Киевская Русь. Волк

Ворота Саркела совсем рядом были, когда какой-то лучник мертвое тело своего товарища заприметил. Тут же тревогу поднял. Засуетились хазары, стали стекаться по стенам лучники. Много их было!

– Открой ворота, Мстислав! – крикнул другу Ярослав, приготовившись обороняться. – Мы тебя прикроем!

– Нет, лучше ты иди! У тебя ранение, долго здесь не продержишься!

Ярослав не стал спорить и бросился вниз к воротам. Каждое мгновение было дорого. Он должен был открыть град дружине княжеской!

Уже было подбежал к цели заветной, да встали перед ним охранники вооруженные, человек пять. Ярослав, недолго думая, на хазар набросился. Да с таким рыком бешеным, что перепугались те, подумали, будто не человек на них напал, а зверь лютый. Когда же убил новгородец четверых, на пятого пошел. Тот с испугу копьем стал отмахиваться. Да задел новгородца по боку, где ранение от стрелы было. Согнулся Ярослав от боли, кровь снова хлынула из раны открывшейся, да так, что тряпки повязанные вмиг красными стали. Но собрал всю волюшку десятник княжеский, схватил меч свой острый да с силою в пятого хазарина бросил. Тот замертво упал с мечом в груди.

Подошел к нему Ярослав, меч свой вырвал из тела вражеского да к воротам направился. Но чтобы их открыть, надо было задвижку поднять тяжеленную. Одному не справиться! Витязь все силы напряг, подпер задвижку плечом да как рванет ее вверх. Та поддалась и соскочила. Все, ворота открыты! И десятник, полуживой, полумертвый, толкнул ворота от себя и растворил их перед дружиной русскою. Князь того только и ждал, чай, наготове все уже стояли. Бросился Святослав со своими дружинниками внутрь града хазарского. Ярослав только и успел в сторону отскочить, чтоб свои же не смяли.

Бок же левый жгучая боль раздирала. Прикоснулся он рукой к ранению, и ладонь вся покрылась кровью багровою. А в городе уже предсмертные крики людские слышались да звон мечей, что друг с другом схлестывались. Тогда собрал Ярослав последние свои силы, взял крепко меч славный, почувствовав холод метала, и ожил от прикосновения целительного. Смертельное лезвие на него как целебные травы подействовало. Ничего ему так дорого не было, как чувствовать холодный металл меча своего. Шагнул Ярослав раз, два, силы в нем поприбавилось, и устремился новгородец спешно за своими, дабы поспеть врага побить. Не чувствовал он уже ни боли, ни слабости. Только одно сердце его желало: убивать врагов да жечь дома хазарские! Вот схлестнулся с каким-то хазарином на мечах, а потом еще с другим. Всюду запах крови и смерти. А Ярославу запах тот милее всех стал. Ликует сердце звериное, просит крови вражеской!

Утолял жажду свою дружинник аж до утра раннего, пока вокруг него одни трупы лежать не остались и нигде уже хазар не видно было. Так и нашли его свои посреди улицы всего в крови, волосы серыми стали от пепла пожарищ, а глаза дикие кровью налиты. Стоит среди трупов бесчисленных да пошатывается, но меч из рук не роняет.

– Эй, волк, битва закончилась! – крикнул ему князь. – Саркел наш!

Ярослав лишь взглянул на него взглядом затуманенным, пошатнулся снова да упал на трупы врагов своих, чуть дыша.

***

Когда же очнулся, ничего не помнил, кроме рек крови да запаха пожарищ. А около него девка-хазарка суетилась, все раны молодца обмывала. Как заметила, что ожил тот, сразу выбежала, кому-то кричать стала. Ярослав начал меч свой нащупывать. Неужели в плен попал? Да увидев Мстислава с Радомиром сияющих, что в покои его вошли, успокоился. Среди своих, не в плену хазарском.

Друзья тоже были повязками разными перевязаны. Значит, и им досталось от битвы ратной сполна. Подошли они вдвоем к другу, что на кровати мягкой лежал, да заулыбались.

– Очнулся новгородец наш, герой славный!

– О чем ты? – спросил Ярослав.

– Вести у нас для тебя хорошие. Князь сотником тебя своим назначил!

Ярослав ушам своим не поверил.

– Зачем он так? Не заслуживаю я чести такой. Вон разлегся тут, как баба.

Друзья только посмеялись.

