Берегиня сегодня 2

Аня же ровно наоборот. Она менялась с каждым днём. Бледнела, усыхала и немного постарела, то есть стала выглядеть на свой возраст. Она даже двигаться стала как-то заторможено, и ещё изменился запах её тела. К худшему.

Когда Аня вышла в туалет, я взяла спутниковый телефон подруги и, найдя имя «Гена», нажала на «вызов». Мужской голос ответил тут же.

– Привет, Анечка.

– Это не Анечка, это Машенька. Гена, с Аней плохо. Она отдавала мне кровь после аварии, ну вы знаете, и того… Плохо ей. Выглядит отвра-а-атительно. Говорит, ей нужно возвратиться в Зону.

И я заревела в голос.

– Не реви. – Голос устало вздохнул. – Правильно. Без радиации она могла протянуть только год. Ты сможешь посадить её завтра на самолёт или маму её попросить?

– Зачем маму? – Я обиделась. – Аня мне жизнь спасла, а в аэропорт её мама повезёт?

В трубке телефона было слышно, как Гена тяжко взохнул.

– Самолёт завтра в двенадцать дня.

В половине двенадцатого ночи медсестра Валентина, смахнув с усиков капли разведённого в три раза спирта, объявила:

– Всё, девочки, нам завтра работать. Эх, Машка, до сих пор не было у нас таких пациентов. И не будет. Знаешь, какой контингент в деревенской больнице? Старушки с застуженными придатками, мужики с простатитами, у молодняка или чирьи на лице, или переломы по пьянке. Иногда у девочек случаются аборты. Неужели есть другая жизнь?

– Нет, нет никакой другой жизни. – Отозвалась сонная Аня. – Жизнь такая, какой ты её видишь. Ты сама выбрала свою специальность. Или терпи, или уходи.

Я присмотрелась к Аниному лицу. Под глазами проявились чёрточки морщинок, на щеке – шершавое пятно. Выходит, Нина была права, выстирав мои вещи, измазанные кровью после аварии. Завтра, не дожидаясь приезда Толи, я отвезу Аню в аэропорт.

Ночью плохо спалось, и, услышав ворочание с боку на бок Ани на скрипучей больничной кровати, встала и тихо присела к ней. Её взгляд был взглядом совершенно больного человека.

– Не сплю, Маша. Спрашивай.

– Аня, и ты, и Гена настаиваете на твоём возвращении в Зону Топь. Но как же сложные отношения с академиком Аристархом? Вдруг он опять захочет поставить на тебе пару опытов?

Аню передёрнуло от отвращения.

– Уже не захочет, знает, насколько бесполезны его «хотения». Если б было другое место с такими же уровнем радиации, я бы ни за что не вернулась в Топь, но пока у меня нет выхода. Иди, Маша, ложись, завтра будет не просто тяжелый, а очень тяжелый день.

– Да ладно тебе пророчить, – я от души зевнула, и сразу заныли кости на лице, и треснувшие рёбра, перетянутые эластичными бинтами. – Отвезу тебя и быстренько обратно в больницу. Здесь до аэропорта по короткой дороге минут сорок пути.

Глава 14

Ярко-синяя «Мазда» семилетней выдержки – это липкая лента для мухастых ГАИшников. Едет приличная тачка, то есть в правах лежит денюшка. Машина не настолько крутая, чтобы напороться на неприятности, и шофёр какой-то, волнующийся. Чего ж не содрать «дорожный налог»?

Пока Жора добрался до станции «Белые столбы» он раздал полторы тысячи рублей и даже сами инспекторы ГИБДД не смогли бы точно объяснить за что.

Место казалось красивым и приятным, пока Жора не вышел из машины. Конечно, минус десять не минус двадцать, но всё равно не май месяц.

Не зная, куда ехать дальше, он подошел к единственной газетной палатке. Окошко было закрыто и Жора, дрожа от холода, прокричал, выдавая изо рта облака пара:

– А это, как его… учреждение. Где оно?

