Мне жаль тебя, или Океан остывших желаний

Лиза отлично помнила, как сутки, а может, уже и двое, трое суток назад она села в поезд «Киев – Москва». С нею в купе ехали два студента, которые всю дорогу, даже ночью, тусовались где-то у своих, и приятная с виду кудрявая светловолосая девушка с неестественно бледным фарфоровым личиком и мягким вкрадчивым голоском, назвавшаяся Милой.

Слово за слово, они разговорились. Странно, эта Мила сама почти ничего о себе не рассказывала, а вот она, Лиза, не будучи по природе своей болтливой, тогда в поезде, кажется, разговорилась. Мила с таким интересом, так внимательно слушала… Теперь Лиза сама удивилась, насколько точно, едва ли ни слово в слово, помнит весь их разговор.

Сначала Мила, выпроводив парней из купе, попыталась расчесать свои обесцвеченные, промокшие и спутавшиеся под дождем кудри. Потом, окинув Лизу оценивающим взглядом, вздохнула:

– Как я завидую тем, у кого прямые волосы!

– Теперь, по-моему, выпрямить волосы нет никаких проблем, – смутившись и откидывая на спину свой естественного темно-каштанового цвета хвостик, пожала плечами Лиза и, чтобы приободрить попутчицу, добавила: – Вам так идут эти кудряшки!

– Я знаю, потому и мучаюсь! – кивнула девушка и представилась: – Меня Мила звать, а тебя?

– Лиза.

– Ну вот и познакомились, – улыбнулась Мила, вешая на плечики и расправляя белую меховую со слипшимися от дождя прядями куртку.

Расчесав волосы, она принялась расчесывать свою курточку.

– Ты, похоже, не москвичка, – сказала Мила.

– А почему ты так думаешь, – заинтересовалась Лиза, тоже переходя на ты.

– А, москвички никогда не смущаются и не краснеют. А ты вон еще смущаться не разучилась.

– А ты что, москвичка? – спросила Лиза.

– Можно считать да, – уверенно заявила Мила. – Мне только замуж осталось выйти, и все, московская прописка у меня в кармане.

– А что, у тебя жених есть?

– Сегодня еще нет, но завтра, думаю, обязательно будет, – игриво заявила Мила.

– Так ты в Москву за женихом едешь? – улыбнулась Лиза.

– Да что-то вроде того… – махнула рукой Мила. – Давай лучше чаю нам принесу.

Лизе осталось лишь согласиться.

К чаю Мила достала из сумки красивую жестяную коробку миндального печенья, и, кивнув Лизе, чтобы та угощалась, первой положила в рот одно из печениц.

– Так есть хочу, просто ужас! Целый день пробегала, даже в «Макдональдс» не было времени заскочить… – вздохнула Мила.

– Может, ты пирожков хочешь? Мама мне в дорогу пирожков напекла… – предложила Лиза.

– А с чем пирожки? – поинтересовалась Мила.

– С мясом, с грибами, с капустой… Разные…

– Ладно, давай твои пирожки, – махнула рукой Мила.

А когда Лиза достала из сумки огромный пакет с пирожками, удивленно покачала головой:

– Ни фига ж себе тебя в дорожку выправили… Ты ведь до самой Москвы их не схомячишь. Продавать, что ли будешь? – проговорила Мила, выбирая себе пирожок поподжаристей.

– Да это не только мне… – замялась Лиза. – Я в Москве должна к одному папиному другу зайти, книгу отдать, ну вот мама ему и передала эти пирожки…

– А друг молодой? Неженатый? – поинтересовалась Мила.

– Кажется, неженатый… А насчет молодой… Ну он, наверное, такой, как мои родители…

– А сколько лет твоим родителям?

– Ну, под пятьдесят уже.

– О, так это не возраст! Это самый расцвет сил! – оживилась Мила, уплетая пирожки. – Ты там смотри, не робей! А то, если ты не захочешь, то я могу к нему присвататься. Он же небось не бедный?