– Может, и разлегся, как баба, да только перед этим ворота Саркела открыл, а затем еще, стрелой вражеской раненный, перебил двадцать хазар мечом своим. Тебя утром нашли среди их трупов. Стоял еле на ногах да меч держал окровавленный, прямо как берсерк с земель северных!

– Не помню ничего, все в голове смешалось.

– Да ты, видно, как заколдованный тогда был, – сказал Мстислав. – Говорят, глаза краснющие у тебя были, а губы что-то под нос шептали.

– Того тоже не помню.

– А может, оно и к лучшему – не помнить. Такое вспомнишь, так сразу тошно становится от смертей бесчисленных.

– Это тебе, Радомир, от смертей тошно. А мне они по душе.

– Это мы уже поняли, коли так в бой постоянно рвешься. А пришли мы затем, чтоб поднять тебя да к дружине вывести. Чай, теперь ты их сотник! Это в девятнадцать-то годков!

– В двадцать! Мне через неделю двадцать уже будет.

Радомир с Мстиславом лишь переглянулись весело оттого, что их друг серьезности себе нагоняет. Девятнадцать или двадцать годков, значения не имело, все равно самым молодым сотником стал. Вот и подхватили они новоиспеченного сотника под мышки да на свет вывели. А когда вышел Ярослав на свежий воздух, так сразу и силушки в нем прибавилось. Попросил друзей ему не помогать, сам пошел, правда, медленно. Много крови потерял, да ничего, к новому году своему восстановится.

Как приметили его дружинники остальные, так закричали приветственно:

– Волк идет! Смотрите, Волк наш вышел!

– А чего они меня так кличут? – спросил Ярослав у друзей.

– Да оттого, что когда нашли тебя поутру, ты как волк матерый стоял да глядел вокруг себя диким взглядом. Тебя сам князь по имени кликал-кликал, а ты не оборачивался. А когда волком окликнул, сразу на князя и посмотрел. Вот и дали тебе имя новое, на которые сам откликнулся. Волком зовешься теперь среди дружинников!

– Ну, это среди них, а вы чтоб меня Ярославом звать продолжили, а то забуду совсем про сущность свою человеческую.

Глава 12

Саркел был городом цветущим. Радовали здесь глаз и розы алые, и виноградники пышные. Да только как пришли туда русы, ничего и не осталось. Святослав волю дал дружинникам. Те разграбили град, пожгли большую часть домов, понасильничали девок хазарских да поубивали местных жителей, кто под руку попался. А самым свирепым в делах тех бесчинных был сотник Ярослав, коего Волком свои же кликали.

Меч его не просыхал от крови хазарской. Рыскал по городу всех, кто спрятался, и убивал на месте, заприметив. Добро не брал, незачем ему было злато да серебро. Ему кровушку подавай. Как-то раз зашел он в дом богатый, а там бабы-хазарки сидят. Упали те ему в ноги, чтобы помиловал. Волк осмотрел их оценивающе: старые да сморщенные. Плюнул и хотел уже выйти, да заприметил за их спинами молодуху, что пряталась за комодом. Зарычал по-волчьи Ярослав, схватил тут же девицу, чтоб понасильничать, да та отбиваться стала. Хазарки пожилые на него тоже набросились, хотели подопечную защитить, так Ярослав всех их и перебил. Молодая хазарка, одна оставшись да на трупы своих родных глядючи, закричала дико, выхватила кинжал острый из-за пояса, что талию тонкую обвивал, и кинулась на Волка. Да тот не растерялся. Ухватил руку девки, развернул кинжалом к ее груди да и воткнул со всей силы. Девица упала на пол замертво. Ярослав в прошлым, а ныне Волком называемый, смотрел на молодую хазарку притихшую подле ног своих словно ничего не видел. Словно глаза во тьме его были. Не хотел её смерти, руки сами всё сделали, а взор затуманен пеленой чёрной, словно не осознавал вовсе, что творит.

Бесчинствовали дружинники еще дня три в городе. Благо грабить и насильничать было кого. Оставшиеся хазары, кто богат был да ямы в земле имел для сокрытия нажитого, вышли к князю Киевскому со всем добром и на коленях стали просить пощадить город.

– Град теперь мой, – властно сказал князь. – Мне служить будете и дань платить. А про помощь от хазар забудьте! Я и Итиль ваш возьму, и Семендер! Сокрушу всю вашу Хазарию!

– Да, русский каган, век тебе служить станем! – не вставая с колен, вопили богачи местные. Уж больно грозен князь, не смели перечить. Вон он что с их домами сделал. От былого величия Саркела ничего не осталось.

