Киевская Русь. Волк

– Нет, пожалуйста, прошу тебя! – закричала она.

– Ты себя опозорила, в мой дом придя. Вот иди и свой позор далее показывай, – гневно ответил Ярослав, да и выставил девку за дверь на холод уличный.

Святослава, очутившись во дворе, ахнула да лицо руками прикрыла. Вся побагровела от стыда такого да от обиды смертельной. А во дворе дружинники стояли. Они уставились на девицу голую, златыми волосами лишь до бедер прикрытую, да ошалели от увиденного. Смолки все, девицу жадно глазами поедая. Святослава кинулась прочь, опозоренная, чтоб хоть куда-нибудь спрятаться, но кто-то схватил ее сзади руками крепкими.

– Нет, нет! – заверезжала девица, будто ее режут, вырываться стала.

– Да это я, Радомир! – закричал ей на ухо дружинник и накинул плащ свой на тело оголенное. – Идем в дом мой, там Мила.

Ощутив на себе ткань грубую, что все ее тело прикрыло от глаз похотливых, Святослава успокоилась и позволила Радомиру себя отвести. Шла быстро, голову за волосами спрятав, чтоб никто не признал в ней дочь купца Кузьмина.

***

В доме же Мила ахнула, когда подругу свою увидела обнаженную, в одном лишь плаще.

– Да кто же посмел? – воскликнула она.

– Ты лучше иди одежды свои принеси, да не расспрашивай, не до того сейчас! – повелел ей муж.

Мила сразу же исчезла в своей горнице, одежки подбирать.

– Ну, ну, успокойся, – сказал ласково Радомир Святославе. – Здесь ты в безопасности. На, медовой выпей, согрейся, – и протянул ей кружку, напитка полную.

Святослава благодарно кивнула, кружку до дна осушила и, почувствовав, как тепло по всему телу разливается, расплакалась.

– Ярослав? – спросил дружинник напряженно.

Та только кивнула.

– Случилось что худое?

– Нет, не тронул.

Радомир облегченно перевел дух. Слава богам, не опорочил девку сотник его.

– Вот это самое главное. А про остальное забудешь скоро.

– Да как же забыть такое? Чай, перед всей дружиной опозорилась! – и пуще прежнего рыдать стала.

– Да не опозорилась ты! Там только шесть человек было, и никто из них тебя не знает. Пошутят пару дней да забудут.

– Только я не забуду!

– Ну, это уже твое дело. Да ты плачь, плачь, легче станет, – и положил он голову девицы на свое плечо. Знал, что девкам так нравится.

Выплакавшись на плече у десятника княжеского, Святослава успокоилась да переоделась в одежки, что Мила принесла. Те почти впору были, только чуть коротковаты.

– До дому дойдешь! – рассмеялась подруга.

– Так как же это вышло? – не удержалась Мила от расспросов.

Радомир хотел шикнуть на жену, чтоб не лезла, но Святослава решила сама все подруге рассказать.

Поведала и о том, как хотела с Ярославом поговорить, как все два года о нем грустила да вспоминала, ни на миг не позабыв глаза его серые. И о том, как ударил ее по щеке, а потом одежды срывать начал. И о том, как за дверь голой выставил.

Мила слушала, обомлев, а Радомир лишь хмурился и о чем-то своем думал.

– Ты не ходи к нему более, – сказал он, когда девица закончила свою печальную повесть, – негоже это. Он сотник княжеский. Если чего надумает с тобой сделать, никто с него не спросит, только князь. А тот еще нескоро прибудет. Тебе очень повезло, что он тебя не тронул.

– Не буду, – покорно согласилась Святослава. – Я не знала, что он таким стал, не ведала. Думала, вспомнит меня. Лишь два года прошло, как мы…

И запнулась. Не хотела говорить о том, как он в женки ее звал, а она отказалась, руку преданную не взяв.

– Два года для него как целая вечность прошли, Святослава. Он такого повидал, что бересты всей не хватит описать, – заключил Радомир.

– Это он таким из Хазарии вернулся?

– Нет, раньше. Еще от вятичей.

– А что же случилось?

– Не знаю. Ведаю только, что он уже с Киева другой был. Между вами что-то такое произошло, что он хмурым и нелюдимым стал. Дичился всех да сидел одиноко от другов своих. Но он тогда по ночам еще имя твое во сне шептал, хоть сам того и не ведал, а я не сказывал. А после той истории с женой Мстислава будто все переменилось в нем окончательно. Словно огонь жизненный у него внутри погас и стало там черным-черно.

