Гранд Опера́

Я спал. И видел сны о том, как приглашаю президента посетить совершенно бесплатное мероприятие, посвящённое тяжёлой атлетике, а если он придёт со своей женой – то получит президентский подарок. Отдохните от выборов, приходите тестировать мебель. Вы сможете сами убедиться в её первоклассном качестве, да-да, господин президент. Я приводил аргумент за аргументом. Он угрожал мне; говорил мне, что бы я не тратил ни его, ни своё время впустую. Но я не сдавался.

И затем, я просыпался. Это происходило в тот самый момент, когда президент должен был послать по моему следу наёмных убийц; или же дать мне свой адрес и подтвердить своё согласие. Я стал тем же, чем была моя работа.

Месяц я готовился к новому энерджи. Я просыпался, шел на работу, приходил, выпивал, засыпал и считал с закрытыми глазами не овец, а согласия. Мне не столько нужно было это пиво, сколько нужна была победа. И наконец, когда настало время, когда на весь офис заиграла громко музыка и мне пришлось встать со стула, чтобы начать танцевать, при этом делать согласия – я побил все свои прежние рекорды и сделал девять согласий за час. За день всего: тридцать восемь. Это был триумф. Ни один опер из моей команды столько сделать не смог. Как раз в этот же день я должен был забрать свою зарплату.

С пачкой денег и ящиком пива в руках, я сказал своему тренеру, что завтра на работу не приду. И послезавтра тоже. И ещё несколько дней.

– Ты же знаешь, что должен меня предупреждать об этом хотя бы за несколько дней, если у тебя нет уважительной причины. И как мне тебя отпустить?!

– Знаю, – кивнул я, – но у меня есть уважительная причина. И не одна.

– Что ещё за причины?

– Я буду болен.

– И чем же это?

– Счастьем.

Она тяжело вздохнула.

– Не думай, что ты первый у меня такой счастливчик. Ладно. Хорошо. Но только возвращайся потом живым – такие опера как ты нужны мне. Они – сокровище моей команды. И я не позволю им умереть так легко.

– Разве я так важен?

– А ты знаешь, что благодаря таким как ты, наша команда стала второй лучшей в стране? Наш средний показатель: три и четырнадцать в час. А показатель лучшей команды «Гранда» – три и сорок восемь в час. Раньше, я и представить не могла, что мы на такое способны, ведь у нас в команде есть и новички, для которых одно согласие в час – большая радость. Поэтому, постарайся не умереть от этого твоего «счастья»; и вернуться обратно.

– Не волнуйтесь. Уж я-то – постараюсь.

Раньше: у меня был только мой голос. Теперь: у меня есть ящик пива, «котлета» и первая в жизни уважительная причина устроить вакханалию на славу.

Я снова встретился со всеми своими старыми друзьями. Я сказал им, что у меня «котлета» + ящик пива. Через час, даже самые несговорчивые были у меня дома. Многие из них пришли за долгами; но меня это нисколько не смущало. Я – был на высоте.

Мы собрались вечером, чтобы выпить всё пиво и вспомнить старые времена. Пиво, само собой, было далеко не единственным пунктом в нашей винной карте. Часа два мы сидели мирно. Зато каким было это время: ведь когда ещё взрослому человеку удастся сердечно поговорить о том, что было и о том, что будет?! И услышать на всё ответы таких же взрослых, уважаемых людей. Но всему этому суждено было продлиться недолго. Когда мы стали достаточно пьяными, а значит, откровенно честными – мы вышли на улицу.

Изначально, в наши планы входило просто весело и задушевно провести время – и ничего больше. Но стоило только нашим носам отведать свежего воздуха, смешанного пополам с угарным газом – всем нам без слов стала ясна наша истинная цель. А именно: не вредить никому; одновременно с этим, навредить всем. Мы не держали личного зла ни на кого. Мы были злы на всех; на всех, кроме друг друга.

Без лишних слов, мы решили украсть и продать фонарь; и забор неподалёку от моего дома, ограждавший путь на забытый всеми, кроме последних хроников, пустырь.

Сначала один подымался в перчатках на самую вершину фонарного столба – хорошо, что они недостаточно высокие, что после падения с них не будет серьёзных последствий. С помощью ножа, острого, как чувство юмора Господа, он перерезает все кабели и вынимает лампочку из фонаря. Обычно, после этого вся улица остаётся без внешнего освещения. Затем, минут через пять, массивными ударами кувалд нам удавалось свалить фонарный столб на землю. А затем: мы собирали все провода, до которых только могли дотянуться.