Продавщица за стеклом, одетая для улицы, да ещё закутанная сверху в шаль, не стала уточнять, что именно нужно покупателю. Она отлично знала самое популярное здешнее заведение. Сильно жестикулируя, она показала налево и, кашляя, проговорила маршрут, не вставая с нагретого места.

– Вот так вот по дороге и через полтора километра вы у цели. Здание ещё сталинское, обнесено длинным металлическим забором. Понятно?

Кивнув в ответ, Жора вернулся в тёплую машину и осторожно поехал по заснеженной дороге. Скоро показалось большое красивое строение. Жору приятно удивила ухоженность зданий и всего участка.

Охранник в будке с интересом наблюдал за подъезжающей машиной.

Жора затормозил перед шлагбаумом. Он смотрел на охранника, ожидая, когда тот выйдет. Охранник, не желая морозиться, ждал клиента в будке. Первыми нервы сдали у охранника, и он вышел к машине.

Немного опустив стекло, Жора протянул купюру.

– Пропуск забыл заказать.

Равнодушно взяв купюру, охранник вернулся в будку. Шлагбаум неспешно поднялся. Жора въехал на территорию. Он решил сначала пойти официальным путём – узнать о местонахождении Лёнчика, представившись двоюродным братом.

Затормозив перед ступенями подъезда, Жора несколько секунд сидел, нервно потирая руки в перчатках. Он волновался. Ради встречи с Лёнчиком-Леонидом он бросил работу, просидел неделю в исконно русской деревне без особых удобств и теперь…

Взбежав по ступенькам, Жора взялся за медную ручку высоких дверей. Нервно оглядевшись, он потянул дверь на себя… И краем глаза прочёл табличку на стене. «Госфильмфонд России. Архив»… Это как же? Это что же? Это он куда приехал?

Не решив, заходить в здание, или возвращаться в машину, Жора держал полуоткрытой тяжелую дверь.

На против него встал охранник в тёмно-синей форме и смотрел благожелательно, как смотрят работники правоохранительных органов на «своих» работников культуры.

– Холодно, между прочим. Заходите. Вы в основной фонд, или по спецзаказу работаете?

Обойдя охранника, Жора вошел в просторный холл.

В центре холла усиленно тёрла пол уборщица в синем халате, сапогах «прощай молодость» и с сердитым лицом. Мимо ходили с деловым видом женщины очень, очень среднего возраста, в юбках и махеровых кофтах времён забытого развитого социализма. Иногда их обгоняли девушки в кедах и кроссовках, одетые супермодно.

Обернувшись к охраннику, Жорик уточнил:

– А где дурдом?

Он недооценил акустику старого холла. Вопрос троекратно отскочил от холодных стен и рассыпался по помещению, разлетаясь дальше, по всему зданию.

Мимо проходящие женщины остановились, с радостью глядя на Жору.

– Дурдом прямо тут! – Громко объявила уборщица, громыхнув пластиковым ведром. – Вот он санитар-охранник, а вон пациентки бегают, шал-л-л авы.

Услышав привычный диалог, сотрудницы синхронно улыбнулись и пошли по своим делам, а уборщица продолжила тереть пол.

Охранник показал Жоре на письменный стол у входа, на котором лежала стопка бумаг и несколько ручек. Взяв верхний лист, он начертил длинную схему и, пока рисовал, заученно говорил текст поставленным, почти актёрским голосом.

– Не знаю, кто из советских литературных классиков написал о том, что психушка находится в «Белых столбах», но лет сорок архив мучают наездами и посещениями. А это совсем не тут, не в Белых столбах. Психушка находится на станции Столбы по курскому направлению, в Чеховском районе, отсюда в ста с лишним километрах.

– Ничего себе, крючок сделал. – Жора постучал пальцем по листку, на котором охранник нарисовал схему. – И как же мне ехать отсюда?

Дождавшись человека, желающего с ним общаться, а не пролетающего мимо со снисходительным кивком, охранник с удовольствием передал листок Жоре.

