ДОБРО. Сборник из двух частей

Потом я задумывался.

– Правильно! – Отвечал, как учитель ученику. – Я всегда делал первый шаг, а потом погружался в освоение материала, проходя все ступени структуры. Если я хотел по-настоящему наслаждаться жаренным картофелем, то я проходил все этапы его зарождения, и конечно же все нюансы смакования…

Подобные странные речи очень помогали мне. Видимо я пришел к подобному состоянию, через сильный внутренний стресс. Ведь любое просветление, озарение – это некая вспышка после бурного прохождения пика, от начала до конца. Как пустое пространство между смертью и рождением…

Мое нынешнее одиночество, и потребность создать новый мир, явно следовали за перенасыщением прежней жизни. Я знал, что в этом не было ничего плохого. Любой путь, его преграды, удачи и фиаско – являлись сутью движения. А как говориться, движение – есть жизнь! И уж явно, если она дана, значит нужно жить. А не купаться в безысходности, и приходить в один и тот же привычный мир бесконечное множество раз, отождествляя себя только с мячиком, который скачет от рая до ада.

– Пора фантазировать! – Решительно говорил я сам себе в моменты, когда что-то новое становилось обыденным.

Хорошо, что я откладывал постоянно мысль, что все эти перемены с созиданием миров, с обретением нового, могли ускориться, показав осознанно, что все уже существующее и несуществующее свершилось. Теперь я придерживался только одной мысли – все еще впереди!

– В конце концов! – говорил я. – Картина никогда не будет написана, если каждый, кто когда-либо существовал скажет: «Это все уже есть. Зачем мне это создавать?»

Потом я зависал на несколько секунд для юмора.

– Да и этого ворчуна, из множества когда-либо существовавших, – продолжал я, – никто бы и никогда бы не нарисовал…

Потом я громко смеялся, будто бы меня кто-то слышал, и вновь уходил в фантазии, на тему: «Созидание!»

Сейчас, пройдя один из множества путей, я осознаю! Не думая тогда так, я бы никогда не написал эту книгу, и никогда бы не поведал вам, как я создал ваш, а точнее сказать – свой мир!

Как было интересно созидать, думая, что с ноля. Это придавало такой божественной силы. Она-то и раскрывала, что все исходило изнутри, без витиеватых и путаных дум, что есть кто-то, кто меня создал. Теперь я сам созидал себя и свой мир.

От слов, я наконец перешел к делу. Мне надоело прыгать и любоваться своими впечатлениями. Захотелось создать что-нибудь, или кого-нибудь, кто станет также восхищаться, ну, хотя бы собой.

Я не стал сразу вдаваться в сложности, изобретая искусственный интеллект.

– Как будто бы он бывает искусственным! – Думал я иронично, рассматривая вопрос созидания.

Мне захотелось сделать что-то знакомое, но с оттенками необычного. Просторы, пространство уже имелось, пора было сотворить отличное. Я присел и расслабился. В ответ на мою смешную медитацию рядом появилась лужа грязи, ну или может быть шоколада. Смотря, с какого угла на эту лужу взглянуть.

– Все со мной ясно! – Смеялся я сам с себя.

Я, то шутил, то хохотал в ответ, но мой внутренний учитель почему-то оставался серьезным. И совсем не поддерживал моего легкого озорства.

– По-моему, – шептал я про себя, чтобы меня не услышал этот скряга, – этот учитель и в привычном мире всегда следил за степенью неудовлетворенности. Вечно он пытается найти истину, где можно просто обойтись юмором.

В этот момент меня словно молотком по голове ударило. Будто верх поменялся с низом. Мысль о том, что я могу путаться, кто конкретно в этот миг является учителем, – я шутник, или я серьезный созидатель, перевернула мое сознание. И чтобы окончательно не запутаться в себе, я постарался прекратить эту болтовню, и с легкостью смог отвлечься на новом занятии.

Конечно же сейчас это все выглядит, как нелепая шутка, в которой нет смысла вообще. Но так я могу думать с сегодняшним сознанием, где твердь стала размытой, а вода обрела неподвижную структуру. Но в тот момент подобные мысли заставляли мой мозг вращаться в центрифуге на немыслимой скорости.

