Покушение на школьные миражи. Уроки достоинства. Книга 1

И ещё немаловажная опасность. Государство стремится к тому, чтобы сократить рабочий день, предоставить личности больше свободного времени. Свободное время – а что с ним делать человеку, у которого с детства убиты увлечения, который не знает, чего хочет, что ему интересно? Хорошо, если рука потянется к развлекательной книжонке, хуже – забивание «козла» во дворе, ещё хуже – пьянство и дебоши. Не исключено, что такие люди могут пополнить ряды преступных элементов. Коммунизм предусматривает наличие значительного свободного времени у человека, но если человек не сможет с рассудком пользоваться им, нельзя мечтать о коммунизме.

Люди с неразвившимися в детстве духовными интересами – социально опасное явление. Вывод, выходящий за рамки школьного воспитания, но вспомним, что мы начинали с того, что школа неразумно распоряжается временем. Проблема школьного времени – общественная проблема!

«Нельзя объять необъятное»

Можно подумать – вся беда в том, что в школах, мол, работают бездарные учителя, а в министерствах просвещения сидят бездарные руководители. Наверно, и в школах, и над школами есть бездарные, как есть и талантливые.

Причины не в бездарности работников школьного воспитания. Причина в структуре, в самом устройстве, которое заставляет школьных работников действовать по-своему. Наша школьная система, мягко выражаясь, не совершенна.

Мы сказали «наша», но это не совсем так. Во всех школах мира – порой с частичными отклонениями и неординарными нововведениями – обучают сейчас по так называемой классно-урочной системе, которую впервые предложил великий педагог, мыслитель и гуманист Ян Амос Коменский, тот самый, который гордо заявил: человек должен «знать, уметь называть и понимать всё, что имеет в себе целый мир».

До Коменского не было распределения на классы, не было определённых программ, предусмотренных для каждого года, месяца, дня, даже часа. Прежде наставник собирал вокруг себя всех учеников скопом, не подразделяя их ни по возрасту, ни по багажу знаний, учил как бог на душу положит, не брезгуя при этом действовать и розгами. Школа с её берёзовой кашей была местом мучений. Гуманный и организованный метод Коменского был великим шагом вперёд. Недаром же Коменского долгое время называли «отцом новой педагогики». Мы и сейчас готовы назвать его «отцом», только смущает, что его педагогика для нас не очень нова, ей отроду триста лет! «Знать… всё, что имеет в себе целый мир». Мы сейчас на этот девиз можем только развести руками и ответить словами Козьмы Пруткова: «Нельзя объять необъятное».

Знать всё в наш век просто нельзя, и школа не пытается справиться с этой фантастической задачей, но, тем не менее, – вот парадокс – придерживается принципа: знай всё в одинаковой мере, не считаясь с интересами, увлечениями ученика. Отсюда противоречия между обучением и творческим развитием.

И это в той или иной мере характерно для всех стран мира. И чем эти страны развитее в культурном отношении, тем болезненнее для них проблемы школьного воспитания. Страны отсталые, где только ещё приобщаются к сокровищам культуры и науки, не так остро чувствуют необходимость перемен в преподавании, они пока что могут удовлетвориться и старыми методами.

И если мы сейчас говорим о несовершенстве нашей школьной системы, то это вовсе не признак нашей слабости, наоборот – признак нашего духовного развития, признак силы! Тот, кто из ложного страха – как бы о нас плохо не подумали, как бы не уронить наш престиж! – станет упорно твердить, что наше народное образование без изъяна, оно вне подозрений, совершит преступление перед обществом. Рано или поздно мы придём к выводу, что нельзя выправить положение одними лишь частными административными мерами, как-то: десятилетку перекроить в одиннадцатилетку, механически приклеить политехническое обучение и прочее. Рано или поздно жизнь заставит пойти на революционную перестройку нашего просвещения. И нужно ли доказывать, что чем раньше это случится – тем лучше, чем позже – тем больше шансов оказаться в хвосте у времени. Вопрос о воспитании нового поколения – вопрос нашего будущего! Откладывать его решение в долгий ящик – значит задерживать развитие нашего общества.

