найдется такая, которая не боролась бы за сферы влияния в районах богатых золотом и алмазами, особенно если у коренного населения нет пулеметов «максим», которые еще называют Длинным Томом. Зов золота вызывает дух раздора. Любовь к золоту несовместима с любовью к человеку, ибо разве не любовь к золоту есть корень всех зол? О, если бы туземцы не обладали тем, что нужно белому человеку, или он мог бы достать надобное, не нарушая разом шестую и восьмую заповеди, неужели тогда белый человек горячо любил бы братьев-туземцев, живущих на негодных землях? Конечно, это ошибочное впечатление! Но Иисус Христос стремился все это изменить, а вы называете себя Его последователями, христианскими нациями мира.

Воистину мировая история подошла к моменту, когда пришло время перековать мечи на орала. Но если миром будет править вражда, мы просим вас, поверните оружие против самих себя. Умоляем, дайте нам мир, спасите нас от внутренних раздоров и смуты, позвольте нам жить среди наших виноградников и смоковниц в той части планеты, куда нас поместило Провидение.

Конечно, в политике Англии можно найти и признаки честной игры. Ваша политика в отношении слабых рас не такая уж скверная, чтобы вызвать у нас негодование и заставить нас думать, что вы ничем не отличаетесь от других колониальных держав. Мы верим и надеемся, что ваша поврежденная мораль будет исправлена и вы пойдете правильным путем. Мы видим и ценим ваши усилия по гармонизации интересов тех, для кого национальная выгода является высшим приоритетом, и тех, кто ратует за всесторонний прогресс и развитие зависимых территорий. Видим мы и ваши недостатки. Мы наблюдаем с болью в сердце среди прочего, как в неумной тяге наполнить колониальную казну, вы уделяете мало внимания тому, что обеспечивает рост материального благосостояния аборигенов, чьими трудами главным образом и наполняются ваши денежные сундуки, забывая о том, что благополучие большинства – залог успешного управления.

Мы видим, какие вы прилагаете усилия для создания в Золотом Береге территориально-административных образований и укрепления своей власти, но нам ясно, что в итоге у вас ничего не получится, потому что вы встали на неверный путь. В Ашанти, как и повсюду, вы возводите здание на песке, а не на каменном фундаменте, пройдет немного времени, и дожди смоют его. Это неизбежно должно произойти, если я прав в том, что судьбы наций с математической точностью определяются невидимой Силой.

Если вы действительно стремитесь улучшить материальное положение людей, вы должны убрать препятствия, мешающие их прогрессу. Какую роль они играют в управлении собственной страной? Кого назначают на высокие посты и кто получает высокие зарплаты? Конечно, их белые братья. Почему? Потому что они компетентны, а местные нет? Снова и снова, как в стародавние времена, туземцы трудятся в поте лица своего, а европейцы, знай себе, загребают деньги. Когда европейцам приходится работать, они, случается, учатся опыту у местных. Европейцы овладевают профессиональными секретами, и аборигены становятся ненужными. Социальная лестница, которая им уготована, ведет вниз. Вот такая братская любовь напополам с местью! Мы знаем, что надо только указать на такие явления, и Англия все исправит.

Возьмем хотя бы проблему рабочей силы. Она дорога сердцу европейца. Здесь его любовь к черному брату предстает во всей красе. Черный человек осознает, что доброе Провидение создало его для того, чтобы обеспечивать европейцев рабочей силой в стране черного человека. И он делает, что ему предначертано. Это достигается двумя путями. Если он не подчиняется природному инстинкту, его поместят, если на то будет необходимость, в трудовое поселение и заставят работать, подобно тому, как древних израильтян заставляли работать на хозяев. Его надсмотрщика не интересует, что он, местный житель, теряет все связи с обычаями предков, с тем, что делало их довольными жизнью мужчинами и женщинами, когда они возделывали землю и нежно извлекали из нее то, чем их щедро одаривала Мать-Земля. Никого не волнует, что он променивает лучшие человеческие качества, которые воспитывает сельскохозяйственный труд, на постоянное пьянство, сквернословие и буйное веселье в шахтерских поселках. Многие равнодушно взирают, как лучшая часть мужского населения страны отвлекается для работы на шахтах, в то время как издревле возделываемые земли приходят в запустение, остаются необработанными, а продовольствия становится все меньше и меньше. Золото! Золото! Золото! Вот чего жаждет белый человек и готов добывать его любой ценой.

Находятся сердобольные люди, которые предлагают такой выход. Если нельзя заставить работать черного человека и поместить его в трудовое поселение, надо ввезти китайцев. Джон Китаец – последняя надежда Джона Буля. А разве вы не слышали, как один из привезенных при покойном губернаторе Максвелле китайцев сказал, что Золотой Берег «не подходит» ни для белых, ни для черных, ни для китайцев, ни даже для собак? Он немного неправ. Золотой Берег «подходит» и будет «подходить» для коренных жителей Золотого Берега. Так уж предопределил Господь. Пройдет много времени после того, как владельцы ваших горнорудных компаний прекратят свои огромные спекуляции на биржах, и на месте нынешних шумных шахтерских поселков будут леса, где кедры, хлопковые деревья, деревья одум и дубен протянут свои божественные ветви к небесам. А коренные жители Золотого Берега будут мирно выращивать ямс и кукурузу, как это делали их предки, исполненные чувства благодарности за то, что наконец они могут найти собственный путь спасения. Может так случиться, что ваше правительство устанет от бремени белого человека, когда справедливое Провидение укажет, в чем оно действительно заключается, и с отвращением от него откажется.

