Нет, я не собиралась произносить эти слова, честное слово! Всё получилось совершенно неожиданно – не только для застывшего передо мной человека, секунду назад выскочившего из подворотни, но и для меня самой.

– Я не понял…

Он нахмурился, вгляделся в моё лицо, скудно освещаемое фонарём, и помрачнел ещё больше. Узнал! – поняла я.

– Вы только не пугайтесь, пожалуйста! Понимаете, всё дело в том, что…

И вот тут произошло то, что напугало меня саму. Он вдруг схватил меня за руку – крепко, не вырвешься! – и потащил туда, откуда появился минуту назад. В чёрную пасть подворотни без единого намёка на свет.

– Ой, – пискнула я, с детства боящаяся темноты до судорог. – Куда вы меня тащ-щ-щ…

– Чш-ш-ш, – таким страшным голосом прошипел он, что все слова разом улетучились из моего рта, оставив после себя тягучую тошнотворную горечь. И только где-то далеко билась в моей голове слабая мысль: «Сама виновата, сама. Сама-а-а…»

Мрак гулких сводов сменился лёгким просветом незнакомого двора. Прямо перед нами моргала тусклая лампочка, нехотя освещавшая единственный подъезд чужого дома. Впрочем, для моего спутника этот дом чужим уж точно не был – уверенно направился он к двери, и так же уверенно щёлкнул замок под его пальцами, открываясь.

– Послушайте… – попыталась было дёрнуться я, но безуспешно. Его хватка была сродни неумолимым тискам на запястьях приговорённого к пыткам.

Путь наверх показался мне бесконечным.

Ярко-красное пятно дверной обивки смешалось с кровавыми брызгами гнева в моих глазах.

Тяжёлая дверь, в которую меня бесцеремонно втолкнули, впечаталась мне в спину, заставив с криком негодования пролететь через мрачное помещение прихожей и приземлиться на пороге – на пороге между светом и темнотой.

Свет и темнота. Добро и зло. Сон и явь…

– Ну, чего расселась, убогая? Шевели отростками!

– Сам ты отросток, малохольный! – огрызнулась я, но его приказу последовала и, с трудом поднявшись на ноги, проковыляла пару метров вперёд.

– Поговори у меня!

Впрочем, в голосе похитителя особой угрозы мне не услышалось. Усталость – да. Возможно даже – лёгкая растерянность. Но не та, что вызывает в человеке агрессию.

Я огляделась, стараясь не встречаться с ним глазами.

Комната, в которой я очутилась не по своей воле, ничем не отличалась от обычных жилых помещений, виденных мной сто тысяч раз, кроме одного, но весьма существенного факта – она была мне знакома! Каждой деталью своей, каждой чёрточкой, каждым изгибом пространства… И ковёр этот на полу ярко-синего цвета, и белый бумажный светильник, похожий на спящий цветок лотоса, и накрытое клетчатым пледом кресло-качалка, и высокий книжный шкаф, и даже диван с изогнутой деревянной спинкой… Диван почему-то потряс меня особенно. Как будто не раз я уютно дремала в его плюшевых объятиях, или мирно читала, обхватив руками ноги, или просто довольно мурлыкала, уткнувшись носом в горячее плечо того, кто…

– Ну! – жёстко вывели меня из хаоса мыслей. – Кто ты такая?

– Я? – я помотала головой, надеясь восстановить прежнее спокойствие. В ушах тоненько зазвенело. – Я Софья.

– Твоё имя меня не интересует!

– Почему? Ведь всё дело как раз в имени…

– В каком это смысле? – Он переступил с ноги на ногу, а затем решительно взгромоздился на стул задом наперёд и обхватил руками высокую спинку. – Сядь, не маячь перед глазами!

Я помедлила, выбирая между креслом и диваном, и всё же опустилась на диван, сев на самый его краешек. Знакомые ощущения, но об этом сейчас думать не стоило.

