Полная версия
Меч, подобный распятью
Нося тяжелые грузы, Дик мимоходом успевал подметить устройство лагеря и оценить издалека мощные укрепления, на которых пока еще развевались знамена ислама. Он еще не очень хорошо разбирался в фортификации, но тем не менее понял, насколько сильна крепость, которую им предстояло захватить. Высокие стены Птолемаиды отбрасывали на равнину тень. Они погубили немало отважных рыцарей, решившихся штурмовать их: равнина забирала тела, а тень души… – но это иллюзии, поэтический бред пылкого воображения Ричарда, а город, тем не менее, и вправду был хорошо укреплен, и уже много крестоносцев погибло в бесплодных штурмах, предпринятых, чтобы овладеть Акрой.
Лагерь христиан располагался на вершинах холмов, обступающих город. Крестоносцы вырыли рвы и возвели стены, так укрепившись, что осада Птолемаиды стала напоминать поединок двух крепостей, соревнующихся в мощи. Таково было внешнее впечатление. Внутри, за стенами, христианский стан походил на довольно крупное средневековое поселение, где имелись жилища и склады, кузницы и пивные, налажены были различные ремесла, обслуживающие потребности крестоносцев. Помимо воинов здесь находились жены и дети многих из них, сюда стекались, привлекаемые жаждой наживы, армяне и евреи, торгующие всем на свете и дающие деньги в долг. Их дома нередко громились воинами Господа, но избежавшие этой участи составляли здесь неплохие состояния.
Все это замечал Ричард, гадая, сколько же еще продлится осада.
День прошел в тяжелой работе, изматывающей и лишающей сил. Ночью было душно, и сон не принес облегчения крестоносцам. А наутро звук трубы и набата разбудил их чуть свет, возвестив, что мусульмане пошли на приступ.
Дик вскочил с грубой постели. Он еще не полностью проснулся и, не до конца понимая происходящее, с трудом натянул кольчугу и с мечом наголо побежал к стенам, куда спешили другие рыцари, готовые отражать атаку. Там уже текла кровь. Сарацины лезли на стену. Они ставили осадные лестницы и взбирались по ним, чтобы тут же упасть вниз, пронзенные стрелами крестоносцев, но на смену им поднимались другие, в еще большем количестве, и уже несколько христиан погибло от их мечей.
Бой завязался жаркий. Напор мусульман был неожиданным и стремительным, потеснив крестоносцев, они устремились на галереи, рубя стоящих там арбалетчиков и скидывая их в ров. Казалось, еще мгновение – и воины Саладина ворвутся в лагерь. Тогда на защиту стены поднялся отряд рыцарей, с которыми был Дик. С бесстрашием и упорством, достойным войти в легенды, они атаковали стену, уже занятую сарацинами, и, штурмуя изнутри собственную крепость, невзирая на ранения и потери, выбили мусульман с этого участка и, укрепившись здесь, стали отталкивать лестницы, по которым лезли враги. Сюда поднялись и новые арбалетчики взамен убитых и стали стрелять в наступающих. Рыцари растянулись по стене так, что сравнительно небольшим количеством могли останавливать напирающих мусульман. Стойкость крестоносцев и ярость сарацин – Запад и Восток схлестнулись здесь словно вода с огнем, безжалостно уничтожая друг друга.
