Доброе имя

– Удивительно! Мне так мало осталось, а жизнь моя полна, как не может наполниться жизнь человека за сто лет. Только что я умирала и была одна. А теперь я просто живу и не могу надышаться счастьем. За минуту я прожила гораздо больше, чем можно прожить за сто лет. И еще интересно, что я все это знала заранее, когда только тебя увидела. Ты спросил, как я себя чувствую, а я подумала, почему он спросил, как все, ведь это же он!

Молодые люди улыбнулись друг другу.

– Как же ты себя чувствуешь?

– Я чувствую, что для того и жила, чтобы сейчас лежать в реанимации, а ты был рядом.

– Ты должна жить! Для меня должна!

– Да, я знаю. Для себя я уже прожила жизнь. Теперь я должна жить для тебя.

Не все в этом мире решают деньги, но все-таки лечение Веры с того момента, как Лев объявил отцу, что любит ее (а это случилось сразу после выхода его из палаты реанимации), стало гораздо более интенсивным. Врачи, правда, долго считали, что деньги на нее тратятся напрасно, поскольку не верили в счастливый исход, но их скепсис таял как снег первой весны ее выздоровления. Понятие животворящей силы любви врачами не используется, но все причастные к ее воскрешению были согласны, что только сверхчеловеческая воля этих детей быть вместе на земле позволила взрослым добиться того, что Вера снова ожила.

Но все это было потом. А пока внезапная любовь молодых людей вызвала вихрь последствий в их окружении. Вера боролась и побеждала казавшуюся неизбежной смерть. Лев в считанные дни повзрослел, что отражалось в его облике, но гораздо более в поступках. Каждый день он бывал у своей возлюбленной в палате, но не проводил с ней более часа. Все остальное время он посвящал делу. Он научился управлять своим временем, не хуже, чем опытный менеджер, держать в голове огромный объем информации и свободно оперировать им, выработал манеру твердо держаться в переговорах и ловко подхватывать идеи, способные вести к победе в споре. Семья Льва поначалу посчитала его увлечение чудачеством ребенка, но постепенно он сумел доказать, что такие стойкие и серьезные перемены в нем не могли возникнуть из-за мимолетного каприза. Его мать сначала умилялась на родного Ромео, но со временем должна была понять, что ей следует определиться в своем отношении к новоявленной невестке как неизбежности. Сергей Аркадьевич должен был быть недоволен более всех. Но этого не произошло. Да! Как он удивился странному выбору сына, привыкшего жить в роскоши и комфорте! Но прежде, чем делать какие-то выводы, он предпочел спокойно наблюдать за тем, что будет. И он опять был удивлен тем, что эта девочка в несколько дней смогла сделать из его сына то, что он не смог сделать своим примером, своей заботой и своими поучениями. Она смогла сделать его мужчиной из тех, за кем как за каменной стеной мечтают укрыться женщины, на которых держится общество, как на атлантах держится небесный свод.

Уже в мае следующего года Сергей Аркадьевич захотел проверить Льва в большом деле. Французы продавали добывающие мощности в центральной Африке. Сергей Аркадьевич летел в Париж на вероятное подписание предварительных условий контракта и брал Льва с собой. Все подготовительные материалы он предложил сыну для изучения и потребовал, чтобы он выработал свою позицию по предполагаемой сделке.

В самолете они обсуждали предстоящую встречу.

– Ну, какие у тебя соображения?

– Я могу рассуждать только о том, в чем могу разобраться, – отвечал Лев, – технические и экономические расчеты делали профессионалы, ловить их ошибки занятие неразумное. В конечном счете, если они ошибаются в расчетах или, хуже того, намеренно тебя дезинформируют, их ответственность прописана.

– То есть ты согласен с предварительными условиями?

– Раз мы летим, я понимаю, что ты сам согласен.

– Лев, ты не ответил.

– Согласен.

– А ты изучил материалы к переговорам?

– Изучил.

– И тебе все понятно?

– Я думаю, папа, что ты достаточно позаботился о рисках недостоверности этих материалов.

– Лев, ты быстро усвоил манеру перебрасываться словами, но здесь она неуместна. Здесь не папа, а твой руководитель. И ты должен изложить свои соображения без воды, коротко. Желательно, чтобы ты дал какую-нибудь полезную мысль. По крайней мере, ты видишь ситуацию не так как я, и твой взгляд мне может быть полезен.

