Искупление Гвизара

Сквозь адские дюны

Дикая пустыня окружала Рдарашта, словно море корабль, и конца и края этому ужасу не было. Жажда, палящее Солнце, одиночество и страх смерти давно уже ввергли его в пучину отчаяния. Но он продолжал идти ведомый под руку толикой надежды, которая и была его проклятием. Носимые им белые одеяния скрывали жуткое, нечеловечье лицо, обезображенную спину и покрытые волдырями обгоревшие на солнечном свете руки. Ему казалось, что побег из лагеря стал последним делом в его бессмысленной жизни.

Он шёл, оставляя за собой громадные следы, от которых, в прочем, не было толку, ведь их заметал песок. Закрыв глаза лапой, он вслушивался в завывание, идущее отовсюду, и проглядывалось в этом безумном и надоедающем свисте лишь одно: «Рдарашт».

Старый орк, последний из своего рода и племени, единственный, кто выбрал смерти скитания по свету. Гонимый, забытый и ненавистный – чужой среди всех, одинокий странник. Рдарашт попадал раньше в плен, но не в таких условиях, когда гниение в солеварнях лучше, чем попытка бегства. Другой бы умер, но Рдарашта что-то озарило. Весь путь в колодках с корабля в город Юфем, из лагеря в пустыню его преследовала мысль: «Скоро всё закончится, осталось не много. Потерпи!».

Сквозь поднявшуюся бурю Рдарашт увидел очертания огромного холма. Эта дюна поросла с двух краёв некими кустарниками, которые причудливо извивались в разных формах, напоминая собой то змею, то стервятника. Рдарашт ухмыльнулся, за столько часов его лицо выразило что-то кроме усталости.

– Тут есть жизнь, – сквозь тряпку пробормотал он.

Путь вымотал орка, ему захотелось прилечь рядом с колючками и, пусть на секунду, но дать ногам какой-либо отдых. Он постелил свою старую одёжку и сел на неё, опустив лицо вниз. Воды было мало, но глоток он всё же сделал, приметив для себя, какие же маленькие бурдюки выделывают люди. Тут, словно гром, разразился животный рык.

– Водопой! – вскликнул Рдарашт, оглянулся и, собрав лоскуты тряпок, пошёл на шум.

Обогнул он дюну и вгляделся вдаль багрового песка. Как небывалое, как выдуманное очертание пейзажа в голове художника, явился перед ним оазис с финиковыми пальмами и стоящими под их тенью дикими верблюдами. Обычная зелень ослепила на некоторое время Рдарашта, который и не надеялся встретить спасение от пекла и обжигающего песка. Но ожидать теплого приёма и не приходилось, он заприметил пару людей в белых тюрбанах и платках. Они сразу насторожились, а верблюды, учуяв, что Рдарашт не является представителем здешней фауны, вовсе поднялись и отошли намного дальше. Орк не стал бежать от чужих глаз по двум причинам: он устал и один из этой парочки был явно не местным, его выдавали слишком светлые глаза и белая, как мрамор, кожа.

– Эй! – крикнул, вероятно, провожатый белого человека. – Ты откуда тут взялся?!

– Я отбился от эскорта важного человека! – соврал Рдарашт.

Провожатый переглянулся с белым человеком и, получив от него кивок, помахал орку рукой, который боязливо поплёлся к ним.

– Ты орк, – сказал человек и стал с неподдельным интересом разглядывать со всех сторон Рдарашта.

– Стойте! – Провожатый закрыл белого человека правой рукой. – Это беглец из прибрежных городов. Орки тут не водятся, а если и водились, то давно были вырезаны дикарями.

– Да ладно Вам, Али! Если бы он и мог что сделать, так это осталось в городе, из которого он сбежал. Это разумное существо изнурённо. – Он опустил руку провожатого и стянул платок на шею. – Уильям из Эдиса. Смею предположить, что, исходя из вашего роста и громадных рук, Вы представитель кланов Севера. Я прав?

– Да. Мои родичи жили там. Рдарашт, – разделяя из-за страха слова, сказал орк в ответ.

– Вот и славно! Очень славно! Я впервые вижу орка, который свободно говорит как человек и не показывает своих дурных повадок. Чудеса этой земли меня и доселе поражали, но теперь… Я просто счастлив, что отправился именно в Дарамайское царство.

– Только не говорите, что хотите его взять с собой, – зашептал Али.

– С моей стороны было-бы глупостью бросить не дикого орка на съедение барханам и дюнам, – пробурчал в ответ Уильям.