А потом хазары пошли Волку кланяться, что у князя в почете был да больше всех и буйствовал в городе. Сотника этого хазары еще больше боялись, даже больше, чем самого князя. Вон как смотрит на них глазищами серыми да лютыми. Хоть и молод, да страхом животным наполняет старцев уважаемых. Стали они ему злато под ноги подсовывать да просить перестать град жечь. Волк лишь блеснул холодным взглядом сквозь глаза прищуренные, ничего не ответив. Не имел он жалости к хазарам. Они столько лет на Русь нападали, вот пусть свое и получают. Но старцы на следующий день опять к нему приползли, прося остановить пожары, да только злато уже не предлагали, а привели девку свою. Самую лучшую среди хазарок отобрали да из семьи благородной.

Девку Волк принял. И хазары тут же обратно уползли с благодарностью. А потом заприметили, что из шатра сотника сразу же нарочный выбежал, давая указание дружинникам, чтобы до следующего дня город оставили, не грабили.

Хазарка же молодая из шатра Волка более к отцу своему не возвернулась и что с ней сталось никто не знал. Лишь сказывали подруги её, коих та же участь могла ждать, что кидают их отцы зверю лютому на растерзание, что жесток он и нем к слезам девичьим.

***

Так и жил Саркел до тех пор, пока князь Киевский не решил дальше идти, другие города хазарские брать. Вызвал он к себе Волка на совет.

– Саркел за собой оставить хочу. Белая Вежа теперь ему имя! Сам же дальше пойду на Семендер и Итиль. Здесь оставлю гарнизон небольшой да посадника своего назначу, чтобы порядок в городе блюли. Ты же в Киев до зимы вернешься.

Волк сначала подумал, что князь шутит, но понял, что тот серьезно говорит. Расстроился сотник.

– Зачем от себя отдаляешь, князь? Чай, подвел я тебя хоть раз в бою? С тобой хочу идти далее на Хазарию, – и сверкнул глазами серыми.

– Ты, Волк, воин славный да верный. Самый лучший мой витязь. Вот и хочу, чтобы в Киев возвратился с дружиной своей. И не смотри на меня так сурово, чай, не враг я тебе.

– Мне в Киеве делать нечего. Оставь меня здесь посадником, коли не хочешь с собой брать.

– Тебя? Посадником? – рассмеялся князь. – Чтоб мой верный Волк сидел грамоты разбирал да нужды простого люда решал? Не про тебя такая участь. Ты воин, а не мирской человек!

– А в Киеве… Что мне там делать? Уж точно не ратные дела.

– И уж точно не дела посадские, – ответил князь. – Там княгиня Ольга этим славно занимается. Да ты послушай, что я скажу сначала, а потом гневайся. В Киев тебя хочу потому отправить, что все уже наслышаны о твоей силе да жестокости. Вот ты одним своим присутствием и приструнишь всех соседей наших, напомнишь о силушке русской. А то пока мы тут хазар гоняем, Византия да Болгарское царство наглеть начали. Да и в Киеве мне человек верный нужен, как ты, властью не прельщенный. Коли со мной случится что худое, старшего моего сына, Ярополка, на престол посадишь, а сам подле станешь. Княгиня Ольга уже не та, ей помощь нужна будет с боярами да князьями силою управлять. Вот я тебя и выбрал среди других дружинников, как самого верного воина. Ведь в Киеве сидеть – это под многими соблазнами ходить.

И посмотрел князь на сотника своего. Думал, что тот засияет весь, заважничает от чести великой, ведь в Киев поедет самого князя замещать, да Волк все такой же стоял, грозный и нерадостный. Святослав про себя улыбнулся. Правильно решил, что именно его в Киев отправит. Не станет Волк верный за его спиной заговоры строить да пытаться свою власть на Руси установить.

– Я тебе в Киев идти не указываю, а прошу, – сказал князь сотнику, понимая, что только так уговорить его сможет, как друг.

Волк задумался, еще больше лоб нахмурив.

– Не люб мне Киев, – тихо ответил, – но волю твою исполню, князь.

Святослав облегченно вздохнул.

– Вот и славно, – и обнял князь своего дружинника верного. – Теперь мое сердце спокойно за Русь будет, раз сам Волк станет ее покой охранять. Да только просьба у меня одна есть.

– Говори, князь, все исполню.

– Ты с девками киевскими так не поступай, как здесь. Мне не нужны волнения народные из-за того, что мой сотник не ласков с бабами.

– Не буду, князь. Мне на девок плевать, что есть они, что нет.

