От мастера до начальника Главка. Воспоминания

Часть 1. Воспоминания мемуары. Киев Украина

В своих воспоминаниях, которые прежде публиковал на различных сайтах, я фактически не останавливался на своем периоде жизни до начала производственной деятельности. В связи с этим, есть желание добавить некоторые материал, который в какой-то степени оценит прошедшее время.

Родился я в городе Киеве в 1931 году. До войны, и после, в период до окончания института, я вместе с отцом и мамой, жил на улице с прежними названиями, Левашовская, Карла Либкнехта, а в настоящее время Шовковичная. Дом наш был старинный, с парадным и чёрным входом, большими многокомнатными квартирами, превращены в коммуналки, где каждая семья проживала в одной из комнат. Место это было как бы одно из центральных в городе, наша улица упиралась прямо в здание Верховной Рады, которое было построено в 1939 году. Дом наш располагался в середине квартала, и через дворы можно было выйти на улицу Банковую к заданию Центрального Комитета Компартии Украины, а ныне администрации президента Украины. Тут же во дворе находилась какая-то правительственная резиденция, расположенная за высоким забором. Рядом был великолепный Мариинский парк, знаменитый стадион Динамо. До Крещатика и "Бессарабки" было рукой подать. Из этого места я ходил до войны в первые классы, затем в школу и, наконец, в Киевский инженерно-строительный институт. На фотографии этого дома, которую я взял из интернета, теперь все балконы обустроены, а прежде они просто выходили в большой двор.

Уже в настоящее время, в 2018 году я изложил свои воспоминания об этом времени в стихах. Кстати, стихи я начал писать в старости, всего два года, 2018 и 2019-ом. Так что этот, и период жизни в эвакуации во время войны, будут в стихах.

Киев мой город, где я родился

Киев мой город, где я родился, там, годы юности ранней прошли,

И пока жив, наконец, я решился, вспомнить те дни, что быльем заросли.

Жили тогда в коммунальной квартире, Много хозяев, а кухня одна,

В гости к соседям, почти не ходили, Но, у плиты встречались всегда.

Комнатка наша имела балкончик, Он, в наш двор большой, выходил,

На улице там, на разный фасончик, Дети гуляли, брюнет и блондин.

Слева двора, за оградой огромной, Метра в четыре она высотой,

Был особняк, со службой придворной, Главных в ЦК, охраняя покой.

Жили вот так, везде равноправие, Серпа и молота скованных уз,

Всё учтено, все ваши желания, Жизнь отдавай, защищая Союз.

Помнится мне, без всяких помарок, На ёлочку дали билет проходной.

Очень обидно, конфеты в подарок, Детям таким, кто чекистам родной.

Больно и мерзко, уже первоклассник, Полный отлуп получить мне впервой.

Этот урок, не проходит напрасно, Правило жизни осталось со мной.

Помню, дружок мой, по имени Гиви, В гости к себе, тогда пригласил,

Невероятно, то, что увидел, Поверить в подобное, не было сил.

После скитаний, жития на чужбине, И в комнатушках, привычный мне быт,

Это квартира, в зеркалах и витринах, Каждый здесь угол, трофеем забит.

Здесь Telefunken с цветными огнями, Бархатный звук непрерывно вещал.

А, холодильник! Висели солями! Я с голодухи, один оторвал.

А, длинный зал, со столом для приемов, В вазе шикарной, стояли цветы.

В воображении, подобных объемов, Не сравнить жилищам моей нищеты.

Кто же такой отец друга Гиви? Откуда богатство такое пришло?

В особом отделе служил у комдива, Вагонами с фронта, гнал барахло.

Школа моя на спуске стояла, Справа внизу, Крещатик лежал,

Там дома – мертвецы выступали, Кто и когда их, неясно, взорвал.

Так получилось, развалины эти, Местом учебы стали моим.

Вместо уроков, лезли на клети, Что-то искали средь этих руин.

А, ещё, интерес вызвала, Трофейная техника этой войны.

Наша шпана, здесь дни отбывала, Детали различные были нужны.

Среди самолетов, машин для пехоты, Орудий и танков, разных мастей,

Снимали части от пулемётов, Всё разобрать старались быстрей.

Так из деталей трофейных, различных, Я усилитель мощный собрал,

И на весь двор, голос приличный, С музыкой вместе, громко звучал.

Плохо учился, дома скандалы, Надо прервать эту мрачную нить.

В Ригу меня судьба затолкала, Чтобы в мореходку там поступить.