– Зачем они продают добычу?

– Официальная версия: консолидируют средства для покупки чего-то другого. Детали не раскрываются.

– Ты знаешь, что они для работы в руднике нанимают детей, а их карманный новостной агрегатор постоянно поднимает фотографии этих детей за работой в топ? Меня это очень беспокоит. Зачем они все это делают, ведь это снижает привлекательность актива?

– Нет, не снижает! В развитых странах активы переоценены. Слишком много стабильности. Я куплю производителя станков в Германии по цене, которую отобью не раньше, чем через 80 лет. И мне придется надувать пузырь на бирже, заинтересовывать каких-нибудь норвежских пенсионеров, чтобы они денежки свои вкладывали в обновление славного имени наследника ганзейских традиций и подобной чепухой заниматься. А в Африке покупать что-нибудь – большой риск: начнется гражданская война или эпидемия геморрагической лихорадки, Эбола какая-нибудь – все потерять можно. Зато и доходность таких покупок очень хорошая. Вполне возможно, что они таким странным способом пытаются привлекательность только увеличить. «Смотрите, в каких условиях мы тут бьемся за высокий доход. Если еще проблемы людей решить, то тогда и доход вырастет».

– На китайцев рассчитано?

– Нет. Китайцы интересуются только благосостоянием самих китайцев. Никакой справедливости во всемирном масштабе от этих товарищей ждать не стоит.

– Но ведь тебе предлагают купить только одно звено – добычу. А обработку французы оставляют у себя.

– Ты думаешь, что они начнут мне руки выкручивать? Это еще вопрос, кто кому будет руки выкручивать. Подходящее сырье надо везти из Южной Африки. Но там оно и так дороже, без перевозки.

– И все-таки меня беспокоит их игра в две руки.

– Что делать? Бизнес всегда риск. Есть предложения по минимизации риска?

– Есть.

Сергей Аркадьевич блеснул глазами.

– Ну-ка, ну-ка!

– Я полагаю, что, используя материалы того же новостного агрегатора, ты попытаешься снизить цену процентов на шесть, ссылаясь на имиджевые издержки. Так?

– Попытаюсь. Хорошо, если удастся снизится хотя бы на два процента. Но и это вряд ли.

– Я предлагаю остановиться на скидке в половину процента, но с условием, что цена контракта не изменится, а эти полпроцента будут выплачены продающей стороной фонду Соловейчика на целевое финансирование обучения работающих детей в средней и высшей школе. Во-первых, непосредственное участие французов в этом деле надежно свяжет их интересы с твоими. Распространять чернуху о том, что бедные дети горбатятся на Соловейчика не станут те, кто финансирует его фонд в проекте спасения таких же детей. Сейчас они играют сами с собой и ни с кем не конфликтуют. А другое дело, если они продолжат свои информационные вбросы, им придется враждовать и с собой, и с тобой, и со здравым смыслом. Много заморочек. Во-вторых, это сразу откроет тебе дорогу в местную политику. Друзья наших французов автоматически становятся нашими друзьями.

– А у фонда появится прекрасная возможность оправдать вложения в него. Браво, Лев! Я восхищен, – Сергей Аркадьевич и правда был восхищен своим сыном. В его возрасте он был просто мальчишкой.

Переговоры прошли совершенно в соответствии с заранее известным планом. Никаких сюрпризов ни та ни другая сторона не преподнесла. Сергей Аркадьевич попытался понизить цену, но получил ответ, что предложенная цена уже учитывает все известные риски и является справедливой. После чего стороны подписали пакет необходимых документов.

На обратном пути Лев спросил отца о том, почему тот не использовал его предложение, если оно ему так понравилось. Сергей Аркадьевич прижал его голову к своей груди, потрепал волосы и поцеловал в лоб.

– Об этом не переживай: идея превосходная. Я уже сейчас вижу, что не ошибся, взяв тебя в бизнес. Чего ждать? Я думаю, что уже в ближайшее время передам тебе долю в головной компании, чтобы ты мог официально представлять холдинг. До уровня твоих решений любому из моих директоров еще расти и расти. А идею твою мы еще обязательно используем.

