Камбенет

Тут Мелидену припомнилось, как когда-то налоговый досмотрщик сказал ему, что он получит права гражданства, если сумеет вступить в общество арбалетчиков.

– А что, трудно вступить в это общество? – спросил он присутствующих.

– И легко, и нелегко одновременно, – ответил широкоплечий старший замковый артиллерист Дорин Хромой, поглаживая рыжую бороду лопатой с частой проседью. Он заметно прихрамывал, пострадав от несчастного случая, столь обычного в этой опасной профессии. – Считается, что должно освободиться одно из трёхсот мест по хартии. Надо заплатить вступительный взнос 48 делевров (из них треть на общее застолье), потом делать ежегодный взнос в делевр, надо внести смертные деньги 32 делевра. За неявку на ежегодные соревнования – штраф в 6 делевров. Надо быть телесно достаточным и не старше шестидесяти лет. Надо быть мужем честной жизни и доброй репутации, что готовы засвидетельствовать глава, деканы и почётные члены общества. Десяток, где открылась вакансия, должен согласиться принять нового собрата. Конечно же, надо иметь арбалет со всем снаряжением и уметь хорошо им пользоваться – стоимость снаряжения должна быть не ниже 80 делевров и предъявить его надо в течение шести недель после приёма и перед принесением присяги. Если в последующем не окажется нужного снаряжения в наличии – штраф 25 делевров. Надо участвовать в воскресных стрельбах, а для этого жить в городе или его окрестностях. Кроме того, члены общества помимо обычной сторожевой службы на стенах обязаны помогать судебным приставам и городской страже при поимке и доставке в тюрьму злоумышленников и буянов. Не только в городе, но и бороться с разбойниками в округе. Обязаны охранять городские процессии, встречать важных гостей города и служить им почётным сопровождением. При военном положении членам общества запрещено покидать город без разрешения Городского Совета больше, чем на три дня.

– В общем, если всё выполнять досконально, наверное, в гильдии никого бы не осталось. Но на деле достаточно быть хорошим стрелком, подтвердив это на испытаниях, и получить одобрение «первого стола». Неимущего легко освободят от вступительного взноса. На деле 9 из 10 не платят вступительный взнос, зато остальные обычно вносят многократно. В гильдии достаточно богатых членов, гордящихся тем, что покрывают общие нужды, и умеющих привлечь средства города, например, шесть из восьми камбенетских семей, состоящих в ганзе. Некоторые предоставляют щедрые дары по собственной доброй воле и даже отписывают большие средства в завещаниях – на пиры и выезды на соревнования, на церковные службы, на помощь госпиталю, где призревают увечных членов общества, на помощь вдовам и сиротам – для своей славы и угождения богу. От воскресных занятий тоже нетрудно уклониться, если и так хорошо стреляешь – на них собираются больше ради последующей пьянки на свежем воздухе.

– Послабления послаблениями, но как я понял, у членов общества сплошные обязанности, где же права? Деньги на свои похороны можно откладывать и в другом месте.

– Забота собратьев о посмертном упокоении – дело отнюдь не маловажное и лучше, когда этим занимается могучее братство, а не цех каких-нибудь бондарей или моты-наследники. Еще важнее, что члены общества поддерживают друг друга и в этой земной жизни. Стрелковое общество – верная опора лучших людей города, даже более верная, чем наёмная стража и буйные «Белые капюшоны». С другой стороны, его малые члены могут обратиться за помощью к сильнейшим, с которыми пируют за одним столом. Кроме того, город покрывает дополнительные услуги общества, выходящие за пределы обязанностей обычного ополчения. Ему ежегодно даруется изрядное количество лучшего заморского вина, доступного не всякому рыцарю – не пива, которое пьёт простонародье. Это чтобы чаще посещали занятия и состязания. На ежегодный пир город дарует по делевру на каждого из 300 членов – это только на еду. Даруют воск за счёт городской казны для похорон и церковных служб. Вся дополнительная воинская служба и участие в стрельбах в других городах щедро оплачиваются городом, победители ежегодных соревнований внутри общества получают денежные подарки, кроме общего вина, а победители в других городах – втройне, поскольку от них зависит городская гордость. За счёт города членам гильдии шьют штаны из лучшего плотного сукна – одна штанина бордовая в герцогский цвет, другая серая в городской. Если же средств в городской казне хватает, то даруют и кафтаны тех же цветов, но обычно только первому столу и взаймы для участников торжественных процессий. Наконец, членов гильдии освобождают от ответственности в случае случайной гибели или ранения посторонних во время состязаний – такое редко, но бывает.

