Кукольный Театр

– Хоть мы и являемся наивысшим звеном эволюции, нужно ограничивать влияние на природу, ведь мы живём лишь благодаря ней. Нужно садить деревья и стремиться не к количеству городов, обработанных земель и дорог, а к их качеству, – человек говорил монотонно, как будто в сотый раз проговаривая то, что только что сказал. Он вздохнул, как после исполненной цели.

– А зачем нужна философия? – спросил водитель. Терентий задумался.

– Чтобы отвечать на важнейшие вопросы.

– А если они уже даны или нет возможности ответить?

– Извините, я утомился беседой. Вы, если вам надо, уверен, сможете сами ответить на свои вопросы. Прошу меня простить – после молчания длинною в несколько минут сказал мыслитель и, сделав задумчивое лицо, снова повернулся к окну, перед этим посмотрев на людей, толпящихся у картин.

Матвей отошёл от своего собеседника и пошёл к выходу из комнаты.

“ Как здорово, что я даже немного, но поговорил с таким человеком!” – мужчина ещё раз подумал о разговоре и его охватило неприятное чувство, как после того, как купил что-то на рынке, а оказалось, что можно было купить то же самое в магазине, и было бы дешевле и качественнее.

Водитель шёл по галерее с множеством голосов, жужжащих вокруг картин знакомого художника, но самого творца не было:

– Он хотел показать борьбу человечества и природы! Ты ничего не понимаешь! Корабль олицетворяет людей, а волны – стихии.

– Нет, это ты ничего не понимаешь! На самом деле Касьянов хотел здесь показать борьбу старого с новым. Старое – волны, а новое – корабль.

Матвей улыбнулся и прошёл чуть дальше, где громко говорили ещё двое человек.

– Эта бабочка выглядит крайне спокойно, несмотря на то, что горит город. Город специально показан вдалеке, потому что автор так говорит нам о том, что мы всего лишь временные гости в этом мире и что природа всё переживёт.

– Да, я с вами полностью согласен. Но может быть это автопортрет? Я слышал, что деятелям искусства нужно быть над всем человеческим, и природным, чтобы видеть всё со стороны. Может он в бабочке заключил себя?

– А вы очень умны для своего возраста. Ваша гипотеза вполне может быть верной.

– Вы видели ту, с пятью мазками?

– Да, это просто шедевр: так много смысла и так всё компактно!

– Об этом и хотел вам сказать! Как же далеко шагнуло современное искусство!

– Это точно, и в наше время есть творцы. Пойдёмте к следующей картине? Я видел, что там нарисована черепаха в аквариуме, смотрящая в космос.

– Как здорово, этот Касьянов точно гений! Он так точно передал стремление Земного к Великому. А аквариум – зона комфорта, которую так сложно покинуть.

– Я даже не думал, что это можно изобразить так, как много гениальности. Хочу как можно быстрее посмотреть на то полотно поближе, нам нужно непременно подойти.

– Что же, пойдёмте.

Девушка в красном, всё это время держащаяся в толпе, вышла из-за спины двух говорящих людей и последовала за Матвеем, который скрылся, выйдя в помещение, наполненное светом.

ГЛАВА 3

Вынырнув из полумрака галереи, мужчина прищурился и приослеп от яркого света, льющегося отовсюду. Когда зрение окончательно к нему вернулось, Матвей заметил, что Эстер и Валерия не было, хотя, как казалось, они были настроены ждать.

Гость услышал смех слева от себя и, казалось, этот смех принадлежал больше карикатурному противному персонажу из мультика, нежели человеку. Матвей обернулся и увидел двух юношей, стоящих у стола с закусками. На них красовались дорогие импортные костюмы, выделяющиеся среди всех остальных необычным цветом: тот, что принадлежал человеку слева, был жёлтым, больше напоминающим тёмно-золотистый, другой же – зелёным, цвета болота. Водитель медленно, издалека кивнув, подошёл к людям.

– Здравствуйте, извините вы не знаете где Валерий и Эстер?

– А что такое? Она, наверное, тебе приглянулась и убежала? – человек в золотистом усмехнулся.