Изучение или знакомство?

Итак, знать всё в наш век просто нельзя. Мы в лучшем случае можем рассчитывать на то, что наш образованный человек будет иметь какое-то весьма и весьма общее представление о мире в целом и станет знатоком в одной области, которая больше всего ему нравится, отвечает его природным способностям, в обиходе называется специальностью.

Часто можно услышать вопрос, с лёгкостью обращённый к ребёнку: «А ну, скажи, что больше всего тебя интересует? Кем бы ты хотел быть?» Вопрос прямой и простой, на него, казалось бы, может быть такой же простой и прямой, без обиняков, ответ. Но как часто задающие этот вопрос взрослые дяди сами не знают, что им больше всего нравится в жизни.

Что больше всего нравится, что тебя увлекает – часть одного из самых трудных и сложных вопросов, с которым постоянно сталкивается человек: что ты такое? Не даром же самопознание у таких выдающихся людей, как Лев Толстой, занимало всю жизнь, вырастало в мучительную трагедию.

Сделать выбор… Наверное, вся учёба ребёнка должна сводиться к этому – как выбрать дело всей жизни. То дело, к которому больше всего предрасположены его природные способности, то дело, которое из увлечения может перерасти в страсть, то дело, которым он станет полезен обществу – профессия, специальность!

Современная школа считает, что если ты будешь изучать всё с одинаковой добросовестностью, то в конце концов, наткнёшься на то, что тебе по душе.

Изучай всё!.. Школьник неизвестно кем ещё будет – астрономом или шофёром, биологом или металлургом, историком или делопроизводителем. Ему предлагают материал – скажем, Куликовская битва. Астроном и шофёр, биолог и металлург, человек любой профессии должен иметь какие-то общие сведения об этом событии, хотя бы знать, «где оно лежит». Но скажите мне, взрослый читатель, астроном или шофёр, биолог или инженер-строитель, в каком году была Куликовская битва? Я специально опросил около пятидесяти своих знакомых, не имеющих прямого отношения к предмету истории, из них только один мне ответил. Причём, этот человек с некоторым виноватым смущением говорил о своей памяти: «Что грязная дорога: кто ни пройдёт – галошу оставит». Все они в своё время учили про Куликовскую битву, помнили год, помнили, да забыли, потому что память человека имеет счастливую особенность забывать то, с чем не приходится часто сталкиваться. Забыл и я, хотя историю люблю, книги про историю читаю. Время с одинаковой лёгкостью стирает как обильные, так и скудные знания, если они не прочно усвоены или если ими не приходится воспользоваться.

Доскональное преподавание, обрушивание мелких подробностей на неподготовленного человека не нужно и даже вредно. За обилием деталей может пропасть представление о целом, ученик не поймёт «вкуса» предмета и, разумеется, не сможет им увлечься. Значит, задача школы – помочь ученику найти своё пристрастие – не будет выполнена.

Преподавай обильнее – что-то останется! Это всё равно, что стрелять по цели с завязанными глазами – выпускай как можно больше пуль, глядишь, одна из них и попадёт в яблочко.

Идёт неразумная трата невосполнимых ценностей – времени и сил ученика. Расчёт на авось! Любой инженер-конструктор был бы посрамлён, если б осмелился предложить проект машины, основанный на столь расплывчатом расчёте. В технике (да и только ли в технике!) подобное невозможно, а в педагогике – нормальное явление.

Говорят: «Из-за деревьев леса не видно». Школьные педагоги сразу же окунули меня в математические дебри, сначала заставив вызубрить таблицу умножения, потом перешли к дробям, к алгебраическим формулам, к логарифмам… На всём протяжении я видел только математические «деревья» и не получил представления о красоте и величии возделанного человеком сада – математики. Этим у меня отнимались удивление перед ним и любовь к нему.

Мы часто употребляем слова «ключевые позиции». А в плане обучения не является ли удивление и зарождающаяся отсюда любовь тем самым исходным положением, тем волшебным ключом, которым открываются сокровищницы наук? Наверно, нужно знакомить с той или иной наукой, чтобы дать в руки этот ключ.