– Вот чего не знаю, того не знаю… – пожала плечами Лиза.

– А живет где?

– В Москве…

– Да ясно, что в Москве, – кивнула Мила. – Я имею в виду – в центре или где на окраине?

– Не знаю, – пожала плечами Лиза. – У меня адрес на бумаге написан, в которую книга запакована.

С этими словами она достала из сумки пакет, из пакета – завернутую в обычную серую оберточную бумагу книгу.

– А ты Москву хорошо знаешь? – спросила Лиза.

– Да уж наверняка лучше тебя, – улыбнулась Мила. Взяв книгу, она прочитала адрес и присвистнула: – Ну, детка, это тебе не хухры-мухры. Это тебе элитный дом в центре Москвы…

– А откуда ты знаешь?

– Да жил у меня там один корешок…

– Кто? – не поняла Лиза.

– Ну, знакомый… – усмехнулась Мила и спросила: – А что за книга?

– Да это длинная история…

– А мы никуда не торопимся. Рассказывай. Я страсть как люблю всякие истории, – улыбнулась Мила, запивая пирожки чаем.

– Ну, в общем, отец учился вместе с этим своим товарищем, Алексеем Градовым, в Киевском общевойсковом училище. А этот Градов был, как отец говорит, страшным книголюбом. Вроде у него в Москве библиотека большая. И однажды они с Градовым гуляли по городу и зашли в букинистический магазин…

– Куда-куда? – переспросила Мила.

– В букинистический магазин…

– А это еще что за магазин такой?

– Там книги старые продают, – пояснила Лиза…

– А, понятно… – кивнула Мила и попросила: – Ты рассказывай, рассказывай…

– И, в общем, этот Градов увидел там недостающий том «Брокгауза и Эфрона»…

– Да… Ну, теперь вообще темный лес начался, – покачала головой Мила.

– Это энциклопедия такая старинная. Еще до революции выпущенная. У Градова, точнее у его дедушки, не хватало одного тома. Именно этого, пятнадцатого, – поспешила уточнить Лиза. – Но том этот стоил очень дорого, и они с отцом поехали к знакомым одолжить деньги. А когда вернулись, книги уже не было. Этот Градов тогда страшно расстроился. И вот отец совсем недавно, представляешь, зашел в тот самый букинистический магазин и увидел этот пятнадцатый том, и у него, представляешь, опять не было денег. Но он догадался отложить книгу на время, и вот купил ее. Вот Градову и будет сюрприз…

– Да может он давно этот пятнадцатый том купил уже… – высказала предположение Мила.

– Ну, я думаю, Градову все равно будет приятно… К тому же, как мама моя говорит, он в нее влюблен был. А поскольку я на маму свою похожа, то для него это будет, наверное, как встреча с молодостью… Но это я так, к слову.

– И что, твои родители только ради этой книги тебя в Москву выправили? – удивилась Мила.

– Да нет, не только ради этой книги… – замялась Лиза. – У меня там еще одно дело есть…

– Поступать куда учиться задумала? Так вроде поздно уже… Осень на дворе.

– Нет, я уже учусь, в Киевском университете, на факультете журналистики.

– Так ты в командировку, что ли? Интервью брать у московских знаменитостей?

– Да нет, – еще больше смутилась Лиза, – я на операцию.

– На операцию? И что, что-нибудь серьезное? – продолжала расспрашивать Мила.

– Не знаю, как и сказать…

– Да не смущайся ты, колись, у меня в Москве врачи знакомые есть, так я договориться могла бы…

– Да там вроде отец уже договорился… – поморщилась Лиза, и, как ей теперь казалось, будто повинуясь чьему-то беззвучному приказу, сняла сапог и продемонстрировала случайной попутчице свою шестипалую ногу.

Та не сразу разобралась в чем дело, а когда поняла, воскликнула:

– Ого, так ты редкая птаха…

– Да уж действительно редкая… Ни на пляж не сходишь, ни в бассейн. И летом, как монашка, только в закрытых туфлях.