– Держи. А сколько ты на въезде дал? – Вопрос был задан равнодушным тоном охранника.

– Ничего не давал. – Жора внимательно смотрел на схему. Ему профессионально берущему чаевые, не хотелось выдавать собрата по взяткам. – Я просто так заехал. Сам через забор перепрыгнул. Спасибо тебе за внимание.

Пожав руку охраннику, Жора вышел из здания. Боясь замёрзнуть, он в три прыжка сбежал со ступенек, и оказался у машины.

– Эй! – Охранник у входных дверей улыбался. – А автомобиль ты в руках держал, когда через забор лез?

– Нет, – Жора открыл дверцу. – Она сама перепрыгнула.

Глава 15

Утром не хотелось вставать из больничной кровати, шевелиться и вылезать из-под тёплых одеял. Но заснуть всё равно бы не удалось. Нина в ожидании моего братца Толика копошилась с пакетами, укладывая вещи.

Встав, я увидела над раковиной заново повешенное зеркало, без энтузиазма взглянула в него. Радости отражение не доставило. Синяк расцветился дополнительными желтыми и зелёными оттенками, нижние веки подчёркивались фиолетовыми разводами. До распухшей переносицы было больно дотрагиваться, затылок глухо болел.

Зашедшая главврач Антонина Георгиевна привычно оглядела моё лицо, нажала на переносицу, отчего я заскулила обиженным щенком.

– Прекрасная картина срастания, – констатировала врач. – Приятно видеть. И вообще, ты Маша, в рубашке родилась. А уж как твоя сестричка Аня появилась вовремя с кровью, которой у нас хронически не хватает. В общем, выдюжишь.

Врач похлопала меня по плечу, и эхо похлопования отдалось в зарастающих рёбрах и внизу пустого теперь живота.

Антонина Георгиевна вышла, и я прилегла на кровать, успокаивая потревоженное болью тело.

Вот когда показывают по телевизору мордобои, они же, киношники и телевизионщики дурят людей! Это же так больно! Мордуют и мордуют друг друга, да ещё со смачным звуком, да по одному и тому же месту по пять-шесть раз. Дать бы такому режиссёру-постановщику три раза по башке, пусть ощутит на себе всю силу своего, извиняюсь за выражение, искусства.

Я бы ещё лежала и жалела себя, до выписки оставалось несколько часов, но неожиданно в палату ввалилась тётка в распахнутом запятнанном тулупе. Под тулупом топорщилась расстёгнутая вязаная кофта, под ней трикотажное платье модели «муж меня бросил тридцать лет назад».

На голове женщины пестрел разноцветный платок, второй серый пуховой, размером со столовую скатерть, она держала в правой руке. Тут тётку кто-то подтолкнул сзади и в палату, цокая по линолеуму копытцами, вошла здоровенная коричневая свинья. На толстой шее сверкал собачий ошейник в гранёных металлических заклёпках.

– Вот, – сказала тётка, глядя на меня и вытирая рукавом лицо. – Отдаю, меня зовут Полина. Откупиться у меня денег нет, а Хавронья у меня самое ценное, пусть теперь будет оторвыщь.

– Да вы что? – Я взмахнула обеими руками, с пальцами в гипсе. – Вы о чём?

Свернув на рукаве тулупа серый платок, чтобы он не волочился по полу, женщина облегчённо вздохнула.

– Хавронью тебе, Маша, отдаю. Буквально отрываю от сердца.

«Оторвыш» уселась на попу, вернее, задницу, и с любопытством оглядывалась. Я признала в хрюшке ту самую особу, что приходила к нам под окно больницы.

– Куда я её дену? В хозяйственный магазин?

Тётка меня не слушала. Она села на корточки и поцеловала свинью во влажный пятачок.

– Она такая умная! А красавица! – Кряхтя, тётка Полина встала с корточек. – Это за то, Маша, что ты меня в тюрьму не посадила.

Заявление было для меня неожиданным.

