Земное счастье

– Я ее не отвергал, – возразил Дан. – Она мне ничего не предлагала.

– Прямо – да. Потому что я велел ей не слишком к тебе приставать. Я сразу понял, что у тебя другие установки, и не хотел тебя смущать. Но намеков она делала, по-моему, достаточно.

– Но я считал, что ты…

– Ради Создателя, Дан! Что за ерунда. Она ведь не женой мне была, а помощницей. Или секретаршей по-вашему. Мне никогда не пришло бы в голову мешать ей спать, с кем ей хотелось. Разве я тебе не дал добро?

– Да, но…

– Никаких но. Между прочим, я тебе даже предлагал пойти ко мне в ученики.

– Я думал, ты шутишь. Я же видел, что у тебя нет времени на гимнастические залы.

– Кевзэ не требует залов, Дан. Как и ваша йога. Разве ты не можешь делать свои асаны в этой каюте? А для кевзэ надо еще меньше. Ты знаешь, что я люблю водить машину. А помнишь, что в былые времена я ездил с водителем?

– Это же полагалось по должности.

– Мало ли кому что полагается. Не в этом дело. Просто полчаса в машине можно превратить в полчаса тренировки. Коли уж другого времени нет. Да я тебе сейчас покажу. – Он закатал рукав рубашки, подвигал пальцами, потом сказал скорее себе, чем Дану: – Пустовато, – и когда Дан переспросил: – Что, что? – пояснил весьма туманно: – Повыбрал энергию. Дай мне пару минут. Не торопишься?

– Куда мне торопиться? – удивился Дан, тогда Маран откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Прошло две-три минуты, потом он положил руку на стол и сказал:

– Смотри.

И Дан увидел, как на неподвижной, словно расслабленной руке сократилась тонкая, длинная мышца. Напряглась, окаменела, потом расслабилась, и сократилась другая. Третья. Дан смотрел во все глаза. Пройдясь по всем мышцам тыльной стороны предплечья, Маран повернул руку ладонью вверх и продолжил представление.

– Ну как? – осведомился он, убирая руку. – Конечно, с предплечьем зрелище наиболее эффектное, потому что тут много мелких мышц, но то же самое, естественно, можно проделать и с мышцами ног и вообще любыми. Сидя на этом самом диване.

– Эффектно, – согласился Дан. – Но… Как насчет главного? Или это и правда тайна?

Маран вздохнул.

– Понимаешь, Дан, об этом просто не принято говорить… Нет, конечно, это никакая не тайна. Просто не говорят. Ну хорошо. Я ведь тебе рассказывал о древнем культе мужской силы?

– И, в частности, о том, что мужчина не должен был отказывать женщинам.

– Вот-вот. А теперь задумайся над этим. Это ведь не всегда осуществимо. Считалось, что любая женщина имеет право на свою долю удовольствий. Любая, понимаешь?

– Ну и что?

– Ну и то. Что с твоим воображением, Дан? Отвлекись на минуту от своей Ники. Отключись. Ты один. Идешь по улице средневекового города, подходит к тебе женщина и говорит: «Я тебя хочу, возьми меня». Старинная формула, об этом ты, кажется, уже знаешь… Представь себе, что она похожа на Нику, Нилу, Наи, Ат, наконец. Представил? А теперь, что она напоминает… ну, например, невестку Дора, у которой вы с Никой в первое время пребывания в Бакне жили. Бесцветная, изможденная, рано постаревшая женщина, каких множество… ну вспомни Бакнию! Там и сейчас красивая женщина – редкость, не думаю, что в древности дела обстояли лучше. Теперь понял?

– Понял, – сказал Дан. – Это же… Черт возьми!

– Именно что. Вот так кевзэ и возникло. Первоначально система предназначалась как раз для того, чтобы научиться произвольно регулировать соответствующие способности и не зависеть от собственных желаний.

Дан окончательно обалдел.