– Да, не повезло тебе…

– Мама говорит, что это потому, что она, когда авария в Чернобыле случилась, загорать ходила на речку. Жарко было, весь Киев загорал. А потом, через пару дней все потянулись из города, даже эвакуировать его собирались. Вот и получилось… Как говорится, эхо Чернобыля.

– И что, у тебя обе ноги такие? – спросила Мила.

– Да, обе, – вздохнула Лиза.

– Но ты так не расстраивайся. Может, это знак какой… Знак твоей избранности.

– Избранности… Меня знаешь, как в школе дразнили? Кунсткамера ходячая…

– Да ладно. Теперь-то тебе что… Некоторые в наше время со своего уродства знаешь, какие деньги зашибают?.. Вон ведущий «Ты не поверишь!» карлик совсем, а на телевидение пробился, передачу ведет, со знаменитостями встречается!

– Ты хочешь сказать, что я благодаря своим шести пальцам в Москве на телевидение могу пробиться? – вздохнув, улыбнулась Лиза.

– Телевидение не телевидение, но деньги из этого точно иметь могла бы… – сказала Мила и задумалась.

– Мне отец рассказывал, что в Африке вроде племя такое есть, где все шестипалые. А кто с пятью пальцами рождается, они того в соседнее племя отправляют. А раньше вообще убивали…

– Вот видишь, это как посмотреть…

Но тут вернулись соседи по купе, и Лиза поспешила натянуть сапоги.

Их попутчики, студенты мединститута Костя и Гарик, тоже принесли себе чаю. Лиза и их угостила мамиными пирожками. Потом Гарик достал гитару. И они вместе спели несколько песен: «Кузнечика», «Милая моя, солнышко лесное…».

И конечно:

«Постой, паровоз, не стучите, колеса,Кондуктор, нажми на тормоза!Я к маменьке родной с последним приветомСпешу показаться на глаза.Не жди меня, мама, хорошего сына,Твой сын не такой, как был вчера.Меня засосала опасная трясина,И жизнь моя – вечная игра».

А потом пели только Мила и ребята. Лиза таких песен не слышала. Больше всего ей запомнилась вот эта. Они ее несколько раз повторяли.

«Поезд мчался на восток.Искры гасли на ветру.А в вагоне кто-то пел:“Я чешу, чешу ногу,Я чешу, чешу ногу,Я чешу, чешу ногу”».

Потом ребята опять вышли. А за ними, теперь Лиза это вспомнила, выходила отнести стаканы из-под чая и Мила.

Когда она вернулась, Лиза уже была под одеялом. Но Мила предложила на ночь выпить сока.

– Из Африки знакомые привезли. Даже не знаю, что за сок. Но говорят страшно полезный, – проговорила она и добавила: – Его, говорят, африканки пьют для повышения, так сказать, своей секс-привлекательности… чтобы мужиков легче соблазнять было…

– Да я не собираюсь никого соблазнять, – смутилась Лиза.

– Ты же в Москву едешь! Мало ли кого там встретить можно! А вдруг тебе олигарх случайно встретится. Они, знаешь, эти олигархи, во время кризиса, случается, даже в метро спускаются.

– Да не надо мне никакого олигарха, – покачала головой Лиза. – Я просто так, ради интереса этот сок попробую…

Единственное, чего Лиза не могла сейчас точно вспомнить, принесла Мила сок с собою или достала из сумки. Она очень устала, ей хотелось спать. И она чисто машинально взяла протянутый Милой пластиковый стаканчик.

Сок был приторно сладким, со странным терпким и пряным ароматом. Дальше Лиза ничего не помнила. А вот этот странный терпкий пряный привкус во рту чувствовался до сих пор. Подташнивало и страшно хотелось пить.