Стать моряком, мне не пристало, Там порешили, не тот я юнец.

Деньги? Теперь, мне их хватало, только в один, рижский конец.

Киев далеко, чтобы вернуться, И без билетов, немыслимый труд.

Ближе всего, туда мне рвануться! Там, в Ленинграде, тетки живут.

И без билетов, на крыше вагона, Целую ночь, замерзая в пути,

Поезд приехал и встал у перрона. К ним лишь, осталось, быстро дойти.

Тетки, конечно, меня обласкали, Здесь, по музеям стали водить.

И всё время, они восклицали, Пора, человеком порядочным быть!

Так, я вернулся. Позор, второгодник! Сколько же можно, безумно блудить?

Но, я, продолжал, остался ведь годик, Чтоб, аттестат выпускной, получить.

Башня стоит Магдебургского права, на спуске на пляж. На нее залезал.

И, плохие слова, там, для начала, Про директора школы, нашей писал.

А, Днепр проплывать туда и обратно, На берег песчаный, с той стороны,

Было опасно и даже приятно, Что ты это можешь, не могут они.

Мариинский парк, стадион Динамо, Оркестр Симфонический по вечерам,

Всё это было, совсем рядом, И лучше, чем шастать по дворам.

Всё так и шло, но я спохватился, Ведь пора в институт поступать.

И, как прежде, никогда не учился, Школы предметы стал изучать.

Аттестат конечно серый, Но, вступительные сдал,

И уже, как парень зрелый, Я, теперь, учиться стал.

Я увлекся стальными конструкциями, И расчетами балок и ферм.

И производством этой продукции, На заводах всех сварочных схем.

В ту пору хотелось, чего-то большого, В студенческой жизни стараться достичь.

В Карпаты, на лыжах кататься, восьмого! В альплагерь "Наука"!– Участников клич.

В Киеве так моя жизнь завершалась, Не испугала и смерть упыря,

Та, что во время учёбы случилась, В этом тогда разобрались не зря.

Это в Москве, там страсти горели, Люди душили друг друга в толпе.

Мы же на это спокойно смотрели, Нам с ним прощаться не надо вообще.

Славная группа была в институте, Мы подружились на все времена.

Каждый свой путь прошел в Абсолюте, И вспоминались ребята всегда.

Орлик, Вознюк, Прилипченко, Барский, Барик, Попов, Русанова,

Гудзь, Лапин, Донской, Скрипнюк, Голимбиевский,

Их пятьдесят, но каждый был Туз.

Мир ведь большой, их судьба разбросала, В разные страны.

От всех жду привет. Кого-то в Германии, в США задержала,

Годы прошли, не счесть их сегодня, После учебы, за шестьдесят.

Каждый, кто жив, порог новогодний, Почти в девяносто, глядишь, навестят.

Мой Киев, с тобою, я связан навечно, Родные могилы, отец там и мать.

Жить рядом с ними, лучше конечно, Но, к сожалению, тому не бывать.

Москва 2018 год

Продолжение Киев Украина

Хотя, мне уже почти 90 лет, однако первый день войны помню, как будто это было вчера. На этот день, отец купил билеты на футбольный матч, и мы собирались, стать болельщиками на стадионе Динамо в городе Киеве. Рано утром, проснувшись, вышли на балкон и к нашему удивлению, откуда-то доносилось какое-то громыхание. Только позже, узнав, что война, мы поняли, это были звуки взрывов авиационных бомб. Мне было всего лишь 10 лет. События разворачивались стремительно. Через какое-то время, мы с мамой, оказались в поезде, который отправлял нас в эвакуацию. Ерунда, всего лишь на некоторые незначительное время, как нам сообщили. Поэтому из вещей, Мама взяла с собой только две маленькие подушки, и сумку с продуктами. Первое испытания произошли уже к утру следующего дня. Гром, огонь, взрывающихся бомб, визг летящих самолетов бомбардировщиков. Первый жуткий страх. Мама вытащила меня из вагона, мы вместе притаились где-то в придорожной канаве. Затем долгие годы лишений на чужбине. Пункт куда нас окончательно определили, был город Благовещенск в Башкирии. Жили мы в простом деревенском доме, как эвакуированные у женщины владелицы этого дома. У неё был большой огород, вниз по склону, он вёл к таким же домам, а дальше к огромному озеру. Это озеро существует, и поныне и прекрасно видно на фотографии, которую я взял из интернета и разместил в заглавии. Жили очень бедно. Помню, что даже собирали очистки от картошки, которые варили, и затем употребляли в пищу. Отец первых дней войны ушёл на фронт, мать в Благовещенске работала на каком-то военным заводе. Я учился в школе. В памяти остались некоторые события той жизни. Поездки на лесозаготовки. Американские студебекеры. В один из дней, я пришел к дворовому приятелю, который жил в таком же деревенском доме. С улицы, я встал на завалинку, общался с ним через открытое окно. Вдруг этот парень, достал откуда-то ружьё, ствол направил прямо мне в лицо. Я не предполагал ничего необычного, спокойно смотрел. Прошло некоторое время, раздался оглушительный выстрел, меня отбросило на землю, лицо горело, страшно болели глаза. Повезло, я жив, ружьё заряжено одним порохом. Спасать глаза увезли в Уфу. Всё вроде бы обошлось, однако после этого случая, появилась значительная близорукость, а с возрастом, многочисленные операции на глазах. Мелкие синие пятнышки на лице, как от татуировки, постепенно исчезли.