В пылу боя Ричард не осознавал происходящее. Одолев нескольких мусульман, он приготовился встретить следующих, взбирающихся по лестнице и скалящих на него зубы. Они были уже близко. В этот момент осознание вдруг вернулось к Дику. Ему стало страшно. Ричард находился за тысячи миль от дома на узкой стене, на которую лезли враги, стремящиеся убить его словно бездомного пса, он был один среди людей, которых не знал и даже никогда не видел до вчерашнего дня, и каждое мгновение мог погибнуть. Сарацины выкрикивали что-то на непонятном гортанном языке. Ричард не понимал: проклятия то были или молитвы. Один за другим погибали и падали соратники Дика. Темная волна страха захлестнула его, желание бросить оружие и бежать пересиливало все, но, собрав волю и мужество и крепче стиснув рукоятку меча, он не сделал ни шагу назад. Ричард стоял на стене один на фоне ясного неба, по которому мчались рваные, словно изрубленные плащи, облака, и видел, как толпа мусульман наступает на крепость подобно приливу. Прошлая жизнь Дика, оставшаяся на далеком покинутом берегу, прошла перед ним в те минуты. Осознание, что жил он легко и беззаботно, что имел все, что нужно было иметь, и что, возможно, теперь придется погибнуть здесь, в Палестине, на этой стене и в эту секунду, стиснуло сердце так, что стало трудно дышать… Отчаяние наполнило душу… Но Ричард Корнелий лишь крепче сжимал меч, и уже в следующее мгновение свежий порыв ветра сорвал с него эти мысли и, отогнав прочь, разметал в клочья, а Дик, увернувшись от взмаха меча, столкнул со стены еще одного врага.
Бой продолжался, и свежее подкрепление крестоносцев поднялось на стены. Рядом с Ричардом теперь рубился его приятель Бан.
Постепенно ряды мусульман начинали редеть. Атака захлебнулась, и, не имея сил продолжать наступление, сарацины бежали от крепости. Над окрестностями прогудел горн, возвещая победу. Дик вытирал с лица капли пота и крови, Бан вложил меч в ножны.
Спустившись со стен, Ричард и Бан встретили своих друзей, защищавших другой участок. Их вид красноречиво говорил, что и они побывали в жестокой битве: левая рука Джефферсона была перевязана, Джек, к счастью не раненный, от усталости и волнений с трудом держался на ногах, зато у Артура была всего лишь слегка оцарапана щека, хотя он и сражался только что, не жалея себя и проявляя чудеса отваги. Бэртон с горькой усмешкой оглядел приятелей.
– Ну вот, друзья, мы и прибыли в Палестину, – сказал он.
III. Сарацинская танцовщица
Святая земля встретила их немилосердно, и чего же ждать, коль они пришли сюда как завоеватели. Почва ценит пахаря и не любит, когда ее удобряют кровью. Крестоносцы были жестоки, но не был мирным земледельцем и Саладин, и рассказы о его исключительном великодушии в большей степени часть легенд, овевающих его имя. В те дни многострадальная страна Иисуса Христа сотрясалась от грома грандиозных сражений и звона мечей, от топота копыт несущейся в атаку кавалерии, стонала от плача мусульманских и христианских женщин и детей, лишенных защиты и крова, полыхала пламенем пожаров, обращающих в пепел волшебные города Востока…
Солнце стояло высоко. Дик точил меч, сидя у стены лагеря на большом камне. От укреплений падала тень, и здесь можно было укрыться от палящих лучей. Джек где-то бродил, Бан спал, а Артур Бэртон ел финики, стоя неподалеку. Рыцари отдыхали после утренней битвы.
– Сегодня мы хорошо проучили сарацин, – сказал подошедший к ним Гарольд. Он уже год сражался под Акрой и пережил под ее стенами многое, друзья познакомились с ним вчера. Это был крепкий парень невысокого роста, коренастый и плотный, неповоротливый, зато меткий стрелок.
– Погибло много мусульман, – продолжил он, – но и наших немало.
– Крестоносцы попадают в рай, – сказал Бэртон.
– Истинно так, – перекрестившись, согласился Гарольд.
Повисло молчание, каждый погрузился в свои мысли.
– А я вот думаю, – внезапно промолвил Дик, отложив меч, – сколько людей сегодня убито, и крещеных, и мусульман, а зачем? Мы убиваем именем Господа, но разве этому учил Христос?