– А что случилось с женой Мстислава? – спросили девицы.

– То не моя тайна, сказывать не могу. Одно только ведаю, что с тех пор он и возненавидел баб всех лютой ненавистью.

– Это я во всем виновата, – всхлипнула Святослава.

– Да ты-то тут причем? – удивился Радомир.

– Да при том, что с меня и начал Ярослав всех баб ненавидеть. Обидела я его сильно тогда в Киеве.

– Да тебя он уже давно простил! – заверил дружинник. – Вот только себе простить не может того, что натворил. Такое бы никто простить не смог. Когда чернота душу обволакивает, уже не вырваться из нее. Вот и лютует, да не в радость себе, а в горечь.

– Так правду говорят, будто Ярослав девок насильничал, а некоторых даже убил?

– Правду. Очень горькую правду, – понурив голову, ответил Радомир. –Друг-то и начальник он славный, а вот девкам от него житья нет. Поэтому и говорю, чтобы не ходила более. Другим он стал. Забудь его. Того, кого ты знала, уже нет. Теперь Волк он, и по имени, и по сущности своей. Настоящий Волк.

Святослава промолчала. Легко сказать – забудь! Сегодняшнюю встречу она теперь никогда не забудет и не простит!

Радомир проводил Святославу до самого дому, подсадил к окошку ее горницы, чтоб смогла внутрь залезть. Не хотела Святослава, чтоб ее кто-то видел в одежках чужих да с губой разбитой. Пробравшись в покои свои, она сразу же на ключ заперлась. Никого не пускала, мол, голова у нее болит. А сама травы лечебные к губе прикладывала да глаза от слез горьких осушала. Больно было от того, что не смогла вернуть любимого. Видимо, прав Радомир, его уже и не вернешь. Кто хоть раз кровь девке беззащитной пустит, никогда уже из темноты не воротится.

Вздохнула Святослава тяжко. Ей жить дальше надобно.

***

Радомир на следующий день после случившегося к Ярославу подошел.

– Разговор есть, – сказал сурово.

Ярослав провел друга в терем. Сел на скамейку, кою сам выстрогал сегодня, да друга пригласил. Но тот отказался. Сразу начал говорить.

– Ты что ж творишь, друг мой? Зачем Святославу так посрамил?

– Что, уже пожаловалась? – ухмыльнулся сотник.

– О таком девке позорно жаловаться! Просто я рядом был, когда ты ее голую во двор выставил. Кинулся тут же на помощь, плащом прикрыв.

– Вот и славно. Видишь, и никакого позора.

– Да перестань ты улыбаться, Ярослав, я серьезно! – воскликнул резко Радомир.

– И я тоже! – так же резко ответил сотник, встав со скамьи. – Она сама в дом пришла. Сама себя опозорила. Я ее не неволил.

– Знаю о том. Но все же нельзя так с девками знатными поступать. Коли князь узнает…

– Ты меня князем пришел пугать? – разозлился Ярослав.

– Нет, князем пугать не стану. Только напомню, что ты сотник княжеский, Русь защищаешь от напастей, а сам ведешь себя, как разбойник, в своем же доме!

Сотник лишь голову понурил от слов друга да снова на скамью сел, ножичком острым коня деревянного из полена вырезая.

– Ты бы простил ее, Ярослав. Чай, любит тебя девица, – уже более мягко стал говорить Радомир.

– Не за что мне ее прощать. Все в прошлом.

– И все-таки, – не сдавался друг. – Вон, моя Мила тоже меня позабыла, с другим гулять стала. И знаю я о том, что в горницу ночками звала сына боярского. Так что не смейся! Но я смог простить… И теперь живем душа в душу. И лучше женки мне не найти вовек! Она тоже благодарна, что простил. На верность мне землю сырую поцеловала.

– Вот и хорошо, что у вас складно все вышло. И я рад тому, что смог простить ты Милу свою. Но я не ты, и простить не смогу.

Радомир только вздохнул глубоко.

– А ты бы попробовал. Может, и душа твоя от этого бы излечилась.

Ярослав ничего не сказал другу на эти слова, продолжал коня выстругивать.

– Ладно, тебе в душу лезть не моя забота. Только одно скажу, коли еще раз так с какой-нибудь девкой честной поступишь, не смогу назвать тебя другом своим более! Насмотрелся на твои бесчинства в Хазарии. Хватит с меня! Не должен себя так друг мой вести, недобро это.

И Радомир вышел прочь из терема сотника, оставив Ярослава размышлять над последними словами друга.