– Оно-то так, да жажду молодецкую не утаишь да в сундук не спрячешь, как рубаху ненужную. Рано или поздно все равно свое потребует. Вот ты и возьми с собой какую-нибудь девку хазарскую да делай с ней, чего душа твоя волчья пожелает. Чай, не будешь тогда на молодух киевских засматриваться и жестокости чинить.

Волк лишь улыбнулся совету княжескому. И как это Святослав обо всем подумать успевает?

– А если и сделаю что недоброе в Киеве, сильно разгневаю тебя, князь?

– Сильно! Да раз тебе красавицы наши милей, то крестьянок и бери. Но девок пригожих да из родов знатных не трогай.

– Не буду, князь, на том клянусь.

– Вот и ладно, теперь иди, в путь собирайся, – и князь хлопнул дружинника по плечу дружески да провел из избы, прощаясь.

Волк сразу к своим дружинникам направился, чтоб дать указания на сборы. Сотня его с веселой быстротой стала коней готовить да награбленное добро в мешки складывать, ведь скоро в Киев вернутся к женам своим, матерям и невестам. А что еще могло душу воина согреть, как не мысли о доме родном?

Отбыли на следующий же день. Волк, как князь и советовал, кинул в обоз свой девку местную, что в первый день ему привели хазары знатные, да и справлял с ней нужду свою все первые дни дороги, а потом дружинникам своим отдал на развлечение. А Белая Вежа вздохнула с облегчением: наконец-то лютый их покинул.

Глава 13

Много люда киевского на улицы высыпало встречать прославленного сотника княжеского, что с победой из далеких степей возвратился. Знали все, что именно он кагана хазарского убил, он князя от стрелы смертельной спас, собой закрыв, да что ворота Саркела открыл, несмотря на ранение. Кричал ему люд приветливо, шапки в воздух кидал. Девки киевские под ноги коня боевого лепестки цветов бросали да улыбками сверкали. Волк в ответ тоже улыбался, да глаза холодными оставались. Невзлюбил он Киев и не рад был этому граду.

Вечером княгиня Ольга столы в хоромах княжеских накрыла да позвала Волка почетным гостем быть. Сидел он рядом с княгиней да медовую попивал. На все вопросы Ольги отвечал. Знал, что она в Киеве главная, а он и не против был. Его дело ратное, а остальным пусть другие занимаются.

После пира княгиня сама до ворот сотника проводила да поблагодарила лично, что жизнь Святославу спас. И как мать великого князя Киевского решила дружинника по-своему одарить. Приказала она для него терем просторный поставить около двора княжеского. Волк хотел было отказаться, мол, ему привычней со своими жить, да княгиня посмотрела на него строго да молвила:

– Ты сотник княжеский, человек важный в Киеве! Тебя князь сюда прислал, чтобы ты болгар да византийцев приструнил. Да не станут они уважать того, кто при княжьем дворе как вой простой живет.

Волку ничего не оставалось, как согласиться. С княгиней Ольгой не поспоришь.

А Киев до утра возвращение витязей русских праздновал. И когда успокоился, в этот же день к делам обычным преступил. На улочках торговля бойкая закипела да скоморохи забегали.

Радомир же поутру к начальнику своему подошел.

– Отпусти меня в град, Ярослав, надобно мне.

Волк удивленно посмотрел на товарища.

– Мог и не спрашиваться. Ты десятник мой да друг верный. Сам себе знаешь обязанности.

– Хоть и друг, но ты сотник, не положено без спроса у тебя двор княжий покидать.

– Ну, раз спроситься решил, тогда и сказывай, чего в Киеве надобно. Нам князь приказал смирно сидеть да на девок не заглядываться.

– А я не к девкам. Я… – запнулся Радомир, – к Миле пойду.

– Ты ее еще помнишь?! Уже два годка с тех пор прошло, – удивился сотник.

– Я все это время помнил да полотно, ею вышитое, подле груди держал! –сказал гордо Радомир и ткань расшитую из-под рубахи достал.

– А если она тебя забыла? Может же и такое быть, – хотел Волк предупредить друга своего от разочарования, если девка его уже и позабыла вовсе.

– Знаю, вот и хочу быстрее проверить.

– Тогда иди к своей Ладе. До завтрашнего утра не жду!

Расцвел Радомир весь, поблагодарил друга за понимание да выбежал из терема сотника. Ярослав ему вслед посмотрел да подивился. Ишь, помнит девку свою! А сам он давно все позабыл за делами ратными.