– Тогда тем более не понятно, почему.

Сергей Аркадьевич до этого находился в очень веселом и благодушном расположении. Лев зажегся от него радостью и очень удивился, когда отец внезапно стал предельно серьезным и даже напряженным.

– У меня есть очень серьезная защита от компрометирующих материалов. Настолько серьезная, что я могу об этом не беспокоиться. Но я еще не заключал крупных сделок под этой защитой, да еще сопровождающихся имиджевыми рисками. Мне важно посмотреть, как это будет работать.

– Ты об этом не говорил.

– Слушай, Лев, это настолько масштабно, так меняет нашу привычную жизнь, что я не тороплюсь рассказывать даже вам, пока не буду уверен в надежности механизма защиты.

– И, что, об этом никто не знает? А юристы, а безопасность? А как платежи проходят?

– В том-то и дело, что каждый видит фрагмент, а целостную картину знаю только я. И ты будешь знать, – Лев Аркадьевич рассказал сыну о содержании договора с Добрым Именем.

– Это какая-то ловушка!

– В чем ловушка? В том, что мне не шлют съемки ваших непотребств? Служба безопасности не может найти ни одного следа компромата на нас. Предположим, что где-то он остался. Но это всяко менее значимо, чем прежде было. И потом, разве можно противостоять прогрессу? Насколько я понимаю обстановку, все богатейшие семьи заключили такой договор. И негативной информации о них не будет. Если бы я не заключил договор, они меня бы просто сожрали. Стали бы постоянно сливать компромат в СМИ. Как мы тогда выглядели бы на фоне чистеньких? А? Весь бизнес полетел бы за полгода.

– Папа, то есть можно вести себя как угодно?

– Ни в коем случае! Всевышний также смотрит за нами, как прежде. Я растил вас не для картинки на экране, а для него. Страшись потерять его благословение.

Лев чувствовал себя оглушенным. Теперь ему стало понятно, почему без последствий осталась его поездка по тротуару. Но еще острее он переживал о другом обстоятельстве: последнее время Вера уже достаточно хорошо себя чувствовала, и Лев оставался ночевать в ее палате, и они уже стали близки друг другу как муж и жена. Но ведь Вере не было даже 16 лет, а половые отношения с лицом, не достигшим совершеннолетия, – уголовное преступление. Лев терзался, ожидая, что этим он подставляет под удар имя отца, недоумевал, почему никто до сих пор не воспользовался столь драгоценной информацией, но не мог прекратить ночевать с Верой. Теперь ему представлялось, что все, что должно было остаться только между ним и его любимой, зафиксировано и кому-то доступно. Или было доступно. Какая разница!

У него внутри саднило, точно он совершил крайне дурной поступок, и при этом он понимал, что должен привыкнуть, ведь сопротивляться прогрессу невозможно.

В июне Веру выписывали из больницы. Лев купил ей отдельный дом за городом, несмотря на ее возражения. Ей казалось, что в подобного рода отношениях она становится содержанкой. Еще она хотела сохранить максимальную свободу решений для Льва на тот случай, если бы он передумал брать ее замуж. Представить жизнь без него она не могла, но в то же время была так благодарна ему за то, что он сделал ее счастливой, что за это короткое счастье она могла простить ему, как ей казалось, любую мерзость. Но

Лев вполне разумно возражал ей, что никакого другого подходящего варианта для них нет. Невозможно представить, чтобы Вера вернулась жить в квартиру матери, где бы тогда они могли бы быть вместе? Любая городская квартира не подходила, поскольку Вере следовало жить в тиши и дышать свежим воздухом. Жить в доме Сергея Аркадьевича их не приглашали. Поэтому оставалась только одна возможность – купить дом, что и было сделано.

Врачи рекомендовали воздерживаться от любых стрессов, но сестра Мари сумела убедить Льва, что необходим праздник, что девушки это обожают, и Вера не просит об этом только потому, что стесняется. А обязанность Льва угадать ее желания без всяких просьб. Организацию праздника Мари взяла на себя. Список гостей составляли они вместе, но Лев пригласил только своего университетского товарища, тоже русского, и кое-кого из горнолыжной компании, остальными приглашенными были молодые родственники и дети близких знакомых родителей. Программу вечера взялась заказать Мари.