Не случайная обмоловка – знакомить. Термину «изучение», каким мы до сих пор пользовались, противопоставляется термин «знакомство». Слова близкие, но каждому не трудно уловить в них разницу.

Напрашивается практический вывод: ребёнок должен не сразу приступить к изучению наук, а к знакомству с ними. Не изучение, а знакомство, не скрупулёзное требование – усваивай знания все по порядку, а показ, так сказать, «товара лицом» – вглядись, ознакомься, выбери то, что тебя интересует, к чему больше всего тебя тянет. И это поможет ребёнку как-то определить себя. Как-то, приблизительно, наверняка не точно, потому что ответить на вопрос – что ты из себя представляешь? – не так-то просто. Угадать своё призвание сразу, с детства – редчайший случай.

Классная доска и киноэкран

Как бы ученику ни нравился предмет, каким бы он ни казался скучным, но если заставлять изучать, – всегда можно добиться, что ученик будет знать его. Изучение, что-то теряя, может проходить и без увлекательного преподавания, как это, впрочем, часто и бывает.

Ну, а знакомство, которое ставит целью показать «товар лицом»? Сухое, скучное знакомство отпугнёт ученика, вызовет неприязнь к предмету; то есть приведёт к прямо противоположным результатам. Увлекательность становится непременным условием обучения.

Ставка на увлекательность! Не слишком ли утопично? Это значит, что все без исключения учителя должны обладать талантом образного, интересного, – не побоимся этого слова – поэтического изложения материала. Рассчитывать, что миллионные армии учителей будут талантливы, – беспочвенная маниловщина. Нельзя фундамент целой системы строить из личных качеств тех или иных людей. Рано или поздно эти качества могут оказаться не на высоте, и тогда всё выстроенное здание рухнет.

Но я и не собираюсь рассчитывать целиком и полностью на личные качества каждого в отдельности взятого учителя. Более того, считаю, что сейчас, при существующей системе обучения, от личных качеств учителя зависит неправомерно много. Ученик попадает к талантливому учителю – повезло, будет знать; попадает к бездарному – не повезло, грозит опасность выйти из школы неучем. В этом есть какой-то обидный элемент случайности.

Сейчас мы механизируем труд не только землекопа, шахтёра, лесоруба, но и труд лингвиста, филолога, конструктора. И только у нашего школьного учителя, как и сто, и двести лет назад, на вооружении всё та же классная доска, кусок мела и мокрая тряпка. Наша семья из четырёх-пяти человек в состоянии приобрести телевизор, а школа для тридцати-сорока человек не может поставить в классе узкоплёночный проекционный киноаппарат, который стоит дешевле телевизора.

Пришло время призвать в стены школы технику! Экран для показа учебных кинофильмов должен стать таким же привычным атрибутом в классе, как и классная доска, а производство фильмов для школьного обучения необходимо наладить так же, как налажено издание учебников.

Техникой спасти просвещение! Многие улыбнутся при этом. Но техника давным-давно стала могучим пособником в получении знаний – и не для несведущих учеников, а для осведомлённейших и привередливых учёных. Галилей открыл горы на Луне и четыре спутника Юпитера с помощью подзорной трубы. Левенгук сообщил миру о микроорганизмах с помощью микроскопа, а это была хоть и примитивная, но техника. Без новой совершенной техники не были бы раскрыты секреты атомного ядра, не были бы познаны тайны Вселенной, технически оснащённые спутники приносят всё новые и новые сведения из космоса. И чем дальше, тем больше человек в просвещении самого себя станет рассчитывать на технику. Пренебрежительно относиться к ней в области школьного воспитания – значит становиться в позицию ничем не оправданного рутинёрства.

