Гнездо летучей крысы

Прошлым летом я имел связь с женщиной тридцати пяти лет.

Случайно оставив в библиотеке сумку, я был вынужден вернуться обратно. Сама библиотека находится на моей улице, и я никогда не беспокоюсь о сохранности своих вещей, забытых внутри помещения, но так получилось, что в сумке лежали ключи от квартиры. Три ступени наверх и деревянная дверь с поцарапанным глазком позади, я прошёл в читальный зал. Обычно до десяти часов вечера в библиотеке остаётся всего один человек, чтобы прибрать оставленные читателями на столах книги, выключить свет и закрыть за собой дверь на замок. В тот день эта роль выпала Мишель. Она сидела за своим столом и читала что-то из Буковски. Не знаю, чего именно она стеснялась: меня или своей гиперметропии, но она тут же сняла очки. Я заговорил:

– Никогда не видел Вас в очках.

– Я надеваю их только тогда, когда читаю.

– Вы читаете постоянно, и на моём веку всегда без очков. Вам нечего стесняться, Мишель, Вас вряд ли что-то испортит. Разве что чашка чая, которую Вы можете предложить мне вместо того, чтобы угостить вином.

В ответ она тихо рассмеялась, чуть прикрывая губы тонкими пальцами, словно кусая ногти. Меня приводит в восторг, когда женщины кусают ногти. Это откидывает им десяток лет, превращая в неприступных девиц.

– Это свидание?

Я пожал плечами:

– Нет, я всего лишь забыл сумку.

Мне было необходимо поиграть с ней, чтобы понять, способна ли взрослая женщина сделать первый шаг. Да, именно первый шаг. Его сделал отнюдь не ваш покорный повествователь, он всего лишь подбросил Мишель идею.

Привстав, Мишель отодвинула кресло и вышла из-за стола. Как оказалось, не ко мне. Она направилась в коридор, по пути окинув меня непонятым на тот момент взглядом. Закинув сумку на плечо, я молча засеменил к выходу.

– Уже уходишь? – появилась из кабинета голова Мишель, – для кого же я тогда чайник поставила?

Наши лица расплылись в улыбках, и мы молча стояли, глядя друг на друга секунд десять – я, облокотившись о стену, и она, кусая пухлые не накрашенные губы.

Её тело значительно отличалось от понятия «идеал», но я не припомню, чтобы возбуждался так же сильно, как в тот вечер. Идеал – слишком субъективная оценка? Возможно. Но скорее истина в том, что я всегда хотел женщину старше себя. Я любил её на деревянном столе тускло освещённого кабинета до тех пор, пока не зазвонил телефон, который тут же был сброшен на пол. Следом за аппаратом свалились вниз и мы, страстные и увлечённые процессом настолько, что не заметили, как часы на стене пробили десять.

Она возбуждала меня даже тогда, когда была укутана в нелепый из-за своего узора плед, стянутый с дивана. Она мешала ложкой уже остывший чай и увлечённо рассказывала мне о своём муже, и я её слышал. Но не слушал. Я влюбился не в Мишель, я сходил с ума по её телу, я разглядывал её красивые бледные ноги и просто восхищался.

Сейчас я лежу на Лори. Её тело действительно напоминает модельную оболочку. И нам действительно отключили телевидение.

– Почему ты раньше не целовал меня?

– Ты была слишком юной.

– Я по-прежнему младше тебя на пять лет, Макс.

Двадцать минус пять…

ПЯТНАДЦАТЬ.

– Пятнадцать!

– Почти шестнадцать.

– Лори, девочка, прости!

– Ты пока ничего не сделал.

Ты пока ничего не сделал, Макс.

Твою ж мать!

Но почему я снова тянусь к её губам? Она не против. Но Макс!

– Макс! – вскрикнула Лори, – что ты делаешь?!

Поцелуй длился достаточно для того, чтобы мы успели оголить друг друга, и сходил с ума я не на шутку. Я чуть не вошёл в Лори.

– Лори, прости!

– Надень презерватив, пожалуйста, – спокойно ответила она, указывая головой в сторону тумбочки.

Тело Лори.

Изумительное тело. Конусовидная грудь, плоский живот, растительность на лобке, ноги танцовщицы. Я встречал всё это, мне нередко доводилось разглядывать подобное, и именно поэтому меня так волнуют неидеальные женщины.

А сейчас. А что сейчас?

Я как будто бы становлюсь ровесником Лори, и в то же время ощущаю ответственность за её невинность, за её ощущения, за её чувства и дальнейшее отношение к сексу и мужчинам в целом.

О, нет, если я и чувствую себя на шестнадцать, то Лори в моих затуманенных возбуждённых глазах становится ещё младше.

– Прости, девочка, прости.

Она молча садится на кровати. Пока я одевался, Лори не сдвинулась с места, положив ладони на аккуратные коленки.

– Со мной что-то не так?

– Это со мной не так что-то, солнышко.

– От меня вкусно пахнет.

– Господи, да, Лори, девочка, – я не нахожу слов. Мне так хочется успокоить её и обнять, но это… Блядь, до чего же это странно и омерзительно, ведь я прекрасно помню, как смотрел на взрослых парней, приходивших за моими одноклассницами. Я принимал их за извращенцев или тех, кто не пользуется спросом у сверстниц. «Что за урод? Теперь понятно, почему староста так странно ходит».

– Одевайся и закрой за мной дверь.