Мы знали: даже услышав грохот падающего фонаря и обнаружив исчезновение света по всей улице – полицейские нашего района всё равно заявятся не скоро. В худшем случае: они приедут на чей-нибудь вызов. Но вероятность этого была крайне мала. Весь город давно махнул рукой на наш район. И мы могли делать здесь, что угодно: к примеру, украсть фонарь. Не потому что нам нужны были деньги, которые мы получим, сдавая провода. Просто: нам нужно было избавиться от скуки.

Дальше: пришло время забора. Для чего вообще он здесь стоит?! Чтобы никто не мог что-нибудь за ним украсть?! Но там ничего не было! А если бы и было, то всё равно – нам нужен был именно забор. Вандализм во имя самого вандализма. Мы просто разбросали его по зубочкам, украли и продали. В самом процессе продажи частей от фонаря и забора я не участвовал. Догадывался, что поставить их было в десять раз дороже, чем продать. Но какие-то деньги всё равно от этого были. К тому времени – я уже был мертвецки пьян – куда сильнее, чем кто-либо из моих друзей.

Как мне рассказывали позднее, я вёл себя, как последняя скотина. Моим друзьям пришлось меня вырубить, чтобы я всё не испортил; и отнести меня в тихое место, где смог бы прийти в себя и снова начать нормальную жизнь. Я не злюсь на них. Мне просто было плохо.

О том, чем занимались всю ночь я узнал только через несколько дней – от своего лучшего друга, который позвонил мне и зашел отдать мою долю с продажи проводов, забора и металла.

– Отдай их, – прошипел я, – каким-нибудь бедным.

Так и сказал.

– Ладно, – пожал он плечами.

Я нашел в себе силы встать и подойти к плите. Я сварил ему и себе кофе. Теперь, я умел готовить его лучше, чем раньше. Я поставил чашку перед ним и сказал:

– Знаешь, всё же, лучше оставь деньги мне.

– Хорошо, – добавляя две ложку мёда в кофе, кивнул он, – как скажешь.

Он добавил:

– В любом случае: ты и бедные – между вами нет никакой разницы. Денег здесь всё равно не много. Свою долю я уже потратил.

– И на что?

– Купил флешку.

– Ясно. И стоило оно того?

– Не знаю. Ты мне скажи.

Он ушел, оставив чашку наполовину полной.

Свой маленький отпуск я провёл в постели, с температурой лба близкой к извергающемуся вулкану. Я пытался вспомнить всё, что происходило со мной в ту ночь и до неё. Но каждый раз я натыкался на перегородку в памяти, лишавшей меня сил и клонившей в сон. Восемнадцать часов я спал и шесть готовился ко сну.

Так прошло несколько дней. Я выздоровел. Сказал себе, что никогда больше не встречусь по своему желанию со своими друзьями. А затем, пошел на работу.

По непонятным мне самому причинам (назовём их удачей) мне удалось собрать невообразимое количество согласий в те дни, когда я боролся за сундук мертвеца. Но после отпуска, у меня не осталось и капли былого везения. Первый день после моего возвращения – был худшим днём. А все последующие – не лучше.

Если спортсмен долго не поддерживает свою форму – он теряет навыки, которых он добился с таким трудом. И за один день прогула – ему приходится отрабатывать три. С физиологической точки зрения, это легко объяснить. Но этот закон не может и не должен работать с операми. Ведь звонить людям и предлагать (умолять) прийти на мероприятие – это вовсе не спорт, в котором можно развить свои умения.

Восемьдесят процентов здесь зависят от удачи; и лишь двадцать от самого опера, если он заведомо всё не испортил. Интонация, порядок слов, улыбка в голосе – всё это нужно для того, чтобы напугать человека так, чтобы он не бросил трубку на первой секунде. А дальше – как повезёт. Мелкие и дешёвые трюки – настолько незначительны в разговоре с большинством людей, что ни один уважающий себя статистик не стал бы брать их в расчёт.

И, тем не менее, простой удачей невозможно объяснить тот факт, что одни получают всё, а другие ничего; что одни опера хватают согласия с неба, а другие откапывают жалкие их крохи в грязи. Может, дело в харизме? Но мы ведь не видим того, с кем говорить. А значит известная всему человечеству магия, опять-таки, бесполезна.