Впрочем, техника уже начинает входить в обиход школ и институтов как у нас, так и за границей. В МЭИ студенты сдают зачёт машинам. Идут поиски и разработки разного рода обучающих машин, начиная от «приспособления, едва ли не более хитрого, чем обычный учебник, до сложного механического и даже электронного репетитора» («Курьер ЮНЕСКО», март 1965 г.). Но поиск ведётся главным образом в направлении, как помочь изучению материала. Нас же в данном случае интересует не столько углублённое, подробное изучение, сколько широкое знакомство. И это упрощает задачу – нет нужды изобретать специальные технические новшества, можно пользоваться той техникой, которая давно уже широко вошла в нашу жизнь. Кино, телевидение, магнитная запись ежедневно знакомят миллионы зрителей и слушателей с научными открытиями и произведениями искусства. Кинофильм не в состоянии заставить изучать предмет, как может заставить живой учитель. Но там, где обучение ограничивается общим знакомством, показом «товара лицом», кинофильм справляется лучше рядового учителя, и не только потому, что он сопровождает свой рассказ показом, воздействует не на одну слуховую память, но и на зрительную, а главное – потому, что в фильме материал будет преподносить не некий средний учитель, а лучший в стране мастер этого дела. Проблема случайности – попадает ли ученик под влияние преподавательского таланта или преподавательской бездари – если не полностью, то частично снимается.

Увлекательность – непременное условие. Непременное! И тут, с появлением техники, приобретает огромное, неоценимое значение искусство.

Утверждают: искусство – особая форма общения. Особая, необычная, наиболее действенная! Самый подробный научный трактат не научит любить природу, как это может сделать картина Левитана. Сухая моральная сентенция, вроде «Возлюби ближнего своего», не способна вызвать такое искреннее участие к человеку, какое вызывают рассказы Чехова и Гоголя. Далёк от нас, жалок и даже ничтожен Акакий Акакиевич, герой «Шинели», но многие поколения переживают бурное сострадание к нему. Нет ничего более действенного, чем язык искусства, и им необходимо пользоваться при обучении. Это не значит, что для знакомства с математикой, физикой, историей нужно непременно создавать шедевры, привлекать корифеев по уровню не ниже Чехова или Гоголя, – вполне достаточно, если о Лермонтове в школе будет рассказывать Ираклий Андроников, который умеет удерживать в напряжённом внимании многомиллионную армию телезрителей.

Увлекательность – непременное условие. Раз так, то внедрением одной техники не обойтись. Голая техника без преподавательского искусства, призвавшего на помощь мастерство литераторов, художников, актёров, просто беспомощна.

В настоящее время талантливость преподавания никак не поддаётся организации. Министерство образования не в силах потребовать от преподавателя более живого, образного изложения, как ни жми на него, как ни прорабатывай, а выше собственного уровня педагог не прыгнет. Но за бездарный фильм можно спросить с соответствующих организаций – почему не подыскали талантливых людей? Нет талантов? Неправда! В стране всегда есть таланты. Таким образом, увлекательность обучения может поддаться организации, на неё можно рассчитывать.

Может, можно… Конечно, не обойтись без оговорки, что при некоторой неуклюжести в организации увлекательность преподавания будет существенно страдать, будут выпускаться из рук вон плохие, скучные учебные фильмы, как нынче выпускаются плохие художественные фильмы, как выпускаются недоброкачественные учебники. Но мы ведём речь о принципиальной возможности. Она – реальность, а не утопия.

Ещё раз – изучение или знакомство?

Можно ли обойтись одним общим знакомством? Если мы хотим, чтобы каждый ученик знал иностранный язык, то мы не должны ограничиваться знакомством с этим языком, придётся требовать изучения, усваивания, запоминания. Кроме того, нельзя приступать к знакомству, будучи совсем неподготовленным. Каждый ребёнок должен уметь читать и правильно писать, знать арифметику, только после этого он может знакомиться с физикой, математикой, историей, литературой и пр. и пр.

Ага, всё-таки изучение нужно?

Да, конечно.

Но не значит ли это, что мы противоречим сами себе, не сводятся ли на нет все наши требования знакомства вместо изучения?

Изучение или знакомство? Или то, или другое? Почему так категорично? Даже в самой природе ничто не бывает в абсолютно чистом виде, в этом её сложность и многообразие.

Мы не построим новое общество, не взяв на вооружение что-то из старого, что-то такое насущно нужное, что станет равноправной частью нашей новой структуры. Или то, или другое – категоричность, говорящая лишь об ограниченности.