– Вступительные 80 делевров за арбалет с прочим – не слишком ли много? Это должен быть арбалет с воротом, не иначе, даже если включить простой меч и простую бригандину со шлемом. Самый дешёвый тисовый самострел стоит на местном рынке в пять раз меньше. Моё, например, снаряжение перекроет эту сумму разве что с мечами и кольчугой.

– При обществе есть так называемые «младшие» – не вошедшие в число трёхсот и не обладающие их полными привилегиями, но имеющие право участвовать в соревнованиях и обязанные нести сторожевую службу. У них есть свой «младший декан», назначаемый основной или «старшей» гильдией. Те, кто не могут или не хотят нести полные обязанности, но всё-таки частично пригодны, входят в эту подгильдию. К ней относится и особое общество лучников, которое держится особняком и имеет свою часовню святого Фирина.

– Кто сейчас «головной человек» общества? Маэль «Длинный» из семьи Диревено, член Городского Совета и городской казначей. «Головной человек» – почётная пожизненная должность, отвечающая за представительство гильдии перед герцогом и городом. Для повседневных дел ежегодно, после стрельбы по попугаю на святого Эствана, выбирают двух деканов, из которых старший ведёт счета, а именуемый «посредником» помощник следит за соблюдением устава и разбирает споры собратьев. Этих деканов должен утвердить Городской Совет. Есть также валет, оповещающий собратьев о стрельбах и других событиях, и клерк, который ведёт записи и поддерживает связь с капелланом и госпиталем. Общество делится на три роты, состоящие из десятков. Десятки возглавляют десятники, избирающие старшего десятника – командира роты. Тоже раз в год, но обычно тех же самых, в отличие от деканов – этих не положено выбирать два года подряд без перерыва. Что значит «декан»? Также десятник, но на древнем малоардском языке.

– А в этих летних состязаниях будут стрелять по попугаю на столбе, или как его там? – не унимался любознательный Мелиден.

– Нет, будут обычные стрельбы на рыночной площади у южных ворот, где торговый пригород, – ответил гонец Жален, обычно неразговорчивый невысокий и худощавый мужчина средних лет со светлыми волосами до плеч. – Письма от Городского Совета уже готовы, поедем послезавтра. Стрелять будут за сто пятьдесят шагов по круглому щиту фут в поперечнике. Болты должны быть не легче одной шестой фунта и не длиннее фута с четвертью, арбалеты – не тяжелее пятнадцати фунтов с носимым при себе натяжным устройством. Это чтобы не таскали крепостные двухфутовые и не стреляли облегчёнными болтами мошенническим образом. За участие иногородним гильдиям будут дары на покрытие расходов, помимо бесплатного пива и вина, и особая премия за самый красивый въезд – золотая цапля лучших ювелиров Гетальки. Победителям выдадут золотые и серебряные кубки и чаши за первое и второе места, гильдии в целом и лучшим стрелкам. В каждой команде не более дюжины участников, каждый делает четыре выстрела.

– По числу Основоположников, в честь коих назван наш храм, – вмешался один из щитоносцев. – В других местах бывает по три выстрела, по святой Троице, а где-то пять, по лучам священной звезды.

– Смешно сказать, новое общество блудословов «Пион» пыталось подсуетиться и заодно за городской счёт устроить состязание пьес, как принято в Гетальке и Венни, – вмешался самый молодой из гонцов Горних, их лучший боец, жилистый парень лет 25—27 с худым обветренным лицом, тонким носом с горбинкой, колючими серыми глазами и светло-русыми волосами, заплетёнными в короткую косицу по непонятно чьей моде. – Но хоть у них и собрались большие шишки, Городской Совет отказал, Мейден Сведен отказался платить тоже. Оно и понятно – и без того большие расходы. Но какова наглость! Только рифмоплётов со всего Средиземья нам не хватало кормить за свой счёт.

– Это не твои налоги, Горних, без тебя разберутся, на что тратить. А выступления на подмостках будут, пусть и скромные. Какой без них праздник, – осадил его сидевший напротив ингениатор с бородкой клинышком, разделённой седой прядью, отличавшийся изысканностью манер и протяжным иноземным акцентом. Одет он был в рыжую кожаную безрукавку на шнуровке поверх дорогой шерстяной рубахи.