***

Радомир подбежал к терему, где Мила жила. Сердце его звонко билось. Вот и забор, подле которого они с ней миловались, вот и окно горницы ее, куда он камушки бросал, вызывая девицу на гуляния. Хорошо ему было от тех воспоминаний! Все это время образ ее держал в сердце молодецком. И носик вздернутый, и косы русые да веснушки на щеках розовых.

Думал уже молодец снова камушек бросить в оконце девичье, чтобы выглянула она на улицу. Но остановился. Чай, он десятником уже стал прославленным, и негоже ему как тать себя вести. Пойдет прямо в ворота ко входу главному, поклонится ее отцу да матушке и попросит в женки Ладу свою, что обещалась ждать молодца.

Так и сделал. Прошел через двор весь челяди на диво да постучал в двери терема.

Отперла служанка, на гостя незваного посмотрев удивленно.

– Чего тебе надобно, дружинник?

– К Миле свататься пришел, жених я ее, Радомир, – гордо ответил молодец.

Служанка как-то испуганно на него глянула.

– Погоди здесь, – и закрыла двери перед самым его носом.

Не по душе пришелся Радомиру такой прием. Но он ждать остался. И через некоторое время дверь снова отворилась. На крыльцо вышел отец Милы, витязь помнил его еще по первым свиданиям.

– Приветствуя тебя, Радомир, – сказал глава семьи и голову слегка наклонил. Дружинник тоже голову склонил в знак уважения.

– И я тебя приветствую, Ефим Тимофеевич, купец славный. Я за своей Милой пришел.

– Знаю-знаю, сказала Машка мне, коя дверь тебе открыла. Да только ты зря пришел. Не выйдет к тебе Мила.

– Почему? – грозно спросил дружинник. – Ты не пускаешь?

– Да я пускаю, только засватана она уже. Вот и не выйдет.

Молодец отшатнулся, побледнев.

– Быть того не может. Как засватана? Она же мне обещалась!

– Да то когда было? Чай, два годика уже прошло. Но ты не серчай, молодец. С девками так всегда бывает.

– И когда засватали ее?

– Да вот уже как четыре месяца. Скоро свадьбу справлять будем.

– Кто жених?

Купец Ефим не хотел на то отвечать, боялся, что Радомир мстить станет.

– Не бойся, не причиню ему вреда. Говори, кто. Просто знать хочу, на кого променяла.

– Сын местного боярина, Емеля Фомин. Но смотри, обещался не мстить.

– Как обещано, так и сделаю. Говоришь, четыре месяца уже? Это значит, что она с ним давно свиделась. Неужто не говорила про меня?

– Говорила, да потом позабыла. Ты лучше иди, молодец, к себе да забудь про девку ветреную. Чужая она теперь невеста.

Радомир голову понурил. Не думал вовсе, что Мила о нем забудет, ведь ждать обещалась. А тем временем по лестнице деревянной чьи-то ноги бойкие побежали вниз на крыльцо.

– Емеля, ты? – крикнула Мила радостно. А как увидела, кто к ним в терем пожаловал, ужаснулась, руками рот прикрыла да вскрикнула.

Радомир на нее посмотрел. Вот она стоит, все такая же хорошенькая, как и была. Косы русые, носик вздернутый, веснушки на щеках. Да не про него уже веснушки эти, так сердцу полюбившиеся.

Повернулся к ней молодец и сказал гневно:

– Не дождалась!

Вытащил из-под рубахи полотно расшитое да бросил наземь. Тут же развернулся и ушел.

Ох как прав был его друг Ярослав, что сучьим племенем всех баб называл. Знал сотник княжеский их породу подлую, да не верил ему Радомир, все надеялся. Все два годика о Миле думал, ни к одной девке не прикоснулся, пока вои другие молодух пленных насильничали. Да лучше бы насильничал со всеми и терема жег. Не дождалась его девка! На сына боярского променяла!

Шел молодец себе да гневно глазами сверкал. Тут услышал, что за ним кто-то бежит ногами бойкими.

– Радомир! Радомир, постой! – кричала ему Мила в спину.

Тот остановился, повернулся к девке подлой.

– Постой, Радомир! – сказала она ему запыхавшись и с мольбой руки подняв. – Выслушай меня, не прогоняй!