– А что Вы будете дальше делать? – Али явно кипел от всей этой ситуации. – В городе вряд-ли забыли о беглеце орке.

– Ты прав, – покачав головой, ответил Уильям. – Знаете что, Рдарашт, Вам стоит поговорить с моим давним знакомым, который лучше меня разбирается в орках. Он обитает в поселении, которое основано близ реки…

– Мы там делали остановку четыре дня назад, – перебил Али. – Его зовут Менелай Светлый, его ни с кем не спутать. Он стар на вид, но постоянно занят делом. Говорит таким тоном, что люди его слушаются, как овцы, и глаза у него, как у льва.

– Местные его… – Уильям осёкся. – Побаиваются.

– А если я встречусь с вашим караваном, что мне им сказать? – нерешительно спросил Рдарашт.

– Скажите вожаку-караванщику, что если они пойдут дальше по дороге, то выйдут к оазису, где их ждут. А чтобы он тебе поверил, дай ему это. – Уильям вложил в лапу орка драгоценный камень. – Его мне, как сувенир, вручил погонщик Ахмед, который родом из города Шад, где и добывают драгоценные камни.

Больше они не говорили. Рдарашт, предварительно обнюхав воду и жадно окунув лысую голову в неё, наполнил свой бурдюк и стал заворачивать в тряпки фиги. Закончив, он перевязал потёртой бечёвкой свой груз и перевесил его через плечо. Когда он уходил, то краем уха слышал спорящие возгласы Уильяма и Али.

После отдыха средь пальм и дикой пшеницы, путь Рдарашту показался не таким уж и невозможным. Он вышел на дорогу караванов, где тысячи верблюдов сотни лет тянули на своих горбах золото и серебро, шёлковые платья, самоцветы, соль и сахар, ковры и шпалеры. Пустыня Дарамай несла не только бремя страданий и жажды, но ещё и дарила путникам веру в лучшую жизнь, а эта дорога тому подтверждение.

Буря давно стихла и Рдарашт, собравшийся было спуститься с очередного холма, увидел огромные и бескрайние дали, где изредка проскакивали островки жизни в виде колючек, средь которых спрятался паук, и камней, под которыми жилище себе нашёл скорпион. И бежала дорога вперёд и вперёд, Рдарашт кое-как поспевал за ней.

Ныне живущим оркам не могло представиться случая видеть картину, которую с неописуемым восторгом рассматривал Рдарашт, стоя на возвышенности и прячась в тени огромной песчаной глыбы от жестоких лучей. Будто река, вспенившаяся и взбудоражившаяся после нескольких дней нескончаемого дождя, по дороге шёл караван. Сотни верблюдов несли на себе груз из далёких Восточных городов – богатейшей ресурсами части Дарамайского царства. Рдарашту казалось, что у каравана нет ни края, ни конца, настолько он был большим; из-за горизонта всё прибывали и прибывали горбатые чудища.

Сопровождали погонщиков наёмные люди из самых разных частей Дарамайского царства, отчего часто возникали конфликты, которые удавалось замять до начала драк и поножовщины. Рдарашту ещё больше захотелось увидеть караванщика-вожака, человека способного управлять такой толпой. Ему сразу в голову пришёл образ свирепого Сверра – последнего предводителя стаи с утёса Гвизар, что прослыл средь северных народов «Утёс воплей». Сверр был сильным и воинственным орком, как его отец Хорлог Одноглазый. Но его сила и сила его воинов не спасла клан от праведного гнева людей-северян, натерпевшихся от орков горя. Рдарашт помнит тот день, когда его братья умирали, когда правило «Око за око» обрушилось стрелами, огнём и копьями на них. Все пали, кроме Рдарашта. Ему не хватило смелости ответить за орочьи налеты, и он сбежал, он выбрал трусость.

До вечера Рдарашт плёлся рядом с караваном, пока от размышлений и стенаний его не отвлекла лишь поднявшаяся на небо Луна, а вместе с ней и холод.

– Говоришь, – начал стоящий у костра воин-наёмник, – что ты не беглец и не разбойник, а посланник этого чудака из Мидланда?

– Да. – Рдарашт кивнул. – Я отшельник, который ушёл с привычных для себя мест из-за черных дикарей. Мне пришлось бросить всё, их было слишком много. Так я брёл до оазиса, где и встретился с Уильямом.