Нам мальчишкам 11-12 лет, как и многочисленным другим жителям нашего города, хотелось участвовать в общественной жизни, помогать фронту. В это время сообщалось, что отдельными колхозниками, приобретались для фронта даже истребители. Среди населения собирались деньги для помощи фронту. Я вместе со своим школьным другом где-то стырили металлический лом, продали его на рынке, и внесли в помощь фронту сто рублей.

Первый год войны, нам пришло сообщение, что отец попал в окружение. В этот период денег по так называемому аттестату нам не перечисляли. Жить было очень тяжело. В окружении нас другим людям и семьям часто приходили похоронки с фронта. Мы с мамой всё время были в напряжении, думая о том, Окончание войны я встретил в городе Оренбурге, куда как-то нас забросила судьба. Помню Оренбургский улицы, крутой спуск к Реке. Огромный рынок, где какими-то поделками торговали эвакуированные артисты. Музыкальный театр располагался рядом.

Объявление окончания войны, я вместе с огромной толпой, слушал на площади перед областным комитетом партии. Почему-то там, я был один без матери. В Киев мы вернулись в 1946 году.

Познал я давно

Познал я давно ужас войны, тогда был совсем мальчишкой,

Свист пуль и бомбежки были в пути, И всё это не понаслышке.

Метание по разным в России местам, Эвакуации голодные годы,

И жизнь деревни по птичьим правам, От аттестата, с фронта, доходы.

И пороха запах познал в лицо, От выстрела идиота,

Спасло, только то, что без свинцов, Был ствол заряжен, не на охоту.

И Мать осталась без средств, Уехав, с пустыми руками,

И не было ни на что сесть, И ватник на рост, с рукавами.

И нету вестей от отца, А он там, попал в окружение,

Мы ждали письма, с дрожью лица, Приход, похоронки в сообщении.

С тех пор не могу о войне, Не вспоминать с отвращением,

Политикам, кому она, на уме, За войны, проклятье и мщение.

5 мая 2018

Часть 2. Казань

Заканчивая свой жизненный путь, пройден 80 летний рубеж, меня волновал один и тот же вопрос. Почему общество и власть всегда ставят производителей, а в настоящее время бизнес на второстепенные позиции. Более того считают эти секторы деятельности состоящими из нечестных людей, отхватывающих кусок у всех остальных, очень стремящихся жить на халяву.

На мой взгляд, это страшно несправедливо. Хотелось бы, чтобы будущие поколения, ну хотя бы на уровне моих правнуков дожили до того времени, когда эти понятия поменяются местами. Тогда страна преобразится, рванет вперед и соскочит со своего позорного места по многим показателям, по которым мы плетемся, где-то за бедными африканскими странами.