Глава 15

966 год от Р. Х.

В Киеве стояла русская зима. Снежная, холодная да с морозами трескучими. Хоть весна уже была не за горами, хозяйка ледяная не собиралась пока свои права уступать. В последний месяц так много снегу навалило да такой мороз напал на град престольный, что все носы попрятали по теремам своим.

Да в ясный день никого морозы те не пугали. И как только снег заискрился от лучей солнечных, девицы молодые на улицу высыпали, стали в снежки играть, друг за другом бегать да на санках кататься. Все розовощекие от мороза да счастливые! Глазки задором блестят, звонкие голоса, чай, по всему Киеву разносятся, молодцев привлекая.

Святослава тоже в снежки играла. Да резво бегала за девками, догоняя и снежок за ворот засовывая. Догнала одну, запихнула побольше снега да побежала от нее быстрее ветра, чтоб та отомстить не успела. Бежала Святослава да не видела, что впереди из-за угла кто-то выворачивает. Она со всей силы на вышедшего и налетела.

Охнула от удара да на снег упала. А тот, на кого налетела, стоит себе и даже руки не подаст.

– Помоги подняться! – упрекнула девица.

– Сама на меня прыгнула, сама и вставай, – ответил знакомый холодный голос чуть с хрипотцой.

Ярослав прямо перед ней стоял. В шубе длинной да из мехов ценных. Грудь нараспашку, жарко ему было.

Святослава сама и поднялась. Вскинула на него очи гневные, но потом рассмеялась.

– Ничего не напоминает, Ярослав?

И отбежала от него вся искрящаяся. Локоны золотые, из-под платка выбившиеся от игр веселых, засверкали, как солнышко весеннее.

Посмотрел сотник на девку резвящуюся. Хороша стала! Уже два месяца ее не видывал после истории той срамной с выдворением из терема. И теперь вовсю разглядывал. Вон как очи девичьи сверкают жизнью да радостью. Хоть мороз на улице, а Ярославу горячо стало внутри от глаз тех. Но сотнику надобно было дальше идти, в терем спешил печку на ночь растопить.

Вот и повернулся он к девицам спиной и уже шаг в направлении терема сделал, как ему в спину увесистый снежок ударил.

Обернулся Ярослав, гневно на играющих зыркая.

– Чай, не по тебе забава русская, а, сотник? – закричала ему Святослава.

Не боялась она Волка. Среди девок стояла. А при них он ничего не сделает. Ох как отомстить ей хотелось за ту встречу последнюю срамную!

Ярослав лишь сплюнул гневно да развернулся, чтоб уйти. Не для сотника в снежки с бабами играть. Но не прошел и двух шагов, как в него опять снежок попал, только не в спину теперь, а в голову, сбив шапку меховую набок.

Повернулся снова новгородец к девицам. А те со смеху чуть ли не на снег падают. Святослава же стоит посреди них гордо и уже другой снежок в руках вертит.

– Вот какой бы из меня стрелок вышел славный! Взял бы к себе в дружину, Ярослав? Чай, не хуже тебя стреляю! – купеческая дочь нарочно его по имени назвала, знала ведь, что сотник не любит, когда его именем кликают.

Подруги вокруг еще пуще смеяться начали да на снег попадали вовсе.

Дружинник рассвирепел. Сейчас он ей покажет, как в сотника снежками кидаться да перед подругами срамить.

– Ну, погоди, девка! – крикнул он и побежал в ее сторону.

Подруги, что вокруг стояли, тут же с визгом разбежались. И Святослава что есть мочи с места дернула да смеялась громко. Не догонит ее Ярослав в шубе такой тяжеленной. Она вон, как ветер, мчится!

Сотник тоже понял, что догнать в шубе девку резвую не получится. Но не сплошал. Скинул с себя меха дорогущие и помчался за девицей далее. Стал нагонять. Схватил за плечи, опрокинул на спину и стал снегом лицо засыпать.

Святослава отбивалась, но продолжала смеяться. Лицо снегом тереть зимой было принято. Чай, она тоже подружкам своим всем лица перемазала.

Заметив, что девке все еще весело, Ярослав решил усугубить наказание. Задрал подол тулупчика ее мехового да стал словно по отечески лупить рукою сильной как ребёнка провинившегося.

– Это тебе за снежки! Это тебе за Ярослава! За снежки! За Ярослава!

– Больно же, Ярослав! – кричала девица да смеяться не переставала, снова назвав его по имени.