– Честно говоря, – согласился с ним Артур, – ты прав, Ричард. И я не уверен, угодны ли крестоносцы Христу, а войны Саладина – Аллаху. И мы, и мусульмане на этой войне по большому счету просто убийцы, которые думают, что знают, ради чего убивать. Но у меня свои причины быть здесь и обагрять меч кровью, так что я, наверное, не ищу спасения и даже не знаю, действительно есть ли Бог… Меня больше интересуют политика и свои личные цели в Святой земле.
– Вы не верите в Бога и в Царствие Небесное? – удивленно переспросил Гарольд. – Впрочем, чему я удивляюсь – вы молоды, не так давно я и сам был таким же. Когда-то и я думал, как вы, Бэртон, и я не был верующим. Но трагические события, крайне тяжелые для меня, заставили меня уверовать. Вот как это случилось…
Вздохнув, Гарольд начал рассказ.
– Вас, Бэртон, интересуют политика и личные счеты, вы злопамятны и тщеславны, не надо смотреть на меня так, считайте, что я пошутил… в общем, политика и личные счеты… У каждого свои грехи, и ваши еще не самые худшие… Послушайте мою историю… Когда-то в Европе у меня были дом, жена и маленькая дочь. Но это не радовало меня в ту пору. Больше всего на свете меня привлекало богатство и игра. Я был алчен до золота, как дьявол до душ. Правдами и неправдами я наживал состояния и был бы очень богат, если бы не проигрывал все в кости. И случилось так, что однажды, то ли спьяну, то ли в запальчивости, я проиграл евреям жену и дочь, и они продали их в рабство. Их продали за мои игорные долги… Когда, проснувшись на следующее утро, я осознал произошедшее, в моей душе все перевернулось. Раскаяние и ярость, смешиваясь с глухим отчаянием, душили меня. Я до полусмерти избил еврея-ростовщика, но легче мне, понятно, не стало. Тогда я был уверен, что Бога действительно нет, раз он мог допустить такое. Я пил, слал проклятия небу и богохульствовал, но вдруг неожиданно понял, что Господь просто не мог больше терпеть совершаемые мною бесчинства и таким образом преподал мне урок, показав мне мои пороки. Осознание совершенных грехов далось мне тяжело, но в этот момент я почувствовал облегчение, я знал, как теперь надо действовать. Я роздал все, что у меня еще оставалось, нищим и каялся у Распятья… Бог милостив, наверное, он простил меня – от евреев я узнал, что семья моя жива и находится в Акре. Я стал крестоносцем и приехал сюда, чтоб спасти их и, в искупление за свои грехи, помочь освобождению Палестины, потому что это угодно Богу. Я жду не дождусь, когда мы сравняем этот проклятый город с землей и мои жена и дочь станут свободны, и Бог, видимо, помогает мне в этом. В любой самой страшной битве я остаюсь невредим. А если я не освобожу семью, то прав ты, Артур, и Бога нет, и все мы просто убийцы! Но я все же верю, что он существует.
– А ты, Дик, как думаешь? – спросил Бэртон.
– Я никогда не хотел убивать, – сказал Ричард, – и в крестовый поход меня повела любовь, а не вера. Но, может быть, я для того и поехал в Святую землю, чтобы узнать, есть ли Бог…
К этому было нечего добавить. История Гарольда, рассказанная им с таким чувством и искренностью, произвела впечатление на друзей. Артур продолжал есть финики. Он расправлялся с ними не хуже, чем с сарацинами, и, казалось, это занятие полностью поглотило его, но по лицу Бэртона было видно, что он думает о чем-то другом.
– Предлагаю вот что, – сказал Артур, и в его глазах появился задорный блеск, – выясним сегодня, существует ли Бог – попытаемся спасти семью Гарольда.
– Как ты это себе представляешь? – усомнился Дик.