– Значит, новичок Али справился! – радостно воскликнул воин. – Тебя точно стоит показать Рахиму, он и не надеялся на решимость новичка и гостя. Рахим, да даст ему Господь многие лета, рад любому, кто приносит хорошие новости!

– Только обыщи его, – дал о себе знать второй воин, – а то я слышал об этих орках в сказаниях всякое.

Рдарашта это ни капли не прельщало, но и ночевать под звёздным небом на холодном песке ему не хотелось.

– Это просил передать Уильям погонщику Ахмеду из Шада, – перед досмотром сказал орк и отдал драгоценный камень воину.

После воины проводили Рдарашта к шатру вожака, но попросили оставить перед входом свёрток с финиками и бурдюк.

Кругом были излишества, кои Рдарашт видел только из клетки: расшитые золотом и серебром ковры, богатый угощениями и чаем дастархан, золотые и серебряные лампы. Смотря на вход, сидел на тюфяке смуглолицый и улыбчивый мужчина достойных лет. Носил он обычную одежду, но окрашенную в тёмно-красный цвет. Волосы на его голове были достаточно коротко пострижены, дабы локоны не падали на глаза, но этого не скажешь о пышных усах и бороде, которые то и дело мужчине приходилось вытирать салфеткой во время трапезы.

– Приветствую тебя, орк, о котором весь день говорила моя свита. – Рахим кивнул на лежащий рядом с Рдараштем тюфяк. – Садись, отдохни и поведай мне свою историю… И да, я Рахим торговец, – представился он и, пытаясь избавиться от гнетущих сомнений из-за диковинного собеседника, сделал глоток чая.

– Благодарю за приём, уважаемый караванщик, – подражал человеческой манере общения орк. – Моя история не нова. Я обычный странник и пришёл к тебе по просьбе двух людей, которые нашли оазис.

– Мне сказали, что мидландский язык для тебя, как для меня южное наречие, но правда ещё краше… тебе стоит изучать языки, а не тратить время в бесцельных скитаниях от степи к горам и из гор в пустыню, – размеренно говорил Рахим.

– Такова моя участь.

Тут Рахим засмеялся и, поставив пиалу на скатерть, пригладил свою бороду.

– Тебя насмешили мои слова? – озадаченно спросил орк.

– Нет. Просто никогда и подумать не мог, что орки бывают спокойными. – Смех караванщика утих, с его лица ушла прежняя улыбка и сменилась угрюмостью. Его глаза прожигали Рдарашта. – Ладно, я не стану тебя расспрашивать о том, почему ты мне врёшь и что тебя действительно заставило идти по пустыне, меня это не интересует. Но, взамен, ты должен будешь доказать свою ценность на бескрайних просторах наших земель, а не в копях Шада.

– Почему я должен поверить тебе, человек? – надев свою настоящую личину, спросил Рдарашт.

– У тебя нет выбора, орк. Если ты попытаешься сбежать в пустыню, то и недели не пройдёт, как твоё обмякшее тело будут клевать трупоеды! Тебе повезло с оазисом и встречей с путешественником, но везение не вечно, без меня знаешь.

– И что за работа?

– Есть деревушка одна, в ней я останавливался дней пять назад. Там всё как везде, кроме одного старика. – Его дыхание прервалось, словно Менелай стоял у входа в шатёр и смотрел прямо ему в глаза. – Он несёт чуму и раздор в наши земли…

– Почему ты так считаешь? – перебил Рдарашт Рахима и посмотрел на вход, а после на своего собеседника.

– В нём есть что-то такое, – он, наконец, отвлёкся от своих ведений и вернулся к разговору, – с чем обычному человеку не справиться. Он служитель Древних и людей той деревни к новым порядкам склоняет. Демон проклятый! – Караванщик допил чай и собрался с духом. – Избавь Ар-амаи от пагубного нарыва, а я тебя не только вознагражу, но и дарую свободу.

– Мне нужно всё обдумать, – тихо сказал Рдарашт. – Дни выдались тяжёлые.

– Тебе дадут укрытие, еду достойную странника и сведенья о предстоящей дороге. А теперь иди…

Для Рдарашта ночь была долгая. Заснул он не сразу, а больше думал о своём безвыходном положении. Он понимал, что пустынникам верить нельзя, но не мог найти иного исхода. В нём, внутри его души, продолжал доминировать страх, несмотря на всё пережитое им за эту неделю и за долгие годы стенаний, странствий, рабства.