Я подошел к своему шедевру. Лужа оказалась даже ничего себе так… Вблизи она красовалась своими очертаниями. Они не воплощали грязь. При более близком «контакте» лужа превратилась в озеро. Если можно так выразиться. Я начал в него вглядываться, и оно меня поглотило. И совсем не так, как, когда смотришь на известную воду или огонь. В этом случае меня просто-напросто втащило в сущность этого озера. Наверное, мое видение стало прямо пропорциональным взгляду насекомого. Масса, а это по-другому и не назовешь, была вязкой и желеобразной.

– Ну и озеро, – посмеивался я, – странное. Точно лужа…

Я попытался дотронуться до нелепой воды, и она тут же ожила. Стала такой прозрачной, что казалась самой утонченной и нежной на всем белом свете.

– Какая приятная! – Восторгался я. – Но по-прежнему не похожа на воду. Больше, наверное, на святую влагу.

Вдруг я опять получил оплеуху от внутреннего учителя. И тут до меня дошло. Именно не он серьезный ворчун, а я, со своими шуточками. Я никак не мог отпустить свое вездесущее обсуждение. Превращая новое творение во что-то знакомое.

– Банально! – Произнес я, как гламурная девушка.

Эти мысли помогли мне отпустить свою зацикленность в прежнем мире. И вуаля, озеро превратилось в озеро. Только теперь оно не отождествлялось не с водой, не с грязью. Оно сверкало и переливалось в лучах внутреннего света. От него веяло теплом и заботой. Изнутри приходили необычные узоры, дополненные какой-то сказочной информацией, разглаживали, и без того очень ласковую и гладкую структуру, и уходили в самые недра озера. Мне даже не хотелось искать новое имя этому волшебству.

– Это любовь в чистом виде! – Подумал я.

За озером последовала идея отдохнуть в горизонтальном положении. Что-то вроде песка пришло на ум.

Очередная попытка естественной медитации, и передо мой распростерлась мягкая золотистая поверхность, огибающая волшебное «озеро». Нескончаемо нетерпеливо захотелось прикоснуться к «песку». Он настолько притягивал своим блеском, что момент прохождения пути до него я не заметил. Легкое помутнение, и я уже медленными движениями ласкал зыбучую поверхность.

Зыбучая, это только было мое нелепое сравнение. На самом же деле «берег» воспринимался, как разлитая манная каша возле густой лужи киселя. Да еще, и перемешанная с золотыми солнечными зайчиками.

– И откуда только берутся эти великолепные сравнения? – Спрашивал я сам себя, слыша мысли описания этого «пляжа».

Песок-каша, как и вся почва этого мира, при полном погружении в нее руки, раскрывала свою структуру. Рука становилась пробником, подключенным к аналитической программе. И здесь удивляло то, что все было разным. Абсолютно разным.

Возможно, это бросалось в глаза из-за того, что в привычном мире я попал в лапы колеса сансары. Того учения, что исходило из круговорота трехмерного мира. Нет, я не отрицал, что от «всего» до «ничего» лишь вакуумное пространство всех возможных и невозможных событий… Но, здесь, это стиралось напрочь. Как в момент предвкушения определенной пищи, хотя ее уже когда-то ел.

– Мне нравится, – подбадривал внутренний учитель внутреннего ученика, – Ты хоть начинаешь отходить от своей идеи фикс, что все старо, как мир, как мир не ново.

– Наверное не отходить! – Отвечал ученик учителю. – А скорее всего, приходить к состоянию созидания. – Чтобы не происходило, сон или смерть, но всегда есть бодрствование и рождение.

Немного поиграв в бесконечную философию, я тут же от нее отвык, как и в случае с «песком». Я распознал его притягательную новизну, понял, как он постоянно меняется в ощущениях для меня, и вынул руку. Мне захотелось смешать эти ощущения.

Я подошел к границе, между «озером» и «песком», и соединив ладони, зачерпнул эти две смеси в одну массу.

– Ого! – Восторженно крикнул я.

Эмоция была автоматической, но не мертвой. Я испытал чувства, которые можно сравнить только с приближающимися к любви. Как петтинг, только непонятный и неизученный.