А когда он еще раз шлепнул напоследок, да посильнее, пуще рассмеялась.

– Ну и как тебе бёдра мои? Чай, понравились, раз шлепал так славно! –и покатилась со смеху на снег, когда сотник ее отпустил.

Новгородец уставился на нее с неприкрытым удивлением. Он ее только что отшлепал больно, а она смеется. Ну и девка! Вот что с такой делать?

Святослава вдруг резко к нему подсела, обхватила голову его белокурую да поцеловала в губы молодецкие. А потом резко отскочила и побежала, крикнув напоследок со смехом:

– Как погожий день будет, приходи! В снежки поиграем. Ты еще раз меня пошлепаешь!

И убежала девица. А Ярослав сидел, словно громом пораженный. После того как он отлупил ее прилюдно, она еще и целует его да смеется. Странная девица. Но поцелуй ее на губах остался, словно мед сладкий да горячий хмель.

***

Следующий зимний день тоже был морозный и солнечный. Опять высыпали девки в снежки играть. Да теперь еще и молодцы к ним присоединились. Из Киева на санках помчали за стены града на раздолье снежное. А на поле том заснеженном и дружинники тренировались. Торсы оголенные, стоят на холоде и бьются по парам друг против друга. Ярослав среди них в шубе похаживает важный весь да грозный.

Святослава его сразу заприметила. Подбежала с санками в руках.

– Покатай меня, сотник княжеский! – сказала весело да глазами засверкала изумрудными.

– Не до тебя мне сейчас, дочь купеческая. Видишь, тренируемся.

– Так это вои твои тренируются. А ты вон стоишь незанятый.

Ярослав только сверкнул на нее серыми глазищами да отвернулся.

– А хочешь, я тебя сама покатаю! – не унималась та.

– Покатай девицу, – засмеялись дружинники. – Не отстанет, пока не покатаешь.

– Ну садись, – согласился Ярослав, недобро на Святославу взглянув, – да только держись крепко!

Святослава тут же на сани прыгнула да схватилась за загривок. А Ярослав как дернул ее со всей силы, однако девица не упала. И тогда скинул он шубу свою да помчал что есть мочи. А купеческая дочь смеется да улюлюкает.

– Давай к тому дереву, сотник! – в спину крикнула.

Пуще прежнего сотник раскатал сани, думал, сейчас как хрястнет ее об дерево, чтобы больше не мешалась, да на глазах у всех не захотел того делать.

Остановил сани уже за деревом. А Святослава смеется. Встала с саней счастливая и довольная да шагнула к сотнику, глазами сверкая, как искорками. Ярослав было подумал, что она снова целоваться полезет, и назад отшагнул, не заметив, что прямо за ним прорубь холодная.

«Вот! Сейчас!» – промелькнуло у Святославы в голове.

И она изо всех сил резко в грудь Ярослава толкнула, тот в прорубь и провалился. А когда всплыл из-под воды студеной, крикнула что есть мочи:

– Будешь теперь знать, каково это – девку голую на холод выгонять!

Сверкнула напоследок очами гневными да побежала прочь к Киеву, бросив свои санки подле дерева. Отомстила!

Ярослав же, на снег выбравшись, сначала лежал, словно обмерший, а потом рассмеялся. Ловко же придумала! Ох как ловко! Он бы и сам до такого никогда не додумался, хотя самым хитрым среди своих считался.

Дружинники же к нему с шубой подбежали, стали на ноги поднимать да одежки обледенелые стаскивать. Когда сняли все, накинули шубу с шапкой.

– Вот змея, я б ее на месте придушил, нашего сотника так посрамить! –возмущался один из воинов. – Найду ее и устрою темную!

– Никого ты не тронешь, Митя! – крикнул ему Радомир строго. – Чай, наш сотник заслужил то, сам знает.

Ярослав же только улыбнулся в ответ. Прав Радомир был, опять прав.

– Но теперь все в Киеве сказывать будут, как девка сотника в прорубь окунула!

– Она девка, ей можно. На то они и существуют, чтоб нас на смех поднимать, а то зазнаемся, – опять осадил Радомир разбушевавшегося дружинника.

– Да замолчите вы оба! – гаркнул Ярослав. – Лучше на княжий двор пойдем, отогреться надобно.

А когда сидел уже Ярослав у печи своей в тереме да бревна в огонь подкидывал, Радомир спросил обеспокоенно:

– Надеюсь, не будешь мстить Святославе? Знаешь же, что заслужил.

– За нее печешься, не за друга своего?