– Пить… Принесите кто-нибудь пить…

Услышав тихий женский голос, Лиза поняла, что в этом чулане-тюрьме она не одна. Лиза попыталась приподняться, но почувствовала, что к горлу снова подкатила тошнота. Тогда девушка, выбравшись из кучи тряпья, на четвереньках поползла в дальний угол, откуда доносились стоны. Вонь там стояла еще более резкая. Лиза, чтобы не стошнило, даже заткнула нос. Наконец в густом полумраке среди кучи тряпья ей удалось рассмотреть закутанную в пальто человеческую фигуру.

– Пить… – едва слышно простонала женщина и протянула руку, будто надеялась нащупать стакан или бутылку с водой.

– Сейчас, сейчас что-нибудь найдем… – пробормотала Лиза осматриваясь и чувствуя некоторое облегчение оттого, что она здесь не одна.

И тут в самом дальнем и темном углу кто-то пошевелился, и Лиза, обернувшись, увидела еще одну молодую женщину или девушку в светло-серой куртке с натянутым на голову капюшоном, из-под которого выбивались светлые кудрявые пряди. На какое-то мгновение Лизе даже показалось, что это ее случайная попутчица по купе Мила, но она тут же поняла, что ошиблась. Между тем девушка в куртке вытащила из-под одеяла, которым накрывалась, бутылку с водой и, открутив крышку, принялась жадно пить.

Лиза подползла к ней и спросила:

– Простите, а где вы взяли воду?

Девушка вздрогнула и, оторвавшись от бутылки, удивленно посмотрела на Лизу.

– А ты кто? – спросила она.

– Лиза.

– Ой, какое славное имя… – восхитилась девушка.

– Здесь еще одна женщина есть. Ей совсем плохо. Она пить просит, – сообщила Лиза, чувствуя, что у нее самой во рту все пересохло.

– А, пить… – задумчиво протянула девушка в куртке и, стянув капюшон, кивнула куда-то в сторону: – Да там целый ящик минералки стоит. Только вот куда потом в туалет ходить, не придумаю.

Лиза поползла туда, куда показала девушка. Там действительно стоял целый ящик с пластиковыми бутылками, на которых, правда, не было никаких наклеек. Лиза взяла две бутылки и направилась к женщине, которая просила пить.

– Эй, ты, как тебя там, Лиза, ты там осторожно с этой, она, похоже, больная. Под себя ходит. Может, у нее дизентерия или, еще хуже, холера…

Но Лиза уже, отвинтив пробку, подала бутылку закутанной в пальто женщине. Та дрожащей рукой взяла бутылку и, приподнявшись, жадно припала к горлышку. При этом ее, похоже, продолжало лихорадить. Темноглазая, темноволосая женщина была коротко стриженой и, наверное, из-за страдания, которое искажало ей лицо при каждом глотке, выглядела старше своих лет.

Лиза тоже открутила пробку и отпила из бутылки.

– Эй, ты что там – уснула?! – снова подала голос светловолосая. – Ползи сюда, а то и правда заразишься. А здесь даже спирта для дезинфекции нет.

Но Лиза не могла оторвать глаз от руки больной женщины, держащей бутылку. Теперь она понимала, что ей не показалось. У больной, мучимой жаждой и лихорадкой женщины на руке было шесть пальцев.

Между тем, женщина, не выпуская из рук бутылку, откинулась назад и обмякла. Вода из бутылки пролилась на пол. Но Лиза уже опасалась прикасаться к ней.

– Надо позвать кого-то. Ей совсем плохо… – сказала Лиза, медленно отползая подальше.

– Ну, попробуй, позови, может, тебе повезет! – хмыкнула девушка и крикнула: – Эй, кто-нибудь там, слышите?!

– Здесь женщине совсем плохо! – вторила ей Лиза.

Никто не отозвался.

– Да, подруга, как говорят, спасение утопающих – дело рук самих утопающих! – заявила светловолосая и добавила: – Хотя, если бы мы были утопающими, у нас было бы больше шансов спастись.

– А где мы? – спросила Лиза.

– Где-где… В заднице мы. Не слышишь, что ли, как воняет? В самой настоящей заднице, – ответила девушка и сплюнула.