– Нет, он, наверное, даже побоялся к ней подойти, а имя где-то услышал, – подхватил второй.

– Ничего, она та ещё бабочка, если ты понимаешь о чём я. Не удержится от того, чтобы не отведать новой пыльцы. Поверь, она ещё обязательно даст о себе знать.

– Ага, а потом прибежит её братец, начитавшийся сказок о чести, которых даже не понял, и начнёт говорить, что ты виноват во всём, а она просто невинное дитя и жертва порывов юности.

– Но не будем о грустном, как тебе вино? Ты такое в жизни не попробуешь. На, держи, – парень в жёлтом костюме протянул бокал с напитком, дразнившем аромат гостя ещё со времени его прихода.

– Спасибо, – поблагодарил Матвей и взял бокал, после чего сделал шаг назад и почти развернулся, – простите, мне пора.

– Стой, куда же ты? – посерьёзнел человек в зелёном, – мы знаем где они, – мужчина повернулся обратно.

– В последний раз, когда я их видел, они шли на второй этаж, в столовую, скорее всего. Жалко тебя, конечно. Живёшь, среди обычного русского мужика, думаешь, как обычный русский мужик. В России такие пирушки, как эта – одни из немногих вещей, которые не через одно место получаются, но ты, обычно, высший свет не посещаешь, да и в Европе не побываешь, чтобы сравнить и увидеть то, как всё должно быть. Запоминай, пока можешь, и веселись.

Матвей кивнул головой и, нахмурившись, направился к большой мраморной лестнице, уходящей на второй этаж. Её поручни были идеально гладкими и чистыми, а ходить по широким ступеням, накрытым красным ковром, было одно удовольствие. Завораживающая мелодия пианино слышалась всё громче, наполняя сердце мужчины желанием прикоснуться к витающим в воздухе звукам. Гость посмотрел на предложенный ему бокал, который он до сих пор держал в руке. Вино внутри сделалось каким-то неприятным на вид и запах, и мужчина аккуратно поставил его на поручень, так и не притронувшись губами. Парни в разноцветных костюмах, стоящие внизу, болтали и смеялись, со снисхождением смотря на проходящих мимо людей. Они так и не выходили из головы, продолжая звенеть и там.

“Какие-то русские иностранцы, ничего в них нет родного. Сироты душевные, – думал мужчина, – пусть и езжают отсюда, раз им так не нравится. Нечего другим втирать всякое…”

Хоть Матвей и недолюбливал действующую власть, он защищал и любил душевную организацию людей, живущих с ним под одним небом; настолько любил, что и дурные вещи казались родными и неотъемлемыми. Самим небом, к слову, он был очарован ещё с детства: от всех этих необъятных просторов, переливающихся чудесными цветами, всегда веяло чем-то красивым и простым, но, в то же время, неподвластным человеку.

Перед мужчиной возникла огромнейшая комната с длинным овальным столом, полностью заставленным едой и напитками. Сверху нависал громоздкий золочёный канделябр, с настоящими свечами. Матвей вдруг понял, что хочет есть, и, после долгих минут борьбы со стеснением, попросив прощения, взял со стола бутерброд с икрой.

– Здравствуйте, Матвей. Меня зовут Регина Фиск, я крёстная мать Господина Вендиторского и родная мать двух оболтусов, которых вы могли встретить внизу. Вы уж простите, если они вас чем-то обидели, они, можно сказать, не местные: с детства за границей учились, а сюда только на праздники приезжали, и то не всегда, ох. Простите меня, старую женщину, все мысли о том, как бы они поладили с кем-то кроме друг друга. Их ведь ни там не принимают, ни здесь. Ох, простите ещё раз, вам, должно быть, не интересно обо всём этом слушать.

– Да нет, мне не сложно, для меня здесь всё ново и интересно.

– Это хорошо, вам очень повезло, потому что я с детства росла в такой обстановке, как эта, и знаю абсолютно все порядки. Если вам что-то будет нужно, только спросите.

– Спасибо большое, конечно, я обращусь, если что. Спасибо.