Вышел в путь орк на рассвете, когда Луна скрыла свой жемчужный блеск за горизонтом голубого неба, на коем не проскальзывало ни облачка. Стоянка оживилась. Люди собирались в путь, но никто из них уже не обращал внимания на уходящего Рдарашта. Рахим не проверил, куда ушёл орк, ведь он был уверен, что безвольный не может пойти против своей бескостной натуры. Но в глазах караванщика-вожака было видно, как сильно он вымотался из-за дороги, переживаний и Менелая, чей устрашающий облик всю ночь мерещился ему.

Всё та же гадкая, душная и безлюдная пустыня сияла пред Рдараштем. День сменялся ночью, ночь сменялась днём. Путь его был далёким, но полученные у людей Рахима брезент и покрывало из шкур согревали орка в особо холодные ночи. Это чужое существо чувствовало своим животным, первоначальным нутром, что грядёт что-то великое, что-то такое, после чего он не сможет остаться прежним. Страх, ярость, стыд смешались в этом колыхании. А после тишина, безмолвная и гнетущая, впилась в орка. Но не он один чувствовал это, Рдарашт узнает об этом спустя долгое время, забыв свою рабскую натуру.

Взревела буря. От прежнего голубого полотна ничего не осталось, налетевшие тучи затянули его. Раскатистый гром бил набат, да с такой силой, что у Рдарашта заложило уши. Он поспешил соорудить укрытие.

Съежившись, собрав ноги под себя, орк смотрел на ливень сквозь приоткрытую завесу. Тяжёлые капли глухо стучали по натянутой шкуре, не ритмично, беспорядочно, то перестав, будто дождь кончился, то налегая с новой силой. Рдарашт невзлюбил такую погоду с той поры, как попал в незнакомую глушь во время сезона дождей. Ему тогда было хуже, ведь нужда менять укрытие раз за разом подстерегала его на каждом шагу. Однажды забрался он в пещеру, которая смотрела с отвесной скалы на другой берег реки. До него там бывали только браконьеры из беглых крестьян. Отчего-то перед своим уходом они оставили обношенные рубахи, дырявые башмаки и нож со сколами у острия. Только Рдарашт разжёг очаг, только дрова и хворост просохли с одной стороны и с его безразмерной рубахи перестали стекать капли, дождь полил в горах, откуда берёт река своё начало, так сильно, что из берегов вода уходить стала. Но сейчас потоп не пугал орка; вся вода уходила подземными путями или накапливалась в пересохшем русле некогда великой реки.

Он не понимал, что таких дождей тут быть не могло. Для него это обычный ливень, воля духов, которые, по его же убеждениям, давно отвернулись от него за череду предательств, слабостей и долгой покорности. Вгрызаясь в свои мысли всё глубже и глубже, Рдарашт поник головой, заснул от усталости и проснулся лишь на следующий день.

Жаждущие солнечные лучи, словно волки, терзали крохотное логово Рдарашта. Жара поднялась невыносимая, доселе неиспытанная орком. Он, задыхаясь и кашляя, выполз из укрытия и спешно накрыл лицо платком, а голову закрыл белой тряпкой. Ему было плохо, будто из него эти проклятые земли высасывали все соки. Голова трещала и гудела, в висках кололо, и эхом отдавался отзвук вчерашнего грома. Точно дополняя картину, в глазах зарябили струи молнии и скверные ведения. Рдарашт протирал глаза, молил в глубине души о прощении, но боль и животный страх не отступали, злая сила глумилась над его духом, проверяла, сколько тот сможет выдержать. Тут посыпались голоса…

Непонятные, бессмысленные, одновременно превышающие высокие и низкие тона. Иной раз казалось, что это женщина, но только затихал её голос, пустоту разрывал нечеловеческий визг. Потом, после затишья, уже кричали люди и орки. Песок приобрёл багровый цвет и лился, как река, сквозь ноги Рдарашта. Запрыгали языки пламени, застучали барабаны и понеслись кличи орков, призывающие сплотиться. Он вновь видел эту картину, как его братья погибают, а он бежит в хвойные северные леса. Всё исчезло, но голос остался.

Глаза Рдарашта бегали и искали источник шептания, голоса которого теперь обвиняли его и упрекали. Но кругом никого так и не было, лишь пустота жестокой пустыни. Спасаясь от идущего отовсюду нашёптывания, орк стал лить из бурдюка в ладони воду, а после выплёскивать её себе на голову. Невесть откуда взявшееся безумие отступило, но теперь он остался один на один с горячим песком без должного количества воды. Да, человек мог бы прожить, получая воду лишь из фиников, но для орка, и так истощенного прежней диетой, это была смертельная опасность. А жар не собирался уходить и быстро испепелял намёки на окончание пути.