Густота и зыбучесть превратились в пожирающий огонь. Пламя жгло так сильно, что хотелось сбросить эту адскую массу. Но подержав еще немного, стало понятно, это очередное испытание для новых впечатлений. В этом мире чувства оставались чувствами, но с иным осознанием их принадлежности. Здесь я не только учился созидать, но и мог прослеживать, как создавал и другие миры…

– Мда! – Тихо, но с восклицанием говорил я. – Это такое наваждение, знать, что ты обычный человек, но в то же время создатель! Как бы не раствориться в этом знании, и окончательно не уйти в свет.

– Не переживай! – Тут же успокаивал учитель. – Все вершиться постепенно, даже завершенное ускорение. В момент понимания себя светом, ты не будешь печалиться, что уже не человек. Всегда есть осознание, что ты все и ничего одновременно.

– Это такой витиеватый закон мироздания? – Вопрошал во мне ученик. – Как палка о двух концах?

– Конечно! – Нежно и рассудительно продолжал учитель. – И все для того, чтобы не было тупика. Как выход и вход, без границ этого понимания.

Я немножко взорвался от этих мыслей. Хорошо, что на помощь пришла старая и проверенная истина: «Внутренняя тишина». Я не знал точно, но мне являлись картинки в виде Марии, прохождение ею пути самопознания. Все чаще и чаще это всплывало в моем подсознании. – Я – мама, она есть – я, путь… Тишина…

Как ни крути, но это помогло. Болтовня ушла. Палка с ее чертовыми концами тоже. И вслед за ними вся философия. Я смог спокойно посидеть на «берегу», и теперь он мне чудился – берегом! Обычным, привычным и таким, успокаивающе родным.

Тут же пошли картинки из прошлых жизней. Но они не нагружали меня смыслом. Я просто видел любовь и уют. Отношения и страсть. Заботу и перспективу стать самым нужным и хорошим. Эти кадры не включали в себя принцип «хорошо-плохо», они существовали просто так. И это мило обволакивало своей простотой.

Под это мироощущение пришла благодать. «Мир» стал миром. Послышались шуршащие волны озера, приглушенный ветерок, незаметный шелест пересыпающегося песка. Во мне бурлила спокойная безмятежность, как бы это не звучало парадоксально.

Я тихонько прилег на золотистый и теплый песок, опустив кончики пальцев руки в озеро. Здесь, «вдали» от обыденного, привычное стало новым и безумно желанным.

– Страсть! – Говорил я сам себе! – Страсть и любовь!

Я отключился…

– Как хорошо, что в этом мире нет распорядка дня, – думал я перед тем, как отключиться. – ну, по крайней мере, хотя бы, его пока нет.

Отключка походила на привычный сон, с его погружением, сновидением и пробуждением. Было только одно маленькое отличие – я проходил все эти этапы в буквальном смысле этого слова, осознавая, как прохождение таможенного контроля. Это являлось необычным, но в тоже время суперским состоянием.

Вообще, я так понял, новая реальность давала безграничные возможности. Здесь можно было обучаться, а потом создавать. Или сначала создавать, а затем пролистывать все этапы становления.

Конечно же случались мимолетные провалы в памяти, и забывалось, что здесь я создатель, превращаясь только в создание. И наоборот. Но так было даже лучше. Я воочию мог наблюдать за силой мгновенного намерения. – Отслеживать все свои роли, как независимо, так и в абсолютной гармонии.

В этот раз мне приснился дом. Его очертания. Летний дворик. Знакомые запахи. Милые и родные люди. Я увидел тот дом, о котором все мечтают. Тот уголок счастья, что купается в безмятежности безмыслия, но самого мощного уюта. На окошках стояли цветы, распустившиеся на встречу лету. Их цветение раскрывалось яркими и дополненными цветами. Крыша дома имела винтажную кровлю. Она была похожа на фальцованные, что странно, бронзовые листы, с многочисленными потертостями до блеска. В этих зеркальных местах отражалось светило. Солнцем я бы его не назвал, потому что источник света в этом мире еще не был определен. И складывалось впечатление, что небо усыпано множеством звезд, которые давали эффект двух солнц днем. И вот, когда «солнце» отражалось в потертостях, они словно нагревались, искажая белый свет на красный. Еще был какой-то визуальный обман – будто над листами бронзы висели невидимые зеркала, потому что между кровлей и этими невидимыми зеркалами существовала толща более яркого света, словно мир хаотичных солнечных зайчиков. Смотрелось это чудо, как снежная шапка на крыше дома в новогодний период. Именно Новогодний, – настроение соответствовало. Во дворе бегал щенок шалопай. Его уши непослушно волочились по земле, цепляясь за разные предметы. Это сбивало его с ног, и он весело начинал кувыркаться. После чего, вставал, и переключался на свой хвост, бегая за ним по кругу. За всем этим наблюдал старый и ленивый кот. Он даже наблюдал с неохотой, открывая на пару миллиметров один глаз. Хотя, когда у щенка получалось схватить не хвост, а шерсть от своего длинного уха, кот начинал крутить хвостом, и открывал глаз полностью. Это напоминало засыпающего болельщика во время самого скучного в истории матча, при хоть какой-то возможности действия на поле.