Вечеринка в честь Веры проходила на огороженной территории Елагина острова. Музыканты Мариинского театра играли итальянские увертюры, немного играли джаз, в промежутках между номерами публику развлекали телекомики, остро модный французский дуэт исполнял все свои три композиции.

Льва попросили сказать слово гостям.

– Добрый вечер! – начал он, и покивал головой во все стороны, приветствуя гостей, – Я очень благодарен вам за то, что вы пришли разделить радость со мной и моей избранницей. Тех, кому еще не знакомо ее имя, прошу запомнить: Вера. Судьба так добра к нам, что предусмотрела для нас возможность быть вместе. Я счастлив, но не готов делиться этим счастьем с кем-либо. Но я еще и весел, а вот этим я хотел бы поделиться со всем миром, и прежде всего с вами, дорогие мои. Будем же веселиться!

Гости одобрительно зашумели и зааплодировали. Марианна подсела к брату вместе со своим очередным другом.

– Лев, я хочу тебе представить своего друга. Это Константин.

Константин пытался всеми средствами произвести на Льва благоприятное впечатление, для чего широко улыбался.

– Лев Сергеевич, я счастлив быть представленным Вам.

Марианна была уже немного пьяна и влезла:

– Да ладно, Лев Сергеевич. Лев! – наклоняясь к брату, она театрально прошептала ему на ухо, – Он о-бал-ден-ный! – а потом скорчила гримаску и произнесла, – Ой, это не для тебя. И уже наклоняясь к Вере, обхватила ее за талию.

– Он обалденный! Пойдем, я тебе расскажу.

Мари подняла Веру и повела ее по лугу, а Лев и Константин остались сидеть рядом.

– Лев, Ваша сестра чудо! Она такая умная, тонко чувствующая и воспитанная. Сразу чувствуется благородная кровь, – новый знакомый пытался понравиться.

Но Лев уже все понял о нем и тяготился его присутствием.

– Она столько хорошего рассказывала о Вас, – не мог замолчать Константин.

– И что же она рассказывала?

– Что Вы человек с доброй душой, помогаете бедным.

Лев почувствовал, что-то неприятное и вопросительно посмотрел на собеседника.

– Вы какой-то нуждающейся девушке дом подарили.

– Тебе-то что? – закипел Лев, раздражаясь на свою сестру. «Вот, зараза! За что она пытается Веру обидеть?»

– Я восхищаюсь Вами!

– Давно?

– Как только мне Ваша сестра рассказала.

– Давно вы знакомы? – Лев выбрасывал свои фразы изо рта, как будто желал избавиться от вкуса гнили, появившегося у него на языке от общения с Константином.

– По переписке, уже две недели. А встретились позавчера.

– Ну и как тебе моя сестра?

– Она – чудо!

– Я уже слышал.

– Я ее люблю!

– Любишь?

– Да!

– Подожди.

Лев поднялся. В нем кипело раздражение от этого продажного и недалекого соискателя Маришкиного внимания. Когда Лев и Мари были маленькими, то были очень дружны, и Лев часто прятался у нее в кровати, когда боялся оставаться один к комнате. Марианна утешала его, рассказывала ему сказки и целовала. Как он тогда бывал счастлив! А теперь Мари настолько испакостилась, что не имеет стыда и меняет мужчин чуть ли не каждый месяц. И при этом унижает его Веру в глазах этих проходимцев!

Лев подошел к центральному микрофону и поднятием руки остановил музыку.

– Вот, Константин говорит, что любит мою сестру.

Присутствующие оживленно загомонили и стали аплодировать. Лев наклонил голову и поднял обе руки будто с просьбой тишины перед тем, как сказать что-то веселое. А между тем в нем уже кипела ярость. Среди гостей он видел совсем немного знакомых лиц, а это, как всегда, означало, что пришли на праздник преимущественно свита Мари.

– А кто в это верит, поднимите руку, – громовым голосом сказал он.

Присутствующие сразу притихли, и никто не поднял руку из опасения подвоха. Лев долгим взглядом оглядел гостей и продолжил уже с издевкой

– А кто еще любит мою сестру?

Все молчали. Лев даже сам опешил от наступившей тишины.

– Мою сестру никто не любит? – голос Льва был удивленным и даже горестным. И спустя мгновенье он дико заорал:

– Пошли вон отсюда!