Целый день он плёлся и вышел на огромное плато. В жилах этой глинистой почвы, словно серебро в камне, сочились солевые залежи. Рдарашт, утираясь от едкого пота, стал спешно оглядываться. Он услышал, что кто-то подкрадывается, и инстинкт его не подвёл. Тотчас появился черный дикарь и бросился на неравного противника с копьём.

Всё отошло на второй план, в голове Рдарашта не было больше последствий утреннего безумия и страха. Он, несмотря на истощение, стал ловко уходить от атак, пока грозный дикарь встал в отдалении от него. Чернокожий трепал нервы, ходил вокруг и давал намёки, что кинет копьё, вынуждая тем самым орка на решительные действия. Рдарашт хотел кинуться на костяное остриё и ещё раз испытать свою судьбу, ведь ему надоело бежать от драки.

– Ну же, – закричал на родном языке орк, – убей меня или я вырву твоё сердце!

Дикарь ничего не ответил и стоял молча. Крик Рдарашта поселил в его необузданном нраве что-то неведанное ему, а именно страх. Теперь перед ним стояла не исхудалая человекоподобная тварь, которая готова выбрать путь самоубийственной атаки, а воин, обладающий чудовищной силой.

Орк медленно стал идти навстречу противнику, заставив того попятиться назад. Но дикарь не отступил и обдумывал как же ему лучше поступить. Рдарашт шёл ровно, размеренно, будто важный граф в своём саду. Единственное что не совпадало с таким праздным образом, так это готовность отпрыгнуть, побежать или вовсе лечь на землю. Дикарь побежал навстречу, держа копьё в правой руке. Последовал бросок, быстрый, словно змея бросилась совершить укус. И мимо… Рдарашт влетел в чернокожего со всей силой и столкнул его с ног, но споткнулся и сам упал. Завязалась борьба, орк оказался сверху и принялся лупить дикаря кулаками. Он продолжал наносить удары, даже когда его противник перестал дышать.

Орк стал рыскать в поисках воды, и удача улыбнулась ему. Рдарашт потряс в своей руке конусовидный сосуд, отчего в нём заплескалась вода. Понюхав содержимое, он, борясь со страшным желанием сделать хотя бы пол глоточка, вложил его в свой скарб.

– А говорил, что везение не бесконечно, – усталым голосом выпалил Рдарашт и попытался подняться на ноги.

В глазах стало темнеть, а руки опустились, будто долгие дни несли огромную ношу. Орк свалился рядом с бездыханным телом и потерял сознание. Как когда-то сбегая из рудников, Рдарашт выдохся полностью. Он растерял в пылу этой стычки с отощавшим дикарём все силы и потерял почву под ногами. Шансы его были исчерпаны, теперь лишь чудо могло его спасти.

Средь оживлённых улиц Шада

С неделю я добирался до величайшего из городов. Неприветливые стражники неохотно пустили меня в город, который в эту жаркую пору был особо полон. Я нёс весть достойную величия этого города, но горланить о своей миссии не спешил. Нужно было встретиться с моим учителем и наставником, который обещал меня направить на нужный путь, если я усомнюсь в своём решении уйти в отшельники. И я знал, где его можно встретить…

Шад изменился за время моего отсутствия, стал больше и мощней, построил силу на своём торговом потенциале. Тут были свои законы, более древние и отличающиеся от порядков Западного Ар-амаи, где уже вовсю пили финиковое вино и видели всяческие небылицы. Здесь же, в Шаде, местом отдыха были кофейни. Именно в этих местах тебе подадут пряный от корицы кофе и позволят забыться в дыму дурмана, кстати, до сих пор почитающегося некоторыми жителями как благородное растение. Люди постарше, обеспеченные и, пусть обременённые должностями, способные направить свои взоры на это скромное заведение «кофейня», могли засиживаться в них до первых звёзд. Тут ходили слухи и новости о мировой политике, о возвышении царства над остальными государствами Аркеса и попытках переселенцев заселить места на далёких восточных границах; «Разговор в кофейне – разговор со всеми, даже с царём» – так оценивал это мой учитель.