Может быть, секрет хорошего опера кроется в том, что он не тратит зря времени на заранее безнадёжных собеседников и работает только с теми, кто, как ему кажется, сами готовы прийти? Мне уже удавалось говорить с такими людьми, которым только скажи про халяву, так и лишний раз уговаривать не нужно. Но таких очень мало. Почти все – отравлены подозрительностью, которую опера ненавидят больше, чем проклятый Оренбург.

Согласный человек – скорее, исключение из правил, ради которого мы все здесь и собрались. Иногда, трубку бросают сразу же, не успев даже договорить до конца слова «Здравствуйте». И что в таком случае делать оператору? Даже величайший в мире манипулятор и гипнотизёр не смог бы уговорить того, кто заранее отказывается слушать. И какими средствами рядовой опер может обратить на себя внимание собеседника, не нарушая при это этикета официально-делового разговора – ведь нарушение этики карается серьёзным, с точки зрения нашей зарплаты, штрафом.

Я устал. Мне нужно передохнуть. Мой язык отваливается на части – одна и та же речь каждый раз. Ах, эта симфония автоответчиков и голосовых ящиков! «Оставьте своё сообщение после сигнала». После этого, нужно сразу нажимать кнопку: «Не отвечает». Но каждый раз, я задерживался на этой ноте: «…после сигнала». Никогда я и представить не мог, какое невиданное наслаждение приносит молчание и тишина. А затем снова: «Дзынь-дзынь-дзынь» – самая привычная и ненавистная мне музыка на этой Земле.

День за днём: я умоляю стены, шкафы и подушку пристрелить меня. Это предложение вас ни к чему не обязывает, вы сможете отдохнуть и расслабиться, а после: получить гарантированный подарок в виде моего окровавленного трупа.

Работа опера в колл-центре – слишком сильно напоминает мне обязанности экспоната в музее современного искусства. Мы звоним и произносим по сто раз одни и те же фразы. Люди повторяют их изо дня в день; и буквально дохнут от скуки.

Многие из тех, кто приходят – не выдерживают и месяца. У нас постоянный прилив и отлив кадров, хоть по лунному календарю сверяй. Но есть и те, кто остаются здесь надолго. Я, можно так сказать, был одним из них. Бесчисленное количество поколений оперов прошли сквозь зрачки моих глаз. Таких стариков как я – мало; лучше знать всех таких чудаков в лицо. Что правда, работаем мы в разные смены; а потому, наши взгляды могут не пересечься ни разу за всё время, что мы работаем здесь.

Мне надоел мой постоянный рабочий график; и я решил сменить его на вечерний. Пусть на новости по телеку перед сном у меня будет меньше времени, зато высыпаться буду больше. К тому же, пора переходить от старомодного телика к новостям в соцсетях. Может быть, мне удастся познакомиться с другими старичками, которые приходят тогда, когда я собираюсь уходить.

Уже на следующей неделе я вышел в новую смену. И кто бы мог подумать, что это возымеет такие последствия!..

Да, я действительно уже на первом перерыве познакомился со стариками, которых раньше не видел. К примеру: мужчина, который искренне верил, что секрет согласия кроется в том, что бы перед работой выпить пару стограммовых рюмок огонь-воды. И ещё: самого старого опера «Гранда» – тихую старушку, которой недавно стукнуло восемьдесят шесть и которую можно было назвать самой богатой бабушкой на районе из-за её зарплаты, в десять раз превышавшей размеры пенсии старикам в нашей стране.

Это всё да – интересно… Но главным моим впечатлением была встреча с самым лучшим опером «Гранда». Ей удавалось сделать до двенадцати согласий в час. И никаким образом это не могло быть обычным везением. Если бы человек обладал такой удачей, то на каждом шагу он должен был находить по слитку золота. Нет, это могла сделать только она.

Легенды, ходившие по офису, я слышал и раньше; но только теперь я увидел её вживую. И то – только мельком. Она прошла мимо. Я спросил, кто эта женщина и услышал ответ. У чуть позднее, под предлогом сломанного компьютера, я улучил возможность и сел за коробку, что была прямо напротив неё.