– Будьте очень внимательны, смотрите, чтобы вас не вплели в какую-нибудь интригу, тут все, как акулы, слетаются на вкус крови. Хочу с вами поделиться кое-чем, по секрету: чтобы выжить в подобных местах, вам нельзя никому доверять, это во-первых. А во-вторых, нужно научиться идеально лгать, понимаете? Чем чаще и убедительнее вы здесь лжёте, тем больше вас уважают и боятся обманывать. Уметь лгать и не поддаваться обману – необходимые качества в нашем мире, без которых успех в любой отрасли невозможен, запомните, – Матвей кивнул.

– Ах, вот вы где! Регина, позвольте, я украду гостя, он, наверное, утомился от бесконечных разговоров, я обязательно вам его верну, но чуть позже, – Эстер, появившаяся внезапно, взяла мужчину под локоть, и потянула за собой, удаляясь от возмущающейся женщины.

– Я вас искала, где вы были? – спросила девушка, глядя на Матвея своими большими глазами, и лёд в них таял.

– Я познакомился с некоторыми людьми.

– И всё? Я думала у вас целое приключение случилось.

– Случилось, но это больше личное. Простите.

– Ладно, я поняла, – Эстер опустила взгляд, а затем снова подняла его, с блеском внутри, – давайте перейдём на “ты”.

– Давайте. Ой, давай. Простите. Ой, – Матвей покраснел, – давайте, пожалуйста, продолжим на “вы”.

– Ничего, такое бывает с непривычки. Мы можем общаться так, как тебе будет удобнее – девушка улыбнулась, – расскажите, что вы любите? – двое медленно вошли в общий просторный зал, где за инструментом сидел волшебник, наполняющий воздух магией, не принимаемой большинством присутствующих. Несмотря на шум разговоров и движений вокруг, всё существо пианиста было направлено на извлечение звуков, сливающихся в нечто невероятное, кружащее по всему дому, в то время как для остальных музыка была лишь фоном.

– Люблю ездить по ночному городу, снег, когда он не попадает в глаза или на еду, а ещё чай, – Матвей замялся, чувствуя, что надо упомянуть жену и то, как он её любит, – Зелёный чай, – закончил он.

“Я ведь не собираюсь с ней ничего заводить, а про Катю ей знать необязательно. Это её не касается.” – оправдал себя мужчина, но внутри скреблись не кошки, а цербер, пробивающийся наружу, сквозь железную стену, стоящую перед совестью.

– А вы что любите?

– Музыку, цветы, особенно розы, сладкое и…мужчин, – закончила Эстер полушёпотом, – скоро начнётся танец, пожалуйста, будьте моим партнёром.

– Я плохо танцую, я, наверное, не лучший партнёр для вас.

– Ничего, просто двигайтесь вместе со мной, мы можем пойти куда-нибудь в самый уголок, чтобы никто не видел.

– Извините, я не танцую…

– Если не станцуете, это будет оскорблением владельцу дома.

– Но я же могу извиниться, тем более что он уже нашёл телефон и, скорее всего, меня ищет.

– Не все обиды можно искупить извинениями, но я его не видела, ну же, станцуйте, один танец, я больше не прошу, – девушка улыбнулась и началась медленная, громкая музыка. Гость вздохнул, из последних сил усмиряя совесть, и последовал за Эстер в дальний конец зала.

– Положи руки мне на талию, не бойся, она не колючая. Да, вот так, – девушка обняла плечи мужчины, и они начали медленно кружиться. Музыка нарастала, и, хоть двое кружились на самом краю зала, все взгляды были прикованы к ним. Эстер прижалась ближе к Матвею, так, что своими модельными, слегка пухлыми красными губами почти касалась его уха.

– У меня к вам есть одна маленькая просьба, – прошептала она. У мужчины пробежали мурашки, и он слегка отстранился.

– Я слушаю.

– Не сейчас, чуть попозже, – девушка легла на плечо Матвея.

Музыка, после своего пика, раздавалась всё тише и тише, Эстер вырвалась из рук Матвея, не далеко, и медленно начала крениться в бок, собираясь упасть. Мужчина тут же подскочил к ней и поймал.