Минуя базар, что стоял на подходе в Старый город, я попал в узкие улочки истинного Шада. Существует легенда, что тысячи лет стоял Старый город, ещё до прихода нашего народа и непокорных кланов, а построили его первые люди. И, видя, насколько разительно отличаются дома, исторические стелы и развалины храмов от наших построек, охотно верю легендам о первых людях. Всё как в первый раз, я опять восторгаюсь, даже спустя долгое время после моего прибытия и сидя за рабочим столом, этим золотым городом. Сюда стекаются тысячи людей, готовых продавать и покупать, готовых золото с жадностью в глазах отдавать и с той же жадностью принимать. Шад – это воистину великий город. Такого азарта и жажды золота я нигде не видел, ни в грубом и надменном Юфеме, ни в священном Ардибаке.

Поклонившись дворцу, стоящему на самом высоком холме в округе, я зашёл под тернистый навес и кивком приветствовал незнакомцев. Неохотно, с некой долей неловкости и недоверия, они кивнули мне в ответ и долго поглядывали до того момента, как я не стал говорить с работником этого заведения. Тут было не принято смотреть на разговаривающих людей без цели, это считалось за дурость низшей касты. Одно время крестьян, батраков и подобную им чернь спокойно избивали на улице за косые взгляды, а оправданием своим действием выбирали именно традицию. Ведь, как не смешно тебе, получатель, читать об этом, я именно из-за этих мелочей бросил жизнь в городе. Мне были душны их манеры и беспричинная озлобленность, я верил в милосердие и в равенство судьбы для всех, ибо сегодня я тебя луплю по хребту тростником, а завтра ты меня.

– А, я знаю этого человека! – воскликнул разносчик. – Он, в последнее время, редко заходит, но раз в неделю пытается посещать наше заведение.

– И когда он обычно приходит? – спросил я. – По каким дням и в какое время?

– Простите мою грубость, но не могу ли я узнать, кем Вы ему приходитесь? Просто… – Разносчик замялся. – Вы же сами знаете, что так не принято.

– Да-да, конечно. Я – Умар, сын Махмуда из Ардибака.

Тут разносчик сменил свой смуглый окрас на более бледный, ему стало не по себе. Во всём Дарамайском царстве известно о странствующих защитниках веры, многие из которых пользуются популярностью казнокрадов и нарушителей покоя. Я улыбнулся разносчику, вспомнив об этом.

– Я давно не бывал в священном городе, да и к свите неприкасаемых персон причастия не имею. Я – отшельник из пустыни, давно забывший этот город, но вернувшийся сюда по зову сердца и верности дружбе.

– Тогда не смею больше о Вас знать, Умар. Прошу, садитесь на уличной террасе, Вам подадут кофе. Именно в тени наши гости ожидают встречу.

Так я и поступил, как советовал разносчик. На улице людей было меньше, чем внутри кофейни, далеко от меня сидела группа из трёх человек, они курили и мирно разговаривали.

Сидел я долго. Люди приходили и уходили, но одно было неизменно – отрицательное покачивание головой от разносчика. Давно я не тратил время попусту, мне хотелось уйти, но важность моих расспросов была важнее. Тут я услышал, что за приоткрытой дверью все оживились, стали подниматься со своих мест и громко, с лукавым дружелюбием, принялись здороваться с особо важной персоной. Разносчик, наблюдавший доселе за мной, спешно зашагал вовнутрь кофейни. Нарушая традиции, я наблюдал теперь за разносчиком, разговаривающим с незнакомцем. Он лепетал вокруг этого человека, всячески льстил ему и предлагал различные подарки от заведения. Одним словом, этот незнакомец был явно выше остальных посетителей и, возможно, выше хозяина этой кофейни.

– Всё как обычно, – забурчал я себе под нос. – Ничего не поменялось.

Тут работник кофейни повёл его на уличную террасу, и я, наконец, прозрел! Это был мой учитель, которого я не видел целые годы. Его сонные глаза, оглядывающие надменно соседние столики, остановились на мне и были готовы выпрыгнуть наружу. Он мягко, отпустив прежнюю строгость на волю ветра, улыбнулся. Разносчик убежал обратно в кофейню, оставив моего учителя вне взора общества. Я встал и, встретившись с ним лицом к лицу, крепко пожал его руку.

– Ты изменился, Умар, – с трудом выговаривал он. – Даже не знаю, радоваться мне этой встречи, или бояться…

– Радуйся, мудрейший, ибо я нашёл то, о чём легенды писались и рассказы сказывались. Я встретил чудо, о котором мне мать читала, пока я в люльке засыпал.