– Да легко, – пояснил Бэртон, – допросим евреев, где содержится жена Гарольда, раз они знают, что она в Акре, под покровом ночи перелезем, как ассасины, через стену, перережем глотки нескольким часовым, взломаем дверь и выведем их на свободу. Вот и все.
– У нас есть много шансов погибнуть, – заметил Ричард.
– А у нас их всегда немало – мы же на войне, – возразил Гарольд. – Давайте рискнем, если это, конечно, вам нужно… – неуверенно закончил он.
– Нужно, наверное, – сказал Артур, – хоть я из вас единственный однозначно не верующий, но один продолжаю думать о добрых делах.
– Вообще-то, давайте попробуем, – согласился Дик.
– Значит, решено, – радостно произнес Гарольд, – ночью лезем в эту проклятую Акру. Спасибо, друзья!
Он ушел. Бэртон доедал финики. Дик продолжил точить свой меч.
– Да, Ричард, – задумчиво сказал Артур, глядя Гарольду вслед, – у нас действительно есть все шансы не вернуться живыми. Это ж надо было такое выдумать – втроем идти в Акру, притом ради совершенно чужих людей… И чего я такой хороший? Сам придумал и самому страшно. Ладно, пойду к девкам…
Ричард остался у стены, он почти доточил клинок. В это время проснулся Бан, все это время спавший неподалеку, положив под голову камень, обернутый плащом, чтобы было помягче. Он заспанно озирался, чувствуя, что, пока он спал, произошло что-то важное, но еще не знал, что.
– Что я пропустил, Дик? – спросил он, протирая глаза.
– Да так, ничего, – рассеянно ответил Ричард, – просто вечерняя прогулка, хочешь, пошли с нами.
– А… ладно, пойду, – сказал Бан и продолжил спать.
Когда побережье окутал таинственный мрак восточной ночи и на небо высыпали звезды, несколько теней промелькнули к выходу из лагеря и, выйдя за ворота, растворились в густой темноте. Ночь выдалась ясная, но безлунная, что было на руку Ричарду с товарищами. Идя освещенные светом звезд, они старались производить как можно меньше шума, чтоб не привлечь внимание часовых, выставленных сарацинами на стенах города.
Когда друзья прошли уже с полдороги, Бан, по-прежнему знающий только про какую-то странную вечернюю прогулку, начал сомневаться.
– Так куда мы все же идем? – наконец поинтересовался он.
– В Акру, – просто ответил Бэртон.
– Что?! – воскликнул Бан.
Но разворачиваться и идти назад было уже поздно, кроме того, Бан не мог бросить друзей. Отчаянно ругаясь про себя, он не сказал больше ни слова до самой крепости и даже не спросил, зачем они идут туда.
В темноте Акра медленно надвигалась на них, с каждым шагом становясь ближе. Восточные звезды, по которым когда-то гадали халдейские маги, холодно искрились над городом, освещая крепость серебристым мерцанием. Добравшись до мощных стен Птолемаиды, рыцари спрятались в их тени и стали готовиться к штурму.
С собой они принесли длинные прочные веревки, к концам которых были привязаны стальные крюки. С их помощью крестоносцы собирались проникнуть в крепость. Размахнувшись посильней, рыцари забросили их на стены. Ричарду удалось зацепить свой, но крюк Артура соскользнул, резко лязгнув по камням.
– Замрите все! Тихо! – полушепотом крикнул Гарольд. Они вжались в жесткую стену, молясь, чтобы часовые не услышали шума. В напряженном ожидании прошло несколько минут, но кажется, в этот раз обошлось и их не заметили. Прицелившись получше, Бэртон вновь бросил веревку. Теперь получилось, и крюк зацепился за зубья стены.
– Лезем! – сказал Артур, устремляясь вперед.
Друзья последовали за ним. Сперва на стену поднялись Артур и Гарольд, затем Ричард и Бан, все еще продолжавший делать вид, что не знает их.