– Послушайте, не нужен мне этот роскошный подарок.

Оранжевый голос, хихикая, напомнил русскую пословицу: «Не было у бабы печали, купила баба порося». Тут же влез с комментариями бирюзовый голосок: «Французы говорят – купил козу, и понял, что до этого был счастлив». «Чё переживать-то? Пустить эту Хавронью на окорока, и никаких проблем, сплошная прибыль», – резюмировал Болотный, самый противный мой внутренний голос.

Пока я прислушивалась к своим мыслям, тётка накинула себе на голову пуховой платок и запричитала:

– Ой, ничеготочки ты не понимаешь, Маша. При тебе, да при братике твоём, а он ко мне, красавец-умница, три раза в гости заходил, Хавронья моя будет ухоженная и сытая.

Тётка с интересом оглядывала палату, Ниночку, и особенно Аню. Я пощёлкала правой рукой пальцами, привлекая к себе внимание. Тётка Полина повернулась ко мне.

– Не волнуйся, Маша. Деньги мне и Коля с Ирой дали, и братец твой. А только знаешь, Хавронья моя каждый час норовит сюда, в больницу сбежать. Неделю сюда бегает, как только на ноги стала. Взгляд у моей свиночки умный, я прям боятся её стала.

Задрав морду, свинья принюхалась и бодро засеменила в угол, где у нас в больничной палате хранились продукты. И тут же начала чем-то чавкать, шурша пакетами.

С кровати Анны раздался тихий голос.

– Маша, отправь Хавронью со мной, она теперь здесь жить не сможет.

– Вот именно. – Пришедшая тётка неловко застегивала тулуп. – Ещё благодарить будешь.

Пока я встала и выдёргивала из пасти хрюшки батон сырокопчёной колбасы, тётка Полина, толкнув дверь задом, сбежала. Тут же в палату заглянула медсестра Валентина.

– Слышь, Маша, я попрощаться заш… – Взгляд её остановился на Хавронье. – Батюшки светы, дожили! Нет, Машенька, ты ценный пациент, но хрюшка в палате – это перебор.

– Валентина, мне эту хрюшку только что подарили, и мы её увезём. А хочешь, возьми себе.

На секунду задумавшись, Валентина прикрыла за собой дверь и решительно замотала головой.

– Нет, Маша! У меня в хозяйстве свой собственный хряк имеется. Зовут Сашка.

– Большой кабанчик? – заинтересовалась Ниночка. – Задорого продадите? Мне бабуле нужен в хозяйство.

– Сашка – это мой муж. Двоих хряков в одном доме я не выдержу. – Сдвинув брови и вздёрнув губу с усиками, Валентина повысила голос. – Хрюшку из больницы убрать!

– Валя, – я нахмурилась, и снова заныли кости переносицы. – Я уже собираюсь выписываться.

Мечтательно глядя на огромную, по местным меркам плазму-телевизора, Валентина обречённо вздохнула:

– Я вчера ворчала, а сегодня тебе честно скажу – во-первых, мне нравится работа, а во-вторых, и в самых главных, на моё место ещё семь желающих. Маша! – Валентина сменила тон. – Не подведи меня, пожалуйста.

– Ладно. – Я запахнула тёплый халат, ажурную ночнушку и сменила тон с просительного на свой привычный, руководящий. – Валя, в качестве одолжения, скажи главврачу, чтобы сделали выписку не только на меня, но и на Аню, напиши что-нибудь про сонное состояние.

Валентина оглянулась на плоский телевизор, видимо примеривалась, куда поставит его в своей квартире и вышла из палаты.

– Сделаю.

Глава 16

До железнодорожной станции «Столбы» под Чеховым, Жора добрался к вечеру, уже в темноте. Территория представляла собой девственный лес, засыпанный снегом, под которым намечались клумбы и низкие ограды.

На въезде из будки вышли сразу два охранника и на Жорино заявление: «Мне к главврачу», подкреплённое тысячной купюрой, положительно не среагировали, а потребовали паспорт. Но тысячу взяли.