– Да что с тобой случиться может? Ты же Волк!

– И то правда.

Тут задумался сотник на мгновение.

– Диву даюсь, что она два месяца обиду носила да план мести вынашивала. Вот змея!

– Она-то два месяца, а ты уже два года ей мстишь!

Посмотрел Ярослав на друга своего и соратника по оружию. Что-то в словах его кольнуло сердце больно.

– Иди, Радомир, спать буду.

– А что насчет Святославы?

– Не могу обещать, о чем просишь. Она на смех меня перед всей дружиной подняла, да перед молодцами и девками киевскими. Сотнику такое негоже прощать.

Радомир только вздохнул грустно.

– А знаешь, вы друг друга стоите. Да ну вас обоих! – и ушел из терема, махнув рукой обреченно.

Ярослав же для себя решил, что обязательно поквитается с девицей златовласой. Не мог ей простить купания в прорубе. Вон и дружинники на него косятся да за спиной смеются. Надо ответ дать.

***

А пока он месть свою обдумывал, собрался как-то молодняк опять гулять около Киева. Решили на санях запряженных кататься. Запрягли три тройки коней, да и стали наперегонки ездить. Ярослав же опять дружинников вывел на тренировку. Знал, что на морозе тело в сталь закаляется и горячить всегда будет в дни студеные! Еще в новгородских лесах ту науку выучил, когда охотой промышлял.

Восседал на коне своем сотник гордо, а в сторону резвящейся молодежи и не посматривал. Не придумал еще месть достойную.

– Чай, опять она? – крикнул дружинник из толпы. – Вон как резвится. Неужели не ответишь на обиду, Волк?

– Отвечу в свое время, – грозно сказал сотник. – А кто от тренировки отвлекаться надумает, со мной в пару станет!

Тут же все смешки стихли. Никто не хотел своей жизнью рисковать. Против сотника можно было выходить, только если помереть уж больно хотелось.

А молодняк киевский продолжал резвиться, на санках катаясь.

– Эге-гей! – кричали молодцы славно, коней плетками подгоняя.

Святослава сидела в центре одной из повозок, вместе с остальными девицами смеялась. Хорошо у нее на душе было да привольно. Знала, что Ярослав рядом тренируется. Да только он ее душу более не тревожил. Отомстила когда, сразу и отлегла обида от сердца девичьего. Вот и смеялась сейчас счастливо.

Молодец, что с ними в санях был, пуще всех коней погонял. Летели сани, будто птицы небесные. Быстро да звонко, бубенчиками тишину разгоняя. Побеждал возничий уже своих соперников. Вон и лес близко, до коего договорились гнать лошадей. Сиял гордо молодец, чай, девки его зацелуют, когда выиграет. Да так разгорячился паренек от близкой победы, что не заметил бревно впереди огромное, снегом припорошенное. А когда заметил, было слишком поздно. Кони бревно перепрыгнули, а вот сани так в него врезались, что чуть вверх дном не перевернулись. Молодец из саней вылетел да живой остался, только руку сломал. А три девицы вместе со Святославой умудрились в повозке остаться. Вцепились крепко в сани и верезжали что есть мочи! Кони же, то ли почувствовав, что их плетью никто более не стегает, то ли испугавшись крика бабьего, помчали к лесу, словно бешеные. Повозка неуправляемой стала. Кони мчали ее по снегу, то в одну сторону бросая, то в другую. Все, кто остался на поле заснеженном, смотрели на сани с ужасом в глазах. В любой момент трагедия могла случиться.

– Прыгайте же! – крикнул Ярослав, замерев, как и все. Сейчас никто не мог помочь девкам несчастным, кои в повозке остались. Слишком далеко сани отъехали от стен града, не догнать. Да и не докричаться.

Но Святослава как будто услышала голос сотника внутри себя, велела девкам, что с ней были, прыгать. Чай, снега много, не убьются. Да сани так бросало из стороны в сторону, что те не решались спрыгнуть, боялись. Купеческая дочка тогда на отважный шаг решилась. Переползла через загривок саней и схватила вожжи. Но кони уже так разгорячились, что слабая женская рука не могла их остановить. И Святослава тогда напрягла все мышцы, задавая коням одно направление, чтоб сани швырять перестало. Кони вдруг послушались да по прямой бежать стали. Сани выпрямились.

– Прыгайте! Чего ждете? Лес уже близко!

Девки тут же спрыгнули с воза и покатились по снегу. Святослава оглянулась на них: живы! Теперь ей и о себе подумать надобно.