За средним столом в трапезном зале помещалось больше двух десятков заседателей, однако обычно обедали не больше половины. Здесь располагались люди солидные, не слишком ценившие казённую овсянку с жёсткой говядиной – это мелочь пузатая с нижних столов была озабочена пожрать пусть невкусно, но даром.

К Мелиденовой скрытой досаде, печенье Диан было принято гонцами без должного восторга. Не потому, что плохое, а потому что разврат – «не жили хорошо, нечего и привыкать». Гонцы считали своим долгом приучать себя к воздержанности, даже когда в ней не было необходимости. Артиллеристы были им под стать. Только старший ингениатор Агерок аут Марейн оценил Дианин дар по достоинству, не посчитав «бабьей забавой».

К удивлению Мелидена, оценил печенье и рыже-плешивый сухопарый мастер арбалетчиков Гент Даене. Вопреки совету жены, Мелиден не решился отправить остаток корзины к верхнему столу, уж больно дешёвым заискиванием пахло от подобного жеста. Но интересная многим тема привлекла на пустовавшие места некоторых смельчаков-артиллеристов снизу, а затем не побрезговал подселиться и сам мастер арбалетчиков.

Мелиден осторожно предложил ему одно из коричных печений, арбалетный начальник попробовал, оценил и без церемоний попросил остаток для жены и дочек.

– А что так мало осталось? – спросил он вместо благодарности.

– Принёс угостить гонцов с артиллеристами, но они говорят – разврат для баб. Поэтому не решился послать к вашему столу.

– Только в наших высях и способны оценить по достоинству те шедевры кулинарной изысканности, которые, как оказалось, способна творить твоя преисполненная достоинств милашка. А ты парень не промах, раз сумел с ходу откопать такую жемчужину, такой амарант в навозной куче, именуемой восточным Предместьем. Если что испечёт еще, тащи сразу к нам. Полагаю, нет ничего лучше сочетающегося с красным сухим урталагрисским. А на этих, – явно поддавший мастер Даене обвёл выразительным жестом окружающих, – тратить такую амброзию, что свиней кормить апельсинами. Они привыкли овёс жевать вместе со своими лошадями, запивая протухшим пивом. Берегут прибытки на кусок пожухлого луга с каменной хибарой, который позволил бы к дряхлому возрасту вообразить себя недодворянином…

Слушатели ощущали неловкость от начальственного злословия. Жален с Горнихом подавляли в себе очевидное желание возразить, но всё же помалкивали. Мастер же Даене, не обращая на них никакого внимания, сконцентрировался исключительно на Мелидене. Заметив тень сомнения на его лице, он возгласил:

– Не жмись, за нами не заржавеет. Уж мы найдём, как компенсировать, клянусь утробой моей матери. Твоей Диан будет открыт вход в Замок в любое время, я тебе обещаю. Никто на неё не посмеет раскрыть пасть, впрочем, для этого и тебя достаточно. Думали послать тебя с кем-нибудь из гонцов в послезавтрашнюю рассылку, но если хочешь – оставайся, пошлём других.

– Я бы как раз поехал. Весна, самое время для путешествий, взбодриться, посмотреть другие земли.

– И отлично, сразу видно бравого воина. Все бы брали пример, а то приросли задницами к лавкам, найти подходящего человека – превеликая забота, чтобы был не пьяница и дебошир, не лопоухий мямля, и не ссылался на свои придворные обязанности и дядю-графа. С кем хочешь ехать? Старый Кри проедется по Орине, Горних на восток, Жален в Пятиграфье и Берар, а Туллаг Чёрный – в Приморье.

– Мне без разницы. С одной стороны, я лучше знаю дорогу на восток, с другой стороны, именно поэтому было бы полезнее увидеть новые места.

– «С одной стороны, с другой стороны», – передразнил его чернобородый Туллаг, тоже изрядно набравшийся и не способный сдержать себя несмотря на присутствие начальства. – Тебе бы не в телохранителях ходить, а к ингениаторам податься, таким же заумным безбожникам.

– Гонцу ли не знать, – отвечал уязвлённый Мелиден, – что с одной стороны его могут прирезать, а с другой застрелить. И кто не сумеет выбрать сторону с меньшей вероятностью, всё взвесив и рассудив, того черти будут лечить от глупости в преисподней. И никакие моления духовных собратьев не спасут его неразумную душу. Между прочим, кто-нибудь из вас состоит в обществе арбалетчиков? Кажется, самое ваше ремесло.