Сон был невероятно теплым. И только ощутив сполна эту теплоту, я понял. Нет, вернее, я осознал – причем, во сне, что это просто дом. Тот, который является одним из бесконечности вариантов. Сон подарил мне ощущения того, что уют и тепло – это внутренние переживания.

Когда открылись мои глаза, я немного опешил. На секунду я понял, что я не засыпал, хотя закрывание и открывание глаз осознавал. Мне даже показалось, что я просто моргнул, и здешний мир показал мне мимолетное счастье.

Немного запутавшись, я присел. Иногда восприятие перебарщивало, давая напомнить, что я немножечко человек. И как бы не скакал по реальностям, но должен усвоить одно правило – отпускать… Забывать, хотя бы на миг то, что заставляет много думать, улавливая истину.

Немного успокоив свои мысли, отличное состояние возобновилось. Я опять стал невозмутимо чарующим существом. Вслед за этим, последовал бонус. Дом, который я видел, якобы во сне, проявился в реальности здешнего мира. Я даже смог подойти к нему, не имея и капли сомнения. А когда я зашел в приоткрытую дверь, то чувство хозяина обволокло меня с ног до головы.

– Я вновь созидаю свой мир! – Радостно прокомментировал я свои ощущения.

Внутри повторилось навивание родного тепла и уюта. Я чувствовал, как приятно находиться на островке знакомого, среди океана нового и неопределенного. Что, в принципе, раскрывало работу разума. – Осторожного системного парня.

Недолго думая, я прошелся по всему дому, и только при близком знакомстве, я осознал, что и дом наполнен волшебством. Реальность этого уюта также была наводнена магическими штуками. Некоторое убранство меняло свою структуру, форму прямо на глазах, как и свет, что освещал комнаты. Мебель иногда имела привычные формы, а иногда расплывалась в очертания, вновь созданного «песочного пляжа». Будто мои глаза наблюдали мираж.

– Но, как ни странно, – говорил я сам с собой. – Я уже начинаю привыкать к меняющемуся уюту. Теперь я испытываю его и в новом, и в знакомом. Это приятно!

– Да, да… – Ворчал учитель внутри меня. – Как только произойдет что-то необычное, посмотрим, как ты себя будешь держать в контроле.

– Я с тобой не разговариваю, – отвечал я, хотя мог и не отвечать, – мне больше нравилось, когда ты выполнял роль просветленного учителя. А сейчас ты какой-то учитель трудов. Со своими устаревшими взглядами на жизнь. Как системщик, который не видит, что он издает законы, будучи заключенным.

– Прикольное сравнение! – Ответил учитель! – Но не забывай, я тот, кого ты воспринимаешь. И наш диалог, это твоя нынешняя реальность.

Он прав, думал я, переставая с ним общаться. Начиная просто созерцать.

Дом растворился также, как и появился. Но я точно знал, что это был не мираж. Невозможно сейчас объяснить простому обывателю с системными мозгами, что это было… Но это было, и точка.

Новый мир открыл еще больше свои объятия. Я специально немножко лукавил себе, что не я создатель, создавая. И это было оправдано. Мне еще было трудно привыкнуть к тотальному одиночеству бога. Не в мелочности, ведь создав кого-то, ты уже не одинок. Я говорю про абсолют. Про осознание первоисточника, от самого чистого, прозрачного, и не существующего листа. И понимайте это, как хотите. Внутреннее состояние, переживание необходимо постичь, не ища определений.