Мы стоим перед фактом: невозможно одинаково хорошо знать всё, ученик должен выбирать, что больше всего его увлекает, для этого необходимо широкое знакомство.

Знакомство становится насущной частью всего школьного обучения, быть может, самой существенной частью на этом этапе, но оно никак не исключает изучения в тех случаях, где оно нужно, где невозможно обойтись знакомством.

А как практически совместить знакомство и изучение, как сделать так, чтобы они были едины, помогали друг другу, представляли из себя стройную систему – я сейчас говорить не решусь, как не решусь и советовать, насколько практически приемлемы окажутся будущие технические нововведения. На всё это ответ дадут методисты, педагоги-экспериментаторы, те практики, кому придётся заниматься переустройством школы. Говоря образно, они должны провести сложную инженерно-техническую работу.

А я сейчас перехожу к тому моменту, когда ученик после какого-то времени, в основном отданного общему знакомству с науками, сделает свой выбор. «Увлекает такой-то предмет, тому-то хочу уделить больше сил, внимания и времени».

И вот тут-то изучение выступает в новом виде, становится на первое место.

В школе существуют особые группы, назовём их условно специализированными. Группы по изучению (уже по изучению, а не по знакомству) всех наук, предусмотренных программой: математики, физики, биологии, химии, истории и др. Каждый ученик по своему влечению волен выбирать для себя любую группу, воспитатель обязан помочь ему в этом, но ни в коем случае не должен навязывать свою волю. Изучение в специализированной группе требует какой-то, пусть минимальной, подготовки в выбранном предмете, каких-то конкретных знаний, основанных на интересах, на увлечениях, поэтому не лишне сопровождать приём в группу несложным экзаменом.

Увлечение не приходит по заранее составленному расписанию, не во всём согласуется со школьной программой.

Нельзя установить, к примеру, что до четвёртого года обучения всякие увлечения не допускаются, после четвёртого-пятого они обязательны. Разве не может случиться такое удивительное явление, что ребёнок ещё в семье, до школы, проявит феноменальные способности к математике? Перед ним просто не встанет вопрос, чем заниматься в будущем, к чему его влечёт; в то же время другой ощутит влечение к математике только после пяти лет учёбы в школе. Могут ли они войти в одну группу, специализирующуюся на математике: один – по теперешнему счёту – первоклассник или второклассник, другой – ученик пятого или шестого класса? Почему бы и нет, если у них одно и то же влечение.

Раз ученик поступает по влечению, по желанию, значит можно рассчитывать, что он с желанием и будет заниматься, значит можно сделать упор на самостоятельное изучение под контролем педагога. Даже если ты малыш, чей школьный стаж равняется одному, двум годам, а тебе от роду семь, восемь лет, занимайся самостоятельно. Но при этом учитывается, что ты исключительно редкое явление, ты не заурядный ребёнок, а феномен, иначе так скоро не нашёл бы своего призвания. Дети с нормальным развитием почувствуют влечение немного позднее, ну, а если им по-детски просто покажется, что они испытывают это влечение, – воспитатель и экзамены для поступления в группу откроют им глаза на их заблуждение.

Всё строится на одном: считаешь данный предмет интересным, желаешь его изучать – изволь реализовать своё желание, приучайся заниматься самостоятельно. Для этого тебе созданы все возможности – есть определённые программы, своего рода руководство для учителя-консультанта, учителя-руководителя; есть опытный контролёр в лице этого руководителя; есть фильмы, рассчитанные уже не на обзор, а открывающие частности, углубляющие материал; есть учебники; не исключено, что будут существовать и запрограммированные обучающие машины, пусть даже простые и дешёвые – в виде настольной игры.

Мы уже говорили, что в современной школе педагог, ведущий урок, вынужден держать курс на «середнячка», что тормозит развитие способных. В специализированной группе не бывает уроков как таковых, учитель проводит лишь индивидуальные консультации и индивидуальные проверки, тем самым, изучая каждого ученика. Ты можешь обогнать товарищей, не причинив этим никому вреда, а если ты станешь отставать – опять же никого не задержишь, не украдёшь рабочее время. Твоё отставание – лишь твоя личная беда. И, конечно, маленький феномен и «нормальный» любитель математики пойдут каждый своим путём.