Прежде нами как бы руководили партийные органы. Хотя на самом деле не руководили, а делали вид, что руководят! Противоречия шли от самых верхов. Это я лично наблюдал, когда в Нижнекамск приезжал пред Совмином СССР Алексей Николаевич Косыгин. Наблюдал, когда часто бывал на различных «Коврах» районных, городских и впоследствии, на Старой площади в Москве (ЦК). В настоящее время наблюдаешь, как одни и те же министры заседают ежедневно, то у премьера, то у президента. Когда же они работают? Сам знаю, из опыта заседаний коллегий Министерств, будучи членом коллегии, насколько неэффективны эти многолюдные многочасовые заседания. Исполнительная власть должна быть одна. Двоевластие крайне неэффективно. Об этом говорит международный исторический опыт и наша пресловутая вертикаль. Где Россия и где США? На всех уровнях нужна свобода в принятии решений и одновременно высокая ответственность за их выполнение. Ни дело, когда местные органы власти не опираются на свои собственные финансовые ресурсы, которые должны бы формироваться за счет собираемых на этой территории части налогов, живут с «протянутой рукой» и совершенно не заинтересованы в развитии. Это все корни того отношения к бизнесу, которое сформировано у нас. Бизнес не только не должен, а обязан участвовать в политической жизни. Только в этом случае будет происходить развитие и созидание. И наконец, категорически нельзя людей делить по национальному признаку. Бывают умные и дураки, образованные и безграмотные, талантливые и тупые, способные и бездеятельные люди. Насколько эффективно они работают, зависит от той среды, в которой они находятся, от системы управления принятой на вооружение. Практика многих стран красноречиво говорит об этом. Турция развивается с темпами 9% в год, а соседние мусульманские страны только успешно совершают религиозные поклоны и стоят на месте. Южная и Северная Кореи, где мне пришлось бывать, отличатся как небо и земля, а люди то одной национальности.

Послевоенное развитие Японии, Германии, в которые привнесли свои правила американцы просто немыслимо для нашего восприятия. Только там, где настоящая демократия, рыночные и либеральные правила, возможно, сильное мощное государство, поддерживаемое своими согражданами. Я был рыночных, либеральных взглядов всю жизнь, и с этим уйду.

В политике я демократ, но на производстве нет. На производстве, как в армии авторитарная власть, жесткая дисциплина, а широкие дебаты среди специалистов, возможны только до принятия решения.

На самом деле только бизнес создает добавочную стоимость, благодаря которой и существуют все остальные, развивается социальная сфера, увеличиваются зарплаты у бюджетников, это следует вдалбливать в сознание каждого гражданина от последнего «мента» до губернатора. Производить! Производить все! И только производить, а остальное приложиться. Об этом говорят немыслимые результаты развития Китая. Буквально, за 30 каких-то лет Китай превращается во вторую Великую державу. Это все происходило на моих глазах. В те годы 30 летней давности, я тогда работал начальником главка в Минвостокстрое, включая телевизор по нашу сторону Амура, я поражался китайским передачам с рекламой продукции производимой в Китае. А теперь все, что покупаешь в Москве, все Китайское. Как хочется хотя бы, что – то русское! Но ничего нет, извините даже трусов и женских лифчиков. Так будет всегда, пока не изменится власть. Противоестественно, когда страной управляет «жандармское управление» Даже при власти КПСС, председатель КГБ был только лишь одним из членов политбюро. Не тому они научены, чтобы созидать. Их профессия развести, проследить, доложить, использовать бесконтрольные денежные ресурсы. Надеюсь, что исторически вскоре это все – таки изменится, очень надеюсь!

Гелий Уралов

Жизненный путь

Уралов Гелий Иосифович, родился в 1931 г в Киеве.

Я никогда не был убежденным приверженцем коммунистической идеи. Всегда с большим недоверием относился к власти и ее официальным представителям. Достаточно рассказать о том, как в институте я на объединенном факультетском занятии, во главе группы таких же сорванцов, приветствовал генерала руководителя военной кафедры. Вместо того чтобы во весь голос кричать

 –Здравия желаем товарищ генерал! – орали мы,

– пошел туда-то товарищ генерал!

 Это сходило в общем хоре. Однако армейскую службу я прошел, и воспоминания об этом времени остались положительными.

Но в реальной жизни я осознал, что власть есть власть. И хотя в этой власти, в чём я лично убедился, много подонков, ей следует пользоваться. Власти всегда требуются какие-то результаты, и вот тогда–то ей и требуются специалисты, способные делать реальные дела.

Казань.

 В Казань я попал после окончания киевского инженерно-строительного института, по распределению в 1954 году. В то время действовали правила, по которым ты должен был обязательно отработать на том месте, куда тебя распределили в течение трех лет. Если же ты срываешься с этого места, то тебя могли на законных основаниях привлечь к уголовной ответственности и дать срок. Так произошло с моим приятелем Леонидом, который приехал вместе со мной, уехал раньше и, затем получил срок исправительных работ. Мои родители были беднейшими интеллигентами, и смогли снабдить меня в дорогу только тонким байковым одеялом и зеленой трофейной немецкой солдатской шинелью. Пришлось самостоятельно пробивать себе дорогу в жизни. Меня распределили в проектную организацию оборонного ведомства в Казани, где я познакомился с Аней, и мы поженились. Это состоялось 29 февраля 1956 года. Свадьбы не было, так, как я в этот день уезжал в Москву в попытке получить направление на строительство Братской ГЭС. Я был романтиком.