Крестоносцам повезло, дозорных здесь не было. То ли они небрежно оставили пост, то ли сил гарнизона уже не хватало на то, чтобы обеспечивать надлежащую оборону города. Рыцари перебросили веревки с внешней стороны укреплений внутрь крепости и, спустившись по ним, оказались в Акре.
Уже несколько лет христиане не ступали за эти стены. В ночном городе, изможденном длительной осадой, было тихо и пусто. Все люди, наверное, спали, только мыши сидели на некоторых подоконниках и тоскливо таращились в темноту.
– Ну, вот она и Акра, – вполголоса воскликнул Артур, – мы первые крестоносцы, ступившие сюда со времен падения Иерусалима, и, видит Бог, это только начало, но как бы там дальше ни было, первыми здесь побывали мы!
Ричард Корнелий смотрел на город. Он не слушал, что говорит Бэртон, его взгляд блуждал по темным кривым улицам и слепым окнам зданий. Они были в Птолемаиде. Отважное предприятие нравилось Дику, ощущение опасности и подвига будоражило кровь, но Ричард нервничал: вдруг придется убивать спящих… Он бы этого не хотел.
Рыцари, крадучись, шли по темным улицам восточного города. Днем в минувшие времена здесь было шумно и многолюдно, торговцы зазывали народ к своему товару, воры и мошенники промышляли среди прохожих, уличные музыканты показывали представления и играли на лютнях, а дешевые женщины предлагали любовь. Теперь же все было не так. Лишь камешки шуршали под сапогами идущих по пустым улицам крестоносцев.
Они не знали наверняка, что ищут. Пленники могли находиться где угодно. Евреи сказали, что скорее всего они содержатся у коменданта крепости. Купец, торговавший ранее в Акре, рассказал, что коменданту принадлежит большой построенный из самана дом, стоящий возле трех оливковых деревьев. И теперь рыцари следовали за этим размытым ориентиром, плутая во мраке птолемаидского лабиринта.
Бестолковые кривые улочки петляли между домами. Бродя среди бесконечных глухих стен, кое-где соединенных причудливыми арками, крестоносцы сворачивали в темные переулки, оканчивающиеся тупиками.
– Три оливковых дерева! – шепотом произнес Бэртон. – Это все равно что в Европе сказать: «Дом стоит на зеленой траве!..» – в этот момент Артур споткнулся и чуть не упал. – Проклятье!.. – пробормотал он. – Нам их ни за что не отыскать!
– Давайте разделимся, – предложил Ричард, – так мы вернее найдем, что нужно.
– Неплохая идея, – согласился Бэртон, – вы с Гарольдом идете направо, а я и Бан пойдем прямо.
На перекрестке друзья разошлись. Теперь их было по двое против всех сарацин Акры.
Артур и Бан пробирались убогими узкими переулками, где ранее, наверное, селилась местная беднота. Здесь стояли маленькие невзрачные дома с заколоченными оконцами. Неожиданно за углом раздались голоса, говорящие по-арабски. Значит, дозорные все же были. Голоса приближались, кажется, говорящих было не меньше трех. Не раздумывая, Бэртон бросился в узкий простенок между домами, затащив за собой Бана, в надежде, что темнота скроет их. Четверо дозорных шли мимо, о чем-то переговариваясь. Вдруг один из них остановился возле того места, где спрятались Артур и Бан. Рыцари замерли, стараясь даже не дышать, Бэртон сжал рукоять кинжала, приготовившись нанести удар. Но, к счастью, этого не потребовалось, постояв мгновение, сарацин поправил меч у пояса и пошел за своими товарищами.
– Пронесло, – сказал Бан, вытирая со лба выступивший холодный пот.
– Пойдем за ними, – предложил Артур, – раз мы все равно не знаем, куда идти, может, они куда-нибудь выведут.