Ещё раз паспорт у него потребовал охранник в административном корпусе и до кабинета главврача довёл лично.

Комплекс зданий психушки при ближайшем рассмотрении выглядел гораздо ободраннее Киноархива.

Охранник проводил Жору от самых входных дверей до кабинета главного врача.

Главврачом оказалась женщина, которую запросто могли звать Аврора Крейсер или Брунгильда Айседоровна. Её костюм, больше похожий на френч товарища Иосифа Виссарионовича Сталина, строгая прилизанная причёска, и алый маникюр на коротких ногтях дополняли образ. Но звали директрису, как гласила табличка у двери, Юлия Гавриловна.

Дизайн кабинета напоминал бы типичный кабинет современного руководителя, если бы не стол. На столе можно было разбивать пикник, спать втроём или использовать для рулетки. Длинный, массивный, на львиных лапах, он был из того, позапрошлого века.

– По какому вопросу? – спросила Брунгильда тоном судьи, читающей пожизненный приговор.

Оглянувшись на стоящего за спиной охранника, Жора откашлялся.

– Брат у меня тут лежит, двоюродный.

Постукивая костяшками пальцев по столу, женщина прорычала:

– Фамилия! Брата!

– Тавренный. Леонид.

Главврач кинула особый взгляд на охранника, и тот сделал шаг к Жоре.

– А допуск у вас есть?

– Допуск? – Жора в две секунды решил для себя, что отступать некуда. – Скорее всего есть, только я не знаю, где его взять.

– Проверим. – Главврач выдвинула ящик и достала телефон.

Нажав только одну кнопку, Аврора Айседоровна приложила трубку к уху и нахмурилась, ожидая ответа.

– Алло! – рявкнула она. – Господин Академик, тут к нашему пациенту приехал какой-то Жорес Владимирович Салаев, представился двоюродным братом. Пускать?.. Передать?

Жестом борца восточных единоборств, Крейсер Брунгильдовна выбросила руку с телефоном вперёд.

– С вами хотят поговорить!

Стол был настолько широк, что Жоре тоже пришлось вытянуть руку и лечь животом на зелёное сукно столешницы, чтобы взять телефон.

– Алло. Это я, Аристарх Кириллович, Жора. Я подумал, что погорячился, когда решил уехать из Зоны и…

– Зачем к Лёнчику приехал? – Не слушая лишнюю информацию, перебил Академик.

– Я… Я подумал, может ещё какое дело интересное будет, а то совсем закис в Москве. – Лепетал Жора.

– Откуда адрес узнал?

– Аня сказала.

– Что? – Самоуверенный голос в трубке, крякнул от неожиданности. – Когда ты её видел?

– Вчера. У неё подруга, Маша, полторы недели назад в аварию попала, Аня помогла ей выжить.

– Понятно. – Академик немного помолчал, после чего тон его изменился. – Если ты решил искать приключений на свою задницу, значит, свободное время у тебя есть. Привезёшь Лёнчика в Зону.

– Это я могу, Наверное, только хотел Леонида увидеть.

– Увидишь. Ждать выписки будешь там, в психушке, проживание и питание оплачено. Согласен?

– Я согласен, – Жора не скрывал радостно облегчения.

– Хорошо. Когда настанет время – поймёшь. Понаблюдай за Леонидом, попытайся общаться. Передай трубку главврачу.

Голос в трубке был нейтральный, равнодушный, но Жора слышал в нём другую жизнь, Посёлок Топь, новых друзей и свою грудастую надёжную Зою, по которой соскучился.

Снова распластавшись на столе, Жора передал трубку. Выслушав по телефону указания, главврач оттаяла лицом и стала Юлией Гавриловной.

– Игорь, – обратилась она к охраннику. – Отведи Георгия Владимировича в лучший номер нашей гостиницы. Питание по классу люкс, форма перемещения по территории – свободная.

– Понял, Юлия Гавриловна. А алкоголь ему можно? – Косясь на Жору, уточнил охранник.