– Понимаете… Вот если бы я была Светой, к примеру, или какой-нибудь там Зинкой, всё было бы иначе. Нет, ничего бы, наверное, не было вообще!

– Чего бы не было? – он помолчал, внимательно всматриваясь в моё лицо. Затем сказал, словно через силу: – И всё-таки это ты.

– Я, – вздохнула я. И пожала плечами – мол, что поделать, если поделать нечего, если как ни крути и ни рассматривай всё через самое огромное увеличительное стекло, ничего не изменится… Беременность сама не рассосётся, как сказала бы моя бабка, придётся рожать.

Придётся…

– Кофе хочешь? – неожиданно спросил он, и я, вздрогнув, быстро кивнула. Хотя кофе в такое позднее время я не пила. Никогда!

Он вскочил.

– Тогда идём.

– Да я лучше здесь подожду…

– Шагай, я сказал.

Он пропустил меня вперёд, и, спотыкаясь, я направилась в сторону кухни, интуитивно (?!) почувствовав, за каким из поворотов она скрывается.

– Сядь и не двигайся.

– Давайте я сама… сварю.

– Давай ты помолчишь! – поморщился он, словно от какой-то боли, и тут только, кинув на него более долгий взгляд, чем прежде, я заметила косую красную линию, спускающуюся с его скулы к шее. Рана явно была свежей, уж я-то в таких вещах понимаю. И это понимание подтолкнуло меня к следующим действиям, совершённым абсолютно автоматически.

– Эй, ты куда?!

Прежде чем он успел подскочить ко мне, я уже достала из верхнего ящичка настенного шкафа белый пластиковый флакон и упаковку салфеток.

– У вас кровь, я обработаю рану, – мягко, но решительно сказала я.

– Ты… – мои руки были крепко перехвачены твёрдыми сухими пальцами, а в лицо уставился немигающий взгляд карих глаз.

– У вас кровь, – повторила я терпеливо. – Нужно продезинфицировать, чтобы не было заражения, понимаете?

Схватка взглядов продолжалась минуту, не меньше. Наконец он нехотя разжал пальцы, а я невозмутимо отвинтила крышечку, брызнула перекисью водорода на салфетку и промокнула рану. Испытание он выдержал с честью, даже не дёрнулся, только глаза стали ещё темнее.

– Неудачно побрился… – произнёс он слегка неуверенно, хотя никаких пояснений от него я не ждала.

Я молча кивнула. Охота держать меня за дурочку – пожалуйста. В сущности, мне плевать на его причины говорить неправду, сегодня я здесь, а завтра забуду об этом нелюбезном типе навсегда.

– Сядьте, я сама сварю кофе.

– Ладно, валяй, – в его голосе я услышала даже некое любопытство.

Он опустился на табуретку, а я принялась за готовку, ни на миг не забывая об устремлённом на меня неусыпном взгляде. Руки действовали словно сами по себе, в голове же возникали, кадр за кадром, фрагменты сегодняшнего сна. Я видела чёрные следы на снежной тропинке, тёмно-вишнёвый бокал с тонким золотистым ободком и лёгкую дымку облака на горизонте. И звуки – звуки песни кружились не умолкая, задавая пронзительно-печальный тон всему сюжету.

– Откуда ты знаешь…

– Что? – вынырнула я в действительность.

– Что я люблю кофе с корицей?

Я лишь пожала плечами, усаживаясь напротив него. А правда – откуда я знаю?

– Просто я тоже люблю с корицей, вот и сделала… автоматически.

– Ты, похоже, не только кофе автоматически делала… – он изучающе всматривался в моё лицо.

Я опять пожала плечами.

– Как будто не ты у меня в гостях, а я. Ну ладно, можно догадаться, что столовые приборы лежат в выдвижном ящике, но как ты узнала, что корица находится в солонке? У тебя же ни тени сомнения не возникло, когда ты сыпала её оттуда в чашку!

– А я, значит, у вас в гостях? – съязвила я. – Хорошенькое дело! Вот, значит, как теперь в гости зазывают – с помощью насилия и угроз!