Это показалось им лучше, чем бродить наугад. Выбравшись из простенка, крестоносцы осторожно пошли за мусульманами. Пройдя квартал, они увидели, как четверка вошла в приземистое здание, в окнах которого горел свет. Возле дома росло три каких-то дерева.
– Гляди-ка, Бан, – толкнул приятеля Бэртон, указывая в сторону здания, – три оливковых дерева! Нам, похоже, сюда.
Рыцари подошли к дому и, осторожно открыв дверь, вошли за дозорными…
После темноты улицы яркий свет неожиданно ударил в глаза. Словно по волшебству они вдруг оказались в освещенном светильниками и масляными лампами зале, где сарацины, опьяненные гашишем, играли в кости и курили кальяны. Посередине на роскошном персидском ковре танцевала черноволосая красавица в полупрозрачном восточном наряде, не скрывающем прелести ее тела. Девушке подыгрывали на лютнях, и мягкая пластика ее движений завораживала чарующей таинственностью восточной ночи.
– Бэртон, – воскликнул Бан, – это же были финиковые деревья, а не оливковые! Бежим!
Но было поздно. Сарацины обернулись к ним…
***
В это время Гарольд и Дик все еще бродили по улицам Акры. Они уже устали плутать в темноте и начали сомневаться в успехе вылазки.
– В этом городе столько домов и столько деревьев, – сказал Гарольд, – что, кажется, мы никогда не найдем нужный.
– Рано отчаиваться, – подбодрил его Дик, – просто так мы все равно не уйдем отсюда, мне кажется, сейчас нужно свернуть направо.
Рыцари протиснулись в узкий проем между домами и оказались на длинной унылой улице, посреди которой в земле зиял старый колодец. Застройка здесь выглядела основательнее, чем в других частях города, дома были больше и прочнее на вид. В одном из них в окошке под крышей горел огонек.
– Гляди, – сказал Ричард, – там кто-то не спит…
Гарольд посмотрел, куда указывал Дик. Окно светилось в большом двухэтажном здании, сделанном из самана. В самом доме не было ничего примечательного, и друзья прошли бы мимо, но рядом с ним Гарольд вдруг увидел, к своей радости, оливковые деревья, слабо шелестевшие на ночном ветерке.
– Это же тот дом с деревьями, о котором говорили евреи, – воскликнул Гарольд. – Дик, мы нашли его, вперед! – он устремился на штурм, но Ричард остановил его:
– Нам говорили про три дерева, а здесь только два…
Действительно, было так. Гарольд тихо взвыл от досады.
– И правда, – сказал он, – какая подлая насмешка судьбы… Что ж, пойдем дальше…
Они миновали еще два квартала.
– Скоро начнет светать… – начал Дик.
– Надо возвращаться, – мрачно подтвердил Гарольд.
И вдруг друзья буквально наткнулись на ограду неприметного домика, возле саманных стен которого росли три оливковых дерева. Все сошлось, только дом был заброшен и, кажется, пуст.
– Неужели он? – с сомнением произнес Гарольд.
Рыцари перелезли невысокий забор и направились к дому. Вблизи стало ясно, что жилище точно было покинутым. Над выломанными порожками на одной петле болталась открытая дверь. Внутри оказалось темно и пыльно. Среди хлама, валяющегося на полу, Ричард заметил огарок свечи и, чиркнув огнивом, запалил его. Тени, кривляющиеся как демоны, заплясали по стенам.
– Здесь никого нет, – сказал Дик, – пойдем…
Но Гарольд не слушал его, что-то разглядывая в углу.
– Что там? – спросил Дик, подойдя, и тут же все понял сам.
На полу, среди пятен крови, лежал женский платок. Присев, Ричард отыскал возле него маленький крестик.
– Нет! – воскликнул Гарольд. – Сарацины убили их! – он тяжело осел на пол.
Ричард не знал, что сказать и как утешить Гарольда, поэтому просто молча поднял его и повел к выходу. Дик не предполагал, что у их отважного предприятия может оказаться такой печальный итог. В горькой скорби рыцари шли обратно по безмолвным улицам Акры.