– Как мне кажется, мы на каком-то корабле. Плывем куда-то… – высказала предположение Лиза.

– Плывем… Нас плывут! А не мы плывем… И знать бы куда и зачем…

– Но ты хоть помнишь, как сюда попала? – с надеждой спросила Лиза.

– Да ни фига я не помню! Очнулась, башка трещит, а сверху вас на меня, как мешки, сбрасывают. Сбросили и еще приказали, чтобы вас по углам растащила. А потом ящик с водой спустили. Дверцу захлопнули, и после этого там, наверху, словно вымерли…

– А до того что было, ты помнишь? – не теряла надежды Лиза.

– До того… До того… – задумалась девушка. – До того весело было. Нас с Мальвиной на корпоратив заказали…

– А Мальвина это та, что больная? – уточнила Лиза.

– Не, эту я первый раз вижу, – покачала головой девушка. – Мальвина там осталась. «Там, на том берегу…» – вдруг запела она.

– Так, а что дальше было? – вернула ее к рассказу Лиза.

– Ну, в общем, пришел Джек и говорит: «Тебя, Мальвина, и тебя, Мадлен, на корпоратив заказали… Бабки, мол, светят хорошие, так что ноги в руки и вперед…»

– Так тебя Мадлен зовут? – уточнила Лиза.

– Нет, Мадлен – это мой, так сказать, рабочий псевдоним. Но ты можешь называть меня Мадлен, я не обижусь…

– А дальше что? Поехали вы с Мальвиной на корпоратив…

– Ну да, на корпоратив. Банный, так сказать. Фирма какая-то баню на вечер сняла. Бабы ихние упились и спать повалились, вот они нас с Мальвиной и вызвали.

– А дальше что было? Ты помнишь, как сюда, на этот корабль попала?

– Да ни фига я не помню. Мальвина у какого-то хмыря на коленях сидела. А я стриптиз на столе исполняла. Ну, а у меня фишка одна есть… В общем, у меня на грудях не по одному, по два соска…

– По два соска? – удивилась Лиза.

– Ну да. По два. Эти хмыри, как увидели, так и запали все разом. Давай пальцы выкидывать, кто со мной первый уединяться будет. А тут какой-то лысый такой, жирный, меня ухватил и в какую-то каморку затянул. Оказалось, это банщик. У него там тоже стол был накрыт и все такое. Он меня сначала вином каким-то угощал. А потом… Не помню. Потом я вот здесь оказалась…

– А что за вино было? – попыталась уточнить Лиза.

– Да хрен его знает, что за вино…

– Странно. И что ты обо всем этом думаешь?

– Да что тут думать. Линять нам отсюда надо. А как слиняешь, когда мы в море-океане… Да еще с этой больной.

– И что делать?

– Что делать, что делать… Ждать, пока к берегу пристанем. Если бы нас убить хотели, то прямо там и порешили бы, а так вот везут куда-то. И воду дали. Значит, мы живыми им нужны…

– Да, похоже на то… – задумчиво пробормотала Лиза.

– А ты как сюда попала? – спросила беловолосая Мадлен.

– Да я вот пока здесь лежала, вспоминала… Я в Москву ехала. В поезде «Киев – Москва», в купе. Последнее, что помню, сок пила. Странный какой-то, с привкусом. И теперь этот привкус у меня во рту стоит…

– А кто с тобой в купе ехал? Помнишь? – поинтересовалась Мадлен.

– Два парня, студенты, но они в основном у своих тусовались, и девушка, очень на тебя похожая…

– На меня? – удивилась Мадлен.

– Да, на тебя, – кивнула Лиза. – Голубые глаза, кудрявые светлые волосы…

– Ладно, главное, это была не я. Ну, а дальше?

– Эта девушка дала мне соку. А дальше ничего не помню. Пришла в себя вот здесь.

– Ясно… Ясно, что ничего не ясно… – вздохнула Мадлен и вдруг спросила: – А ты не помнишь, о чем ты с этими студентами и с на меня похожей девушкой говорила?