– Откуда им, – хохотнул мастер арбалетчиков, – только завидуют и пускают слюни. Они на герцогской службе, а общество – из вольных горожан, кроме почётных членов, конечно. Я мог бы стать, если бы захотел. А они подневольные и рылом не вышли.

– Старому Кри в Орине такой боец, как ты, без надобности, – Даене вернулся к деловому вопросу, – с Жаленом в Пятиграфье лучше пошлём Лигера-младшего из Карфина, пусть проведает родных по дороге. Поэтому выбирай, на восток с Горнихом или на запад с Туллагом.

– Я же говорю, без разницы. Можно бросить монету: звезда – запад, титул – восток.

– Так бросай, чего ждёшь.

– Звезда.

– Оно и к лучшему. Там тебя никто не знает, пока еще. Поглядишь на цивилизованный мир, может быть, удостоишься лицезреть самого его королевское высочество Дерифада, чтоб его приподняло и шмякнуло. Там надо держать ухо востро, но вряд ли тебя нужно учить. Понадобится объехать пять городов, четыре по дороге в Венни, а также Гермен-брод направо в Загорье. Надеюсь, разберётесь кто куда. А пока иди к своей вдове, завтра утром обо всём договоритесь с Туллагом.

Удивительно, как всего за два с половиной месяца застолий испарилась первоначальная опаска и чопорные, недоверчивые к чужакам камбенетцы совершенно перестали стесняться Мелидена. Наверное, он сумел вызвать доверие выбранной манерой поведения, не ссорился зря, не лез в чужие дела, не наушничал, не искал выгод за счёт других, но умел поставить себя, был сдержан и разумен. А может быть репутация первобытного воителя из медвежьего угла, а ныне пригородных выселок снимала подозрения, которые вызвал бы местный придворный интриган. Или сказывалось большое количество тоже беглых приморцев среди артиллеристов, которые были живее коренных камбенетцев. Что ж, хорошо, что пока так.

Глава 3. Драма «Тарлагианки»

Примчавшись домой, Мелиден поспешил доложить:

– Послезавтра меня посылают в Гетальку и Венни, а также Загорье. Повезём приглашения на состязание арбалетчиков в конце июня. Если у кого есть письма в ту сторону или иные недолгие поручения, пусть скажут. А представление мне не увидеть, что поделаешь.

– Жалко, тебе понравилось бы. Может быть, посмотришь в Венни. Хотела бы там побывать. Ты видел море когда-нибудь, мой милый?

– Да, но на другом конце Средиземья, на юго-востоке, и только в детстве.

– А я нет. Ничего не видела, кроме Камбенета и ближних мест. Говорят, там чудесно, тепло и изобилие всего, огромные дома, а люди не такие мужланы, как у нас.

– Хорошо там, где нас нет. Я слышал другое, что там одни лживые извращенцы, жара и мухи. Короче, расспроси знакомых, не надо ли кому что отвезти в сторону Венни. А твоё печенье очень понравилось мастеру арбалетчиков и старшему ингениатору. Говорят, будут пускать тебя в Замок в любое время. Надо было тебе открыть пекарню, тогда не пришлось бы мыкаться столько времени.

– На всё нужны деньги. Про письма спрошу, но мало времени. Может быть, ты там узнаешь, кому продать твой шетокс? Там много богатых людей и тебя никто не знает.

– Попробую, но не в этот раз, сначала надо осмотреться. А ты еще поспрашивай, не продаёт ли кто небольшое именьице поблизости. Может быть, и новый дом построим с пекарней, если всё пойдёт хорошо. Спешить некуда, но лучше быть готовыми, если вдруг разбогатеем. Монеты жгут руки, сегодня есть, завтра отнимет кто-нибудь. Лучше без задержки вложить во что-то надёжное, с заверкой у нотариуса.

– Диан, – закончил он, пристально вглядываясь в милое лицо, – только ты для меня здесь важна. Я постараюсь быть осторожным, но и ты будь осторожна. Нам не на кого больше рассчитывать, только на свою предусмотрительность. Я сделаю для тебя всё, что смогу, не пожалею никого и ничего. Но и ты будь разумна. Мои силы ограничены, а будущее неведомо.