Проходя мимо дома с двумя деревьями, который Гарольд поначалу принял за тот, что они искали, он с тоской посмотрел на огонек, горящий в окошке.
– Если бы только… – начал он и вдруг плашмя растянулся посреди дороги. В темноте крестоносец не заметил какой-то поваленный ствол, лежащий поперек улицы, и, споткнувшись об него, упал. Поднявшись, Гарольд зло пнул его и собирался идти дальше, но Ричард почему-то не двигался с места, задумчиво глядя на лежащее дерево.
– Гарольд, – сказал он, – а ведь перед нами третья олива возле этого дома, просто упавшая, но еще недавно она росла рядом с теми двумя…
Гарольд потрясенно посмотрел на товарища, поняв, что тот имеет в виду.
– Ты думаешь?.. – начал он, но, не договорив, рванулся к дверям, на ходу выхватывая клинок. Дик поспешил за ним.
Выбив дверь и с порога ударив мечами вооруженного охранника, крестоносцы ворвались внутрь. Перед ними предстала довольно большая, но обшарпанная комната, у дальней стены которой на полу спали несколько человек. К великой радости Гарольда, это оказались его жена и дочь и с ними еще одна женщина. Христианские пленники помещались на первом этаже и выполняли в доме обязанности прислуги. На втором этаже находились спальни сарацин, оттуда доносился храп, и мусульман можно было застать врасплох, но крестоносцы не стали убивать спящих. Рыцари повели освобожденных пленников к выходу. Проходя мимо убитого охранника, Ричард старался ступать осторожней, чтоб не запачкать кровью своих сапог.
На улице Дик наконец рассмотрел спасенных. Жена Гарольда была худенькой темноволосой женщиной с усталым изможденным лицом, сохранившим тем не менее следы былой привлекательности. Злоключения, выпавшие на ее долю, заставили поблекнуть ее красоту, но раньше она, наверное, считалась очень приятной женщиной. Вторая выглядела уже почти старушкой. Дочери Гарольда было лет девять.
Дик с грустью смотрел на них. В этот миг он, возможно, впервые задумался о превратностях жизни, войны и любви… Но сейчас нельзя было терять время, необходимо было выбираться из Акры.
Крестоносцы миновали уже полдороги до крепостной стены, где они оставили веревки, как вдруг Ричард остановился:
– А где же Артур и Бан? – воскликнул он.
Спасая пленных, Дик и Гарольд совсем забыли о своих товарищах, и неизвестно было, что с ними теперь и где они.
– Нельзя бросать их в Акре, – сказал Дик, – возможно, они попали в беду.
Гарольд молчал и внутренне малодушничал, он хотел поскорее покинуть город. Ричард почувствовал это, но понял Гарольда и не осудил его, спасение семьи было для него важнее, кроме того речь шла о женщинах и ребенке…
– Выводи их из Акры, – сказал Гарольду Дик, – а я найду наших друзей. Так будет и правильней и лучше. Встретимся в лагере.
Не дожидаясь ответа, Дик развернулся и побежал в темноту, вновь в сердце старой Птолемаиды.
***
На пороге сарацинского притона стояли плечом к плечу два христианских рыцаря. Обескураженные и сбитые с толку тем, что оказались в таком месте, они замерли под взглядами обернувшихся к ним мусульман. Бан потянулся к рукояти меча, но Бэртон незаметно остановил его, наступив на ногу. На секунду повисла звенящая тишина. Сарацины выжидающе смотрели на крестоносцев…
Артур Бэртон неплохо говорил по-арабски, и это спасло рыцарей. Он громко поприветствовал присутствующих на их языке и добавил еще несколько слов, значение которых Бан не знал. Сарацины что-то ответили и, потеряв интерес к вошедшим, вернулись к кальянам, игре и музыке.