– Поцелуйте меня, – открыв глаза, нежно произнесла девушка. Музыка вновь достигла пика, и была ещё громче, чем в прошлый раз. А люди становились тише и внимательней.

– Нет, – ответил мужчина, – я люблю свою жену, она меня ждёт. Мне нужно срочно идти, – Матвей разжал руки и, выбежав, оставив Эстер на полу в полулежащем, рыдающем состоянии. Вокруг неё тут же собрались люди.

Матвей сбежал вниз по лестнице, проскользив рукой по перилам и задев поставленный ранее стакан с вином. Раздался звон бьющегося хрусталя, и гость на секунду остановился, обернувшись.

“Нет, – подумал он, – нет времени и сил”. Мужчина побежал дальше, к гардеробу, минуя десятки непонимающих взглядов и гогот двоих людей в пёстрых одеждах. В гардеробе, на лавочке, лежала его куртка, а чуть дальше стоял рюкзак, рядом с лакеем, рассматривающим платье, вытащенное из него.

– Хорошее, – сказал он и понёс к себе в помещение.

– Стой, паршивый старикан! – крикнул Матвей, в первый раз за вечер узнав свой настоящий голос и вырвав заветную ткань из рук пожилого вора. Мужчина занёс свой большой и тяжёлый кулак над его головой, старик зажмурился, а открыв глаза обнаружил, что рядом нет ни рюкзака, ни куртки, ни гостя, а сверху раздавался крик брата Эстер.

ГЛАВА 4

Мужчина распахнул двери, и просыпающееся солнце сразу же налилось в его глаза, и свежий воздух наполнил лёгкие. Двое охранников, как большие коты, спали, свернувшись клубочком. Матвей сел на лестницу, чтобы перевести дыхание и закрыл лицо руками.

“Что мне теперь делать?” – думал он, сжимая свои грубые, чёрные волосы. Мужчина убрал руки от лица и посмотрел перед собой. Бесконечно красивый рассвет гладил его по голове, Матвей глубоко вдохнул, – “Нет, не могут такие вещи быть заперты в фотоаппарате, книге или на холсте. Это что-то такое, чему тесно в искусстве, и тем оно и прельщает, что свободно. А мы хотим эту свободу укротить. Только ты сейчас меня понимаешь, небо!”

Дверь снова скрипнула, и мужчина почувствовал, как кто-то сел рядом, на ту же ступеньку.

– Здравствуйте, должен вам сказать, что вы оскорбили своими действиями Эстер, она плачет.

– Простите, я не хотел, понимаете, у меня жена…

– Ничего, я вас не корю, я просто донёс до вас, чтобы вы были в курсе. Но не волнуйтесь, огорчение и обида ничего не стоят, если их основная цель заключается в том, чтобы вызвать сострадание со стороны окружающих.

Мужчина повернулся и увидел перед собой того самого музыканта, который наполнял музыкой весь вечер. Двое смотрели на восходящее солнце и молчали, слушая лишь трели просыпающихся птиц и мирное посапывание охранников. Матвей увидел проступающую сквозь снег траву и сжал её, обнимая ладонью. Но пальцы встретили пластиковые, неестественные волокна, водитель одёрнул руку. Музыкант усмехнулся.

– Я тоже так в первый раз попался. Искусственная, иронично, правда?

– А вы не похожи на обитателей дома, – мужчина улыбнулся, смотря на солнце, через секунду ответив:

– Я задолжал за квартиру и пришлось продать моё старое пианино, чтобы расплатиться. Потом я пошёл играть в торговый центр, потому что не хотел терять мастерства. Там как раз шёл Господин Вендиторский, и он пригласил меня поиграть на нескольких вечерах, за очень хорошую плату. Сейчас уже последний раз, когда я выступаю здесь. Сегодня мне дадут деньги, указанные в нашем контракте, и я смогу купить себе хорошее пианино, ещё и остаться должно на пару месяцев аренды.

Дверь балкона сверху распахнулась, слышался шум голосов, и заплаканная Эстер с потёкшей тушью наполовину свесилась с него.

– Прошу вернитесь! Я люблю вас, Матвей! – девушка всхлипнула. – Я не смогу без вас!