Диан вместо ответа прильнула к нему, и Мелиден остро почувствовал, что ему есть еще для чего жить. В последнее время он редко бывал с Диан, маршалы начали доверять ему и совсем заездили. Когда же удавалось заскочить домой по пути куда-нибудь или всё-таки выбраться ночевать вечером, обычно там обнаруживалась компания подъедавшихся и отогревавшихся соседских детей или девиц, прявших, шивших, вязавших и распевавших незамысловатые песни, что-нибудь типа такого:

Расколися сырой дубНа четыре грани,Кто голубку обоймётТого душа в рае.

Чаще всего попадалась двоюродная племянница Стине с еще более долговязой, большеротой подругой постарше. Мелиден не возражал, хотя припасы убывали быстрее положенного: такое общество лучше предосудительного, и кое-какая помощь по хозяйству беременной жене.

Увы, человек полагает, а бог располагает. С поездкой к морю вышел облом. Когда утром следующего дня Мелиден обсуждал с Туллагом предстоящее путешествие, к ним подошёл слегка сконфуженный мастер арбалетчиков.

– Извини, Меле, но съездить за казённый счёт в Гетальку уже нашлось множество желающих из Верхнего Замка. Заодно обсудят условия предстоящего визита принца Калентера к невесте. И от Городского Совета тоже поедет пара старшин со своими людьми. Одноглазый Нергайс не может им отказать и включить тебя в список, он и так слишком длинный.

– Пустяки, – ответил Мелиден, стараясь не показать, что уязвлён, – не очень-то надо. Пусть придворные щёголи порастрясут зады и надувают щёки в Гетальке. Взамен я смогу посмотреть представление Братства Страстей из Венни послезавтра. Это будет у нас, на паперти святой Йонет.

– Что посмотришь от начала до конца, не сомневайся. Я как раз не знал, как тебе сказать, что придётся выйти на службу в воскресенье, на охрану знатных особ во время этого представления, – обрадовался начальник. – Поговаривают, будто сам герцог собирается посмотреть это «чудо», многие высшие семейства будут точно. Первое представление они пропустили, но теперь епископ своим запретом разжёг интерес. С одной стороны, будешь сторожить их во всей воинской красе, с другой стороны, ублажишь свою деятельную вдову. Можешь ублажать её и в понедельник вместо воскресенья. Ведь это она желает приобщить лесного разбойника к высокой культуре, а как отказать такой обаятельной и хозяйственной девице.

– Тогда могу ли я сходить домой и предупредить, что не уеду завтра?

– Иди и можешь не возвращаться сегодня. А в Гетальку еще представится случай съездить, будь уверен.

Погода между тем заметно потеплела, из Ложбины дул сильный юго-западный ветер, принося благоуханные ароматы приморской равнины и разгоняя редкие облака на ярко-голубом небе. Последние пятна снега стремительно исчезали, дороги и поля подсохли. Весна вступала в свои права, пришло время огородных работ.

Утром 25 апреля гонцы и сопровождающие готовились к отбытию, когда Мелиден подошёл к Туллагу и, после обычного обмена приветствиями, попросил негромко:

– Послушай, вот что… Когда ты будешь в Венни, не мог бы ты купить для нас хотя бы полфунта корицы? Только не дороже 4 делевров за фунт. В Камбенете её продают по бешеной цене, и то редко. В порту должно быть намного дешевле.

Буйно заросший Туллаг посмотрел иронически, сплюнул и тщательно растёр плевок носком левого сапога, чтобы не прибрали духи-пакостники:

– Ты разве не знаешь, что пряности – таможенный товар? Кроме того, торговля ими – привилегия особо уполномоченных купцов из Венни. Хочешь, чтобы меня выгнали с позором и разорили пенями? А гильдейцы из Венни могут и прирезать невзначай.

– Ты знаешь, что нам надо немного и не для перепродажи. Не мне, а Диан, чтобы делать печенье для Замка. Маршалам оно понравилось. И не надо притворяться, будто живёшь на сорок делевров в месяц. Ведь возишь то для одного, то для другого.

– Я вожу почту для частных лиц, а не запрещённый товар. Маршалы об этом знают, поэтому не рассчитывай на этом сыграть. Сидишь с нами за одним столом, подслушиваешь наши разговоры и думаешь нас этим прижать?