Главврач показала крепкий кулак.

– Не больше полбутылки водки в одно рыло. Свободны!

Глава 17

Нина помогла мне довести Аню до машины. Анна еле передвигала ноги, не открывая глаз. Хавронья запрыгнула в «Лексус» сама.

– А когда приедет Толик? – с надеждой спросила Нина, когда я села за руль.

– Через час, – успокоила я. – Ты не удивляйся, что мы сбегаем. Но брат не отпустил бы меня, силой бы удержал, а мне срочно нужно посадить Аню на самолёт. К вечеру буду дома.

Перед каждым постом ГИБДД меня начинала бить мелкая дрожь. Я не сомневалась, что машину обязательно остановят и как я объясню нашу прелестную троицу?

Мой брат после аварии забрал новые вещи из багажника «Лексуса», перед тем, как отогнать его в ближайший автосервис. И теперь я ехала в куртке, плохо застиранной от крови. Левая рука в ярко-белом гипсе, лицо сильно заштукатуренное, но при ближайшем рассмотрении проступали синяки. На соседнем сидении спала Анна в соболиной жемчужной шубе стоимостью в половину той деревеньки, у которой я попала в аварию. А на заднем сидении, развалившись, посверкивала собачьим ошейником Хавронья.

Вот что бы я сказала инспекторам, объясняя дурацкую ситуацию? Но почему-то останавливали и штрафовали других, а я ехала на «зелёной волне».

До Шереметьева мы домчались за полчаса.

Поставив машину на стоянку, я живенько побежала выкупать билет.

В кассе зала аэропорта мне, к большому удивлению, выдали два билета. Оба оплаченные. Я набрала телефонный номер.

– Алло, Гена, а второй билет для кого?

– Для тебя, Маша. – Спокойный, заранее уверенный в моём решении голос. – Аня не сможет самостоятельно добраться. Ей нужно помочь. Я всё оплачу.

Я вышла из здания аэропорта, к автомобильной стоянке.

– Да нет же, Гена, это невозможно. – Я шла к машине. – У меня ЧП, у меня свинья на заднем сидении машины. Её-то куда девать?

– Какая свинья? – Голос Геннадия стал растерянным и оттого более человечным. – А-а, та, из-за которой ты вылетела в поле?

– Да. Мне её подарили.

Звук в трубке был похож одновременно на кашель и смешок.

– Выпусти свинью на волю.

Хавронья смотрела на меня через заднее стекло. С надеждой.

– Гена, бросать её нельзя. Она замёрзнет или её съедят. Аня посоветовала её взять в Посёлок.

В трубке послышался вздох.

– Тогда вези сюда.

– Не поняла. – Открыв дверцу машины, я стала трясти Анну за плечо, но она не просыпалась. Я потормошила сильнее, но не разбудила. – Гена, Аня не просыпается.

– Не удивляюсь. – Голос Геннадия снова стал правильно-дружественным, то есть «никаким». – Думаю, её сон близок к коматозному состоянию. Найми кого-нибудь в медицинском кабинете, пусть помогут перенести в самолёт. Достань из сумки Ани банковскую карту, я скину на неё денег.

На слово «деньги» мой Оранжевый голос заставил меня залезть в сумку Ани, лежащую на заднем сидении.

– Гена, пересылай побольше денег. В Москве народ балованный взятками, сумму запросят немаленькую.

В медкабинете сидел мрачный доктор лет сорока и две медсестры – помоложе и постарше. Доктор читал что-то в телефоне, медсёстры листали журналы.

– Помощь нужна. – Подойдя ближе, я выложила на стол две больничные выписки, два авиабилета и две тысячи долларов. – Хочу себя и подругу отвезти к якутскому шаману для прохождения курса нетрадиционной медицины.

Медсёстры отложили журналы и смотрели на меня с искренним интересом и пониманием. Врач радоваться не спешил.