На Братскую ГЭС

В проектном институте, где мы работали, проектировались простейшие сооружения. Много объектов шло по реконструкции. Предварительно производились натурные обмеры, по которым составлялись чертежи. В общем, ничего интересного. А я, как и все молодые люди мечтал о чём–то грандиозном завершении. Но здесь и близко такого не светило. А в это время в стране осуществлялись крупные проекты. В газетах и по радио шла информация о великих комсомольских стройках в Сибири и на Дальнем Востоке. Хотелось каких – то свершений, и я загорелся желанием уехать на комсомольскую стройку. Просто уехать было нельзя. Следовало отработать срок в 3 года. Для увольнения требовался официальный перевод из одного ведомства в другое. Наша контора проходила по ведомству боеприпасов. Мы занимались проектами по производству пороха. Всё решала партия. И я начал писать письма в ЦК с просьбой помочь мне попасть на строительство Братской ГЭС. Прошло некоторое время, и в мою контору пришло указание направить меня в командировку в Москву к такому – то дню и часу на прием в ЦК. В письме говорилось, что пропуск будет заказан, следует обращаться в бюро пропусков. Мне выписали командировку, и я уехал. Мы уже прежде ездили в наш головной институт в Москву. В Казани был его филиал. Я приехал, устроился у знакомой женщины Юшиной, которая сдавала комнату на Таганке для наших командированных сотрудников. В назначенное время, получив пропуск в бюро, я направился к подъезду на Старой площади, указанному в пропуске. В настоящее время эти здания занимает администрация Президента. В проходе стояли два офицера с «гебешными» синими погонами. Один из них внимательнейшим образом просматривал, предъявленные мною документы. Вдруг, второй совершенно неожиданно гаркнул:

–Оружие есть?!

Я чуть не упал от неожиданности. Какое оружие? Откуда. Немного придя в себя, я промямлил,

– нет.

 Меня пропустили. В дальнейшем по моей работе много раз приходилось бывать в этом здании, но таких вопросов больше не задавали.

Я поднялся на соответствующий этаж, нашел по табличкам номер комнаты и вошел в приемную. Как я теперь понимаю этот человек, к которому я пришел, был шишкой не ниже ранга заместителя начальника отдела ЦК. У инструкторов не было приемных с техническими секретарями. Позже я предположил, что мое письмо о переводе на комсомольскую стройку, очевидно, попало к партийному чиновнику очень высокого ранга и в порядке работы с «письмами трудящихся» было перенаправлено ниже по инстанции. В приёмной сравнительно молодая женщина выслушала меня, сказала,

– Подождите, пожалуйста, – и вошла в кабинет с табличкой на двери «Гиоргадзе Н.Н.»

Через минуту она вышла, и пригласила меня войти. В кабинете за большим письменным столом сидел человек лет пятидесяти, лысоватый, но с чёрными волосами там, где они еще оставались. Стол был абсолютно свободным, от каких-либо бумаг и, лишь справа от хозяина кабинета на столе, стояла большая карандашница с множеством остро заточенных карандашей разных цветов.

– Здравствуйте, – начал, было, я.

– Да, да! Я знаю, садитесь.

Он открыл ящик, достал бумагу и спросил,

–– А, почему, собственно вы хотите уйти от нас?

Очевидно, имелась в виду эта оборонная отрасль. Я с горячностью что–то стал объяснять, говоря о величии строек и, что мне очень хочется в них принимать участие и всё такое. Через некоторое время, не дослушав мою пламенную речь до конца, он поднял трубку, позвонил куда –то и сказал,

 –к вам подойдет молодой человек Уралов. Хочет работать на Братской ГЭС. Направьте его.

Он положил трубку и, обратился ко мне.

– Мой секретарь объяснит вам, куда следует обратиться.