– Не цепляйся к словам! Ладно, хлебай своё варево и мне не мешай. Потом решу, что с тобой делать. Склочиться за едой – только желудок портить!

Я и заткнулась. Только никто мне не запрещал держать открытыми глаза, чтобы хорошенько рассмотреть человека, сидящего напротив. А посмотреть, я вам скажу, было на что! Ещё ночью, во сне, я обратила внимание на кареглазого светловолосого незнакомца, который стоял рядом с объектом, ради которого, собственно, и затевался весь спектакль. Кем они приходились друг другу, я не поняла, да мне и не нужно было это знать для моих задач, но блондин в строгом тёмно-сером костюме очень сильно мне мешал. Просто сбивал с толку, отвлекая внимание на себя. Чем отвлекал? Во-первых, своей весьма колоритной внешностью, которая легко могла бы принадлежать какому-нибудь флибустьеру, искателю шальной удачи. Длинная чёлка, спадающая на левый глаз, и выбритый правый висок, от которого спускалась вниз ухоженная полоска бакенбардов, круглая цыганская серьга в правом ухе и «тоннель» в левом – всё вкупе это, конечно, производило сильное впечатление. Но было в нём ещё что-то такое, что заставляло вздрагивать каждый раз от его пристального взгляда, от выражения холодной угрозы – нет, не прямолинейной угрозы даже, но ясного предчувствия, что от этого человека можно ждать чего угодно. И, в то же время, просматривалась рядом с этой жёсткой линией и смягчала её одна особенность – в самой глубине незнакомца пряталось что-то такое живое, дерзкое, весёлое и легкомысленное, которое всем, кто мог почувствовать это, словно говорило: «Жизнь – это просто Игра. Да, да, забавная, моментами милая, порою чудовищно опасная, но – игра…»

Такие ощущения я вынесла из сна, а в реальности они обострились, став более объёмными и весьма осязаемыми.

– Что, нравлюсь? – хмыкнул он, не поднимая глаз от чашки.

– Нет! – выпалила я, не успев подумать над ответом.

– Ты мне тоже!

Взгляд его тяжёлой гирей обрушился на меня, но, к счастью, ненадолго, ибо в этот момент кто-то громко и настойчиво позвонил в дверной звонок. Я вздрогнула от неожиданности, а хозяин нахмурился.

– Кого это принесло…

– Ещё одни гости, – ехидно пропела я, внутренне напрягаясь.

– Незваный гость хуже татарина, – буркнул он и встал. – Пойду гляну, а ты смирно сиди, чтоб даже не пикнула, поняла?

– А вы мне для надёжности затычку в рот засуньте…

– Не нарывайся, детка, – осадил мою весёлость он. – А то сама знаешь, что и куда можно засунуть.

– Ладно-ладно, я пошутила!

– В гробу я такие шутки видал. В твоём – прослеживаешь мой намёк?

– Проследила. И осознала.

Я убрала ухмылку с лица. Ненавижу свою дурацкую способность ёрничать в те моменты, когда нужно драпать со всех ног.

– Вот и умница, бэби.

Он вышел из кухни, плотно прикрыв за собой дверь. Я же, выждав для надёжности пару секунд, бросилась к окну и дёрнула за шпингалет. Вот засада! Окна в квартире были старые, с деревянными, окрашенными в белый цвет, рамами, и тот мастер-недотёпа, что их когда-то красил, обладал, видимо, натурой весьма щедрой – и сами рамы, и шпингалеты были промазаны таким густым слоем, что приклеились друг к другу намертво. Я чертыхнулась. И что теперь делать? Из кухни мне не выбраться, но, может, удастся проскользнуть в комнату? Там был выход на балкон, а уж им-то наверняка не раз пользовались…

Нет, сегодня Фортуне явно было не до меня. Только я метнулась к двери, как услышала громкие мужские голоса, приближающиеся к кухне.