Гости оставались сидеть, никто не решался шелохнуться.

– Вон!

Лев схватил микрофонную стойку и начал крушить все вокруг, а потом, заметив поднявшегося Константина, кинулся в его сторону. К счастью, для обоих, Константин был хорошо физически подготовлен и сумел убежать. Мари нравились мужчины спортивного телосложения.

Через полчаса после того, как внезапно закончилась вечеринка, пришло сообщение от отца: «Когда будешь способен к разговору, позвони». Но Лев не стал звонить отцу в тот вечер. Он вместе с Верой отправился к ней домой. Вера была страшно напугана произошедшим. Прежде она не могла представить себе, что Лев гневлив до потери контроля над собой. Она холодела от мысли, что ей придется в будущем быть не свидетельницей подобных вспышек, а принимать их на себя. Страх лишал ее собственной воли, и она молча следовала за Львом и не пыталась успокоить его или пробудить его сознание от помрачения. Она видела, что он как будто смотрел сквозь нее, или точнее обращал на нее внимание не больше, чем на любую неживую вещь, которую он встречал на пути. Оба они молчали, пока ехали домой, молча разошлись спать. Вера ждала, что Лев успокоится и придет к ней, и чувствовала, что она совсем не готова и не желает этого, что пугало ее и само по себе, и потому, что он может заметить перемену в ней. Но Лев достаточно скоро крепко уснул и оставил Веру одну мучиться в ее страхах и сомнениях. Наутро он все еще был в дурном расположении духа и не видевшись с нею, уехал на работу. Здесь его вызвал к себе отец.

– Что с тобой было вчера?

– Я прогнал гостей.

– Ты был безобразен.

– Какое это имеет значение? Ты ведь сам говорил, что нам безразличен компромат.

Старший Соловейчик подался вперед.

– Я не о компромате. Ты обидел близких людей!

Лев спокойно пожал плечами.

– Мари сказала, что ты глубоко обидел ее.

– Мари, папа, дура!

Сергей Аркадьевич сверкнул глазами, но удержался от резкого ответа.

– Притащила ко мне знакомиться своего дружка. Ты знаешь, как мне они отвратительны.

– Кто дал тебе право лезть в ее личную жизнь? Мне тоже не нравиться, как она живет. Но она свободна. Я кормлю ее, помогаю, учу. Но не приобрел из-за этого особых прав на нее, она моя дочь, а не рабыня. А ты еще меньше можешь решать за нее, чем я.

– Папа, мне было бы все равно, но я люблю свою сестру Мари. Да это, наконец, унизительно!

– Унизительно то, что человек воспринимает как унижение. Мари радуется жизни, она спешит и делится этой радостью с другими людьми. Можно же и твои отношения с Верой считать унижением. Кто ты, и кто она?

Лев выпрямился в кресле.

– Среди моих знакомых нет никого, кто мог бы сравниться с Верой. Мари ей завидует.

Сергей Аркадьевич рассмеялся.

– Ну и пусть! Есть чему завидовать. Я тоже сам себе завидую, что у меня такой сын. Оскорбленный последними фразами о Вере, Лев размяк от похвалы отца. А Сергей Аркадьевич продолжал, также довольный резкой сменой тона разговора.

– Дорогой мой сын! Ты думаешь, что дело в месте, которое ты занимаешь? Нет! Чаще вспоминай, что ты не имеешь никакого права управлять людьми. Пока ты этого не поймешь, ты не поймешь, как нужно управлять. Только с полного согласия человека! Вот тогда ты имеешь полную власть над ним.

– Разве можно убедить человека полностью подчиниться? – разговор с отцом начал входить в привычное русло.

– Это нетрудно, если ты авторитет для него, и у него есть заинтересованность в тебе. В таком случае человек сделает все, что ты прикажешь. А ты роняешь свой авторитет. Это вредит прежде всего тебе.

– А почему ты не можешь заставить Мари вести себя иначе?

– К сожалению, я для нее сейчас недостаточно авторитетен. Придется подождать.