– Не хочешь же ты сказать, что ты в состоянии переспать с любой женщиной, даже если она тебе физически неприятна?

– По идее, да. К счастью, сейчас не средние века, и никто от меня этого не требует.

– А тогда требовали? По-моему, этот ваш культ мужской силы – прямое порождение матриархата.

– Вполне возможно, – согласился Маран. – Итак, если ты хочешь точных формулировок, кевзэ позволяет аккумулировать энергию, перераспределять ее, направлять в сексуальную сферу усилием воли, так сказать, ну и… Да, экономить. Снизить до минимума потери. Процент превращения в тепло становится настолько мал… Ты видел, чтобы я когда-нибудь вспотел? При любой работе… Что еще? Все, наверно. А в основе лежит способность управлять мышцами и, следовательно, кровотоком. Собственно говоря, это способ регуляции энергообмена в целом. То есть, совсем не обязательно использовать свою энергию именно в этой сфере. Ты можешь с тем же успехом потратить ее на запоминание каких-то сведений или на хорошую драку. К примеру. Правда, иногда возникают трудности. Когда образуется какая-то доминанта… ну сильное чувство, скажем… энергия как бы притягивается в сферу этой доминанты, создается избыток, и это надо преодолевать, что непросто…

– Погоди. А как насчет… качества и количества?

Маран поморщился.

– Потому и об этом не принято говорить, Дан. А то школы кевзэ превратились бы в какой-то… клуб рыболовов. Все садились бы в кружок и хвастали, как и сколько. Появился бы дух соревнования…

– А то и сами соревнования, – сказал Дан с улыбкой.

– Все может быть. Знаешь, что? Ты обижаешься, что я как бы таился от тебя… Понимаешь, я не люблю эту тему. Тут вообще действует своего рода табу, как сказали бы у вас на Земле… Ты, наверно, удивляешься, почему ни разу не встречал упоминаний о кевзэ в книгах, я уж не говорю, учебников или пособий? Дело в том, что создатель системы… а по легенде ее разработал один человек, по имени которого, кстати, она и называется… создатель системы запретил делать записи и вообще выносить ее на суд публики. По традиции она передавалась устно, и традиция эта, как ни странно, сохранилась до сих пор. Как и обычай окружать систему молчанием. Возможно, именно с кевзэ и началось замалчивание этой сферы жизни в целом. В любом случае, разговоры на подобные темы у нас не ведутся в принципе, но я выношу эту болтовню еще меньше, чем другие. Объясню тебе, почему. Не знаю, обращал ли ты внимание, что в бакнианской литературе совершенно нет расписанных эротических сцен. Не то что в земной.

– Конечно, обращал. Я думал, это особенность местной морали.

– Так и есть. Просто не совсем в вашем понимании. Так вот, когда-то я написал рассказ, большую часть которого занимала одна весьма откровенная сцена. И довольный потащил его Мастеру. Мнил себя чуть ли не новатором. В оправдание скажу, что было мне тогда восемнадцать лет. По себе знаешь, чем занята голова в восемнадцать лет, одни женщины на уме. И не только на уме. Боюсь, что я несколько злоупотреблял сложившимся положением…

Он замолчал.

– Каким положением? – спросил Дан.

Маран поглядел на него чуть смущенно.

– Видишь ли, так получилось, что у меня не было недостатка в приключениях. Дело в том… Как бы тебе объяснить?..

– Можешь не объяснять. Поэт мне говорил, что за тобой бегала куча женщин.

– Вот болтун!

– А что, не так?