Еле успела рухнуть на табуретку и схватить в руку чашку.

– Я пока сам ничего не понял… – с этими словами на пороге показался хозяин квартиры. Его взгляд скользнул по моей руке. – А ты не лопнешь, детка?

– А? – моргнула я.

– Тебе своего не хватило, решила мой допить? Или не допить, а плюнуть? Я бы не удивился, ага.

Я опустила глаза на чашку и мысленно простонала. Конечно, впопыхах я схватила не ту посудину, раззява!

– Просто пить очень хочется, – пробормотала я и залихватски прикончила кофе, точнее густую жижу, что оставалась на самом дне. И даже не поморщилась, стойко выдержав его насмешливый взгляд.

– Ну-ну, – хмыкнул он и прошёл вперёд.

За ним материализовался крепкий темноволосый мужчина лет сорока пяти, при виде которого я с ещё большей ясностью осознала, что денёк сегодня – не самый удачный. Фортуна явно мстила мне за что-то!

– Оскар, а это та самая тёлка. Как тебя там, я запамятовал…

– Софья, – смогла выдавить я из себя еле слышно.

– Точно! Почти Сонька-золотая ручка, да? – хозяин квартиры хохотнул, но осёкся под напряжённым взглядом нового гостя. – Эй, Оскар, ты чего? Ты её знаешь?!

– Нет, – после долгой паузы, показавшейся мне бесконечной, твёрдо заявил тот, кого назвали Оскаром. – Первый раз вижу.

– Уверен?

– Уверен. Ну, где обещанный кофе?

Не глядя на меня, брюнет обошёл стол и сел с другой стороны, отодвинув табурет как можно дальше от стола. И от меня, соответственно.

– Сейчас всё будет. Сонька, сообразишь ещё пару чашек?

– Я вам не Сонька! – сквозь зубы процедила я.

– Ох, простите, Софья… как тебя по батюшке?

– Просто Софья.

– Простите великодушно, просто Софья! Уж не сочтите за труд, поднимите свою прекрасную зад… пардон, то место, откуда растут ваши не менее прекрасные ножки, и удивите нас ещё раз своим кулинарным искусством! Точнее, меня-то ещё раз, а вот моего славного друга в первый. Я правильно понимаю, Оскар?

– Не фиглярствуй, Шура, – поморщился Оскар.

Вот как, значит, зовут этого типа! Шурик! На мой взгляд, полное несоответствие имени и внешности человека. Но – не я выбирала ему имя.

– Да ладно тебе, Ося, я просто шучу, – хозяин примирительно улыбнулся, а я поняла, что впервые вижу, как он это делает. Должна заметить, что улыбка очень красила его лицо, делая более мягким и добрым даже.

Улыбайтесь, господа, улыбайтесь…

Вообще присутствие дружка подействовало на блондина весьма благоприятно, вот и опасность он уже такую не излучал, как наедине со мною.

– Так уж и быть, сварю вам кофе, – поднялась я, захватив с собой пустые чашки со стола.

– Ваша доброта безгранична, – хмыкнули мне в спину.

Ладно, посмотрим, чьим будет последнее слово! Жаль, яда на кухне не наблюдалось, а то бы с превеликим удовольствием насыпала в чашки обоим, особенно блондину с глупой чёлкой на голове и не менее глупыми мыслями внутри этой головы. Хотя нет, глупцом этот человек не был, конечно. И он мог очень сильно осложнить мою жизнь.

– Надеюсь, ничего лишнего ты нам не подсыплешь, повариха? – словно прочитав мои мысли, усмехнулся Шурик. Да, точно не дурак…

– Надейся, – буркнула я тихо.

– Что ты там бормочешь, красотка?

– Под руку, говорю, не надо советовать, а то и в самом деле что-нибудь просыплется невзначай.

– Я тебе просыплю, убогая!

– Прекратите уже! – негромко, но увесисто припечатал Оскар, и мы с Шуриком заткнулись.