Поистине, история повторяется. Разве вы не слышали о католических монастырях в сердце Африки с великолепными фресками и рисунками, которые разрушились до основания. Езжайте вдоль побережья от Ассини до реки Вольта и посчитайте, сколько замков и крепостей, символов жадности европейцев, сейчас являются обителью сов и летучих мышей, они оказались бессильны против смекалки коренных жителей. Сегодня вместо замков вы строите бунгало, строения, которые можно возвести за несколько недель, их при желании можно разобрать и увезти с собой. Да, дорогие наши друзья и защитники, мы хорошо знаем, что, если завтра вы сочтете, что игра не стоит свеч, вы прикроете здесь свой бизнес, и вам все равно, что будет с черным человеком или его страной. Для вас это будет легко. Нам это принесет неисчислимые потери – в том смысле, что нам придется начинать все сначала, независимо от того, будете или не будете вы навязывать нам свою искаженную версию проповедуемых в Евангелии любви, правды и всеобщего братства.

© Перевод на русский язык С. В. Мазова, 2013

Н. Г. Щербаков. От истории негров к истории африканских народов: этапы трудного пути

История предлагает мало примеров, когда насильственно оторванные от родных краев люди, образовавшие многочисленные диаспоры в сложных и – чаще всего – враждебных условиях, на протяжении нескольких столетий упорно стремились бы к восстановлению отношений с исторической родиной, не пытаясь при этом туда вернуться и не зная по-настоящему, что же представляет собой эта утраченная земля исхода. Несколько столетий трансатлантической работорговли и сто с лишним лет постепенно усиливающейся миграции народов африканского происхождения создали такую уникальную ситуацию. Сегодня за пределами Африканского континента проживает несколько десятков миллионов человек, для которых Африка со всеми ее недостатками и завоеваниями – притягательный центр.

С рубежа XIX–XX вв. сообщества народов африканского происхождения в странах Северной, Центральной и Южной Америк начали ощутимо менять свое лицо. К африканоамериканцам[115] стали добавляться выходцы из африканских колоний, эмигрировавшие по разным причинам с континента. Это усилило уже давно существовавший интерес к истории и текущим событиям в Африке со стороны тех, кто мог ассоциировать себя с ней из-за антропологических черт, унаследованных от предков-рабов. В этот период история Африки в общественном сознании черных народов вне континента все еще оставалась чужой историей.

После Второй мировой войны волна деколонизации вынесла и в Западное полушарие, и в Западную Европу множество новых африканцев. В отличие от африканоамериканцев и африкано-европейцев, в той или иной степени ассимилированных белым обществом, вновь прибывавшие имели реальные связи с нарождавшимися независимыми африканскими государствами. Многие из них надолго задерживались в странах эмиграции, не разрывая этих связей и образуя тем самым неофициальные «представительства» своих стран в далеких от Африки государствах. На этот раз история континента начала входить в историю бывших метрополий и других стран через историю диаспор. История образования и развития таких диаспор и их влияния на страну происхождения пока по-настоящему не изучена, она активно развивается и необыкновенно усложняется. Взять хотя бы удивительные возможности мгновенного взаимного информирования диаспор и стран происхождения, возникшие в процессе развития мировых компьютерных сетей.

Справедливо ли считать, что история изучения Африки исследователями-африканоамериканцами стала частью африканской историографии? Каким образом такие исследования влияли на саму историю континента? Что больше всего интересовало историков-африканоамериканцев при изучении «исторической родины»? Кому из них в наибольшей степени удалось понять историю своих братьев по крови? Для того, чтобы хотя бы частично ответить на эти вопросы, полезно обратиться к работам наиболее известного у нас в стране (не только в среде профессиональных историков и африканистов) африканоамериканского исследователя Уильяма Эдварда Бургхардта Дюбуа (1868–1963 гг.)[116].

В отечественной африканистике существует не так много имен зарубежных исследователей, чей авторитет и научная репутация не менялись бы по мере изменений приоритетов для самой африканистики. С давних времен в такой условный «пантеон» помещено имя Уильяма Дюбуа. В СССР судьба этого африканоамериканца оказалась тесно связана с судьбой Института Африки РАН, поскольку он явился невольным инициатором его создания[117]. Правда, следует помнить, что концепция изучения Африки, предложенная Дюбуа в начале 1960-х годов, по понятным причинам так и не получила реального воплощения в исследовательской практике этого центра.

В первом издании энциклопедического справочника «Африка» (1963 г.) автором статьи об этом безусловно выдающемся африканоамериканце стал сам директор Института Африки и главный редактор издания И. И. Потехин[118]. Дюбуа был назван «известным американским историком», подчеркивались его заслуги в международном движении сторонников мира и противодействии маккартизму. Следует отметить, что к моменту выхода энциклопедии Дюбуа уже два года находился в Республике Гана (о чем упоминается в очерке) и в августе того же года скончался там в возрасте 95 лет. И в этой, и в более поздней статье в переиздании энциклопедического словаря в 1986 г.[119] он был назван в первую очередь историком, занимавшимся изучением Африки и народов африканского происхождения. Такая же обязывающая профессиональная характеристика дается ему и в последнем издании этого словаря (2009 г.)[120]. Но во всех случаях авторы затруднились дать ссылки на какие-то конкретные труды по истории, в основном подчеркивая исторические заслуги У. Дюбуа в других областях исследовательской деятельности и в развитии общественных движений.