– Ну не то чтобы совсем не так, но… Бегал все-таки больше я, а они подманивали. Многим хотелось поучить меня уму-разуму. Красивый был мальчик. В маму. Моя мать была на редкость хороша собой, недаром отец спился после ее смерти и даже до, когда она еще лежала и умирала, он уже пьянствовал с горя… Собственно, и отец был не урод, в противном случае, мать за него не вышла бы, за грузчика, она была не из простой, хоть и обнищавшей вконец семьи, ее дед… Но речь не об этом. Так вот, принес я Мастеру рассказ, он прочел и спрашивает: «Скажи-ка, мальчуган, нет ли у тебя случайно проблем с этим делом? Видишь ли, о таких вещах обычно болтают те, у кого с этим не все в порядке.» Ты же понимаешь, я был страшно доволен собой, как все мальчишки, которые, освоив некую процедуру в ее самом элементарном варианте, уже считают себя титанами.

– Не только мальчишки, – буркнул Дан. – Большинство взрослых тоже.

– Ну это не в Бакнии… Урок был жестокий. Я схватил рассказ, разорвал на мелкие клочки и выкинул. И с тех пор… Кстати, потом он рассказал нам с Поэтом про кевзэ и дал записку к своему старому приятелю, у которого была школа, тоже своего рода знаменитость, некий Тита. Мы ходили к нему до начала войны, потом Перелом, потом Изий запретил кевзэ… Если хочешь знать, женщины Бакнии должны на меня молиться за то, что я отменил этот запрет…

– Погоди, а как в других странах? В Дернии, Латании и тому подобное? Там этим занимаются?

– В какой-то степени да. Но недавно и не поголовно. Видишь ли, придумал систему бакн, и долгие века она за пределы Бакнии не выносилась. Вроде вашей йоги. Но постепенно, конечно, с нею познакомились и другие. И однако нигде она не получила такого распространения, как на родине. Слышать о ней уже все слышали, но практикуют мало. Может, когда-нибудь, со временем… Ты же понимаешь, дернитские девочки интересовались не столько лично мной, сколько моими навыками в этой области, какой-то кретин-журналист расписал в газете мою биографию и не забыл упомянуть о кевзэ… Ну, что тебя еще интересует?

– Я бы задал тебе пару уточняющих вопросов, но уверен, что ты на них не ответишь, – вздохнул Дан. – Чтобы не устраивать клуб рыболовов здесь.

Маран усмехнулся.

– Ты прав. Не отвечу.

– Тогда перейдем к резюме. Подаю заявление.

– В рыболовный клуб? – засмеялся Маран.

– Я не шучу.

Маран задумчиво посмотрел на него.

– Учти, на это надо немало времени и упорства.

– И не болтать, это я уже понял.

– Разве ты можешь что-нибудь скрыть от Ники?.. Впрочем, я, кажется, начинаю тебя понимать… – Словно сам смущенный собственным признанием, он торопливо сказал: – Ладно, Дан. Только не сейчас, хорошо? На Земле.

– Конечно.

– А теперь поговорим о том, из-за чего я тебя позвал. Я хотел бы, чтобы ты рассказал мне о Лахе. Я имею в виду те материалы, которые ты добросовестно… я за тобой не следил, конечно, но в твоей добросовестности не сомневаюсь… изучал, когда считалось, что мы отправимся в Лах.

– Но ты ведь тоже их смотрел, – удивился Дан.

– Боюсь, что я был плохим учеником, – сказал Маран. – Открою тебе маленький секрет. Это ведь происходило в период между тем, что все считали выздоровлением, и моментом, когда я стал умирать во второй раз…

– Умирать? – переспросил Дан.

– Ну да. Хотя до реанимации тогда не дошло, но ощущение умирания было полное. Не хватает воздуха, останавливается сердце, и уходит сознание. Чего же больше?