– Со студентами мы вообще, считай, не общались. А с девушкой, она Милой назвалась, обо всем…

– А поконкретнее можно?

– Ну, сказала, что книгу везу папиному другу, «Брокгауза и Эфрона». Про то, что мне в Москве операцию делать будут…

– Операцию? – оживилась Мадлен. – Какую операцию?

– Пластическую… – замялась Лиза.

– Да у тебя же вроде, как говорится, и кожа, и рожа в порядке… – окинув Лизу внимательным взглядом, засомневалась Мадлен.

– Да у меня на ногах…

– Что на ногах? Волосы растут?

– Нет, пальцы…

– Так у всех пальцы на ногах…

– У меня шесть пальцев…

– Шесть? – удивилась Мадлен и пожала плечами: – Ну и что? У меня по два соска, у тебя по шесть пальцев… Что, они тебе мешают?

– Да нет… Просто неприятно, когда все оглядываются, указывают на тебя пальцем… Ни на пляже не разденешься, ни в бассейне…

– Стоп, ты про эту операцию, ну, про то, что у тебя шесть пальцев, этой своей попутчице, которая на меня была похожа, рассказала?

– Ну да…

– И как она это восприняла?

– Обычно, – пожала плечами Лиза, но призадумалась, как будто что-то вспоминая. – Хотя нет, она…

– Знаешь, подруга, что я думаю… – перебила ее Мадлен. – У меня по два соска, у тебя по шесть пальцев… Мы не случайно на этом корабле оказались. Нас точно в какой-то заморский бордель везут…

– В бордель?! – испуганно прошептала Лиза.

– Ну да, в бордель, – еще более уверенно сказала Мадлен. – А чего ты удивляешься? Я про такое читала. Есть такие бордели, где работают всякие уродки или, как мы с тобой, девушки с отклонениями. Некоторых мужиков это заводит…

– Но я ведь не проститутка… – пробормотала Лиза.

– Ну, девушка по вызову, какая разница… – хмыкнула Мадлен.

– Нет, ты меня не так поняла. Я учусь…

– И чему, и где ты учишься? – продолжала ерничать Мадлен.

– Я в Киевском университете учусь, на факультете журналистики…

– Журналистики?! Ты че, серьезно?! – не поверила Мадлен.

– Да, серьезно… я вообще еще с парнями близко не общалась… – смутившись, сказала Лиза.

– Ну, это только поднимет твою цену… – хмыкнула Мадлен.

– Подожди, ты точно уверена, что нас в бордель везут?

– А куда ж еще… На какие-нибудь Сейшелы…

– Почему именно Сейшелы?

– Не знаю, нравится мне это слово и все. Интригует, – заявила Мадлен.

– И что теперь делать? – растерянно спросила Лиза.

– Прорубить в днище дыру и геройски потонуть… – опять хмыкнула Мадлен и задумчиво добавила: – Я только одного не пойму, зачем им еще эта больная старуха? У нее ж вроде все в порядке… Или, может, у них там любители старых больных женщин есть…

– Подожди. Ты говоришь, что у этой женщины все в порядке… – остановила ее Лиза. – Но у нее на руках по шесть пальцев…

– На руках? – переспросила Мадлен. – Шесть пальцев? А ты в этом уверена?

– Абсолютно… Можешь сама, если хочешь, убедиться…

– Не, я к больной не пойду, – покачала головой Мадлен, – поверю тебе на слово.

– Так что, получается, нас всех везут в бордель?.. – вновь спросила Лиза.