Делая согласия и раз за разом увеличивая и без того бесчисленное количество отказов, я стал в промежутках между звонками заглядывать к ней в офис. Много раз мне удавалось провернуть это незаметно и получить от этого такое удовольствие, что можно было хоть сто лет ещё просидеть на этом месте. Но однажды, она это заметила.

– Кое-кому нос надоел?

Она высунула голову из своей офисной коробки и пронзила меня взглядом так, что глаза мои прилипли к монитору, а нос упал в бумаги и больше не подымался. Верно то, что люди, которым легко очаровывать других – при желании могут и отпугнуть не хуже. Но ненадолго.

Я снова вернулся к своим звонкам. На этот раз, не поворачиваясь в её сторону даже в моменты, когда по монитору, для полноты картины, не хватало только пустить несколько перекати-поле.

Ты никогда заранее не знаешь, к кому дозвонишься и к кому попадёшь. Вычислить это труднее, чем угадать правильное число из тысячи. И люди, с которыми приходится разговаривать – настолько разные, что от одних и тех же слов некоторые могут рассмеяться, другие расплакаться, третьи – бросить трубку; а четвёртые – вообще угрожать бедному оператору судебной расправой. И всё это от одних и тех же слов, не выходящих за рамки этики официально-делового разговора. А начинаем мы всегда с: «Здравствуйте, меня зовут Аргентина, я менеджер международной компании…» или лучше говорить не «Аргентина», а хотя бы «Андрей». Но, даже не смотря на это, чаще всего, уже после одной этой фразы – все разговоры кончаются. А часто: вообще не удаётся ни до кого дозвониться. И приходится сидеть на месте, слушать гудки и развлекать себя вещами, которые никак иначе, кроме как «убийством времени» назвать было нельзя. Так могло пройти минут двадцать – и всё для того, чтобы снова услышать один и тот же незнакомый голос, кричащий на весь мир о своём отказе.

Ясно, почему мало кто задерживается здесь надолго. Здесь, как и в жизни, если не иметь чувство юмора, презрения к себе и цинизма – долго не протянуть. Правда, обладая такими качествами, можно уйти куда угодно. Почему же я остаюсь? Все прочие двери – закрыты для меня. Я ничего не умею и любая работа кажется мне адом. Но в чём-то, я могу раскрыть свой потенциал. И это всё, что остаётся.

Приглашая людей на мероприятие, которое пройдёт в городе Киржач, я дозвонился до женщины, которая сказала, что не сможет прийти на мероприятие по той причине, что живёт на Марсе.

– Как-как ещё раз называется ваш населённый пункт?

– Марс.

– А от Марса до города Киржач больше двадцати километров? Если от вашего населённого пункта до Киржача меньше двадцати километров, то вы можете посетить наше мероприятие.

– Ой, что вы. Да тут лететь не знаю сколько, но больше двадцати километров. Спасибо, но лучше я приду на ваше мероприятие как-нибудь в следующий раз. Знаете, нас, марсиан, не так часто посылают на Киржач.

– Когда наше мероприятие будет проходить в вашем населённом пункте – вы будете первой, кого я приглашу. А пока, спасибо за внимание и всего вам хорошего. До свидания.

Последняя моя фраза – была предусмотрена скриптом холодного обзвона на случай, если наши собеседники начинают выделываться. И всё же, я очень рад, что иногда бывают и такие необычные случаи, выпадающие из общей статистики унылых звонков.

Но всё это внимание занимает лишь на время. А каждому человек: и в работе, и в жизни – не хватает вечного огня. Иначе, сам факт существования жизни становится невыносимым.

– Сотри её из памяти, – сказал мне мой лучший друг, – как на следующую секунду забываешь об отказах по телефону – забудь о ней. Ты ведь опер «Гранда», а значит – самое устойчивое к отказам существо на Земле. Только представь себе, что было, если бы ты к каждому отказу на работе относился так же, как к этому.

– Сто тысяч отказов – и мне всё равно; всего одно нет – и жизнь превратится в ад.

– Кошмар, ты уже становишься похож на сентиментального философа. Хочешь, я познакомлю тебя с одним хорошим сутенёром? Он быстро найдёт для тебя ту, которая выбьет из тебя всё дерьмо. Как тебе, а?

– Да пошел ты.

Я снова стал пить; начал ещё больше курить. Жить мне осталось недолго и мучительно, если что-нибудь не изменится.

– Ну, тогда я не знаю, чем тебе помочь. Можем ещё раз украсть фонарь, если хочешь.