– Больше нечего, – согласился Дан, сразу вспомнив эту «вторую смерть». Они сидели утром в столовой за завтраком, сам он уплетал за обе щеки, а Маран даже не притронулся к еде, только с усилием глотал кофе. Дан обратил внимание на его неестественную бледность тогда, когда он, оставив недопитую чашку, вдруг встал и сказал: «Пойду к себе. А лучше прямо к Индире.» «Тебе нехорошо? – спросил обеспокоенный Дан. – Проводить?» «Да нет, дойду. – Маран сделал шаг, добавил: – Наверно», Дан решил идти за ним, но вздумал допить кофе, и, пока смотрел на чашку, услышал грохот опрокинувшегося стула – Патрик, сидевший чуть дальше, сбив стул, кинулся как раз вовремя, чтобы подхватить Марана, а затем вместе с подоспевшим Даном кое-как довести до медотсека, где совершенно потерявшая голову Индира, размазывая слезы по лицу, говорила: «Ничего не понимаю, ну ничегошеньки. Три дня назад кровь была нормальная, а сегодня сосуды буквально пустые»…

– Я, кажется, догадываюсь, в чем дело, – сказал Дан. – Радиолог ведь мне потом объяснил, что чужая кровь работала не в полную силу, и у тебя все время должно было быть кислородное голодание. Но по тебе ведь никогда ничего не видно. Я подумал, что он преувеличивает. Нет?

– Нет, – сказал Маран. – Голова у меня была, как в тумане. Просто я думал, что пройдет, и старался как-то пересилить. Тем более, что узнал про бомбу. Ну и олух я! Хорош я был бы в таком виде на Торене. Повезло, что я свалился там, на станции, до того, как мы успели улететь… Словом, я плохо соображал. И почти ничего не помню.

– А что ты хочешь знать про Лах? И зачем?

– Я думаю, что Патрик прав, Дан. Периценцы наверняка тоже из нашей команды. Еще одна грань, и я хотел бы знать о ней как можно больше. Конечно, в Разведке можно будет взять все материалы и посмотреть, но я, как ты понимаешь, уже верчу в уме всякие варианты и не хочу ждать. Так что рассказывай все подряд, если случатся повторы, не страшно. Дай только закажем кофе.

Он отставил бокал с недопитым коньяком и потянулся к пульту, но не успел до того дотронуться, дверь открылась, и в каюту вкатился робот-бармен с подносом, центральное место на котором занимал термос с кофе. По большим кружкам Дан сразу понял, что заказала его Наи.

Когда Дан вернулся к себе, три женщины, уютно усевшись в кружок (он сразу вспомнил клуб рыболовов), оживленно болтали.

– Судя по вашим румяным лицам и блестящим глазам, девочки, вы обсуждаете нашего брата, – сказал он шутливо. – Продолжайте, я пойду в библиотеку.

Но Наи уже вспорхнула со своего кресла – Дана не покидало ощущение, что она то ли ходит по воздуху, то ли летает, и исчезла.

– Никогда в жизни не видела столь счастливой женщины, – сказала Ника, когда дверь за ней закрылась.

– Несколько дней назад ты утверждала прямо противоположное, – напомнил Дан, усаживаясь в угол дивана.

– Что было, то и утверждала, – сказала Ника. – В том-то и дело, наверно, нет счастья без печали. Никак не пойму, завидую я ей или сочувствую.

– Сочувствуешь? – удивился Дан. – С чего бы это?

– Так ведь произошло именно то, о чем я тебе говорила. Он ее поглотил. Растворил в себе. Она совершенно потеряла рассудок.

– В чем это выражается?

– Она говорит только о нем. Что сталось с той неприступной особой, которой ты звонил при мне перед первой экспедицией на Палевую? Куда делась гордячка, которая ни словом не выдала своих страданий, когда вы вернулись, а он остался там? Как только разговор уходил в сторону, она сразу отключалась и уплывала. Какое-то безумие!

– Почему ты так сокрушаешься? – усмехнулся Дан. – Может, если б и ты растворилась, ты была бы такой же счастливой.

– Я и так счастлива, – отрезала Ника и вдруг поглядела лукаво: – Ты же не умеешь этого, Дани.

– Чего?

– Растворять.

– Погоди, еще научусь, – пообещал Дан зловещим тоном.