– В бордель или в гарем к какому-нибудь арабскому шейху или негритянскому царю. У них там денег куры не клюют, вот они с жиру и бесятся…

– Да, перспективы далеко не радужные…

– И поверь мне, бордель – это еще не самое страшное, что нас может ожидать…

– Для меня, – вздохнула Лиза, – страшнее борделя быть ничего не может…

– Ну почему? – скривилась Мадлен. – А что, если нас в кунсткамеру везут или в анатомичку… Это что, лучше? В борделе ты хоть шевелиться будешь, живая, и мужиков шевелиться заставишь. А в кунсткамере выставят на всеобщее обозрение и все, или вообще прирежут и заспиртуют…

– По мне так лучше пусть прирежут, чем в борделе с потными, вонючими мужиками… – покачала головой Лиза.

– Ну, во-первых, не все мужики потные и вонючие… Некоторые на встречу с женщиной дезодорантятся больше, чем на работу. Ну, а во-вторых, – и Мадлен подмигнула, – ты же еще не пробовала. Может, тебе понравится…

И тут опять застонала женщина:

– Пить… Пить…

Лиза тут же встала и направилась к ней.

А Мадлен скривилась:

– Смотри, мать, будешь к этой шастать, я от тебя отгорожусь. Вообще общаться с тобою не буду…

– Как знаешь, – пожала плечами Лиза. – Я не могу человека вот так бросить… А если бы на ее месте ты оказалась или твоя сестра, мать…

– Нет у меня ни сестры, ни матери, – резко сказала Мадлен и отвернулась.

А Лиза взяла еще одну бутылку воды и, открутив пробку, направилась к женщине.

И тут сверху раздались переборы гитары и надтреснутые, похоже, пьяные мужские голоса затянули:

«Поезд мчался на восток.Искры гасли на ветру.А в вагоне кто-то пел:“Я чешу, чешу ногу,Я чешу, чешу ногу,Я чешу, чешу ногу”».

Мадлен тут же закричала:

– Эй, вы там, наверху! Отзовитесь! Тут человек умирает!

Но наверху, наверное, не услышали. Песня, которую Лиза слышала в поезде в исполнении своих попутчиков-студентов и Милы, продолжалась:

«Вот устроился я спать,Но уснуть я не могу.В голове моей опять:“Я чешу, чешу ногу,Я чешу, чешу ногу,Я чешу, чешу ногу”».

Мадлен, осознав, что ее не слышат или игнорируют, подошла к ящику с минералкой и, схватив бутылку, швырнула ее вверх. Правда, неудачно. Бутылка не долетела до лаза, упала на пол и, наколовшись на торчавший в доске гвоздь, лопнула.

Пение наверху продолжалось:

«Сладко спали мы в купе,Паровоз кричал: “Угу!”А вагоны все поют:“Я чешу, чешу ногу,Я чешу, чешу ногу,Я чешу, чешу ногу”.Вот проснулся утром я,Но поесть я не могу.В ресторане все поют:“Я чешу, чешу ногу,Я чешу, чешу ногу,Я чешу, чешу ногу”.Вот приехал я домой,Но работать не могу.Целый город мне поет:“Я чешу, чешу ногу,Я чешу, чешу ногу,Я чешу, чешу ногу”.Я так больше не могу!»

– И я так больше не могу! – крикнула Мадлен и, прицелившись, запустила еще одну бутылку.

В этот раз бутылка попала в крышку лаза и стукнулась так, что крышка даже чуть подскочила.

Пение утихло, послышался отборный мат, потом лаз открылся и в просвете показалось красное не то от солнца, не то от выпивки мужское лицо:

– Вы че там, ошалели?! – крикнул мужчина.

– Ты, краснорожий! Заткнись! Я ща круче тебя матом загну! – крикнула Мадлен. – Ты спуститься можешь? Разговор есть.

– Некогда нам с вами разговаривать. Говорите, что вам надо, – сказал краснорожий, разглядывая трюм.

– Эй, Витек, ты рожу свою туда не суй. А то еще покалечат! – послышался другой, хрипловатый и надтреснутый мужской голос.

– Так они, Гриня, эти бабы, весь корабль разнесут! – ответил краснорожий Витек.

– Михалыч сказал нам туда без него не сунуться. Надо Михалыча позвать, пусть он с ними сам разбирается, – заявил Гриня.