Пианист повернулся к водителю:

– Когда я закончил играть одну композицию, я слышал, как она прибегала к подругам, кажется, когда вы уже были несколько минут здесь, и спорила с ними на то, что вы захотите поцеловать её.

– Какая разница? – шепнул Матвей. – У меня же жена дома.

– Если вы не вернётесь, я сброшусь! – крикнула Эстер, под оханья людей, стоящих за ней.

Мужчина посмотрел на музыканта.

– Ничего не ставлю, но мне кажется, она не прыгнет. Слишком любит себя, а какие же представления, без главного актёра? – Матвей подумал и кивнул.

– Ты не слышишь? Я прям сброшусь! – водитель молчал.

– Хотите? – пианист достал бутылку хорошо знакомого мужчине шампанского, которое он любил брать по праздникам.

– Чертовски! – чуть не рассмеявшись от неожиданности сказал водитель.

Музыкант приставил бутылку к себе, и, с помощью всего одного усилия, откупорил ёмкость. Пробка вылетела, и пена празднично потекла из горлышка.

Внутри дома раздался треск и визги, вперемешку с топотом множества ног.

– Галерея горит! Кто-то поджёг все картины! – то и дело раздавалось из разных углов.

– Можете пожалуйста дать позвонить? – быстро, пока все не выбежали на улицу, спросил Матвей.

– Конечно, держите, – пианист сразу же вытащил и дал телефон.

Пошли гудки, двое человек успели сделать пару глотков шампанского, перед тем, как ответил грубый мужской голос, которому Матвей очень обрадовался. Когда эвакуатор был заказан, мужчины встали.

– Спасибо большое за всё, до свидания, – попрощался водитель.

– До встречи – сказал музыкант и закрепил слова рукопожатием.

ГЛАВА 5

По приезде эвакуатора, оказалось, что поломка машины может быть исправлена прямо на месте, с помощью инструментов и деталей бригады, а обойдётся это дешевле, чем ремонт и эвакуация. Речь и повадки рабочих наполняли дыхание Матвея радостью.

– Михалыч, у тебя штука эта есть?

– Какая?

– Ну такая, которая зонт.

– Лямбда-зонт что ли?

– Да, он. Тут просто кусок сломался у него.

– Держи, – один рабочий кинул другому деталь, – а ключ нужен? А то как ты его этовать будешь?

– Нужен, кидай, только аккуратно, чтоб мне по морде не прилетело, – двое рассмеялись, водитель тоже улыбнулся.

Через час мужчина уже подъехал к дому и припарковался. Матвей вытащил ключ из машины и посмотрел в зеркало заднего вида. Два пластырь на лбу напоминал о ночном происшествии. Мужчина, поморщившись, отодрал его и выбросил в урну, стоящую рядом с машиной.

Из-за двери в комнату доносился манящий аромат уюта и семейной жизни. Матвею ещё раз стало тошно.

“И как я мог с самого начала колебаться?” – мужчина чуть не заплакал, но сдержал слёзы и открыл дверь.

На подоконнике, прижавшись к окну, сидела его жена, с каштановыми лохматыми волосами и подтёкшей тушью.

– Милый, – ахунла она и поставила кружку, спустившись сама, – Я так волновалась? Где ты был?

– Машина заглохла, телефон разрядился и…

– Что случилось? – спросила девушка, подойдя очень близко, заметив рану и следы веток на лице мужа. Янтарём своих глаз она обнимала его так крепко, как только может. Матвей чувствовал это и то, как она смотрела, он смотрел так же, и в их взглядах были миллионы искренних признаний.

– Я заплутал, дорогая, – cказал он, собираясь вытащить из-за спины платье, которое вёз с особым трепетом на годовщину их свадьбы, но девушка прыгнула, прижавшись к мужу всем телом, обнимая его за шею и трогая руками спину и волосы, чтобы убедиться, что всё по-настоящему. Он тоже её крепко обнял, и боль на сердце сменилась счастьем, его губы сами произнесли:

– Я очень тебя люблю.

– И я тебя, – отвечала жена, прижимаясь ещё крепче.

А где-то в России пахло хвоёй и зимой.