– Не говори ерунды. Мы столько лет с тобой знакомы и я ведь вижу, что ты мне чего-то недоговариваешь. Сегодня, я заметил, что она стала избегать меня. Избегать, понимаешь? Ты даже представить себе не можешь, что я сейчас чувствую. Поэтому, если есть хоть мельчайший шанс, хоть малейшая возможность – то ты не можешь от меня её скрывать. Пожалуйста, скажи мне, что это? Скажи, иначе мне кажется, что я начинаю сходить с ума.

– Я не хотел тебе этого говорить – пойми, всё это для твоего же блага. Но в твоём случае есть только один выход. Будь вы простыми людьми, у тебя вообще не было бы ни мельчайших шансов, ни малейших возможностей, разве что, произошло бы чудо. Да и в нашем случае – если чуда не произойдёт, то плохи твои дела.

– О чём ты?

– Я уже жалею, что начал. Только подумай: твои шансы против неё действительно ничтожны…

– Да говори уже!

– Ты ведь уже знаешь, что операторы колл-центров готовы пойти на что угодно, лишь бы избавиться от скуки. Что там у вас сейчас? Морской бой? Энерджи? Всё это – детские игры, хоть они и тоже неплохо помогают. Однако раньше, в былые времена, около полугода назад, опера развлекались как боги. У древних оперов было множество всяких игр, запрещённых новым начальством. Ух, какие это были времена! Но то, о чём я хочу тебе рассказать – было запрещено всего пять месяцев назад.

– Так что? Я ничего не понимаю.

– Это только пока. Пойми, раньше времена были другими. И ссоры между операми случались чаще. Но драки были запрещены всегда. И если одному оперу что-либо не нравилось в другом, он мог вызвать его на поединок – это такая специальная хитрость, придуманная руководством. После поединка, победитель получает полную власть над проигравшим.

– Всё равно ничего не понимаю.

– Ты ведь хочешь эту девку, верно? Значит, ты должен вызвать её на дуэль – и она будет твоей. Это только моё предположение; сам решай, что с этим делать. Я вообще говорить ничего не хотел. Для твоего же блага – забудь всё это. Дуэли – дело взрослых.

– Что значит эта твоя дуэль?

– Точнее будет сказать: «Дуэль на обзвонах». Я точно не помню всех подробностей. Но суть поединка кроется в самом названии. А победитель – получает полную власть над проигравшим.

– Что это за глупость такая?

– Жизнь оператора – вот, что настоящая глупость и бессмыслица. А твоя зайка – достаточно долго работает в нашем офисе, чтобы помнить, что это значит. Если ты не хочешь – сутенёр никуда не денется. Я ведь ни к чему тебя не принуждаю, дружище.

Последнее, что он сказал, окончательно подняло мне настроение:

– Давай бухнём…

На следующий день я снова встретил её.

– Привет, не хочешь выпить чашечку кофе после работы?

– Нет.

– Ну как? Это ведь всего лишь чашечка кофе.

– Не могу, я занята.

– После работы?

– Я не пью кофе.

– Да совершенно не важно, что пить. Давай просто посидим где-нибудь или погуляем на выходных, поговорим.

– Я подумаю.

– Дашь свой номер телефона?

– Нет.

– Что ж, ты не оставляешь мне другого выхода. Раз ты даже мне свой номер давать не хочешь, то я вызываю тебя на дуэль.

– Ты ведёшь себя как ребёнок.

– Я – вовсе не ребёнок. Я – лучший оператор в стране. Ты – мне даже не ровня.

– Хорошо. А теперь, мне нужно идти.

– Ты принимаешь мой вызов?

– Нет.

– Тебя называют лучшим оператором офиса. Как ты можешь отказать от вызова?

– Колл-центр – это всего лишь работа. Только такие как ты придают ей слишком большее значение из-за того, что им просто нечего больше ценить в этой жизни и нечем заняться.

– И, тем не менее, тебя считают лучшей.

– Мне всё равно.

– А мне нет! Если ты боишься, то я легко превзойду тебя в количестве обзвонов и наша команда – станет лучшей в стране. А премии – будут выше, чем зарплаты.

– Мечтай. Это не вредно.

– Думаешь, у меня не выйдет?! Ну, тогда держись?..

– За что мне держаться-то?

– Тебе никогда не победить меня.

– Как скажешь.