– Ха-ха! Он научится. Вот умора! Ты слышишь, Дина, что он говорит? Он полагает, что этому можно научиться. Дани, радость, с этим рождаются.

– Я, пожалуй, пойду к себе, – сказала смущенная Дина.

– Не обращай внимания, – вздохнул Дан, – мы не ссоримся, мы просто шутим.

– Да, – весело подтвердила Ника и звонко чмокнула Дана в щеку. – Каждому свое.

– Я все равно пойду. Почитаю немножко, за обедом встретимся.

– Погоди, – остановил ее Дан. – Я хотел бы задать тебе пару вопросов. Насчет… Ну отношений полов. Объяснишь мне кое-что?

– Если смогу, – сказала Дина неуверенно.

– Он что, так ничего тебе и не рассказал? – возмутилась Ника.

– Рассказал. Мне просто хотелось бы представить, как это выглядит с другой стороны. Ну с женской точки зрения. Вот женщина решила себе кого-то найти, она идет, допустим, в бар и…

– Свободная женщина, – уточнила Дина. – Замужняя одна туда не пойдет, разве что ей захочется тоже… Но это не принято.

– Идти не принято? Или изменять мужу?

– Изменять. Впрочем, и жене. Правда, при Изии все расшаталось, он же запретил разводы, и все каноны поколебались. Раньше развод был простым делом, и до измен не доходило.

– Все наоборот, – сказала Ника.

– Ну идет она в бар, – напомнил Дан, – сидит, смотрит, если ей кто-то нравится, дает понять. Он может подойти, так?

– Примерно.

– А если он не идет? Она подходит сама?

– Не всегда. Это большое испытание для самолюбия. Ведь если он не реагирует, значит, она его не интересует. Надо очень уж увлечься, чтобы на это отважиться. Правда, когда женщина идет на такой шаг, большинство мужчин… Понимаешь, это оскорбление – отказать в таком случае…

– А наоборот бывает? – спросила Ника. – Когда инициативу проявляют мужчины? Или все-таки нет?

– Конечно, бывает. Хотя, наверно, реже. Но в общем-то, эти правила давно расплылись. Мы с Леем познакомились на выставке, и никто никому никаких знаков не подавал, просто случайно сошлись у одной картины, обменялись мнениями и как-то…

– А кого чаще отвергают? – полюбопытствовала Ника. – Мужчин или женщин?

– Наверно, мужчин. Правда, смотря какой мужчина… – Дина слабо улыбнулась. – Трудно представить женщину, которая отказала бы Поэту. Его же все знают в лицо. Или Марану… хоть его и не все знают, то есть теперь, наверно, уже тоже все, но и раньше… Вряд ли.

– Ну да, – сказала Ника. – При его внешности…

– Ах, – улыбнулась Дина, – внешность не играет роли… То есть играет, конечно, но не это главное.

– А что?

– Кевзэ. Высшая ступень. Существуют две ступени кевзэ. Маран владеет высшей.

– Откуда это знают женщины? – поинтересовался Дан. – Случайные женщины, которые…

– Но это же видно! По пластике. Неужели ты не обращал внимания на то, как он двигается? Не только он, все, кто дошел до высшей ступени.

– Обращал, – сказал Дан, сразу вспомнив тот вечер в Бакне, четыре года назад, когда на тропинке среди развалин вдруг разглядел схожую грацию походки Марана и Поэта. – Маран, Поэт и Дор. Я давно заметил.

– Ну вот. Ни одна женщина, которая в этом разбирается, не упустит подобного случая. А в Бакнии в этом разбираются все.

– Бедняжка Наи, – сказала Ника. – Он же будет всю жизнь ей изменять.