Время неслось как стрела, пущенная туго натянутой тетивой. Лев стал полноценным топ-менеджером. Наблюдатели, поначалу считавшие, что с ним приходится считаться только постольку, поскольку он сын Соловейчика, теперь вынуждены были согласится с тем, что Лев не просто самостоятельная фигура в деловом мире, но, вероятно, в недалеком будущем станет основным распорядителем семейного бизнеса. Лев был харизматичен, ярок и тверд до жестокости. Он обладал удивительной способностью выделять главное даже в малознакомом вопросе. В том, чем он управлял, он разбирался лучше своих подчиненных. «Черт возьми!» – говорили партнеры по бизнесу, – «Когда он появляется, не только люди расступаются, чтобы дать ему дорогу, проблемы сами расступаются». Сам Лев чувствовал, что поймал волну, которая несет его по жизни от одного успеха к другому, и видел, что ему все по плечу. У них с отцом сложился тандем: отец разрабатывал сложные схемы защиты и нападения, а сын, двигаясь к цели с уверенностью танка, воплощал это в жизнь. Среди прочих задач Лев все еще осуществлял надзор за благотворительным фондом Соловейчика. Однако его отношение к благотворительности поменялось. Каждый судит по себе, Лев воспринимал жизнь как череду успехов с вкраплением праздников. И каждый сам несет ответственность, если он допускает в этот ряд провалы. Все эти женщины в опасности, бездомные, молодые таланты, нуждающиеся в поддержке, сами должны обеспечить себе благоприятные условия. Только потеря здоровья воспринималась Львом как уважительная причина для оказания помощи, да и то с оговорками. Например, смерть главы семьи, оставившая без средств к существованию его детей, не воспринималась им как повод для оказания помощи. Он рассуждал так: «Почему этот кормилец при жизни был так беспечен, что даже не побеспокоился создать минимальный запас средств для своих детей и жены, пока они не встанут на ноги после удара от его потери?»

Лев стал открыто тяготится делами фонда, но обязанность наблюдения отец не снимал с сына. Сергей Аркадьевич хотел сохранить управление фондом в надежных руках. Фонд еще решал чисто практические задачи: продвижение положительного образа бизнеса Соловейчика, завязывание нужных контактов среди влиятельных людей от политиков до богемы и госбезопасности. Многие фонды создаются для того, чтобы рыхлить почву, в которую в дальнейшем засевается частно-государственное партнерство со значительным интересом владельцев таких фондов. Но фонд Соловейчика такими делами не занимался. Сергей Аркадьевич считал, что его фонд создан как десятина Создателю, и брать с Него откат считал безумием.

Лев переложил решение текущих вопросов на секретаря Любу с чем она прекрасно справлялась и за что Лев ее очень ценил. А планирование осуществлял директор фонда. Только раза два в месяц Лев посещал их, чтобы принять доклад о делах, молча покивать головой и удалиться.

Лев Сергеевич слушал доклад секретаря о заявках на гранты.

– Объединение «Друзья» подало заявку на получение частичного финансирования на организацию праздников в центрах временного содержания детей и подростков в кризисной ситуации.

– Люба, я этих друзей помню с прошлого года. Им тогда отказали.

– Они хорошо в этот раз подготовились: у них рекомендации комитетов по социальной политике местных администраций и трех наших попечителей. Отказать будет против наших правил.

Лев недовольно поджал губы.

– А что это вообще за деятельность?

– Дети в центры попадают с улицы или после изъятия из семей. Изъятия разные бывают: кого-то забрали – спасли, не дали покалечить, а кого-то против воли забрали. На изъятых детей программа и рассчитана: они в любом случае в тяжелом стрессе, праздник должен облегчить им переживания.

– А уличные тоже на этих праздниках будут?

– Вероятно. Центры обычно смешанные. Детей не делят. Как это, одних поведут на представление, а других нет? Затраты на шоу все равно не меняются, – Люба была отлично вышколена и обучена не включаться эмоционально в суть обсуждаемых вопросов. Но какая-тот мелочная придирчивость младшего Соловейчика ее удивила.

– Мне не нравится. А если мне не нравится, надо отказать.

– Лев Сергеевич, директор уже согласовал.

Согласование директора фонда было предварительным этапом, и могло быть отозвано. Но причины для этого должны были быть достаточно серьезные. Не станет же Лев унижаться, чтобы воспрепятствовать этим проходимцам получить деньги на свои нелепые праздники! Лев разозлился.