Перед моими глазами опять мелькнули кадры ночных похождений. Снегопад, бокал с бордовой жидкостью и песня, снова эта песня…

– Опя-я-ять мете-е-ель, и мается былое в темноте-е-е, опя-я-ять мете-е-ель, две вечности сошлись в один коро-о-откий де-е-ень1… – фальшиво прогундел Шурик.

Надеюсь, никто из двоих, находящихся сзади, не увидел, как дрогнули мои руки и турка чуть не выскользнула из пальцев. Хорошо, что я стояла к ним спиной!

– Не пой эту песню! – раздражённо бросил Оскар.

– Да она у меня весь день в голове крутится, прикинь? Как утром проснулся, и всё бу-бу-бу да бу-бу-бу. Самого задолбало уже!

– Кофе готов!

Я стукнула чашками об стол и с таким же грохотом водрузила стеклянную сахарницу возле брюнета. Шурик вскинул на меня голову.

– Эй, поосторожней, да? – Он моргнул и замер на несколько секунд задумчиво. Я застыла тоже, кляня себя на чём свет стоит. – Слушай, а мне ты сахар не предлагала.

– Забыла.

– Э, нет, подруга, с памятью у тебя полный ажур. Тут что-то другое, только я никак ухватить не могу, что.

Он проследил за рукой Оскара, бросившего в свою чашку шесть кусков рафинада, и нахмурился.

– Я обычно пью с корицей и без сахара, а мой друг любит послаще…

– И что? – я пожала плечами, усаживаясь на табуретку. На всякий случай, на самый её краешек.

– А то! Откуда ты могла об этом знать?

– О чём? Я вас не понимаю.

– Шура, прекрати уже к ней цепляться! Пей, нам ещё дела делать.

– Да ты чё, не понимаешь, Оскар? Сначала она варит мне кофе, добавляет, блин, туда корицу и берёт эту корицу, между прочим, из банки, на которой написано «Соль»! Заметь, человек первый раз в моей хате! А потом…

– Говорю же, остынь. Что-то ты сегодня разговорился.

– Да пойми же…

– Александр! – и таким взглядом чернявый посмотрел на Шурика, что тот умолк, стиснув зубы. Но мнения своего не поменял, я это увидела очень ясно.

Ладно, передышку мне дали, авось, что-нибудь за это время придумаю. Или само рассосётся?

«Не рассосётся», – подтвердил мои сомнения брюнет, метнувший в меня достаточно красноречивый взгляд.

«А это мы ещё посмотрим!» – подумала я мрачно и отвернулась.

В доме напротив вспыхнул и погас свет в окне. Люди мирно смотрят свои сны, в то время как я сижу тут с этими опасными типами, и никто теперь не сможет дать за мою дальнейшую жизнь ни гроша, ни полушки…

– …Но ведь всё хорошо закончилось!

– Я не была бы столь категоричной, – невесело хмыкнула я. – Всё, отбой! Завтра поговорим.

– И всё-таки, как тебе удалось оттуда выбраться?

– Зря меня, что ли, в детстве на акробатику водили? – Я широко зевнула. – А теперь спать и желательно без сновидений…

– Ну это уж как получится, – усмехнулись мне в ответ.

– А не заткнуться ли вам?

Глава 2

Пока я заполняла карту, бабуля не торопясь оделась, разгладила жидкие волосёнки и, сложив руки, уселась в ожидании на стул.

– Елизавета Матвеевна, что-нибудь ещё?

– Ась? – она повернула ко мне правое ухо.

– Я говорю, вы что-нибудь ещё хотите у меня спросить?

– Вроде как нет… – ничего не придумав, с сожалением ответила старушка.

– Тогда не буду вас больше задерживать. Результаты анализов будут готовы через неделю, вот тогда и подойдёте ещё раз.

– Ась?

– Я говорю, через неделю приходите! В понедельник!!