Вот именно поэтому, я подразумеваю под объятиями маленькую хитрость. – Не общими, двусторонними – всеобъемлющими, к чему стремиться душа, а объятия от мира, как отношения отца – его, и сына – меня. Ну, уж так хотелось заботы и ласки в своем сильном я, что даже не передать, как иногда хочется послать в одно место мысль, что я вас всех создал…

Мир не только раскрыл свои объятия, он еще и сделал это так нежно, как делает это мама во время первого приноса новорожденного после родов. Руки мира пахли сандаловым маслом, лаской женской кожи и материнским молоком. На мгновение, даже, послышался поцелуй, причем по-родительски в щечку, это ощущалось определенной вибрацией звуков. В момент этой заботы, восприятие сильно обострилось, и у меня появилась новая сверхспособность. Я видел, слышал, и воспринимал ароматы так, как этого до меня еще никто не делал.

Весь вопрос заключался не в банальном желании почувствовать себя лучше, выше и сильнее, на арене появился главный персонаж – разум, который не только принимает, но и дает любить. Любить просто так!

В какой-то момент у меня произошел небольшой сбой, но очень приятный. Также, как я мог прослеживать свои личности – прошлые (настоящие, если без времени) жизни, где я являлся не только собой, Марией, но и всеми теми, кто – есть сущее, также и здесь, я менялся вместе с миром, объединяясь в одно целое. То мир был мной, то моей мамой, отцом, женой, детьми, а то растворялся… Причем, иногда я не мог проследить, кто, и в ком растворяется.

Вкусное на впечатления переодевание так меня поглотило, что я снова отключился.

– Это, наверное, такой способ перезагрузиться. – Думал я, после пробуждений. – Как сон, для стирания «однотипных программ» – повторяющихся. И я не зря так думал, ведь мой внутренний учитель молчал в это время. А когда он молчит, значит идет полное наше совместное приятие! Если кто не понял, я расшифрую – это и есть – медитация, наблюдение – жизнь в балансе!

После пробуждения я решил продолжить свое творчество. Мне настолько это понравилось, что я невольно думал, как это я так раньше занимался тем, что мне просто-напросто приходилось делать, а не хотелось. Сейчас я мог прослеживать, как намерение исходило из желания (из тотального интереса).

Помимо «пляжа» появились «горы». Можно сказать, что обычный глаз и не заметил бы, как это произошло. Оно случилось так молниеносно, что даже свет не успел отразиться от тени. Хотя я контролировал весь процесс создания осознанно. Эти великаны не походили буквально на привычные возвышения, хотя очертаниями – да. Они больше смотрелись, как пирамиды, как что-то ровное, но неповторимо природное. Да, да… Именно такое вот сравнение. А как вы думали, проходя дальше по книге моего мира, вы вообще забудете, что такое реальность.

«Горы» разговаривали. Этим они были похожи на гигантские деревья, которые колышет ветер, а они нехотя скрипят, как бы ворчат от нарушения покоя. Иногда я немного шутил, и мысленно прикреплял к ним что-то похожее на ветки. Смотрелось забавно. Пирамиды-деревья, да еще и по-стариковски ворчащие.

Гиганты дышали глубоко и очень осознанно. Каждый их вздох выражал очищение мира. А каждый выдох представлял из себя дар этому миру. Не судите строго, в этом мире я был еще очень молодым создателем, поэтому заимствовал земной круговорот. Хотя кого я обманываю. Откуда вы знаете, кто создал землю… Может быть…

Мне очень нравились эти изящные пирамиды. Смешение творений напоминал мне вопрос генной инженерии, которого так боятся люди, хотя сами и не знают, что они просто продукт того, что можно осмыслить.

Горы оценили этот тонкий юмор, и мы вместе посмеялись над этим сравнением.

Затем мой взгляд переключился на пустоту у подножья пирамид.

– «Горы» должны иметь корни, – думал я.

Все пустое пространство тут же заполнилось «растительностью». Только это были непривычные деревья, кустарники и трава. Основа походила на, то длинные, то короткие атласные ленточки, разных цветов и форм. При более приближенном фокусировании здешняя зелень начинала приобретать более знакомые очертания, типа листьев и ответвлений. Но все равно, «растения» этого мира растворялись в общей необычной структуре. Поэтому, они больше походили на пиксельное образование какой-то игры.

Как только я что-то подумал, как тут же «земля» разошлась грубыми расщелинами. И они заполнились какой-то жидкостью. Вязкой и схожей с «озерной».