– Если считаешь иначе, тогда почему не хочешь принимать мой вызов?! Гляди, на нас уже обе команды смотрят. Давай, скажи им всем, что я – лучше тебя; что ты боишься идти со мной на дуэль. Что это я, а не ты – лучший оператор. Скажи им всем, скажи это всему офису.

– Ты – неудачник. Все мужчины опера – неудачники. В офисе двести восемьдесят три сотрудника; из них двести пятьдесят – опера. А сколько из них мужчин? Тридцать один – и все они либо студенты, которым негде подрабатывать, либо неудачники, которые не смогли найти себе места получше. Потому что оператор – это женская специальность. Мужчина никогда не сможет уговорить другого человека лучше, чем это сможет сделать женщина. Потому, тебе никогда не победить меня. Тебе никогда не стать лучше меня, дурачок. Уж кого-кого, но тебя я боюсь меньше всего.

– Тогда: прими мой вызов и сражайся как настоящий оператор.

– Ты – ребёнок…

– Ты – унизила не только меня, но и ещё тридцать сотрудников «Гранда», верно служащих колл-центру. Ты оскорбила не только членов моей и своей команд, но и всех мужчин операторов. Я – не потерплю несоблюдения наших прав и буду бороться за равенство между мужчинами и женщинами операми. Мы – ничем не хуже вас.

– Мужчине – никогда не стать оператором лучше, чем женщине.

– Тогда, сразись со мной и докажи это. На нас сейчас смотрит весь офис, несмотря на то, что перерыв уже давно закончился. Или ты боишься, что мужчина окажется лучше, чем женщина?!

– Да никогда…

– Тогда, дерись со мной на дуэли.

– Дуэли запрещены! – закричала одна из тренеров, – я не могу допустить, что бы два лучших оператора махались друг с другом, как маленькие дети.

– Да заткнусь ты, дура, – крикнула ей в ответ моя любовь, – не видишь, что взрослые люди разговаривают?! Хорошо, я принимаю твой вызов.

– А я запрещаю.

– Да только пикни мне! Мы – два лучших опера во всём офисе; а ты кто? Стоит мне только написать боссу, так меня тут же поставят на твоё место, а сама ты вылетишь ко всем операм!

– Здесь я босс.

– Я уже рассказывала про пана Бшежковича – владельца международной компании «Гран»? Мы встречались с ним в Киеве – я тогда была на курсах по повышению квалификации. Мы с ним хорошо разговорились и у меня есть адрес его электронной почты и номер телефона. Так что, не указывайте, пожалуйста, лучшим операм, что им делать – займитесь лучше малолетками, а то те совсем от скуки дохнут.

Она повернулась ко мне.

– А ты, – она ткнула в меня пальцем, – жду тебя завтра; и только не попробуй прийти, урод. Ненавижу тебя, скотина – так лично и превратила бы эту морду в котлету.

Какая же, всё-таки, она милая. Особенно, когда в гневе разворачивается и уходит, стукнув дверями. Я остался стоять на кухне с чашкой в руке. И остался стоять так почти до самого окончания рабочего дня – считай, Эльмира, что у меня очередной внеплановый выходной.

Я пришел домой. Лёг в постель и не смог даже закрыть глаза. Впервые, я не просил пристрелить меня. Я просто молчал.

На следующий день, когда я пришел в офис, у самих дверей меня перехватил какой-то пожилой нервный мужчина.

– Это – Михаил Юрьевич, – объяснила Эльмира, – он – единственный, кто достаточно стар, чтобы помнить правила дуэли на обзвонах.

– Более того, – поднял он указательный палец вверх, – два года назад, я сам предложил эту идею руководству. Так что, я ещё и основатель этой игры.

Эльмира добавила:

– Последняя дуэль была около пяти месяцев назад – и с тех пор, мы пытались забыть об этой традиции.

– Только шесть месяцев и две недели, – поправил Михаил Юрьевич.

– Да-да, их запретили как раз после того инцидента. Вам бы и сейчас не разрешили, просто директор, который занимался искоренением этой традиции – уже успел уйти в отставку. Так что, вы вовремя собрались возрождать былое.

– А что за инцидент?

– Да там было…

– Убийство, – перебил её Михаил Юрьевич.

– Да нет, вы ошибаетесь, какое убийство?! Это было самоубийство.

– В этом деле ещё куча белых пятен.