– Прыгай же, – тихо промолвил Ярослав, когда понял, кто в санях остался. Сердце его стало чаще биться от волнения.

Купеческая дочь тем временем решила обратно в сани залезть, чтобы спрыгнуть, да кони, почувствовав, что вожжи ослабли, опять из стороны в сторону скакать начали. Святослава еле удержалась, чтоб под сани не свалиться. Поняла, что не дадут ей кони спрыгнуть. Стала опять вожжами управлять, пытаясь сани прочь от леса направить. Но было слишком поздно. Лес уже перед носом стоял, и кони во весь опор на него мчались.

– Прыгай! – крикнул Ярослав с места своего, но его никто не услышал. Тогда он сам на коня своего, что под седлом подле стоял, вмиг вскочил да хлестнул что есть мочи и за санями помчался.

– Ты уже не спасешь ее! Там лес! – крикнул вслед кто-то из дружинников.

Но сотник еще пуще лошадь гнал. Знал, что погибнет девка, однако не смел остановиться.

Кони же галопом мчали сани прямо на деревья. Святослава, увидев перед собой стволы вековые, закричала, хотела было руками лицо закрыть, но в последний момент дернула с силой вожжи, и проскочили лошади первое дерево. Потом второе, третье. Девица направляла коней то в одну сторону, то в другую. Сама себя не помнила, как получалось от деревьев уворачиваться. Сердце бешено колотилось, глаза обезумевшие. Видно, страх дикий помогал ей коней направлять. Вылетели кони на поляну лесную, вздохнула Святослава с облегчением, чай, деревьев нет уже. Да рано радовалась. Когда опомнилась, поздно уже было – впереди обрыв! Именно туда она коней, сама того не ведая, и направила. Вот она, кромка небесная, да красивая какая! Вот она, смерть быстрая…

***

Кони к обрыву подскочили, однако под тяжестью своей остановиться уже не смогли, да еще сани их сзади подперли. Животные вместе с санями и возницей вниз сорвались. Только и было слышно, что девичий крик последний. Так и упали все в речку бурную, от крутизны потока не замёрзшую, что за обрывом сразу текла.

Ярослав, к обрыву подскакав, с коня спрыгнул, к краю подбежал, стал в реку всматриваться. Грудь его вздымалась сильно от дыхания волнительного, да сердце так стучало, что он и не слышал ничего, кроме ритма его бешеного.

Тут увидел сотник коней, что выплыть пытались, да тяжесть повозки не давала. Погибнут славные. А рядом… Рядом головка золотистая сверкнула на поверхности. Святослава! Мокрые одежды тяжестью своей ее вниз утягивали.

– Жива! – крикнул Ярослав торжествующе и устремился с обрыва прямо в речку, лишь тулуп с шапкой скинул. Только лук легкий с собой прихватил да кинжал.

Оказавшись в реке студеной, он резкими бросками поплыл в сторону Святославы. Та уже стала под воду уходить, ослабела и не могла более бороться с потоком бурным. Да и вода ледяная все тело сковывала. Когда подплыл к ней Ярослав, она уже под водой была. Только волосы златые выдавали ее в толще мутной.

Нырнул новгородец, схватил девицу за руку да на поверхность вытащил. Тут же к груди прижал, захватив рукою сильной, и поплыл к берегу, второй рукою загребая. Святославу из воды вынес, сразу расстегнул платье девичье, стал по сердцу бить да ртом своим ей в рот воздух загонять. Святослава лежала вся посиневшая, не было в ней уже жизни. Но сотник не унимался, заставлял сердце девичье снова биться да Перуну молился, чтобы спас ее. И, видно, услышал Перун молитвы воя своего верного, ожила девица, закашлялась, вода изо рта потекла. А Ярослав рядом сидит да смеется. Самому не верилось, что жива Славочка, ведь он уже отчаялся.

Святослава ожила, но в себя не приходила. Стала лишь трястись от холода, чай, одежка на ней ледяная была. Да и без сил девица совсем лежала. Ярослав поднял ее на руки да побежал шагами быстрыми в лес, что за рекой стоял. Знал, что здесь волхвы живут, значит, и терем стоять где-то должен с огнем целительным. Так и случилось. Нашел молодец хижину посреди леса, в коей никого не было. Видно, заброшена уже давно, пылью все внутри покрыто. Зашел сотник внутрь спасительного убежища и положил девицу на соломенную подстилку, от времени прохудившуюся. А Святослава уже синеть стала, замерзала потихоньку…