– Зачем так кричишь, деточка, я вроде пока не глухая! – поджала губы бабка и с достоинством поднялась, бормоча себе под нос: – Поскорей бы уж Наташа выздоровела…

– Да-да, конечно, – хмыкнула я, вновь утыкаясь в записи. И, не поднимая головы, громко крикнула в открывшуюся дверь: – Следующий!

Бабка вышла, в кабинет прошёл другой пациент, а я продолжала писать. Самым муторным в своей работе я считала эту нудную писанину, которая мне даже по ночам снилась. Вот то ли дело в столичных поликлиниках, где всё давно уже оцифровано, только знай щёлкай себе пальчиками по клавиатуре да вноси нужные данные по шаблону. Впрочем, компьютеры я тоже не особо жаловала…

– Садитесь, – не поднимая глаз, махнула я рукой на стул. – Одну минуточку…

– Да хоть две, я теперь никуда не тороплюсь! – усмехнулся новый посетитель, усаживаясь, и я резко вскинула голову. Шурик, будь он неладен! И как только он меня нашёл?!

– Здравствуйте, дорогая Стрелецкая Софья Павловна!

– И вам не хворать, Шахов Александр Михайлович, – хмуро ответила я.

– Опаньки, – он ещё шире улыбнулся. – Один-один. Неплохо подготовилась, Софья Пална. Но не на пятёрку, согласись?

– Чего тебе надо?

– О, мы уже на «ты»?

– Вас что-то беспокоит, больной? Память, слух, а может, с головой проблемы?

– Ага, беспокоит! – он придвинулся ко мне, я отпрянула. – Вот тут… – глухой удар себя в грудь, – болит! Со вчерашнего дня, после нашей с тобой встречи, дорогая!

– Неужели влюбились, гражданин Шахов А Эм?

– Ага, до беспамятства! – он неприятно осклабился. – Причём так горячо, что даже не помню, как мы с тобой прощались, любимая. А это не хорошо!

– Так давайте исправим эту оплошность, Александр Михалыч. Прощайте!

– Э, нет, так дело не пойдёт! – он вдруг схватил меня за руку и уставился мне в лицо немигающим правым глазом – левый был закрыт чёлкой. Я испугалась. Вот так вколет мне в бок железку, а я даже вздохнуть не успею, не то что на помощь позвать. И когда, среди бела дня, в самый наплыв пациентов!

– Послушай, Шурик, ну что тебе от меня надо, а? Никаких общих дел у нас с тобой нет, дорогу я тебе не переходила, в карман не лезла…

– В карман?! Да я бы тебе тогда шейку твою тощую не раздумывая свернул, как курёнку!

– Ну вот! Я о тебе до вчерашнего дня даже не слышала, правда!

– А вот тут позволь тебе не поверить, детка, – он встряхнул меня, и в животе у меня что-то щёлкнуло. – Я не слепой, и шарики в голове пока по нужной траектории крутятся.

– Но я не вру, честное слово! Впервые я тебя увидела только во сне! Я потому так и удивилась, когда бац – и вдруг ты на меня налетел из этой вашей подворотни! Ночью приснился, а днём, точнее вечером, в реале встретила, кому рассказать – никто не поверит! И я тебе об этом сразу сказала, помнишь? А ты меня вдруг домой потащил… Хотя я ни в чём не виновата!

– Врёшь! Ты сказала, что это ты мне приснилась! А откуда ты могла это знать, убогая?!

– Да я оговорилась просто! От растерянности! Как я могла это знать, подумай сам! Это же абсурд какой-то! – в праведном негодовании вскрикнула я, а потом поморгала задумчиво. – А что, правда приснилась?!

– Я уже сам не знаю! Ладно, оставим эту скользкую тему на потом. Откуда ты про корицу узнала?

– Да у меня дома корица тоже в солонке лежит! Это просто совпадение!

– Странное совпадение! А банка с перекисью? Ты даже не сомневалась, где она находится!

– Ну да, потому что у меня перекись тоже в настенном ящике стоит! И я действовала как на автомате! Ну хочешь, сходим ко мне домой, и ты сам всё увидишь!