– Не уверена, – возразила Дина. – Хотя я почти не видела их вместе, но… Думаю, Маран сделал выбор.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну… Люди ищут и находят… Или встречают случайно, неважно. Но когда они делают выбор… так у нас говорят… они перестают искать. Они вкладывают себя в достижение гармонии. И если это получается, то им больше никого не нужно. Понимаешь? Не нужно больше никого. Потому что это неповторимо. Единственный недостаток – когда это насильственно разрушают. Тому, кто потерял партнера, очень трудно пережить. Иногда невозможно. Вот главная опасность для этой милой маленькой женщины.

Маленькой! Дан улыбнулся. Дина, которая была не выше Наи, почему-то окрестила ее маленькой.

– Опасность? – не поняла Ника.

– Да. Ведь Маран любит риск. Это у него как болезнь, и, боюсь, неизлечимая. Вспомни хотя бы переворот. Когда я увидела Марана на трибуне, я сначала подумала, что он решил нас предать, а потом, что он сумасшедший. Собственно, это безумие и было, ведь провались наша попытка, все мы могли бы скрыться. Кроме Илы и Гана, но тем терять так и так было нечего. А все остальные могли.

– Из Башни Зеленого Знамени тоже? – спросил Дан.

– Конечно. Маран дал нам все ключи. Там есть подземный ход. Мы бы ушли. А он остался бы платить за всех. Страшно представить. Совершенно безумный риск, он мог спокойно не явиться туда. И если б не получилось, исчезнуть. Не обязательно ведь победить или умереть, если есть еще выход.

– У него не было, – вступился Дан. – Ты не понимаешь. Вы не понимаете. Он жил той жизнью ради этого шанса. Другого бы уже не было. И если б он бежал, та маска, которую ему приходилось носить, прилипла бы навсегда. Он, наверно, думал, что если хотя бы заплатит за всех, это его как-то очистит. В любом случае, он не хотел больше так жить. Он устал. Если не победить, так умереть.

– Ладно, – сказала Дина, – пусть так. А недавно, когда он полез под пули, он тоже хотел победить или умереть? Когда его ждала любящая женщина.

– Он не хотел умирать, – сказал Дан. – Он хотел покончить с Мстителями. Наверняка покончить. Может, именно для того, чтобы получить право любить эту самую женщину. Оплатив свой долг перед Ланой.

– Послушать тебя, так все оправдано.

– Конечно.

– Да не слушай его, Дина, – вмешалась Ника. – Они же два сапога пара. Дан и раньше был не робкого десятка, но с тех пор, как снюхался с Мараном, стал совсем отчаянный. Ты думаешь, он случайно поперся к Марану в момент, когда ни один честный человек в Бакнии этого не сделал бы? Учуял родную душу.

– Да, – сказала Дина задумчиво, – как ни удивительно, но он понял Марана лучше, чем мы. Мы ведь поверили. Я знаю Марана со школы, с четырнадцати лет, но я почему-то поверила, что он мог так измениться. Да что я – даже Поэт! Может, в глубине души он сохранял надежду, но иногда… Для него это была трагедия, он даже сказал мне однажды, что чувствует себя так, будто у него ампутировали половину души… И все же мы думали о Маране плохо. И вот пришел Дан, свалился с неба и…

– Я сразу почувствовал в нем тайну. И страшно хотел ее разгадать.

– Ты просто хотел найти себе напарника для всяких авантюр, – сказала Ника скептически. – Чтобы в один прекрасный день где-нибудь вместе угробиться.

– Почему обязательно угробиться? – пожал плечами Дан.

– Потому что этим кончится. И что будет с нами?

– С тобой ничего не будет, – сказал Дан сердито. – Переживешь. Ты же у нас нерастворимая. Выпадешь в осадок и переживешь.

– Может, и переживу, – ощетинилась Ника. – Но при таких интересах лучше с женщинами не слишком сближаться.

– Вообще-то Маран всегда старался дистанцироваться, – заметила Дина. – Зная свою натуру. Но на этот раз он, видимо, попался сам.

– Еще как попался, – сказала Ника мстительно. – С первого взгляда! Хлеще, чем она.

– Откуда ты знаешь, что с первого? – спросил Дан. – С чего ты взяла?