Дружинник не понимал, зачем ему девку лживую слушать, все равно за другого пойдет, но уйти не решился. Стоял молча. Мила, поняв, что он слушает, повела свою речь горячую:

– Радомир, я всегда тебя любила, всегда! И ждала тебя все это время. Ох как ждала! Да весть ко мне год назад пришла, что ты с хазарскими девками спутался и возвращаться вовсе не думаешь. Вот я и впала в отчаяние. А тут Емеля рядом оказался, пожалел он мое сердце девичье да приголубил. Лель меня спутал, что посмотрела я на него. Как есть спутал! Я лишь в девках остаться боялась. Все мы того боимся, вот и стала с ним гулять. А он меня замуж позвал. Я и согласилась. Не думала тогда, что ты возвернешься. А я ведь тебя все это время любила и до сих пор люблю, Радомир! По ночам плачу, вспоминая!

Тут Мила к нему бросилась да стала руки молодецкие целовать.

– Ты прости меня, мой голубчик, мой друг и зазноба моя! Ты прости меня, девку глупую!

Она ему руки целовала, а Радомир стоял не шелохнувшись. Не мог простить, но и отпустить не мог. Люба она ему была даже сейчас, после предательства.

Мила же, руки молодца отпустив, поклонилась ему в пояс чинно и сказала, выпрямившись:

– Коли простишь меня и в женки свои возьмешь, век тебе буду хорошей женой, вернее меня никого не найдешь, на том клянусь сырой землей! – и подняла она землицы горстку из-под ног своих да поцеловала, клятву скрепляя. – А коли не простишь, стану женой Емели, и забудем прошлое.

Сказала это твердо да прямо перед дружинником встала, ожидая его приговора. Радомир же посмотрел в очи девичьи, что цвета неба были, и понял, что не сможет без них жить, не сможет другую девку приласкать, о Миле не думая. Подошел к Ладе своей да поцеловал в губы красные.

– Никому тебя не отдам, ни сыну боярскому, ни даже княжескому! –прошептал страстно на ушко девичье. А Мила от речей таких расплакалась, к молодцу прижавшись. Простил!

***

Много гостей пришло на свадьбу десятника княжеского с дочерью купеческой. Столы от яств ломились, медовая рекой лилась. Молодым хвалы да пожелания детишек со всех сторон сыпались. Мила вся счастьем искрилась, любимому в глаза заглядывала да сияла, как солнышко утреннее.

Радомир не мог жене своей молодой нарадоваться. Правильно сделал, что простил! Лучше жены ему вовек не найти. Ведь и верность ему поклялась хранить, сырую землю на том поцеловав. Не обманет уже, побоявшись богов разгневать.

– Целуйтесь, целуйтесь! – кричали вокруг.

Молодые стали целоваться всем на радость. Ох как целовались, крепко да долго!

А почетным гостем на свадьбе был сам Ярослав. Сидел рядом с молодыми, смотрел на их радость. Да сердца его веселье общее не трогало. Не понимал он, как Радомир простить смог. Знал же друг старший, что Мила его с сыном боярским не просто хаживала, а в горнице своей ночками темными принимала. Он бы никогда такого не простил. Но Радомир не Ярослав. Вон как жене улыбается да целует нежно. Не понимал того сотник княжеский, ох как не понимал.

Стал осматривать Ярослав холодными своими глазищами столы праздничные. Вон Мстислав с какой-то девкой сидит, болтает весело. Вон еще девицы сидят, да без молодцев, чай, подружки невесты. А вон и купцы знатные о чем-то спорят. Рассмотрел он всех гостей взглядом равнодушным да замер неожиданно. На другой стороне стола в самом конце сидит себе тихо девица с глазами зелеными, волосами златыми да щечками персиковыми. Не поверил сначала сотник своим глазам, будто видение перед ним предстало, давно забытое! Но нет, не видение. Девица пошевелилась, улыбнулась какому-то старику, что подле нее сидел, да чуть стесняясь, глазки в пол опуская о чем-то говорить стала с купцами прочими. Те смеялись от ее слов да снова о чем-то расспрашивали. И снова смеялись. Ярослав смотрел на девку ту открыто да внимательно, а на лбу морщина скорбная прорезалась.

Таким и увидела его Святослава, дочь купеческая. Повернулась она направо, чтоб купцу пожилому, что подле нее сидел, шутку рассказать, да заметила глаза серые, что пристально на нее с другого конца стола пиршественного смотрят.

Подняла она очи свои изумрудные да застыла вся, побледнев. Ярослав тоже побледнел, взгляд девицы поймав. Так и смотрели друг на друга через весь стол, оба бледные. Долго смотрели, глаз не отрывая. Но никто из гостей того не заметил, все молодоженами любовались.