Как хорошо, что я подготовилась! Как чувствовала…

– А сахар?

– А что сахар? Я же сказала, что просто забыла тебе его положить! Я была в такой растерянности! А когда пришёл твой друг, этот, как его… Остап…

– Оскар!

– Точно, Оскар. К этому моменту я уже немного пришла в себя и смогла нормально исполнить обязанности кухарки, точнее официантки. Сам подумай, зачем мне врать?

– Вот и я думаю – зачем?

– Да незачем! Потому что я говорю правду, одну только правду и ничего кроме правды!

– Софья Павловна?

Дверь неожиданно распахнулась, и Шурик, молниеносно убрав руку с моего запястья, сделал елейное лицо. В кабинет заходила Лидия Тимофеева, наша завотделением и по совместительству моя подруга, с которой мы когда-то учились на одном курсе мединститута. «Железная Лида» – так её прозвали коллеги за жёсткий волевой характер, и только мы, её друзья, знали, какой трепетной и нежной может она быть.

– Да, Лидия Владимировна! – я прокашлялась.

– А что это с вами, вы не заболели? – она окинула меня подозрительным взглядом.

– Нет!

– Да! – одновременно со мной сказал Шурик и улыбнулся Лидке. – Наша драгоценная Софья Павловна плохо себя чувствует, и я бы на вашем месте отпустил её домой лечиться.

– Лечиться? – моргнула Тимофеева. – А кто будет принимать пациентов? Тем более у вас там, драгоценная Софья Павловна, такая очередь выстроилась, просто ужас и кошмар!

– Ужас и кошмар, любезная Лидия Владимировна, – Шурка поднялся и ласково потрепал Лидку по плечу, отчего у той полезли вверх брови, – ужас и кошмар будут тогда, когда Софья Павловна позаражает всех ваших пациентов! А она позаражает, точно вам говорю!

– Заразит, – механически поправила Лидия и перевела недоумённый взгляд на меня.

– Вот и я говорю, заразит, как пить дать! – не отставал Шурик. – Так что надо отпускать доктора, а больных перекинуть на другого врача.

– Не больных, а пациентов! – Тимофеева повысила голос. – И вообще, что вы мне тут указываете, что надо и не надо делать! Занимайтесь лучше своими делами! Софья Павловна, вы уже закончили с…

– С Шаховым Александром Михайловичем? – я нарочно произнесла его имя полностью, чтобы, в случае чего, знали, от чьих рук я пала смертью храбрых. Наша Лидочка ничего не забывает! – Да, закончили!

– Как?! – вскричал Шурик и бухнулся опять на стул. – А моё больное сердце? У меня к вам, доктор, есть ещё парочка очень важных вопросов! Я бы сказал даже – вопросов жизни и смерти!

Вот то-то и оно…

– Ну так задавайте свои вопросы поскорее, в коридоре полно людей, не менее страждущих, чем вы, Александр Михайлович! – Лида вскинула голову. – А вы, Софья Павловна, к концу рабочего дня загляните ко мне, будьте любезны. Тарханов приехал…

– Юра! – вскрикнула я радостно, но осеклась под быстрым взглядом Шахова.

– Работайте, работайте! – Тимофеева процокала каблучками к двери и, уже открыв её, бросила мне напоследок сочувственный взгляд.

Я вздохнула. Боюсь, до конца рабочего дня я могу не дожить…

Глава 3

– …и эта деваха прокукарекала, как самый настоящий петух, представляете? Нас всех просто разорвало от смеха, а девчонка посмотрела так важно и… Сонь, ну о чём ты всё время думаешь, а?!

– Что? – встрепенулась я и оторвала взгляд от окна.

– Вот тебе и что! Распинаюсь тут перед ней, как павиан, а она… Или ты не рада моему возвращению?

– Рада, Юрочка, ещё как рада…

1 2 >

На страницу:

Перейти

1 из 2