– А проблема-то в чём? Имеете право. Даже не смотря на то… – Доктор прочитал Анин анамнез. – …Что, видимо, она спит. Да?

– Да. Она спит, – покаянно согласилась я. – Но дело не совсем в этом, дело в свинье.

Теперь всё трое смотрели на меня, с интересом. Они бы со мной особо не церемонились, если бы не деньги на столе.

– Хавронья, это свинью так зовут, она особенная. Это… – тут меня осенило. – Это оплата за наше лечение для шамана. Вы только посмотрите на неё и сразу поймёте, что она необычная. И сделать-то всего, что внести Аню, мою подругу и внести в самолёт, и уговорить экипаж пропустить Хавронью. С деньгами вопросов нет. Поможете?

– Ну, как, как, – Доктор встал и протянул мне билеты и выписки, – … не помочь больному человеку? Сейчас я выпишу вам сопровождение, а девочки… Эльвира, давай к грузчикам, у тебя быстрее получится, а ты, Юля, к экипажу…

– Я могу к трапу подъехать. У меня «Лексус» на стоянке стоит.

– «Лексус» – это хороший диагноз, впечатляет, но подъедем мы на нашем служебном транспорте. – Врач сел, спрятал деньги в карман и начал писать нужную бумагу.

* * *

Уверена, в любом аэропорту если не каждый день, то уж каждую неделю происходят и странные, и трагические, и смешные случаи. Но наша сегодняшняя посадка в самолёт останется в легендах. Она произвела сильнейшее впечатление на всех и каждого, кто соприкоснулся с транспортировкой трёх милых девушек.

Я поднималась по трапу сама, Аню поднимали на носилках, Хавронью, визжащую на всё лётное поле, затаскивали двое грузчиков. Сзади поднимался врач в белом халате и уговаривал всех не волноваться.

Проследив за обустройством Ани и Хавроньи, я села на своё место в самолёте и открыла шторку иллюминатора. Зазвонил мой телефон.

– Машка, ты когда в больницу вернёшься? Я ж беспокоюсь и за твоё здоровье, и за ГАИшников. – Толя, как всегда, что-то жевал, разговаривая со мной.

– А за них-то беспокоишься с какой радости?

– Жалко мне того инспектора, который решит содрать с тебя штраф.

– Толя, если бы я не экономила каждый рубль, мы бы ни дом не купили, ни магазин. – Уточнила я. – Ой, забыла тебе сказать, я лечу в Якутию, в посёлок Топь. Аня впала в летаргический сон и одна не долетит.

– Что? – Голос брата сорвался на дискант. – Куда ты собралась, с не заросшими рёбрами? Да тебя с самолёта снимут! У тебя же вид пострадавшей в серьёзной автоаварии.

– А вот и неправда, я уже сижу, смотрю в иллюминатор. Мне подполковник или полковник Гена для взяток выслал денег. И все взятки сработали. Я тебе из Топи позвоню. За ребёнком смотри.

– Ладно. – Брат примирительно заурчал довольным голосом. – Присмотрю и за Данькой, и за Ниной. Езжай, если нужно. Своих бросать нельзя… А Кирилл от нас съехал, и его видели в посёлке с какой-то девушкой, – тихо добавил брат. – Четыре раза.

Я ничего не ответила, боясь разреветься в голос.

Самолёт плавно взлетел над землёй. Рядом со мной в кресле спала Анна, в ногах сопела Хавронья. Стюардесса, которой я лично заплатила триста долларов, принесла одеяла и поправила ширму, отделяющая наш женский коллектив от других пассажиров.

Да уж, наша троица и здесь вызывала интерес. «Это чего же такое творится? Это же авантюра», – возмутился мой Оранжевый голос. «А всё равно другого выхода у нас нету, – запел Бирюзовый голосок. – Анечку бросать нельзя». «И чего тебе дома-то делать? – Зевнул Болотный голос. – Там сейчас будет проистекать роман между Толиком и Ниночкой, и ты будешь мешаться. И на Кирилла смотреть не придётся, душу себе рвать».