– Наверное, – думал я, – это здешняя энергия, которая, как и на земле подпитывает мир.

И вправду, густая жидкость словно услышала меня. Она заискрила, и задвигалась хаотично внутри себя. Будто электричество из мультиков побежало по проводам. Смотрелось это все конечно грандиозно.

Пирамиды сразу же ожили. Их непонятное движение от подпитки «речушками» стало напоминать танец заряженных частиц, только в более масштабном зрелище.

На пиках пирамид образовались тягучие корки, издали напоминающие снежные шапки. Будто конденсат этого мира вырвался наружу из-за дыхания «гор».

Мир как будто подмигнул мне. Вернее, я это осознавал. Мне даже стало веселее и приятнее. Сразу захотелось ответить дружеским объятием. Что я и сделал. Я простер кверху руки, и сделал ласковый жест объятий. Мир словно сказал мне: «Можно было этого не делать, я и так знаю, что наша любовь взаимная»! От этого понимания у меня потекла слеза. Но не настоящая, виртуальная. Я ее только ощущал умом. И чувств при этом земных я не испытал. Да и вообще, любовь здесь была сама собой. Ее не нужно было чувствовать, думать о ней. – Всеобъемлющее господство.

Когда лирика легким слоем слезла с тела, я почувствовал себя немного голым. В прямом смысле этого слова. Эта мысль пронзала меня, и исходила из самых глубин моего сознания. Оттуда, где я сам себя еще не создал. Мне из-за этого пришлось вновь надеть на себя лирику, – тоненький слой, жалкое подобие чувственности.

– Непривычно! – Заметил я. – Лучше пока еще побуду в своей шкуре.

Мое замечание касалось того, что я очень быстро ускорялся. – Переход в другой мир. Расставание с чувствами в том качестве, каким они были для меня. Созидание нового. Мне казалось, что я все ближе подбираюсь к той самой кнопке путешественника, которую нажмешь, и она тут же перенесет в любое место и любое состояние.

– А возможно… – Задумался я. Причем слова шли будто не от меня и не от внутреннего учителя. – Возможно, эта кнопка так западет, что окажешься в нигде… Как провал между старым и новым годом. Он придуман, и он существует. А если убрать само значение года, то и провал станет вечным… Нигде будет… Ничто…

Я настолько глубоко вошел в эту мысль, причем, явно рожденную мной в наивысшем сознании, что погрузился в медитативный транс. – Я просто существовал. Я познал медитацию такой, какая она должна быть. – Просто жизнь.

Мне это помогло отвлечься от всех остальных глубин мыслительного процесса. И мне стало настолько легко, что я тут же переключил свое внимание на новый мир. Уж очень мне хотелось вернуться к его обаянию. Как к новорожденному малышу, который отвлекает от взрослости и привычности.

– Свежая струя жизни! – Воскликнул я.

Созданное мной, тем временем, преобразилось. Оно словно чувствовало мой настрой.

– Ну, конечно же… – Задумчиво, но, естественно, произнес я. – Этот мир и есть я. Именно поэтому все так едино.

Я засмеялся. И мир тоже. «Озеро» заплескалось, «горы» затряслись, «речушки» заструились, а «земля» и «небо» зажглись заревом неведомой силы. Я был счастлив.

Наступило время, хотя его здесь не было, для дальнейших манипуляций с созданием. Я осмотрел уже созданное, и на ум пришло заполнение «небесных» пустот. Я просто провел рукой, и намерение безотлагательно исполнилось. Все просторы верхнего пространства дополнились искрами. Чем-то похожим на земные звезды, но с большим блеском и красочным оформлением. Крошечные фонарики имели разную форму. Да и их геометрия очень отличалась друг от друга. Свет от них исходил равномерно, но с большим напором, чем у привычных звезд. Смысл в них я вложил иной. Это были не далекие планеты, а близлежащие спутники нового мира. Нет, они не теснились на небольшом пространстве, и тем более не толкались. Просто это содружество выполняло роль подпитки дополнительной энергией моего мира. Как бы места, куда можно было перемещаться мгновенно, как в другой город. Ими я еще не занимался, чтобы расписать ландшафт, оставил пока в неведении. Ну так, на всякий случай. Вдруг мне потом понадобится хобби, или творческий порыв.