– Что за глупости, что ты несёшь. Вози, что хочешь, я бы вовсе отменил эти монополии и пошлины. Я лишь говорю, что если сможешь привезти немного корицы по умеренной цене, мы купим. Не сможешь, значит, не сможешь. Хотя что такое полфунта. Тебя никто не будет досматривать во время столь важного визита. Если и заметят, скажешь, что везёшь для своей семьи добавлять в вино, лекари посоветовали для здоровья.

– Я бы привёз, – успокоился Туллаг, – но больно сильно пахнет. Почувствуют – будут вопросы.

– Заверни получше, положи рядом с чем-нибудь еще более пахучим, чтобы перебивало.

– Попытаюсь, но не обещаю, как получится.

– Само собой разумеется. Я тоже не останусь в долгу, если что потребуется. Счастливого пути.

И вот наступило воскресенье на апостола Страмаура. С утра Мелиден выехал на арбалетную стрельбу под визгливые крики громадных стай хохлатых чибисов, только что прилетевших с юга. Эта птица любит сырые луга и травянистые болотца, которых в северной Орине хоть отбавляй. А после домашнего обеда он отправился охранять зрелище. Умелые плотники, щедро оплаченные Сведенами, сумели в кратчайшие сроки установить не только подмостки на паперти церкви святой Йонет, но и деревянные скамьи полукругом лесенкой. Благо, основную часть изготовили к первому представлению у святой Биры, достаточно было разобрать, перевезти и собрать на новом месте.

На верхних скамьях восседали важные персоны, пока простой народ толпился внизу, с головами на уровне ног актёров. Правое крыло (хотя со сцены левое) заняли купцы и городские старшины с семейной четой Сведенов на самой верхотуре, левое – замковая знать. К общему удивлению, в последний момент явилось герцогское семейство в полном составе, тем самым показав афронт епископу Брабону. На этот раз оно оделось скромно в тёмные одежды. Пришёл и мастер арбалетчиков со своей семьёй из одних девиц, от мелких до перезрелых, и немало других придворных – но недостаточно, чтобы заполнить все скамьи, сказалось отсутствие предупреждения о появлении самого герцога. Вход был платный, авделевр за сидячее место и два шеума за стоячее, поэтому простого народа собралось не очень много, сотни три, не больше. Мелидену досталось место сбоку в нижнем ярусе с купеческой стороны, противоположный замковый фланг заняли придворные телохранители.

Покрытая навесом сцена поднималась фута четыре над землёй, на заднике были искусно намалёваны горы, зубчатые башни и деревья, слева имелось небольшое возвышение для глашатая, за ним скрывалось отделение для переодевания актёров, откуда поднимались по лесенке. Глашатай пояснял содержание драмы – невзрачный пузатый мужчина, обладающий, однако, зычным хорошо поставленным голосом. Вообще, все актёры обладали замечательными, сильными и выразительными голосами, хотя говорили с непривычным тягучим гнусавым акцентом и выражения пьесы казались несколько старомодными.

Дело происходило в Октахе, месте рождения богочеловека Тарлагина, где ниспосланная свыше молния исторгла его из чрева матери Вальгины. Теперь он вернулся в родной город, чтобы возвестить свою божественность землякам, которые его не признают. Его сопровождают неистовые тарлагианки, они помогли распространить его культ на востоке в Малой Арде и теперь утверждают его у истоков богопроявления. В них обратились и сёстры Тарлагина, насмехавшиеся над ним, а теперь ушедшие в горы, чтобы славить последнего пророка.

Но у Тарлагина появляется противник – молодой царь Октахи Табалир, который в его учении видит только бесчинство и обман. Тарлагин должен доказать ему свою божественность, противоборство этих двух главных действующих лиц и является стержнем драмы.

Тарлагина играл сильный и ловкий мужчина лет тридцати-сорока, обладатель прекрасного голоса, которого можно было бы назвать красивым, если бы не первые признаки красноты и одутловатости, свидетельствующие о злоупотреблении горячительными напитками. Царя Табалира представлял такой же высокий и подвижный темноволосый мужчина со столь же сильным голосом, но более заурядным лицом. Вместе они составляли достойную пару. Оба были одеты в длинные, до пят, просторные одежды старинного вида. Но у Табалира они были чёрные и голову его украшал высокий причудливый колпак, разрисованный строго симметричными символами солнца, луны и звёзд, тогда как ниспадающее полотняное платье Тарлагина было белым, густые волосы почти до плеч скреплены только узкой повязкой на лбу, а лицо украшала приклеенная бородка согласно каноническому образу.