При этом они одновременно будут обогащаться и общеобразовательными знаниями. Маленький феномен – во всём остальном, кроме математики, нисколько не развитее нормального ребёнка – будет смотреть фильмы вместе со своими сверстниками, учиться грамматике, а более взрослый его коллега – со своим. Школа как бы утратит резко выраженные классы и отойдёт от урочной системы.

Цель найдена! Цели нет!

Выбор сделан. Но это вовсе не значит, что жребий брошен, рубикон перейдён!

Маловероятно, чтоб ученик без ошибки выбрал сразу то, что будет его интересовать всю жизнь, станет в будущем его профессией. Вундеркинды не норма, а, скорее, довольно редкое явление. Вспомним, что большинство из нас не сразу нашло своё призвание. Поэтому право ученика – в любое время оставить свою специализированную группу, поступить в другую, пройдя опять несложную проверку. Сменить в школе несколько групп – менее безболезненно, чем в будущем метаться из одного института в другой.

Сам принцип самостоятельной работы – неумолимый контролёр. Если ты не сможешь заниматься самостоятельно, значит, не так уж велико твоё увлечение, произошла ошибка, ищи другое, – то, что больше по душе, – ищи, но помни, что можешь и не оседлать в школе своего конька. Это минус, лучше бы со школьной скамьи почувствовать заветную цель жизни, но такого может и не случиться.

Можно заранее предвидеть – не единицы, а многие будут бросаться из одной группы в другую, сталкиваясь с самостоятельной работой, по-детски станут лениться по той причине, что выбранный предмет не захватил до самозабвения. Выбор вольный, всё основано на желании, никто из учителей не станет заставлять ученика силой изучать то, что ему не нравится. Никаких дисциплинарных взысканий, никаких отметок о прилежании, никаких непреложных требований – выполняй, мол, от сих до сих, иначе быть тебе второгодником. Само понятие второгодничества отомрёт. Не хочешь учиться самостоятельно – воля твоя, выйдешь из школы с багажом общих знаний, основанных на обзорном знакомстве.

Можно с уверенностью сказать, что людей с какой-то одной гипертрофированной способностью куда меньше, чем разносторонне способных. И вот такие-то разносторонние, отнюдь не ограниченные, духовно не обеднённые люди вполне могут разбросаться и после школы не знать, куда направить свои стопы. А между тем школа не зажимала их способностей, они занимались тем, что их интересовало, занимались увлечённо, с душой, среди них наверняка будут встречаться по-своему талантливые.

Предчувствую панические возражения: «Ужасно! Выпускаются люди с поверхностными знаниями, основанными не на изучении, а на легковесном знакомстве. Один-два способных найдут своё призвание, а десятки, даже сотни учеников выйдут верхоглядами. Не слишком ли дорога цена?»

Нет, не большими верхоглядами, чем выходит обычный ученик после окончания современной восьмилетней школы. Он изучал и формулы, и даты исторических событий, но, выйдя из школы, став шофёром или трактористом, делопроизводителем в какой-либо конторе или учётчиком на заводе, забудет в скором времени и эти формулы, и эти даты, как я в своё время забыл год Куликовской битвы и последовательное доказательство теоремы Пифагора. Забудет, если не станет дальше учиться, укреплять свои знания новыми. У него останутся только общие представления о пройденных науках. Только у нашего ученика эти общие представления окажутся, по всей вероятности, более цельными, более яркими, более широкими. Наш ученик воспринимал общие знания через образное, увлекательное изложение, не замусоривал целостность картины подробностями, которым суждена короткая жизнь. А так как на зазубривание этих подробностей у него не уходило время, то была возможность получить более широкий обзор. К тому же наш ученик испытывал свои силы в разных специальных группах, что-то изучал – и изучал, возможно, с детским горячим желанием до тех пор, пока желание не остыло, – а это тоже отложилось в душе, стало его багажом. Поэтому навряд ли даже не нашедшие своего пристрастия ученики новых школ окажутся духовно беднее нынешних выпускников неполных средних. Есть все основания считать, что они будут богаче.