– Так ведь он один раз ее и видел. До Земли.

– Она его тоже один раз видела.

– Это тебе кажется. Она же сидела на станции. И могла смотреть все материалы, которые ты отсылал. Все ваши оправданные риски и маленькие геройства прошли перед ней. Немудрено было втрескаться по уши.

– Ах вот оно что! – пробормотал Дан.

– Да, мой дорогой. Представляю, как она, наверно, боялась случайно наткнуться на какой-нибудь его роман. Она же жуткая ревнивица. Вроде тебя.

– Какой роман? У него не было времени на романы. Не говори глупостей.

– Может, и женщин не было? Просто, без романов?

– А это уже не твое дело, – рассердился Дан. – Хватит. Пошли обедать.

– Не обижайся, Дани, – сказала Ника и потерлась щекой о плечо Дана. Тот продолжал молча смотреть в потолок. Ника вздохнула. – Я же не для себя. Мне с тобой и так хорошо. Но ведь мы – самая благополучная пара среди всех, кого я знаю. А что у моих подруг? Сдается мне, мы, женщины, свободнее говорим между собой на эти темы. А может, просто ты такой стеснительный? Так вот, ты не представляешь, что творится. Хотя ты отлично знаешь, что Земля кишит импотентами, гомосексуалистами, эксгибиционистами, лесбиянками и так далее. А ведь все это – прямое следствие мужской неполноценности. Человечество больно. И вот появляется возможность его исцелить. А ты принимаешь все на собственный счет и надуваешься.

Дан повернулся на бок и снисходительно воззрился на нее.

– Неужели ты думаешь, что все сразу кинутся заниматься этой штукой? – сказал он с иронией. – Люди слишком ленивы. Они предпочтут свои бесполезные таблетки, ведь, чтобы их глотать, не надо никаких усилий. Люди вообще терпеть не могут прилагать усилия для чего бы то ни было.

– Очень жаль, – сказала Ника. – Но надежда ведь все-таки есть…

– Словом, тобой движет чистый альтруизм? – поинтересовался Дан саркастически. – Лично тебе ничего не надо?

– Ну… Возможно, и я не отказалась бы попробовать…

– Что попробовать?

Ника засмеялась.

– Понимаешь, Наи…

– Она что, рассказала вам?..

– Не все, не пугайся! Так, кое-что.

– А именно?

– Не знаю, могу ли я?.. Впрочем, она, по-моему, не делала из этого секрета. Она рассказала про первую встречу, помнишь? Оказывается, она находилась всего в получасе лета от нас. У нее там живет подружка, она ее чуть ли не выставила из дому, ну может, и не совсем так, словом, подружка уехала и оставила ей ключи. Она отправилась туда и стала думать, как же ей заполучить предмет своих мечтаний… я бы сказала даже, вожделений, но ты, мой целомудренный Дани, пожалуй, разгневаешься. Я полагаю, что в конце концов она не выдержала бы и позвонила ему сама, но, к счастью, до этого не дошло.

– Благодаря тебе, – заметил Дан.

– Может быть. Хотя, по-моему, он тоже уже дошел до точки. Ну и… Что было по эту сторону, ты знаешь. Он примчался туда, за двадцать минут, между прочим, вместо получаса, поднялся по дорожке к дому… Как я поняла, это модный дом, одна огромная комната, в которую напихано все, от шкафов до бильярдного стола и от пианино до кровати или, как сейчас принято, тахты, уж не знаю, что там конкретно. Она, естественно, караулила его, стоя на крыльце, но когда флайер сел, кинулась в дом, чтобы он, не дай бог, не подумал, будто ей совсем уж невтерпеж… – Ника рассмеялась. – Это после того, как она по «фону» уже сказала все, что могла… Он переступил порог и спросил: «Мы здесь одни?» Она только кивнула, ибо потеряла дар речи, тогда он подошел к ней и…