Это был звонок в Госкомитет по энергетике (в будущем Минэнерго), где мне опять пришлось пройти через кордоны бюро пропусков и оказаться у тех служб, которые решают подобные вопросы. Мне предложили прийти на следующий день. Когда я пришел в этой кадровой службе мне сообщили, что непосредственно на стройке молодые специалисты не нужны, но вот в Гидропроекте формируют группу рабочего проектирования, которая будет работать в Братске, и в эту организацию вас могут взять. Признаться, я не очень был в восторге. Хотелось попасть на саму ГЭС. Но все – таки это было что–то совсем рядом и не шло в сравнении с проектированием мелких зданий, обвалованных земляным бруствером, на случай взрыва пороха. Я согласился. Меня направили в Гидропроект. В то далёкое время, конечно, я не предполагал, что пройдет каких – то 20 лет, и я буду работать в этом же здании в министерстве энергетики. Через несколько дней я был зачислен в московский институт (тогда это называлось управление) и уже здесь в Москве начал работать в группе проектирования этого института. В это время в Казани меня ждала Аня, мы только официально поженились. Я начал хлопотать об её переводе. Было два варианта решения этого вопроса. Первый ей просто уволится и приехать ко мне. Работу ей здесь также бы предоставили. Второй официальный вызов, который предполагал выплату подъемных, оплату за переезд и другие льготы, предусмотренные действующим в то время трудовым законодательством. Я хлопотал по второму варианту. Это было естественным, так как у нас не было источников пополнения собственного бюджета для переездов. Время шло в ожидании. Я ходил на работу в Гидропроект.

Однажды попросили зайти в отдел кадров. Пришёл и сообщили, что следует немедленно вернуться в Казань на прежнее место работы и, что из Гидропроекта меня увольняют.

С 1957 г. Всесоюзный проектно– изыскательский и научно–исследовательский институт «Гидропроект» имени С. Я. Жука. В 1965—1968 годах для института построено 27–этажное здание, расположенное в Москве на развилке Ленинградского и Волоколамского шоссе. Авторы проекта, архитекторы Г. Яковлев и Н. Джаванширова, главный конструктор В. Ханджи.

Мои способности как конструктора вполне устраивали руководителя группы проектирования, куда меня определили. Всё было нормально, но в один из дней меня уволили. В недоумении я начал расспрашивать, в чём дело? Мне кратко сообщили, что поступило указание из ЦК. Я был ошеломлен. Позвонил Ане. Она рассказала, что вызывал директор – Кондратенко и заявил, что ничего у вас не выйдет. Меня вернут. А если он вдруг задумает удрать, мы его осудим. Получит срок. Позже я выяснил, что после того, как на Аню пришел вызов для перевода на работу в Москву в проектный институт Минэнерго, директор нашего ГСПИ в Казани, возмутился и начал везде по инстанциям хлопотать о том, чтобы меня немедленно вернули обратно. Он утверждал, что я всех обманул и вместо того, чтобы переехать в дальние края на комсомольскую стройку устроился работать в Москве. Подтверждение вызов на его жену Уралову А.В. И это действительно было так, меня приняли на работу в Москву. Только несколько позже я и сам сообразил, что это был выигрыш по лотерейному билету жить, и работать в Москве. Но у меня и в мыслях такого не было, я был наивным и непрактичным молодым человеком. В то время, да и поныне получить прописку в Москве было чрезвычайно сложно. Москва была лимитным городом для въезда, в который требовалось целый ряд условий и обстоятельств. Другой на моём месте тихонько бы перевез свою жену и помахал бы издалека ручкой своим благодетелям из провинциальной Казани. Нужно было быть более сообразительным. Пришлось вернуться. Директор нашей конторы Кондратенко, торжествовал. Своими действиями по отношению ко мне, а затем и к моему сокурснику Алексею Артамонову, которому присудили срок исправительных работ за отъезд, в Киев, без согласия. Директор показал своему окружению, и подчиненным насколько он властный и государственный в кавычках человек и заботится о сохранении своих кадров. У меня и Алексея это вызвало естественно противоположную реакцию. Ни дня не оставаться в этой конторе! Но на этом еще не все было закончено. В один из дней, после моего возвращения из Москвы объявили, что через некоторое время состоится заседание комитета комсомола нашего института совместно с выездным заседанием райкома комсомола. Меня пригласили на это заседание. На повестке дня заслушивался вопрос непристойного поведения комсомольца Уралова, который обманным путем хотел покинуть свою работу и устроиться в Москве из корыстных личных побуждений. Заседание вел приличный сдержанный парень из механического отдела нашего института. Особенно свирепствовало какая – то райкомовская комсомольская сучка, которая чуть ли ни взламывая руки, взахлеб рассказывала об этой истории, стыдила, и выговаривала что– то мне.